Глава десятая. Экспедиции Фёдорова — Гвоздева и Беринга — Чирикова

Экспедиция Беринга и Чирикова — великая Сибирско-Тихоокеанская экспедиция — явилась огромным не только научным, но и государственно-политическим предприятием. Экспедиция эта продолжалась свыше двадцати лет. Участвовало в ней несколько тысяч человек. Фактически это было несколько экспедиций, в состав которых входили: 4 морские экспедиции; 2 экспедиции Беринга и Чирикова — одна для исследования пролива между Азией и Америкой, другая непосредственно к берегам Северной Америки, южнее Алеутских островов; к тому же времени относится экспедиция Федорова и Гвоздева на острова Диомида (это была морская часть экспедиции Шестакова в Америку), путешествие Шпанберга в Японию и целый комплекс работ по изучению берегов Сибири от Вайгача до Анадыря и Камчатки.

В нашу задачу не входит изучение и описание снаряжения и хода первой экспедиции Беринга и Чирикова. Как раз эта сторона изучена довольно подробно рядом авторов (Соколов, Берг и др.). Отметим самое основное. Первая экспедиция продолжалась, считая от решения о ее посылке, с 1724 по 1728 г.

Некоторые члены Адмиралтейств-коллегий предложили послать экспедицию «кругосветным плаванием» (Соколов А. П. Северная экспедиция 1733—1743 гг. Записки гидрографического департамента Морского министерства, ч. IX, 1851 г., стр. 206.). Но эта мысль была отвергнута. Беринг отправился с реки Камчатки 13 июля 1728 г. и прошел проливом, отделяющим Азию от Америки, но ни на континенте Северной Америки, ни на каком-либо из прилегающих к нему островов не был. Результаты его экспедиции в Петербурге в официальных кругах признали бесплодными, хотя на самом деле это было не так.

Первой экспедицией не только была доказана раздельность Азиатского и Американского континентов, но и по ряду признаков — например, найденное в воде дерево у Карагинского острова, каких нет в Азии и на островах Диомида — была установлена близость (относительная разумеется) Большой земли, Америки. Следует учесть трудности того времени — если бы восточный край Сибири был освоен больше и если бы на Чукотском полуострове была база, откуда начиналось бы плавание в Америку, — опять-таки задача была бы довольно несложной, но до Анадыря и Чукотской земли надо было итти от Большерецка на Камчатке под парусами на боте в течение ряда дней, причем точно не было известно, что Большая земля так, сравнительно, недалека от Чукотского полуострова.

Беринг и его люди могли видеть Америку с островов Диомида, один из которых был ими открыт, но они йе знали, как близки они к цели, а туман не позволил увидеть берега Аляски.

В 1729 г. Беринг предпринял плавание к востоку, но прошел небольшое расстояние от Камчатки, затем возвратился в Охотск, а оттуда сухим путем в Петербург. (О плавании российских морских офицеров из рек Лены, Оби и Енисея; также и от города Архангельска к Востоку по Ледовитому океану с 1734 по 1742 г. Записки, изданные государственным Адмиралтейским департаментом. СПб., 1820, стр. 308—309.)

Итоги первой Камчатской экспедиции были подведены на карте Беринга — Чаплина. Подлинник карты Беринга не сохранился. Опубликованная Л. Багровым карта Беринга датирована 1730 (?) годом и воспроизведена так, что нельзя судить об ее подлинности (Багров Л. Карта Азиатской России» 1914.).

Мы публикуем карту Беринга — Чаплина, хранящуюся в ЦГВИА. Эта карта дала ценнейшие сведения о северо-восточной оконечности Сибири и легла в основу всех картографических работ, начиная с атласа Кирилова, оказав огромное влияние на европейскую картографию.

Генеральная карта России И. К. Кирилова 1734 г. Печатная. Деталь. Данная карта составлена с учетом результатов 1-ой экспедиции Беринга.

Карта первой Беринговой экспедиции была опубликована в Париже в 1735 г. в издании Жана Баптиста Дюгальда "Описание географическое, историческое, политическое и физическое Китая и Китайской Татарии". Карта была составлена д'Анвиллем и датирована 1732 г. Английское издание труда Дюгальда вышло в Лондоне в 1736 г. и карта Беринга была в нем помещена. В 1734 г. наиболее полное и точное отражение данные первой Сибирско-Тихоокеанекой экспедиции нашли на карте Российской империи Ивана Кирилова.

