Глава третья. Великое географическое открытие Семена Дежнева и его спутников
Многочисленные попытки иностранцев в XVI— XVII вв. узнать, что находится на северо-востоке Азии, не дали результатов. Лишь укрепление России, рост и успехи ее самостоятельной культуры обеспечили решение проблемы.
В XVI—XVII вв. происходит процесс быстрого освоения Россией новой огромной территории на востоке, причем, как уже отмечалось в исторической литературе, сибирские казаки и промышленники прошли через всю Сибирь от Урала до Тихого океана в 60 лет, в то время как европейцам, для того чтобы освоить территорию Северной Америки от Атлантического до Тихого океана, понадобилось около 350 лет.
Расширение сведений о востоке Азии было связано с ходом колонизации Сибири.
Инициатива колонизации Восточной Сибири и прилегающих островов принадлежала не только центральной власти, но и сибирским промышленникам и служилым людям. Основной же поток переселенцев в Сибирь состоял из крестьян, уходивших от гнета помещиков-крепостников и крепостнического государства.
Имея поддержку пермских купцов-промышленников Строгановых, донской казак Ермак Тимофеев, перейдя через Уральский хребет, завоевал в 1582 г. татарский город Сибирь и покорил обширнейшую область на востоке, носившую то же название.
Продвижение России на восток было подготовлено огромным расширением границ России за предыдущие 30 лет.
В 1552 г. была взята Казань, в 1554—1557 гг. — Астрахань. Россия при Иване Грозном получила доступ к Каспийскому морю, а вместе с тем и возможность сношений с Индией и Китаем.
Несомненно, что это обстоятельство ускорило продвижение в Сибирь. Закрепившись на юге и на востоке, Иван Грозный направил главные свои усилия на приобретение выходов к балтийскому побережью, ведя с 1558 г. войну в Ливонии. Однако эта война непосредственно не привела к возвращению издревле принадлежащих России земель в Прибалтике. И только при Петре I русское государство получило выход на Балтийское море.
Победы на западе обеспечили возможность прочного освоения восточных земель и продвижения на восток. Однако начало этого движения относится еще к XVI и XVII вв.
300 лет назад не было известно, что находится на крайнем северо-востоке Азии. В 1648 г. Дежнев, Попов и их спутники, всего 90 человек, на 7-ми кочах*
вышли в поход с Колымы и обогнули Азиатский материк с северо-востока, пройдя из «Ледоватого» океана в Тихий; они прошли знаменитый Анианский пролив. Об этом проливе были получены конкретные сведения, была доказана разделенность проливом Азиатского и Американского материков.
*(Кочи — это большие плоскодонные палубные суда от 40 до 90 футов в длину, которые ходили на веслах под парусом, но только при попутном ветре.
Шитики имели около 35 футов в длину и в ширину до 14 футов. К днищу, выдолбленному из одного дерева, боковые доски пришивались ивовыми прутьями, отсюда и название шитики. Снасти и канаты обычно делались из ремней, вырезанных из оленьей кожи. Из этого же материала иногда делались и паруса. Такие паруса назывались ровдужными. К якорям, сделанным из дерева, привязывали камни.)
Дежнев сделал географическое открытие огромной важности. Это открытие имело не только научное, но и практичеокое значение.
Как раз сейчас, после трехсотлетнего юбилея похода Дежнева, мы можем подвести итоги научной разработки вопроса об этой экспедиции, использовав и новые материалы.
Если говорить об исследовательской работе по этому вопросу в дореволюционный период, то наиболее крупным событием в изучении этого вопроса явилось опубликование работы Ф. Г. Миллера, который в 1736 г. нашел отписки и челобитные Дежнева в Якутском архиве и сообщил ученому миру и широким кругам общественности об этом походе. Правда, Миллер дал очень примитивный анализ найденного им материала. Полностью значение этого похода им не было оценено, но, во всяком случае, его работа представляет до сих пор интерес. Историк Сибири Словцов в 1838 г. пришел к выводу о том, что Дежнев не совершил морского похода кругом Азии. Это ненаучное, неправильное заключение Словцова было через много лет подхвачено американским историком Франком А. Голдером, который в своих работах, изданных в 1-ой четверти XX в., стал отвергать факт похода Дежнева морем вокруг северо-восточной оконечности Азиатского материка.
В 90-х годах прошлого столетия впервые появились публикации документов о Дежневе Н. Н. Оглоблина. Сейчас от использования этих публикаций лучше воздержаться, настолько много в них искажений. Однако статьи Н. Н. Оглоблина — фактографические, лишенные обобщений, представляют известную ценность по своему материалу. По существу изучение проблемы начато советской исторической наукой.
Л. С. Берг сделал большой и ценный вклад в изучение вопроса. После работы Л. С. Берга уже нет нужды доказывать, что Дежнев совершил поход через Анианский пролив, теперь носящий название Берингова. Произведя скрупулезное изучение вопроса на основании точных данных, Л. С. Берг, проанализировав все имеющиеся сведения, убедительно доказал, что Дежнев совершил поход вокруг северо-востока Азии.
После исследования Л. С. Берга эта проблема в науке снята.
Однако остались споры относительно того, знали ли современники Дежнева о том, что он прошел Берингов пролив, и знали ли об этом в последующие десятилетия. Есть много данных, которые говорят, что об этом знали. Так, в 1652 г. в Москве разнесся слух о том, что Московское правительство посылает 2 тысячи стрельцов в Америку. Конечно, такой слух о посылке 2 тысяч стрельцов из Москвы в Америку мог быть только на основе известия о походе Дежнева. Эти сведения несомненно отразились и на общей идее карты Сибири, составленной "тщанием" тобольского воеводы, стольника П. С. Годунова, родственника царя Бориса Годунова. На карте Петра Годунова морской путь вокруг севера Азии показан свободным. Есть много других данных, которые говорят, что об этом походе знали.
В частности, работая в архивах, мы нашли дополнительные известия о том, что население северо-восточной части Азии помнило о походе Дежнева. Аналогичные материалы недавно опубликовал С. И. Баскин.
Но отмечая, что о походе Дежнева многие знали, все же, придерживаясь строгой исторической объективности, приходится признать, что в конце XVII и особенно в начале XVIII в. об этом походе стали забывать. Новые попытки пройти вокруг Азии оказались неудачными. Картография это отразила. Показательное, решающее значение имеют карты С. У. Ремезова, крупнейшего картографа XVII — начала XVIII вв.
Это никоим образом не колеблет нашего вывода об огромном историческом значении открытия Дежнева и о большом его влиянии на ход исторического процесса.
Вернемся теперь к работам советских историков о Дежневе. Большой вклад в науку внесли работы С. В. Бахрушина о сибирской торговле и служилых людях XVII в. Исследователь не может пройти мимо полезной книги В. А. Самойлова «Семен Дежнев и его время», вышедшей в советское время, в 1937 г. Однако новые материалы в ней не привлечены. Такой же характер носит и книга С. Н. Маркова, изданная в 1947 г., «Подвиг Семена Дежнева».
В новом издании «Люди русской науки», под редакцией академика С. И. Вавилова, есть статья проф. М. Г. Кадека о Дежневе. Эта интересная статья отражает все же уже пройденный в науке этап. О Дежневе писали и делали доклады Л. С. Берг, Б. П. Орлов, В. Ю. Визе, Д. М. Лебедев, А. И. Андреев, Н.Н. Зубов, С. И. Баскин и другие авторы в порядке отдельных экскурсов. В порядке же специального исследования данной проблемы в Ленинграде, в Арктическом институте, занимался кандидат исторических наук М. И. Белов, который опубликовал в 1948 г. книгу: «Семен Дежнев». Ее автор работал в архивах Москвы и Ленинграда, нашел интересные документы, проанализировал и опубликовал их. В его книге поставлен, хотя и описательно, тот же вопрос, который уже ставился в теоретическом плане в работах о русских экспедициях на Тихом океане, вышедших раньше, а именно в нашей монографии: «Из истории русских экспедиций на Тихом океане» и в нашей рецензии на книгу С. Н. Маркова «Подвиг Семена Дежнева» (Морской сборник № 12 за 1948 г.). Это — мысль о том, что поход Дежнева не случайная удача смелого сибирского казака, не его индивидуальное предприятие, а частица мощного колонизационного движения, частица северного колонизационного потока, который с огромной силой пробивался на восток по северному краю Азиатского материка.
В работе М. А. Белова привлечены новые документы, которые помогают уточнить некоторые моменты биографии Дежнева. Но самое ценное в книге — это некоторые неопубликованные новые документы о подготовке походов Дежнева как первого, так и второго.