Ход событий показал, что при решении научной задачи — определение местонахождения Америки и кратчайшего пути к Ней — было крайне важно использовать сведения, имевшиеся в народной среде. Петр I с величайшим вниманием относился к тем сведениям, которые поступали из далекой Сибирской окраины. Вопрос об учете народных сведений о местонахождении Америки был решен правильно Алексеем Ильичем Чириковым. Чирикову принадлежит огромная заслуга правильной оценки важности тех сведений, которые сообщали чукчи. Чириков и перед первой и при снаряжении второй экспедиций, исходя из упомянутых сведений, правильно указал положение Америки и кратчайший путь к ней от Восточного мыса через острова Гвоздева — Диомида.

Иосиф Делиль, «ученый консультант» Беринга, для ориентировки экспедиции составил карту, на которую нанес мифические земли, якобы открытые моряками испанской службы греком Жуаном да Фука в 1592 г. и адмиралом де Фонте в 1640 г. На эту же карту попали и некоторые фантастические данные неграмотного Шестакова. Естественно, что такая карта явилась серьезной помехой в ходе экспедиции Беринга.

Как мы отметили, фактическая сторона экспедиции Беринга изучена основательно. Нельзя сказать того же об изучении целей этой экспедиции, которые, как мы видим, еще и сейчас часто сводятся к чисто географическим или торговым задачам.

Портрет Витуса Беринга, найденный в 1945 г. у правнучки Беринга В.А. Трегубовой. См. Известия ВГО, т. 77, вып. V, 1945 г., стр. 299-300.

Материалы о проектах и приготовлениях к колонизации Россией Америки в первой половине XVII в. должны быть сопоставлены с содержанием инструкций Берингу и Скорнякову (Скорняков-Писарев Григорий Григорьевич родился во второй половине XVII в., умер после 1745 г. Писатель, директор Морской академии в Петербурге, обер-прокурор Сената. С 1723 г. в немилости по обвинению в участии в заговоре против кн. Меньшикова, был наказан кнутом и сослан в Сибирь. С 1731 до 1740 г. начальник Охотского порта. ПСЗРИ, 1731, июля 30, № 5813.), мнениями Сената и Адмиралтейской коллегии по данному вопросу (Там же, № 6042 от 2/V 1732 г. Там же, апр. 17, 1732 г., № 6043 и др.), а также с содержанием весьма важного проекта Кирилова (ЦГАДА, фонд Госархива, Портфель Миллера №512/1, все дело.). Они позволяют сделать и выводы о целях и задачах экспедиции Беринга.

В проекте указа 28 декабря 1732 г. в Сенат (дела по приказному столу, кн. 664, л. 130—144) (секретного) говорится о приведении в подданство новых народов и о сборе ясака с них. Там же говорится, что против устья Колымского имеется «земля великая» и что там бывали от сибиряков люди и видели ее. О том Берингу с товарищами предложено проведать, а людей не обижая, согласно инструкции, склонить к платежу ясака и к принятию в подданство. Если морем нельзя пройти к Камчатке, то следовать северным берегом сколько возможно, а с жителями поступать по инструкции. При этом предлагалось выведывать, далеко ли «на другой стороне земли полуденное или восточное море, а затем возвратиться в Ленское устье» (л. 124). Если пойдут северным берегом (земли, сошедшейся с Азией) то поступить, как в инструкции Берингу сказано (л. 134).

«Ежели такого соединения американских земель не найдут, то отнюдь назад не возвращаться, но обходить угол и притти до Камчатки как выше объявлено».

Теперь второй план. Для «обыскания» американских берегов посылаются два судна (на случай несчастья с одним из них) (л. 135). «И в том следовании помянутых американских берегов или островов искать с крайнею прилежностью и старанием»... Далее повторяются указания петровской инструкции 1725 г. проведать европейские владения или встретить европейский корабль и узнать через него о ближайших поселениях европейцев. Обратно итти другим путем, чтобы по возможности осмотреть и объясачить еще другие земли и острова (л. 136) «и содержать себя во всякой опасности, чтобы не впасть как в руки иноземцев «и не показать к себе пути, о котором они никогда не слыхали» (л. 136) (Вопрос о целях экспедиции освещен и в сенатском указе 2 мая 1732 г. В нем говорится о торговле с Америкой и островами между ней и Камчаткой и о приведении их жителей в подданство, о наложении на них ясака и о разведке границ владения европейских государей в Америке, а в Азии — Китайского богдыхана и Японского хана. См. ПСЗРИ, 1749, т. VIII, № 6042, стр. 774—775 и там же, 1723—1727, № 5049, от 23 марта 1727 г. стр. 770—772 (указ об экспедиции Шестакова).)

В промежутках между первой экспедицией Беринга, не давшей желательных результатов, и второй произошло весьма важное событие. Одновременно с первой экспедицией Беринга и параллельно ей была послана еще одна большая экспедиция и в Америку и в Японию. Эта экспедиция, связанная с именами Шестакова, Павлуцкого, Генса, Федорова и Гвоздева, впервые достигла Северной Америки со стороны России.

В продвижении русских на восток, к Америке, действовали силы как центрального государственного аппарата России — Петр I, Сенат, Адмиралтейств-коллегия, Иркутская и Якутская канцелярии и воеводы, начальник охотского порта и приказчики острогов, так и местных сибирских людей — казаков и промышленников. Сведения о Большой земле через ясачных чукчей и сибирские остроги доходили и раньше до Якутска и Петербурга. Одним из таких сибирских людей, инициаторов движения на Восток, оказался якутский казачий голова (Т. о. помощник воеводы по финансовой части. Голова ведал сбором податей и ясака и в известной мере контролировал действия воеводы.) Афанасий Шестаков, человек весьма энергичный, но ученьем не умудренный.

Экспедиция Шестакова была экспедицией иного типа, чем Беринга. Шестаков был казачьим головой якутского полка из 1500 человек. Этот полк составлял гарнизоны острогов Анадырского, трех Колымских, Удского, Охотского и других. Казаки «собирались в партии и под начальством приказчиков делали дальние походы для покорения немирных «иноземцев».

Когда в 20-х гг. XVIII в. из Якутска были вытребованы в Тобольск для военного обучения недоросли-дворяне, подьячие и офицеры, то якутский казачий голова Афанасий Шестаков, хотя и принужден был отправить 100 человек в Тобольск, но при этом послал письменный протест, сообщив, что если молодых людей будут вывозить из Якутска в Тобольск, то надо опасаться нападения «иноземцев» (как тогда говорили) на русские владения в Северо-Восточной Сибири и что дальнейшие открытия и приобретения земель остановятся вовсе. Шестаков предлагал прислать в Якутск несколько сотен семей служилых и мореходов, учредить там школу для обучения казачьих детей и обратить их «на отыскание и покорение новых земель, на службу, к которой они совершенно обычны». (Сгибнев А. Экспедиция Шестакова. Морской сборник, 1869, т. II, стр. 2.)

Итоговая карта первой экспедиции Беринга, составленная Берингом-Чаплиным. Копия Чаплина подписанная им. 1729. публикуется впервые.

Шестаков предлагал свои услуги для открытия «новых землиц и приведения в подданство новых народов», а вслед за этим, но не сразу, а в 1726 г. он отправился сам в Петербург, где пробыл в течение Двух лет. Будучи в Петербурге, он представил карту Северо-Восточной Сибири. Карта Шестакова имелась в нескольких вариантах. Карта во французском переводе, помещенная у Голдера, отлична от той, которую приводит Л. С. Берг. (Карта Шестакова, относящаяся примерно к 1726 г., имеется в рукописном отделе библиотеки Академии наук в двух редакциях — латинской и французской (№№ 342/3634 и 350/3636). На карте с латинским текстом имеется упоминание об использовании данных геодезистов Ивана Евреинова и Федора Лужина, а также китайской карты, составленной во время миссии от императора Канг-хи к Петру I. На этих картах уже сказалось влияние карт Траурнихта — Ремезова, возможно и Львова.) Некоторые ремарки, которые воспроизводит Сгибнев, отличаются своим содержанием от их французского перевода. (Впрочем, Делияю и Бюашу вероятно трудно было перевести на французский язык такие, например, слова: «бой имеют камнем из шибалок».)