Нельзя, однако, ограничиться одними похвалами по адресу М. А. Белова. Приходится предъявить серьезный упрек автору этой работы в связи с его идеализацией методов колониальной политики (см. стр. 7, 52 и др.). Историю географических открытий, как и историю любых культурных достижений, мы не можем рассматривать вне их классового содержания. Конечно было бы неправильным объявить заслуги русских путешественников и географов несуществующими лишь на том основании, что они были людьми своего времени и принимали участие в колонизационном процессе. Но, с другой стороны, было бы совершенно неправильным забыть об этом и начать расхваливать Дежнева за то, что он успешно (см. стр. 77) собирал ясак с тунгусов и чукчей, или Атласова и Шелехова за то, что они облагали данью ительменов и колюжей. Надо четко сказать, что дает право Дежневу, Атласову, Козыревскому и Шелехову на благодарную память, в чем их заслуги.
Своими походами они способствовали расширению знаний человечества. Они не только достигли новых, неизведанных ранее мест на суше и на морях, они составили их описания и нанесли их на карты. В отписках, челобитных и «репортах» русских землепроходцев и мореплавателей часто содержится и ценный этнографический материал.
Мы признаем известное прогрессивное содержание процесса колонизации как части процесса капиталистического развития, имевшего свои исторические предпосылки. Мы не забываем при этом, что прогресс в обществе с антагонистическими классами идет через усиление угнетения народных масс и через усиление классовой борьбы. Мы помним, как резко Маркс обличал первоначальное накопление.
Перейдем к рассмотрению нашей темы. Прежде всего поставим вопрос о том — проходил ли кто-либо путем Дежнева до него, или Дежнев был первым?
Имеются сведения о том, что до Дежнева этот путь был уже пройден русскими. Приведем эти сведения. Первое: в первом русском литературном журнале, в издававшихся Академией наук Ежемесячных сочинениях и переводах, т. III, за 1769 г. (На эту статью некритически сослался американский историк Г. X. Банкрофт в своей работе «История Аляски», вышедшей в 1886 г. — это 33 том его сочинений) опубликована анонимная статья, где говорится о том, что честь открытия островов и нового архипелага на Тихом океане принадлежит царю Ивану Васильевичу II (на самом деле вторым был Иван Иванович, а Иван Васильевич был IV.— А. Е.), что, завоевав Сибирь, он пожелал узнать о границах на севере и востоке, а также обо всех племенах, населяющих эти края. С этой целью была послана экспедиция, которая вернулась в царствование его сына Федора Ивановича. В документах старых сибирских архивов имеются данные, которые указывают, что эта экспедиция сделала важное открытие в Арктике. Она прошла морем к Чукотскому мысу и достигла берегов Камчатки. Затем наступило смутное время. В течение правления узурпатора Бориса Годунова, а затем при Самозванце, сделалось невозможным продолжать экспедицию. О многих открытиях забыли (В сентябре 1949 г. газеты сообщили, что С. Н. Марков нашел в Костроме рукопись сибирского землемера Ивана Ефимовича Кожевина. В этой рукописи, озаглавленной «Практическое географическое описание о Жиганском уезде», приведено под 1795 — 1799 гг. записанное Ефимом Кожевиным сказание о великих кочах, сплывавших по Лене в море еще до 1632 г. По сообщению С. Н. Маркова один из трех ночей, вышедших в Ледовитый океан, прошел проливом, отделяющим Азию от Америки, и, обойдя Камчатку, дошел до Гижигинской губы. Третий же коч был отведен морем к Америке. К сожалению, С. Н. Марковым не процитировано полностью соответствующее место документа, так что трудно судить, где кончается текст документа и где начинаются комментарии автора заметки о нем. (см. «Литературную газету» от 10. IX. 49 г., стр. 1).).
Наконец имеются еще сведения весьма общего характера о том, что Иван Грозный был заинтересован в открытии северного морского пути в Китай, но это указание ни в коей мере не может служить для опровержения приоритета открытия Дежнева.
Общий вывод статьи: в сибирских архивах есть данные, что Берингов пролив был пройден русской экспедицией до Дежнева. Но документов, подтверждающих эти данные, мы не имеем, — мы их зарегистрировали, но принимать их за бесспорные не можем.
Имеется еще другое сведение по данному вопросу. В России в 1852 г. по оригиналу, а в США в 1934 г. по копии было опубликовано письмо настоятелю Валаамского монастыря от миссионера этого монастыря Германа, который прибыл на Аляску в 1794 г. Прибыв туда, Герман получил известие, что на Аляске живут русские, в районе Кенайского залива, у местечка Кассилова. Эти русские якобы при царе Иоанне Грозном бежали от его гнева в 1571 г. из Новгородской земли и поселились на Аляске. (Об этом будет сказано дальше.) Но никаких достаточных оснований признать это известие за бесспорное свидетельство о том, что путь через Берингов пролив был пройден до Дежнева, мы не можем.
В юбилейный период найдены различные документы о семье Дежнева.
Семен Дежнев был женат на ясырной (пленной) «женке», звали ее Абакай. У него был сын, казак, который впоследствии принимал участие в походе Атласова.
Известно, что сам Дежнев, будучи в Москве после похода, в виде особой милости просил царя дать разрешение отпустить с ним в поход его племянника с женой. В челобитной Семена Дежнева говорится, что племянник его — Ивашко Иванов живет на Устюге Великом «...ни в тегле, ни в посаде — скитаетца меж двор и с женою своею Татьянкою Григорьевою дочерью...». Следовательно, племянник Дежнева не был крепостным, а был вольным человеком. Если только Дежнев происходит из тех же мест, где жил его племянник и где сейчас живут его сородичи Дежневы (в 50 км от В. Устюга), то Дежнев не посадский человек, а крестьянин — лично свободный, «от скудости своей» переселившийся на новые земли, в Сибирь.
Относительно имущественного положения Дежнева в дальнейшем нет полного единодушия. М. И. Белов считает, что Дежнев — это бедняк, а Н. Н. Зубов считает его богачом. Когда в Москве надо было выдать Дежневу жалованье за 19 лет, то пришлось получить царское разрешение. Казаку причиталось 128 рублей, один алтын, четыре деньги. Получил Дежнев в Москве за 19 лет службы 38 рублей, 22 алтына, 3 деньги, «да сукнами две половинки темновишневых, да половинка светлозелена». (ЦГАДА, фонд Сибирский приказ, столбец № 768, лл. 10/346—24/360.)
Можно ли притти к заключению, что сумма, выплаченная Дежневу, была столь велика, что царская казна испытывала затруднения при выплате ее, а Дежнев, получив ее, стал богачом? На самом же деле это не так. Выплата рядовому казаку Дежневу жалованья за 19 лет была для казны Русского государства малоощутимой операцией. Затруднение возникло вследствие того, что платить надо было за 19 лет назад, а это был редкий случай. Поэтому понадобилось царское разрешение.
В ЦГАДА, в фонде «Якутская приказная изба» имеется такой документ от 4 августа 1641 г. — заемная кабала служилых людей: Семена Иванова Дежнева, Михаила Васильева Стадухина, Вторко Гаврилова и др. на имя торгового человека Ленского (Якутского) острога Никиты Агапитова на 15 рублей, сроком на 9 лет (ЦГАДА, фонд Якутская приказная изба, опись 90, д. 114, л. 351.). Эта коллективная заемная операция Дежнева и его товарищей не свидетельствует о богатстве Дежнева.
Второй документ, найденный нами в архиве, относится к 1653 г. Это — завещание — «изустная память» спутника Дежнева, Мишки Захарова, умершего в Анадырском зимовье и роспись его «животов», т. е. имущества, В этой «памяти» говорится о кабале на Семена Дежнева и его двух товарищей в сумме двух сороков соболей на всех троих (ЦГАДА, фонд Сибирский приказ, № 5834, лл. 67—72.). Эта «память» тоже не говорит о том, что Дежнев был богатый человек. Наконец, такой факт — в 1661 г. в докладе окольничьего Р. М. Стрешнева на имя Алексея Михайловича указывается, что Дежнев с товарищами напромышляли моржовой кости (рыбьего зуба) 230 пудов, по цене 60 рублей за пуд, на 13 800 рублей, на колоссальную по тогдашнему времени сумму (ЦГАДА, фонд Сибирский приказ, ст. № 768, л. 22/358.). Но приведенные документы подтверждают, что сам Дежнев по своему происхождению и по материальному положению никак не принадлежал к людям богатым. Все же необходима одна оговорка. В отписке воеводы Якутского острога стольника Ивана Голенищева-Кутузова от 3 января 1664 г. упоминается, что за сданную Дежневым рыбью кость (моржовые клыки) ему выдано, по общему положению, процентное отчисление со сданной «рыбьей кости» — соболями 500 рублей (ЦГАДА, фонд Сибирский приказ, ст. № 762, л. 4.). Эта сумма является огромной, если учесть, что в XVII в. на Енисее и Лене можно было купить небольшое речное судно за 5 рублей. Факт обогащения Дежнева относится к последнему периоду его жизни (он умер в Москве, в 1673 г.) (Как сказано в справке Якутского воеводы, Семен Дежнев служил «на розных собачьих реках» 21 год. Что может значить это выражение «собачьи реки»? Во-первых известно, что Индигирка называлась Собачьей рекой. Однако предположение о том, что здесь имеется указание о службе Дежнева только на Индигирских реках, т. е. на Индигирке и ее притоках, исключается, как не соответствующее действительности, следовательно, речь идет о сибирских собачьих реках вообще. Этот термин имеет свое объяснение. В Сибири реки на северо-востоке разделяются на собачьи и оленные. На реках, богатых рыбой, легко можно заготовить юколу, вяленую рыбу для собак. Это реки собачьи. Там же, где рыбы нет, или ее мало, передвигаться на собаках трудно. Там для транспорта используются олени, это — реки оленные.).
Перейдем от моментов биографического порядка к основному вопросу — о характере и значении экспедиции Дежнева.
Прежде всего, на какую эпоху падает поход Дежнева? В 1618—1648 гг. в Зап. Европе происходила грандиозная тридцатилетняя война, кончившаяся поражением Габсбургской империи и Вестфальским миром. В Англии происходила буржуазная революция. В первые годы революции Англия выключилась из активной внешней политики. Во Франции происходили почти одновременно народные движения в Париже и других городах, и реакционный мятеж феодальной знати — фронда.
Русское государство на западе начало присоединение Украины, освобождавшейся от гнета польских панов. Внутри русского государства основным фактом явилось завершение закрепощения крестьян, явившееся основной причиной мощного колонизационного движения из центральных, особенно северных, областей Руси в Сибирь.
За короткое время — за каких-нибудь 60 лет со времени похода Ермака в Сибирь, русские прошли вдоль весь Азиатский материк от Урала до Тихого океана.
Конечно, проникновение русских в Сибирь началось еще задолго до похода Ермака. Новгородцы, как мы знаем, неоднократно бывали в Сибири еще в XI и XII вв. При Иване III русские совершили большой поход в Югорскую землю, на реку Обь под предводительством Курбского, Черного и Салтыкова Травкина. Но, как мы указывали, только со времени похода Ермака (1581—1584) начинается массовое колонизационное движение в Сибирь.
Во второй половине XVI в. русские плавали на Енисей. В 1600 г. князь Шаховской достиг Пясины. В 1601 г. на реке Таз была построена Мангазея (Слово Мангазея происходит по одной версии от ел. «магазин», по другой — от названия самоедского племени «Моназе». См. Сибирский вестник, издававшийся Григорием Спасским, 1821 г., стр 3.) (которая с 1662 г. была перенесена в другое место).
В начале XVII в. (до 1620 г.) русские промышленники дошли до Таймыра. Остатки их зимовки были найдены в 1941 г. и обследованы в 1945 г. экспедициями Главсевморпути. Таким образом, еще до Норденшельда эта область была достигнута русскими. Открытие данного поселения является одним из свидетельств о движении русских переселенцев на Восток по северной окраине Азиатского континента.
Освоение Сибири поставило задачу ее географического описания. Мнения о дате составления первых карт в России расходятся. По одной версии первые карты России появились в 1462—1505 гг. при Иване III, деде Ивана Грозного. Другие относят появление первых карт ко времени Василия Ивановича IV (1505—1533) и считают, что при Иване Грозном эти карты были переписаны и дополнены (см. Е. Замысловский. О чертежах Сибири XV—XVII вв. ЖМНП, 1891, июнь). Первый генеральный чертеж Сибири, составленный в России на основании правительственного указа в 1627 г., до нас не дошел (некоторые подвергают сомнению даже факт существования этого чертежа), но описание («Роспись»), приложенное к нему, или возникшее как самостоятельный документ, сохранилось.
Предполагают (Андреев А. И. Очерки по источниковедению Сибири XVII в. Л., 1940, стр. 11.), что именно текстом этой «Росписи» является опубликованная А. Титовым «Роспись Сибирским городам и островам» (Титов А. А. Сибирь в XVII в. М., 1890, стр. 23—39.). В этой «Росписи» имеется упоминание о Мангазее. К сожалению, рукопись, опубликованная А. Титовым, обрывается на полуслове. Полностью ее текста найти до сих пор не удалось («Книга Большому чертежу или древняя карта Российского государства»; пополненная в разряде и списанная в книгу 1627 г. СПб., в типографии горного училища, 1792. Редактором этого издания является И. Н. Болтин.). Таким образом, по опубликованному частично сохранившемуся тексту нельзя сделать вывода о степени знакомства ее составителя или составителей с северо-востоком Сибири. Некоторый свет на этот вопрос проливает дополнительный и исправленный в 1627 г. текст описания к «Книге Большому чертежу». В этом описании из рек, лежащих на востоке, крайней является Лена (По данному вопросу см. еще журнал «Российский Магазин», ч. I, сб. 1822,стр. 411.).
В 20-х годах XVII в. мангазейцы из Нижней Тунгузки через Чечуйский волок и Вилюй добрались до Лены. В 1628 г. Василий Бугор опять побывал на «славной в свете и великой реке Лене» (История плавания Россиян из рек Сибирских в Ледовитое море, обработанная Григорием Спасским. Сибирский вестник, 1821 г., стр. 15—16.).
В 1630 г, у Ленского волока возник Илимский острог, а на самой Лене — Ленский или иначе Якутский.
В следующем 1631 г. новый енисейский воевода Ждан Васильевич Кондырев отправил на Лену казачьего сотника Бекетова и поручил ему построить острог.
Бекетов в 1632 г. поставил острог на «месте, называемом Чуковым полем, тесном и низком, которое ежегодно топило вешнею водой» (История плавания Россиян ив рек Сибирских в Ледовитое море..., стр. 15—16), В 1642 г. острог, который в 1636 г. уже назывался городом, перенесли на другое место на 10 верст выше по Лене. Там построили острог с оградой в 333 сажени с 5 башнями. Внутри находились две церкви, воеводский дом, каменные амбары и другие строения.
В 1633 г. казаки Ребров и Илья Перфильев, спустившись вниз по Лене, прошли морем до Яны, а через три года Ребров открыл устье Индигирки. Иван Ерастов и Ерастов Ерило прошли с Индигирки на Алазею морем, а в 1641 г. Михаил Стадухин с Оймякона поплыл вниз по Индигирке и достиг морем Колымы. Д. М. Лебедев считает, что трудно установить точную дату достижения Стадухиным Колымы, однако отмечает, что в 1643 или 1644 гг. Стадухин уже поставил на Колыме зимовье, в том числе и Нижне-Колымский острог, который находился примерно в 20 км от современного Нижне-Колымска (Лебедев Д. М. География в России в XVII в. М. —Л., 1948 г., стр. 53-). В партии Стадухина находился и Семен Дежнев.
Тихий океан впервые был достигнут русскими не на его северном участке, у Берингова пролива, а в южной его части — в Охотском море. Партия атамана Дмитрия Копылова, посланная в 1636 г. из Томска, в 1638 г. заложила в 100 верстах от устья Май Бутальское зимовье, В 1638 г. оттуда отправилась «на Большое море — Окиян, по тунгусскому языку Ламу» партия под начальством Ивана Москвитина, отделившаяся от Копылова. Отряд перешел с Алдана на Маю и Юдому и волоком достиг р. Ульи, причем Москвитин дошел до впадения Ульи в Охотское море, где прожил два года (Лебедев Д. М., География в России в XVII в. М. —Л., 1949 г., стр. 54).
Стоило только передовикам из южного ответвления колонизадионного потока достичь Тихого океана, как начались походы на Амур Пояркова (1643—1646) и Хабарова (1647—1651). Поярков составил подробное описание и чертеж Амура. Чертеж Амура привез и Хабаров (Отметим, что в 1643 г. Курбат Иванов достиг Байкал).
Колонизационный поток, направившийся в Центральную Сибирь, встречал там сильное сопротивление местного населения, особенно в южных районах, населенных казахами. В силу этого одно из ответвлений потока переселенцев направилось к северо-восточному краю Азиатского материка.
Документы говорят, что при весьма суровых климатических условиях Арктики поселенцы на севере, используя богатейший в то время рыбный промысел, охоту на ценного пушного зверя, обложение ясаком, т. е. данью, местного населения и весьма выгодную неэквивалентную торговлю с ним, обеспечивали себя всем необходимым, а некоторые из этих поселенцев имели и большую наживу.
Впереди этого потока переселенцев шли не крестьяне-хлеборобы, а промышленники и служилые люди. В этом авангарде переселенцев уже имелась значительная социальная диференциация. Капиталы для этих предприятий давали обычно крупные купцы, москвичи, устюжане, курские купцы и т, п. Предприниматели не сами отправлялись в трудные, полные лишений походы, а посылали своих приказчиков, как, например, Федота Алексеева или Василия Гусельникова. У них были наемные работники — беднота, «покручники», работавшие по найму, по договору. Наконец, немалую роль в этом людском потоке играли «гулящие люди», бежавшие от своих помещиков или от наказания царскими властями.
Перед служилыми, торговыми и промышленными людьми стояли цели проведывания и приобретения новых землиц (и островов) с необложенным ранее данью населением (неясашные люди, «неясашные иноземцы>), приведение их «под высокую и крепкую государеву руку», выполнение и военно-стратегических задач (укрепление и расширение государственных границ) и экономическая задача сбора огромной по своей ценности дани — ценной пушнины, «рыбьего зуба» (т. е. моржовой кости) и т. п.