На карте, приведенной Голдером, Большая земля, которая якобы была открыта в 1723 г. Шелагским князем, значится в Ледовитом океане, против устья реки Колымы. Между Большой землей и Азиатским материком обозначен остров, на котором якобы живут шелаги, зависящие только от своего князя по имени Копай. Против Чукотского (ныне называемого Восточным. —А. Е) носа к востоку на карту нанесен большой остров с такой характеристикой: «Остров против Анадырского носу: на нем многолюдно и всякого зверя довольно. Дань платят, живут своею областью» (Миллер, 195).

Сведения о многолюдстве западной части Аляски соответствуют действительности, но они никак не могут относиться к маленьким островам Диомида. Об этих островах на карте не упоминается, говорится только об одном большом острове к востоку от Анадыря. Сказано также, что на этом острове имеется много соболей и других животных.

На месте островов Диомида вместо трех обозначено 10 маленьких островов. Остров, обозначенный против устья Анадыря, может быть островом Лаврентия, но Большая земля (Америка) переместилась в Ледовитый океан и отождествлена с Медвежьими островами. Таким образом, географические сведения данной карты отличались большой смутностью, и для 1726—1728 гг. они значительно отставали от данных якутской карты 1710—1711 гг. и карты дворянина Ивана Львова.

О целях экспедиции Шестакова дает представление следующий документ (ЦГАДА, Сенатская книга 666, кн. 6—17).

18 января 1727 г. императрице было доложено мнение Сената, основанное на донесениях из Сибири, о том, что около Камчатки имеются острова — одни пустынные, другие населенные, которые следует взять во владение.

В 1725 г. губернатор Сибири кн. Долгорукий доносил, что монах Игнатий Козыревский, который был на Камчатке, «о новых землях и островах говорил». В 1725 г. якутский казачий голова Шестаков сообщил о необходимости усмирения и покорения изменивших туземцев с островов и других мест. Сенат, исходя из того, «... что те земли прилегли к Российскому владению и ни у кого не подвластные и к содержанию и владению под Российской державой нетрудные» (ЦГАДА, Сенатская книга 666, л. 8, об.), учитывая, что «в бытность губернатором князя Черкасского из одной Камчатки вышло соболей 383 сорока и 4 тысячи лисиц и другой мягкой рухляди по якутской оценке на 55 613 руб.» и что «восточное море теплое, а не ледоватое», «что может в будущем воспоследовать коммерции с Японом или Китайскою Кореею быть, а так как прибавлять границу в сторону Нерчинска не можно, так как там уже поставлены остроги и города и проведена граница» (Там же. 2—27 марта 1727 г. в связи с экспедицией Шестакова последовал указ Сената от имени императрицы (Сенат, кн. 666, л. 220, ПСЗРИ, т. VII, № 5049, л. 770— 772). «На Шантарские острова русских иноземцев охотников для промыслу отпустить с таким объявлением, дабы они о тех островах достоверно уведомились, какие на тех островах народы живут и какой зверь на оном там промышляется и другие какие удовольствия имеют, паче же всего дабы уведомились, чьего оные владения, китайского или других каких народов, и от Уде кого в ко ликом расстоянии обретаются».), то подано мнение о посылке партии во главе с «казачья головой» Шестаковым для сбора ясака. Указано сообщить Берингу, чтоб он и Шестаков взаимно помогали друг другу. Шестакову дать гренадеров с ракетами для устрашения «иноземцев». Ему же для заведения торговли по представлению Сената было дано товару на 1000 руб. (Там же. 2—27 марта 1727 г. в связи с экспедицией Шестакова последовал указ Сената от имени императрицы (Сенат, кн. 666, л. 220, ПСЗРИ, т. VII, № 5049, л. 770— 772). «На Шантарские острова русских иноземцев охотников для промыслу отпустить с таким объявлением, дабы они о тех островах достоверно уведомились, какие на тех островах народы живут и какой зверь на оном там промышляется и другие какие удовольствия имеют, паче же всего дабы уведомились, чьего оные владения, китайского или других каких народов, и от Уде кого в ко ликом расстоянии обретаются».).