Однако трудно провести четкую грань между служилым и промышленным человеком. (Это уже отмечалось в научной литературе. См., например, статью Г. Вернадского «Государевы служилые и промышленные люди XVII в.». Журнал Министерства Народного просвещения, апреля 1915 г., стр. 332 и след.) Дежнев не получал жалованья 19 лет, снаряжался он в путь на дальнюю реку («на Анадырь») на свой кошт. А вот документ о другом служилом человеке, одно время весьма близком к Дежневу, Юшко Селиверстове. (ЦГАДА, фонд Сибирский приказ, д. 534, л. 13.) Этот Юшко Селиверстов, отправляясь на Анадырь, получил ссуду от воеводы Дмитрия Францбекова.
О масштабах торговых операций и операций по сбору ясака в Сибири свидетельствует то, что торговля с Сибирью в середине XVII в. составляла треть доходов всей царской казны. Только в четырех городах, как указывает В. А. Самойлов (Семен Дежнев и его время, 1945, стр. 67.), в год знаменитого исторического похода Дежнева в 1648 г, одной десятинной пошлины в четырех городах: Мангазея, Томск, Енисейск, Туринск купцы заплатили 17 905 рублей. Это означает, что только через эти города вывезено мехов на 179 тыс. рублей, что равноценно примерно трем миллионам современных золотых рублей. (Семен Дежнев и его время, 1945, стр. 67.)
Вот еще пример, свидетельствующий о больших масштабах операций купцов и промышленников на востоке Сибири. В июле 1742 г. была сделана выпись из таможенной книги Ленского острога, выданная участнику экспедиции Дежнева — Федоту Алексееву, приказчику А. Усова, при отпуске его на реки Лену и Олонек для рыбной ловли и соболиного промысла. (ЦГАДА, фонд Якутское областное управление (Якутская приказная изба, опись 90-я, л. 162, 163).) Из документов видно, что у служащих Усова было при отправлении в поход 700 пудов ржаной муки, медные котлы весом 4 пуда, 2 пуда олова, 20 фунтов одекую (синего бисера), мелкого и большого, и еще, кроме того, 10 фунтов бисера, 100 аршин сукна, 350 сажен сетей невода, 100 аршин холста и другие товары, а всего у него было хлебного запасу и промышленного заводу и русского товару по Ленской таможенной оценке на тысячу двадцать пять рублей, что при тогдашней стоимости золотых денег составляло значительную сумму. А это лишь один из нескольких приказчиков Усова. Сам же Усов — один из многих купцов, торговавших в Сибири. Как указывает С. В. Бахрушин, крупнейший знаток вопроса, в своей статье «Торги гостя Никитина в Сибири и Китае», у этого купца имелись агенты на Урале, в Мангазее, Енисейске, Якутске, в Илиме, на Селенге, в Нерчинске и Китае, вплоть до Никанского царства, т. е. Южного Китая.
Как показывают материалы архивов, незадолго до похода Дежнева в Якутске и в Нижне-Колымском остроге производились огромные торговые операции, снаряжались большие экспедиции «промышленных людей». В 1647—1648 гг. промышленники и служилые люди усиленно «громили» тунгусов, якутов, коряков, брали аманатов (заложников), ясырей (пленников-рабов), хотя номинально рабство и не было признанным институтом.
То, что происходило в Якутске и ближайших острогах и зимовьях, являлось частью процесса, так называемого, первоначального накопления. О его масштабах красноречиво говорят документы. Один из этих документов характеризует в какой-то мере и всю экспедицию Дежнева.
Федот Алексеев Попов, по прозвищу Колмогорец, был приказчиком устюжского купца Василия Усова. В 1638 или 1639 гг. Василий Усов был на Устюге Великом «в таможенных и кабацких головах и у ямского дела» (ЦГАДА, фонд Сибирский приказ, № 1056, п. I, л. 98.). Василий Усов в этом году отпустил «в сибирские городы с товаром для торговли> колмогорца Федота Алексеева сына Попова и устюжанина Луку Васильева сына Сиверова. С ним он отпустил товару и денег 3 500 руб. (как явствует из текста, кроме товаров). Дальнейшая судьба этих приказчиков Усова такова: устюжанин Лука Сиверов на ленском волоке заболел и постригся в монахи, а колмогорец Федот Алексеев Попов со всем имуществом, которое ему было доверено, «пошел на великую реку Лену, а с Лены пошел в неведущия земли и вести про него лет с восьми и более не бывало».
Теперь же, пишет Усов, ему ведомо учинилось, что тот Федот Попов объявился в живых, а есть ли у него имущество или нет, неизвестно. Усов просит приказать Федоту Попову, когда он придет в Якутский острог, с имуществом явиться в Москву в Сибирский приказ, одновременно вызвав и его, Усова. Царь приказал, как только приказчик Усова выйдет на Лену «у него животы переписать и перепечатать и дать его на поруки, что ему стать на Москве со всеми животами». (ЦГАДА, фонд Сибирский приказ; № 1056, п. I, л. 98, оборот.)
Слух этот, как известно, оказался ложным. Федота Алексеева уже не было в живых, он погиб на Камчатке или на Охотском море от цынги вместе с Герасимом Анкидиновым. Но документ весьма интересен, так как из'него мы узнаем, что у Федота Алексеева Попова, отправившегося вместе с Дежневым в неведомые земли, было денег 3 500 руб. и, кроме того, еще какое-то количество товару. Этот документ свидетельствует и о характере экспедиции Попова и Дежнева и вообще об огромном размахе торговых операций в Якутском и Нижне-Колымском острогах, где между прочим, как говорят об этом архивные документы, в середине XVII в. торговали и «промышляли» десятки и сотни купцов или их приказчиков.
Вот еще один документ, говорящий о размахе мореплавания и плавания по сибирским рекам. В 1640 г. целовальники и служилые люди получали из Енисейского острога суда и материалы для их оборудования (это было связано со сменой целовальников, т. е. присяжных сборщиков податей и налогов в Енисейском остроге). Там находились предназначенные для отправки на Лену 44 дощаника и шитика, 1 507 аршин холста старого парусного, 5 777 аршин холста нового, 2 000 скоб судовых и т. п. (ЦГАДА, фонд Якутская приказная изба, опись 90, д. 66, л. 4.).
Как видно отсюда, во времена Дежнева применялись не ровдужные паруса, т. е. паруса из оленьих, бараньих или козьих шкур, а паруса из холста.
Раскопки Главсевморпути на Таймырском полуострове показывают, что там найдены были компасы, которыми пользовались еще в начале XVII в. наши сибирские мореходы. Таким образом, нельзя считать сибирское мореходство отсталым.
О том, что поход Дежнева был не изолированным явлением, рассказывают многие документы. Так 20 марта 1646 г. устюжанин Стенька Евдокимов и Лучка Семенов обратились через Якутского воеводу на имя Алексея Михайловича с просьбой разрешить построить им коч пониже Ленского острога, из леса, который они приискали. Воевода приказал: «записать челобитье, а коч велеть делать». Таким образом, здесь говорится о двух устюжанинах, которые строили коч на Лене незадолго до похода Дежнева. (ЦГАДА, фонд Якутская приказная изба, опись 90, д. 66, л. 44.)
9 июня 1648 г. сын боярский Василий Власьев и целовальник Кирилка Коткин били челом якутским воеводам Василию Никитичу Пушкину, Кириллу Осиповичу Стеншину, да дьяку Петру Григорьевичу Супоневу, донося о том, как они совершили походы из Лены на Колыму в 1647 г. Вниз по Лене они плыли 6 недель и добегали до «Чюркина розбоя», т. е. до того места, где разбился коч купца Чюркина. Но в море были противные ветры, до Колымы реки дойти не удалось ввиду позднего времени и появления льда. Пришли тогда на Яну 13 сентября вместе с торговыми и промышленными людьми и зазимовали на Яне в Бекочи. В 1648 г. 23 марта «для поспешения государевы службы пошли на нартах на Индигирку реку, а с Индигирки на Алазею». В этом же документе говорится о походах промышленного человека Ивашки Григорьева Крохи на Индигирке, о походе служилого человека Томилко Ильина с Индигирки на Камень и о походах других промышленных и служилых людей. Как видно из этого документа, на сибирских реках, к востоку от Лены, в 1646—1648гг. происходили весьма оживленные торговые операции.
7 марта 1646 г. Афанасий и Василий Федотовы (мы знаем, что Федотовы — это крупные купцы Гусельниковы, принимавшие участие в организации похода Дежнева) просили царского разрешения на постройку в Якутске «где буде лес приищется, кочишко для соболиного промыслишку наемными людьми».
Воевода приказал записать челобитие и делать коч. Интересно, что в этом документе в качестве основы для организации соболиного промысла указан наемный труд.
Выдающийся интерес представляет челобитная ленского служилого человека казака Герасима Анкидинова (его обычно ошибочно называют Анкиндиновым или Анкундиновым, но во всех документах eго имя совершенно четко написано, как показано нами).
Эта челобитная относится к 1648 г. Обращена она к царю Михаилу Федоровичу и в ней говорится следующее: «А в нынешнем же во 156 г. (т. е. от сотворения мира 7156 г. или 1648 г.) на туж новую реку на Анадырь ленской служивой человек Семен Иванов подал тебе государю челобитную». (ЦГАДА, фонд Якутская приказная изба, д. 95, л. 4.) Нет никакого сомнения, что ленский служивый человек Семен Иванов — это Семен Иванов Дежнев; «... а прибыли, — стоит дальше в документе, — тот служивой человек явил тебе государю 5 сороков десять соболей». Это проливает свет на то, в каком количестве участвовал в историческом походе 1648 г. Семен Дежнев. Как известно, он был приглашен Федотом Алексеевым Поповым и другими промышленниками для организации похода, для его военной охраны, в качестве сборщика ясака и в качестве представителя сибирских властей. Но в то же время Дежнев, будучи, как и большинство служилых людей, одновременно и промышленником, просит дать ему право участвовать в промысле и за это обещает явить, т. е. представить властям 210 соболей.
О взаимоотношениях Анкидинова и Дежнева писали много и по-разному. То Анкидинова называли помощником Дежнева, то его злейшим врагом и чуть ли не разбойником. Что Анкидинов был врагом Дежнева, это верно. Он был его соперником, как это видно хотя бы из данного документа. Известно, что когда коч Анкидинова потерпел крушение, тот отказался перейти на коч Дежнева и предпочел присоединиться к Федоту Алексееву Попову. Дежнев отвечал Анкидинову взаимной нелюбовью. Об этом можно судить хотя бы из одного обстоятельства, которое создало немало затруднений историкам. Во всех документах Дежнев говорит о том, что он шел в походе на шести кочах, причем слово шесть написано не цифрой, посредством одного буквенного обозначения, а полностью тремя буквами. Дежнев пишет, что он шел на «шти», т. е. шести кочах. А между тем Миллер говорит о семи кочах Дежнева и местные жители Сибири надолго запомнили семь кочей Дежнева, и во многих версиях и даже сказаниях говорится о семи кочах, обошедших Чукотский нос. Зная теперь о взаимоотношениях Дежнева и Анкидинова, можно смело утверждать, что в экспедиции Дежнева — Попова — Анкидинова было семь кочей. Один из этих кочей принадлежал Анкидинову, но Дежнев, относившийся к нему крайне недружелюбно, не считал Анкидинова участником своего похода, а полагал, что Анкидинов идет отдельно, самостоятельно. Отсюда и повторяющееся утверждение Дежнева о том, что он шел на шести кочах.
Вернемся, однако, к событиям, связанным со снаряжением похода Дежнева.
Как указывает Миллер («Ежемесячные сочинения», 1758 г., стр. 14—15.), Михаил Стадухин в 1644 г. поставил Нижне-Колымский острог и в следующем 1645 г. вернулся в Якутск. Некая «женка» из живущих по реке Колыме народов, т. е. очевидно якутка, сказывала ему Стадухину, что на Ледовитом море есть большой остров, который лежит против рек Яны и Колымы и виден с матерой земли. Эта «женка» сказала Стадухину, что на этот остров приезжают чукчи охотиться на моржей и получают ценную моржовую кость. Об этой же ценной моржовой кости говорили Стадухину и другие промышленные люди, считая, что Большой остров, это — продолжение Новой земли, куда ездят с Мезени («Ежемесячные сочинения», 1758 г., стр. 14—15.).
Стадухин слышал и о большой реке Повыче или Погыче, в 3-х с лишком днях пути к востоку от Колымы.
Говорили, что есть восточнее Колымы большая река, впадающая в Ледовитый океан, и что она богата моржовой костью, а может быть и зверем.
В 1646 г. Исай Игнатьев из Мезени плавал на Восток из устья Колымы и дошел до губы, обитаемой чукчами, «Чаунской» губы, и торговал «немым» способом с местными жителями. Игнатьев привез с собой моржовые клыки и резные изделия из кости.
В июне 1647 г. устюжский тортовый человек, приказчик купца Усова Федот Алексеев Попов и казак из Великого Устюга Семен Дежнев отправились на Анадырь на четырех кочах. Экспедиция эта отправилась, как объяснял Дежнев в челобитной царю Алексею Михайловичу, «для прииску новых неясачных людей», т. е. выполняя государственное задание и в то же время «для промыслу».
Попытки Дежнева, Попова и их спутников пробиться «на новую реку, на Анадырь» были безрезультатны. Путь преградили льды.
5 июня 1647 г.дтз Якутска на Колыму вторично отправился Михаил Стадухин, имея наказ ехать на реку Погычу, построить там зимовье, привесть тамошний народ в ясашный платеж и проведать о «предъявленном острове». Перезимовав на Яне, Стадухин построил на Индигирке коч и морем пошел на Колыму, где оставался до лета 1649 г. Между тем летом 1648 г. из Нижне-Колымска вышла в свой замечательный поход партия Дежнева — Попова на семи кочах.
Теперь перейдем к вопросу о том, ставил ли Дежнев перед собой какие-либо географические задачи. Во всех новых работах о Дежневе можно прочитать, что Дежнев никаких географических задач перед собой не ставил. Это неверно. Из отписок Дежнева явствует, что он просил отпустить его, чтобы проведать «новую реку Анадырь», и он ставил себе в заслугу открытие этой новой реки. А то, что он не знал, какое великое открытие он совершил — это не ставит его в данном отношейии ниже Колумба и Джовани Кабота, Бальбоа или Кортеса, которые тоже не представляли себе сущности своих географических открытий.
Какие же географические открытия сделали Дежнев и его спутники?
Они в 1648 г. прошли северным побережьем Сибири и открыли морской путь кругом северо-восточной оконечности Азии. Во время этого похода спутники Дежнева достигли Камчатки. На Камчатке нашлись следы Федота Алексеева Попова — одного из главных, наряду с Дежневым, организаторов экспедиции.
Таким образом, Дежнев не только прошел морским проливом между Азией и Америкой и доказал раздельность этих континентов, но и открыл Камчатку (он или его спутники). Мы не знаем точно конечного пункта похода Дежнева 1648 г., известно только, что с юга на север до Анадыря он шел в продолжение 10 недель. Такая большая длительность пути отнюдь не исключает возможности того, что Дежнев и сам был на Камчатке. Однако точных сведений об этом не имеется. Что же касается того, что спутники Дежнева Федот Алексеев Попов и несколько его товарищей побывали на Камчатке, то это бесспорно установленный факт.
Далее, Дежнев обогнул кругом Чукотский полуостров. Теперь его именем назван мыс, который первоначально называли Восточным. Таким образом, Дежнев открыл и описал в своих челобитных и отписках легендарный Табин-Промонториум (мыс Табин), о котором упоминали еще писатели древности, но который до того был лишь смелой умозрительной гипотезой. Казак из Великого Устюга, смелый русский мореход Семен Дежнев достиг этого легендарного мыса, после его похода уже переставшего быть легендой. Дежнев узнал, что полуостров населен чукотским, народом.
Таким образом, Дежнев прошел Ледовитым океаном вдоль северной окраины Азиатского материка, открыл пролив между Азией и Америкой, открыл и описал Чукотский полуостров. Его люди открыли Камчатку. Дежнев оставил нам сведения о двух «Островах зубатых», т. е. Диомидовых островах, теперь называемых островами Ратмацова и Крузенштерна. Эти острова находятся как раз в середине Берингова пролива, немного больше, чем в 40 км от азиатского и от американского берегов.
Весьма возможно, что кроме того часть экспедиции Дежнева открыла северную часть Америки со стороны Тихого океана, достигла Аляски и на берегу Кенайского залива в районе речки Киселевой (Кассиловой) основала поселение. (Об этом сказано дальше.)
Вероятно, что с походом Дежнева связано открытие Аляски, но с полной уверенностью этого утверждать мы не можем. Ведь могла быть какая-то другая русская экспедиция, о которой пока у нас нет никаких сведений.
Дойдя до Анадыря и поднявшись вверх по реке, Дежнев построил Анадырский острог (Излагая содержание челобитной Дежнева, А. Сгибнев пишет: «На русской, т. е. на западной, стороне Чукотского носа впадает в море речка Становье, близ которой чукчи устроили род башни из китовых костей». Сгибнев допустил здесь ошибку.
Ознакомление с подлинным рукописным текстом челобитной Дежнева показывает, что ни о какой речке Становье в ней не говорится. Там сказано, что в море впадает речка, а дальше говорится, что Становье, т. е. жилье чукчей, сделано так-то и так-то. В устье этой речки чукчи, за неимением леса, соорудили нечто вроде юрты или башни из китовых костей (остатки разрушенного сооружения из китовых костей видел Гвоздев в 1732 г.). (Сгибнев А., Исторический очерк главнейших событий в Камчатке. Морской сборник, 1869, № 4, стр. 66).). Острожками селившиеся в Восточной Сибири русские называли поселения местных жителей, часто укрепленные земляным валом и палисадом. В дальнейшем острожками или острогами стали называться и укрепленные русские поселения. При острогах имелась тюрьма для аманатов, т. е. заложников из числа местного населения. Слово «острог» в некоторых случаях стало служить для обозначения тюрьмы. Но в данный период острогами назывались эти укрепленные поселения.