Шестаков «выехал из Петербурга в июне 1727 г. в звании главного командира северо-восточного края». (Сгибнев А. Материалы по истории Камчатки, Экспедиция Шестакова.Морской сборник, 1869, № 2, стр. 8.)

Таким образом экспедиция Шестакова была параллельной с экспедицией Беринга, обе экспедиции были взаимно осведомлены и обязывались помогать друг другу. Экспедиция Шестакова имела очень широкие планы и одно вполне определенное ограничение — Шестакову было предложено к китайской границе, к Амурской стороне «военной рукой не приближаться». Главной целью экспедиции Шестакова было обследование и приобретение новых земель в Восточном океане.

К экспедиции Шестакова присоединился известный Иван Козыревский, он же в монашестве Игнатий. В 1728 г. Козыревский построил в Якутске на свой счет небольшое судно «Эверс» и отправился в августе для разведывания земель против устья Лены. Вытащенное на берег 28 мая 1729 г. для зимовки судно было изломано льдом, а Козыревский возвратился в Якутск. (Сгибнев А. Материалы по истории Камчатки, Экспедиция Шестакова.Морской сборник, 1869, № 2, стр. 9.)

В состав экспедиции Шестакова входили и морские суда.

Основная часть морской экспедиции имела в своем распоряжении несколько судов и прежде всего суда «Гавриил» и «Фортуна» — боты, оставшиеся после первой экспедиции Беринга. В добавление к ним два новых судна — «Восточный Гавриил» и «Лев» — были построены Шеста-ковым. «Гавриил» был послан под командой племянника Шестакова Ивана (участника первой экспедиции Беринга) исследовать берег в районе устья Уди, Курильских островов и Нижней Камчатки, а если останется время, обследовать и Большую землю. Ботом «Фортуна» командовал сын Шестакова Василий.

Сам Шестаков решил воспользоваться «Восточным Гавриилом» и держать курс к устью Пенжины, далее итти на север, покоряя коряков и чукчей. «Лев» должен был сопровождать «Восточного Гавриила». Во время этой экспедиции недалеко от реки Пенжины, на реке Эгаче, 14 марта 1730 г. Шестаков был убит. Оставшийся вместо него капитан Павлуц-кий организовал морскую экспедицию на Большую землю первоначально во главе со штурманом Генсом.

(Судно «Лев» с пятидесятником Лебедевым в сентябре 1729 г. вышло из Охотска для поддержки партии Шестакова, зазимовало у устья реки Ямы, где на них напали коряки, перебившие всех участников экспедиции, кроме пяти, и сожгли это судно. Рассказывая об экспедиции Шестакова, Голдер спутал реки Яну и Яму, и таким образом «Лев» у него потерпел крушение не в Охотском море, а в Ледовитом океане.

Зиму 1730/31 г. обе команды провели в Болыперецке. Весной 1731 г. Гене дошел до Нижней Камчатки, но возмущение камчадалов и болезнь Генса заставили его отложить поход.)

Павлуцкий 11 января 1732 г. предписал подштурману Федорову и геодезисту Гвоздеву (Гвоздев Михаил Спиридонович учился в морской навигацкой школе с 1716 г. в СПб. В Морской академии с 1719 г., в классе геодезии. 1721—1725 гг. работал в Новгороде, в 1727г. экзаменовался в геодезисты. В 1734 г. был учителем в Московском корпусе, когда умер — неизвестно.) итти на следующее лето из Большерецка на «Гаврииле» к Анадырскому устью, и от Анадырского носа к так называемой Большой земле, «где проведать, сколько острогов, какие на них люди и вновь приискивать и в ясак брать с коих сбору не бывало». (Сгибнев А. Экспедиция Шестакова. Морской сборник, 1869, № 2, стр. 25.)