Дежнев собрал интересные этнографические сведения. Он первый сообщил сведения о лежащих против мыса двух островах, на которых живут чукчи «зубатые» (Хотя Ф. А. Голдер, вслед за П. А. Словцовым, считает, что Дежнев не совершил плавания вокруг северо-восточной оконечности Азии, но он неправ, как и Словцов. Аргументы Ф. А. Голдера и П. А. Словцова подверглись в такой мере солидно документированному и сокрушающему опровержению в фундаментальной работе Л. С. Берга «Открытие Камчатки и экспедиции Беринга» (Л., 1935), что после этого специально останавливаться на этом вопросе нет нужды. Советский ученый проф. А. И. Андреев считает позицию Словцова и Голдера не выдерживающей критики.).
0 том, что это за зубатые люди, можно прочитать в Описании земли Камчатки Крашенинникова, который отметил, что эскимосы, живущие на островах Диомида и в С. Америке «за особливое украшение почитают пронимать в разных местах на лице мочки, в которые вставливают разные каменья и кости. Иные носят в ноздрях аспидные перья или грифели длиною около двух вершков; иные кость такой же величины, как под нижнею губою, а иные во лбу такие же кости». (Крашенинников С. Описание земли Камчатки.)
Интересные данные «о зубатых» или «ротастых» эскимосах собрал полковник Плениснер, который в 1763 г. спустился водою вниз по Анадырю. У устья р. Красной через сотника толмача Никиту Куркина Пле ниснер получил сведения, которые шли от «лучшего человека» чукчи Хехгигита. Оказывается, на двух островах, лежащих против Чукотского полуострова (о-вов Ратманова и Крузенштерна. —А. Е.) живут люди — не чукчи сидячие или оленные, но «другого рода» (т. е. эскимосы — А.Е.) Далее следует описание костяных втулок у эскимосов с Диомидовых островов... «самые лучшие их мужики и старшины имеют у себя для украшения их сделанные из моржевых зубов подле рта у нижней губы в прорезанных на обеих сторонах скважинах по одной плоской кости круглой подобных запанкам, величиною, как прежде бывшие пятикопеечные медные а иногда и против нынешних гривенников и пятикопеечников серебряных и те кости они вдевают [в] помянутые скважины во время своего друг (к) другу приезда в гости или во время их жетрвы (жертвоприношения A.Е.). По сему и называются зубатые; а когда начнут есть, то те кости из прорезанных скважин вынимают. А как наедаются так в те же скважины вставляют. (Разные известия и показания о Чукотской земле Северный архив, 1825 г., № 22, стр. 166-167 Втулка подобная описанной имеется в Музее этнографии Академии наук.)
Летом 1649 г. на поиски реки Погычи на двух кочах отправился Стадухин. Пройдя 7 дней морем и не получив известия об этой реке от местных жителей, Стадухин вернулся на Колыму, привезя некоторое количество моржовой кости (Миллер, там же, стр. 16). В этот период от местных жителей были получены сведения о возможности пройти на Анадырь сухим путем Эти сведения были связаны с походом Булдакова.
Гр. Спасский сообщает об этом плавании следующее: «... 29 июня 1649 г. Булдаков приплыл в Ленское устье. Из-за льдин стоял там четыре недели.
В этом рассказе интересно упоминание о том, что в устье Лены к Булдакову присоединились еще 8 кочей казаков и промышленников, а в Омолоевои губе он встретил еще 4 коча, которые шли с Колымы и Индигирки (Спасский Г. История плавания Россиян из рек Сибирских в Ледовитое море) Как сообщает Г. Спасский, в связи с походом Булдакова 1649 г. «в Якутске между тем получено было известие «от языческих на родов», что до реки Анадыри скорее можно дойти сухим путем нежели морем, а посему некоторые охотники из промышленников и казаков вы просили дозволение отправиться сухопутно на Анадырь с Колымы реки Главным у них был некто Семен Мотора»(
Иначе говоря, на Анадыре со времени прибытия Стадухина имелся уже не один острог, а два — один Дежнева и Моторы, а другой — Стадухина.
Теперь мы приведем некоторые данные о последнем этапе похода Дежнева.
Исследователи вопроса об историческом походе Семена Дежнева не использовали труд большого знатока сибирских архивов Г. Спасского: «История плавания Россиян из рек сибирских в Ледовитое море». Эта работа напечатана в 1821 г. в 15-й части «Сибирского Вестника», редактором и издателем которого являлся упомянутый выше Григорий Спасский. Спасский сообщает (Спасский Г. История плавания Россиян из рек сибирских в Ледовитое море. Сибирский вестник, ч. 15, 1821, стр. 131.), что в 1651 г. казаки Семен Дежнев и Семен Мотора построили на реке Анадыре суда и решили отправиться на них в море для новых открытий. Однако смерть Моторы, убитого в бою с анаулами, заставила Дежнева отложить свое намерение. В следующем, 1652 г., Дежнев плавал один на построенных судах вниз по Анадырю до устья реки, где и открыл знаменитую коргу или мель, далеко простирающуюся в море на север. Добыв несколько моржовых зубов. Дежнев возвратился в зимовье (Спасский Г. История плавания Россиян из рек сибирских в Ледовитое море. Сибирский вестник, ч. 15, 1821, стр. 233. В том же, т. е. 1652 г., из Якутска на Колыму на смену Булдакову послала пятидесятника Ивана Рябова, «которому в наказной памяти велено стараться о про-ведовании на Ледовитом море большого острова или земли» (там же, стр. 233). По-скольку в то время полагали, что Погыча, или Анадырь, впадает в Ледовитый океан, то остается неясным, что должен был «проведать» Иван Рябов — какой-либо остров на Ледовитом океане или Большую землю, т. е. Америку.).
В 1652 г. Дежнев приготовил лес на реке Анадыре для постройки коча, чтобы отправить на нем морем в Якутск собранную в то время ясашную казну. Однако из-за недостатка судовых снастей постройку коча пришлось отложить.
Те сведения о Дежневе, которые Спасский относит к 1654 г., представляют исключительный интерес, потому что они раскрывают нам последний этап жизни Федота Алексеева Попова. (Спасский Г. История плавания Россиян из рек сибирских в Ледовитое море. Сибирский вестник, ч. 15, 1821, стр. 232.) Сведения эти очевидно почерпнуты Спасским из каких-то архивных источников, до нас не дошедших.
В 1654 г. предприимчивый Дежнев с некоторым числом служилых людей отправился опять в поход морем. Он открыл коряков, «у которых военною рукою брал все, что было возможно». Далее следует известие о том, что «в некотором месте Дежнев взял в плен женщину, принятую им за якутку» (Спасский Г. История плавания Россиян из рек сибирских в Ледовитое море. Сибирский Вестник, ч. 15, 1821, стр. 232.). Из расспросов ее Дежнев узнал, что она была женою купца Федота Алексеева (Колмогорцева) — на самом деле не Колмогорцева, а Попова. Попов был из Холмогор, отсюда появилось его прозвище Кол-могорцев — и что муж ее вместе с нею плыл на своем коче по Пенжин-скому морю (Спасский Г. История плавания Россиян из рек сибирских в Ледовитое море. Сибирский Вестник, ч. 15, 1821, стр. 232. Конечно, жена Федота Попова могла назвать море Пенжинским, но в данном случае речь очевидно идет о Беринговом море.) к разным народам с судами других купцов, «от коих случившеюся погодою коч его отшибло и занесло в Камчатку, где застигла их зима, и на речке Никуле, впадающей в Камчатку, названной по мужу ее Федотовною, построили зимовье. По наступлении лета он обошел Курильскую Лопатку и Пенжинским морем вошел в реку Тигиль; там и умре, а оставшиеся после него люди все побиты». (Спасский Г. История плавания Россиян из рек сибирских в Ледовитое море. Сибирский вестник, ч. 15, 1821, стр. 234.)
Если эти данные верны, а трудно предположить, что они измышлены, то во время похода уже почти сомкнулись оба ответвления колонизационного потока: северное — дежневское и южное — Москвитина.
Г. Спасский (Спасский Г. История плавания Россиян из рек сибирских в Ледовитое море. Сибирский вестник, ч. 15, 1821, стр. 232.) сообщает еще одну новую версию — о том, что потомки людей, бывших на пропавших без вести кочах Дежнева, спасшихся от гибели, живут доныне на Котельном острове. Однако нам эта версия не представляется убедительной.
Теперь встает законный вопрос, почему такое значительное и мощное движение, в котором Дежнев сыграл видную роль, как бы прервалось па его походе? Почему за этим походом не последовали другие. Однако такой вопрос не правомерен. Походы промышленников на восток не прерывались после исторического морского похода Дежнева в 1648 г. Сейчас же вслед за ним двинулись как мы знаем, Семен Мотора, Тарас Стадухин, Юшко Селиверстов и многие другие промышленники и служилые люди с большими партиями людей. Имеются сведения о том, что Михаил Стадухин построил в устье Анадыря шитики, в 1656 г. он обогнул Камчатку и вышел в Охотское море, на берегу которого построил Тауйский острог. В списке с «Чертежа Сибирской земли», относящемся к 1672 г., уже имеется упоминание о реке Камчатке.
При тогдашней технике мореходства совершить поход из Колымы в Восточное море было трудно. Немногим удалось пройти путь свыше 2 тысяч верст на кочах, при возможности итти только по ветру и при суровом и неизученном ледовом режиме Ледовитого океана. В XVII в. трудно было рассчитывать на регулярность морского сообщения кругом Азии, хотя такие смелые походы совершались и, надо думать, совершались неоднократно еще до Дежнева, а возможно и после него. Мы имеем вполне удовлетворительное объяснение тому, почему поход Дежнева не повторялся в ближайшие десятилетия. Такой поход в известной мере был повторен Берингом, прошедшим через пролив между Азией и Америкой в 1728 г., но уже на базе новой русской морской техники, на парусном боте, ходившем против взтра, на судне, снабженном приборами для астрономических наблюдений и вычислений, географическими картами и при наличии картографов, которые могли составить точные карты в неизведанных ранее областях.
В связи с этим подчеркнем еще раз, что в научной литературе до недавнего времени Дежнев изображался героем и едва ли не единственным героем, которому человечество обязано замечательным открытием. Но теперь выдвинута идея о северном ответвлении сибирского колонизационного потока, и Дежнев перестает быть одиночкой, это частица мощного движения, движения огромной силы.
Дежнев выдающийся человек, смелый, упорный, настойчивый исследователь. У него острый ум, огромная наблюдательность. Мы воздаем ему великую честь за все это, но мы говорим и о Федоте Попове и о Василии Бугре и о Михаиле Стадухине и о Юшко Селиверстове и о Семене Моторе и о многих и многих предшественниках, спутниках и продолжателях дела Дежнева.
После похода Дежнева в «Заносье» (Т. е. за Чукотский мыс или «нос».) назначался из Якутска особый приказчик, что свидетельствует о том, что связи между Якутском и За-носьем поддерживались. Кроме того, существует и много других документов, например, о сборе костяной казны в Заносье, о сборе ясака в Анадырском остроге, об отправке соболиной и костяной казны на оленях на Колыму и другие, свидетельствующие о том, что с Заносьем существовали постоянные связи.
Об этом же говорят и дела судебного порядка. Так, в 1685—1686 гг. открыли заговор казаков и служилых людей Якутского острога. В числе заговорщиков был один сын боярский, один атаман, казачьи десятники и несколько десятков рядовых служилых людей. Им ставилось в вину, что они хотели «побить до смерти» стольника и воеводу Петра Петровича Зиновьева и градских жителей, «животы их пограбить», а также «пограбить» торговых и промышленных людей на гостином дворе.
Кроме того, заговорщиков обвиняли в том, что они хотели в Якутском остроге захватить пороховую и свинцовую казну и бежать за нос, на Анадырь и Камчатку реки (ЦГАДА, фонд Якутская приказная изба, опись 9, д. № 139, 1685—1686.). По приговору воеводы несколько человек были казнены, а многие сосланы в кандалах в разные остроги. Двое, которых по нескольку раз поднимали «на виску» и жгли калеными клещами и которым дали свыше ста ударов кнутом, умерли от пыток до приговора. Из этого дела видно наличие классовых противоречий в среде служилых людей и прочего населения Якутского острога и то, что казаки собирались бежать в «Заносье». Из других документов видно, что за «Заносье» часто бежали гулящие люди, беглые крепостные, подлежащие отбытию наказания за различные вины, и т. п.
Таким образом, движение на Восток после похода Дежнева не оборвалось. Наоборот, оно продолжалось с большей силой. Исторические его результаты, последствия, весьма велики.
0 научном значении похода Дежнева мы уже говорили. Приведем в заключение еще некоторые данные по этому вопросу.
Выдающийся научный интерес представляет неизвестная еще, сильно поврежденная карта с латинским текстом, хранящаяся в ЦГАДА под № 11 среди карт Иркутской губернии в картографическом фонде Библиотеки Главного архива Министерства иностранных дел. В реестре карт и атласов Библиотеки Главного архива Министерства иностранных дел она значится так: «Карта мест, лежащих между Якутским и Чукотским носом и устьем реки Анадыря». Автор карты не определен. Карта не датирована. В научной литературе и картографических публикациях об этой карте упоминаний не имеется. Рукописная (Выполнена карандашом, обводка тушью. Ветха. Часть карты уничтожена, возможно огнем. Карта на александрийской бумаге, без рамки. Размер 81 X 45,8 см.). Надписи на латинском языке. Сличение этой карты с другими, выполненными собственноручно Миллером, привело нас к выводу, что автором данной карты является участник Большой Камчатской экспедиции, профессор Российской Академии наук Фридрих Герард Миллер. Карта составлена им с учетом данных отписок и челобитных Семена Дежнева, найденных Миллером в Якутском архиве в 1736 г.
Возможно, что Миллер использовал и чертеж Дежнева, до нас не дошедший. Об этом чертеже Дежнев писал в своей отписке 4 апреля 1655 г. (Дополнения к актам историческим, собранные и изданные Археографическою Комйссиею, т. IV, СПб., 1851, стр. 22.) следующее: «... а той реки Анадыре чертеж с Онюя реки и за Камень на вершину Анадыру и которые реки впали большие и малые и до моря и до той корги где вылягает зверь».
В восточной части карты Миллера имеются и Онюй (Анюй) и Анадыр (Анадырь) и Камень (Анадырский хребет). Найденная нами карта также сделана до моря и до корги (отмели). Имеется надпись «корга». Сравниваем данные карты с данными отписки Семена Дежнева и Никиты Семенова от 16 апреля 1655 г., где говорится, что «необходимый нос» лежит «промеж сивер на полуношник» (Дополнения к актам историческим, собранные и изданные Археографическою Комиссиею, т. IV, СПб., 1851, стр. 26.), т. е. между севером и востоком. На данной карте этот нос показан под углом 45° между севером и востоком Дежнев пишет о том, что этот нос имеет округлую форму... «и нос поворотит кругом к Онандыре реке подлегло». Эта округлая форма придана мысу на карте. У Дежнева говорился в качестве признака этого носа, что с русской стороны (противопоставляя, очевидно, русскую сторону чукотской) имеется речка: «А с Русскую сторону признака; вышла речка...». На этом «носе» речка имеется действительно только с русской стороны, но не с чукотской.
Сейчас же после этого Дежнев говорит о том, что против «носа» имеются два острова, где живут «зубатые», ... «а против того носу два острова, а на тех островах живут чухчи, а врезываны у них зубы прорезываны губы, кость рыбей зуб... », Дежнев здесь говорит об эскимосах, вставляющих для украшения кости в кожу лица. На карте, против упомянутой выше речки, нанесено два острова с надписью: «Insulae dentatorum», т. е. острова зубатых. Характерно, что эта карта дает концепцию свободного морского пути вокруг северо-востока Азии. Эту карту Миллер составил не раньше 1736 г., так как он до этого не имел в своем распоряжении материалов Дежнева. Поскольку в 1737 г. Миллер написал работу о плавании русских к востоку от Лены и Колымы, а данная карта по тематике и по нагрузке может относиться к этому времени, то не исключено, что эта карта относится именно к 1737 г., когда Миллер имел поручение собрать научные данные, которые помогли бы экспедиции избрать себе маршрут для плавания в Америку. В 1741 г. суда Беринга вышли в море, и карта, конечно, была нужна до начала морского похода.
Известно, что Миллер продолжал работать над картой Сибири в 1742—1744 гг. и в 1752—1758 гг. Не исключено, что работа Миллера над данной картой падает на один из этих периодов, но не позже 1754 г., когда уже была вырезана на доске карта русских открытий на Тихом океане, составленная Академией наук при участии Миллера. В карту 1754 г. данная карта вошла в качестве одного из составных элементов. Однако более вероятно, что карта составлена до 1741 г., поскольку позже Миллер работал над картой, захватывающей и южные районы Дальнего Востока.
Нами впервые найден корректурный оттиск карты Российской Академии наук, относящийся к 1754 г. (издана в 1758 г.). На нем имеется собственноручная надпись Ф. Г. Миллера с указанием о походе Дежнева, что еще раз подтверждает влияние на карты Миллера данных Дежнева. Из широкого использования в работах Миллера данных Дежнева до сих пор еще не сделано должного вывода.
Неоднократно ставился вопрос о том, что Дежнев обязан Миллеру, открывшему якобы Дежнева. Историк Словцов даже назвал Дежнева миллеровским «выведенцем». Вопрос следует поставить иначе, тогда станет видно, что Миллер был обязан Дежневу, и что Дежнев оказал большое влияние на концепцию Миллера в его картах и литературных научных трудах.
Великое открытие Дежнева и его данные оказали влияние, таким образом, на карту Российской Академии наук, вышедшую в свет в 1758 г. на русском и иностранных языках и широко известную в России и в Западной Европе.
Не надо думать, следуя Ф. Г. Миллеру, что о великом географическом открытии Дежнева мир узнал только после того, как в 1736 г. Ф. Миллер нашел в «Якутском архиве» челобитные и отписки Дежнева. Какие-то сведения о походе Дежнева в самом скором времени достигли до Москвы.
Так, совершенно фантастичными на первый взгляд кажутся сведения шведа де Родоса о слухах в Москве в 1652 г., относившихся к Америке. Однако эти сведения Родеса все же заслуживают внимания.
Иоган де Родес в молодых годах служил в Швеции у купцов, затем в казенных шведских учреждениях. В 1650—1655 гг. он был с дипломатической миссией в Москве (в качестве комиссара, так как в Москве не желали иметь шведского резидента). В период пребывания в Москве Родес ездил в Архангельск для отправки морем купленной шведами ржи. Сохранились подлинные донесения Родеса королеве Христине. Они хранятся в Стокгольмском государственном архиве и частично опубликованы Б. Г. Курцем в книге «Состояние России в 1650—1655 гг. по донесениям Родеса», М., 1915 (О других публикациях материалов Родеса см. в названной работе Б. Г. Курца, стр. III и IV.)
Значительный интерес представляют сведения Родеса, сообщенные в начале 1652 г. (в январе — апреле) о планах якутского воеводы Францбекова (Фарнсбаха, Фаренсбаха, Франзбекова, Франсбекова). Нельзя сказать, чтобы эти сведения отличались полной точностью. Так, Францбекова Родес назвал тобольским воеводой (Курц Б. Г., названная работа, стр. 85.), между тем как Дмитрий Андреевич Францбеков был с 1648 г. якутским воеводой. Иногда Родес сообщал сведения, которые не подтверждаются (например, о бегстве Францбекова в Китай), и сам же исправлял сообщенное им королеве неточное сведение; но такого рода неточности можно часто встретить и в донесениях других послов. Донесения Родеса о Московском государстве, в частности о московской торговлэ, получили широкую известность и признаны важным историческим источником.
В этих донесениях содержится вызывающее законное недоверие известие, связанное с деятельностью Францбекова. Скажем несколько слов о нем. Дмитрий Андреевич Францбеков, ливонский православный немец, первоначально состоял русским агентом в Стокгольме (в 1635 г.), а в 1648г. был послан воеводой в Якутск (Курц Б. Г., названная работа, стр. 85-105.). 31 августа 1651 г. он был отозван ввиду жалоб на корыстные поступки, притеснения местных жителей и т. п. При обыске сыщик отобрал у Францбекова имущество (в частности меха) на 12 742 руб. 65 коп., как нечестно приобретенное. В дальнейшем, при поддержке своего брата Ивана, Дмитрий Францбеков был опять назначен на службу на Дальний Восток. В донесении 14 января 1652 г. Родес сообщил, что имеется приказ об аресте Францбекова и что последний, будучи предупрежден об этом, ограбил местное население и бежал через степь в Китай. (Курц Б. Г. Названная работа, стр. 86.) Через две недели, 31 января, Родес исправил свою ошибку, сообщив, что Францбеков в Китай не бежал, а едет в Москву с большим количеством соболей и других ценных товаров. (Курц Б.Г. Названная работа, стр. 92.)
23 марта 1652 г. Родес сообщил королеве, что Францбеков нашел в прилегающей к Китаю области золото и серебро и прислал в Москву пробы, и что в его распоряжение посылают значительную часть немецких (иноземных. — А. Е.) офицеров и полк> ... , но что потом дело заглохло.
Однако 28 апреля того же 1652 г. Родес опять возвращается к прежнему сюжету, но дает новую версию. Оказывается, 9 апреля «уехали по Волге на нескольких больших ладьях 2000 стрельцов (Курц Б.Г.Названная работа, стр. 100.), направленных в Казань (Курц Б. Г. Названная работа, стр. 100.). "Как полагают, — писал Родес, — они посланы Францбекову в Сибирь для подкрепления его войск. Идет также слух, что решили отправить туда несколько чужестранных офицеров для их предполагаемого путешествия в Америку и чтобы продолжать полное овладение богатой страной, открытой Францбековым" (Курц Б. Г. Названная работа, стр. 105.).
Известие кажется невероятным — в 1652 г. русские открыли Америку и собираются послать туда большую экспедицию! Сообщение о том, что в 1652 г. или около этого времени русские открыли путь в Америку, и на самом деле получает в дальнейшем некоторое подтверждение. Но чем могли быть вызваны какие-то толки об открытии в 1652 г. Францбековым Америки? Является ли версия о подобных слухах чистейшим вымыслом Родеса или же подобные слухи, хотя и недостоверные, могли иметь под собой хоть какую-нибудь почву?
Вспомним, что Францбеков был назначен якутским воеводой (а северо-восточная оконечность Сибири была в то время подчинена Якутску) в 1648 г., как раз в том году, когда Семен Дежнев начал свой второй, имевший такое большое значение поход. Правда, Дежнев видел не Америку, а два из островов Диомида, но он побывал в нескольких десятках километров от Северной Америки.
В связи с тем, что в 1652 г. в Москве возникли разговоры об Америке, может находится и тот факт, что при обыске у Францбекова в 1651 г. были найдены кабалы (т. е. долговые записи) на Юрия Селиверстова, примкнувшего к Дежневу позже во главе отдельной партии. Известно, что как раз за год до распространения в Москве слухов об открытии Америки, в 1651 г., промышленный человек Юшко Селиверстов в челобитной Францбекову сообщил об открытиях, сделанных в 1649 г. (Бахрушин С. В. Военно-промышленные экспедиции торговых людей в Сибири в XVII в. «Исторические записки», 1941, стр. 173. См. Самойлов Б. А. С. Дежнев и его время, Мч 1945, стр. 131 и 138.). Францбеков не только был в курсе похода Алексеева — Дежнева. Корыстолюбивый якутский воевода широко финансировал и поход Хабарова в Даурию, т. е. на Амур.
Крестьянин Воложенской волости Устюжского уезда Ярофей Павлов Хабаров в 1628 г. дошел до Мангазеи. Сначала он был целовальником при ясачном сборщике, позже торговым человеком и, пуская деньги в рост, нажил богатство. В 1649 г. Хабаров снарядил с согласия воеводы Францбекова экспедицию в Даурию (на Амур), собрав на свой счет 177 человек (Бахрушин С. В. Военно-промышленные экспедиции торговых людей в Сибири в XVII в. «Исторические записки», 1941, стр. 170.). В 1652 г. Хабаров набрал войско в 900 человек, из них 200 служилых и 700 "охочих". Сведения о походе Хабарова тоже могли дать пищу для толков о каких-то открытиях на Востоке.
Весь этот вопрос о Францбекове интересен и в чисто историографическом плане. До сих пор многие считают, что о походе Дежнева мир узнал только после того, как Г. Ф. Миллер нашел в 1736 г. в Якутском архиве челобитные Дежнева и в результате этой находки в 1742 г. в примечаниях к Санкт-Петербургским Ведомостям в №№ 50—60 появилась основанная на сведениях Миллера, вероятно написанная при его непосредственном участии, статья академика X. Н. Вин-сгейма «Известие о северном ходе Россиян из устий некоторых рек, впадающих в Ледовитое море». Теперь, обратив должное внимание на неосновательные сами по себе слухи об открытии Францбековым Америки, мы можем высказать предположение о том, что о походах Дежнева в какой-то мере стало известно уже в Москве — и не только в правительственных учреждениях, но и в тогдашнем московском обществе и в дипломатических кругах уже в 1652 г.
Побывавший в 1711 г. в Анадырском остроге Петр Попов узнал от чукчей о том, что «и прежде сего русские люди у них чюкоч кочами морем бывали» (Эти данные были извлечены Миллером из Якутского архива в 1736 г.).
Упоминание о том, что русские суда обходили Чукотский полуостров и достигали Камчатки, имеются на карте, вышедшей в Лейдене в 1726 г., и в Амстердаме в 1727 г. и на карте. Страленберга, опубликованной не в 1730 г., как обычно утверждается, а в 1725 г. И Беринг в 1725 г. сообщал из Енисейска о том, что из устья Колымы можно дойти до устья реки Анадыря, причем он ссылался на «новые Азийские карты» и на свидетельство местных жителей.
Все эти данные говорят о том, что задолго до того, как Миллер нашел в Якутском «Архиве» отписки и челобитные Дежнева, сведения об этом не только были известны в Сибири, но и в Зап. Европе и нашли свое отражение на картах.
|
ПОИСК:
|
При использовании материалов проекта обязательна установка активной ссылки:
http://geoman.ru/ 'Физическая география'