Так как Генс почти ослеп, то он поручил экспедицию Федорову, который лежал больной цынгой, страдая от ран на ногах. По приказу Генса, больного Федорова насильно перенесли на бот, и 23 июля 1732 г. «Гавриил» вышел в поход с подштурманом Федоровым, геодезистом Гвоздевым, тремя матросами, 32 служилыми людьми, мореходом Мошковыми новокрещеным толмачом (Сгибнев А. Экспедиция Шестакова, стр. 26.)

В изложении дальнейшего хода экспедиции А. Сгибнев некритически объединил данные Гвоздева и Скурихина, игнорируя все противоречия в названных документах. Возвратившись из похода 19 декабря 1732 г,. Федоров и Гвоздев послали подробное донесение Повлуцкому в Анадырск. Только после смерти Федорова в 1733 г., Гвоздев послал краткое сообщение в Охотскую канцелярию, приобщив к нему и журнал. Как полагает Сгибнев, ни Павлуцкий, ни Охотская канцелярия никуда об этом не сообщили, не видя тут, вероятно, ничего интересного. (Сгибнев А. Экспедиция Шестакова, стр. 26.)

В 1741 г. ссыльный Илья Скурихин по какому-то случаю поднял дело в Охотской канцелярии. В апреле 1741 г. Гвоздев был допрошен в Охотске начальником порта Девьером (бывшим петербургским обер-полицмейстером, сосланным в. Охотск) и дал свое показание. 27 октября 1741 г. Девьер донес об этом Иркутской провинциальной канцелярии и считал нужным предложить Берингу по окончании похода против немирных чукчей сделать на реке Анадыре, где, как он неправильно полагал, имеются леса, шитики, т. е. маленькие лодки, и итти на Большую землю. В ответ на это Иркутская канцелярия, не знавшая о смерти Беринга, переслала 6 июля 1742 г. в Охотск Берингу указ с поручением осмотреть острова и Большую землю, подтвердив этот указ в марте 1743 г.

На основании этого указа преемник Беринга Шпанберг (Шпанберг считался первым заместителем В. Беринга. После его смерти он формально принял руководство экспедицией. Фактически же руководящая роль в экспедиции при жизни Беринга и после его смерти принадлежала А. И. Чирикову.) отобрал от Гвоздева новые показания и представил переписку в Адмиралтейств-коллегию. Но 26 сентября 1743 г. Камчатская экспедиция была приостановлена.

В исторической литературе сложилось прочное убеждение в том, что отчеты Гвоздева и Федорова, составленные в 1732—1733 гг., затерялись где-то в Охотской канцелярии, а также в личных бумагах Павлуцкого, и не стали кому-либо известны, и что только в 1741 г., когда этот вопрос возник по случайному поводу, стали собирать сведения о данной экспедиции. Однако еще Голдер ссылался на некоторые материалы, имеющиеся в рукописях Делиля, в Морском архиве в Париже. Но Голдер, сославшись на эти материалы и даже воспроизведя на стр. 154 своего труда о русской экспансии на Тихом океане (Golder F. A. Russian Expansion on the Pacific, 1641—1850, Cleveland, 1914.) карту экспедиции, имеющуюся у Делиля, а в приложении Е — газетную заметку о путешествии Гвоздева, не обратился к анализу этих данных. Между тем они чрезвычайно интересны, так как свидетельствуют о том, что уже в 1738 г. в какой-то французской газете была помещена карта с трассой экспедиции Гвоздева и интервью с Федором Ивановичем Соймоновым об этой экспедиции. Трасса экспедиции вычерчена, по всей вероятности, Гильомом де-Лилем (по своему характеру чертеж весьма похож на трассу путешествия Беринга, вычерченную собственноручно де-Лилем на основании разговора с Берингом).

В сообщении прямо указан его источник — интервью с Федором Ивановичем Соймоновым. В 1738 г. Ф. И. Соймонов (1682—1780 гг.), навигатор и гидрограф, автор многих карт, близкий к кругам Адмиралтейств-коллегии и Сената, дал информацию, на основе которой де-Лиль мог составить в общем довольно верную карту экспедиции Федорова — Гвоздева. Однако эта карта является верной лишь в общем, потому что на ней вместо двух островов Диомида, посещенных экспедицией Федорова — Гвоздева, обозначен один остров. Далее, не показано движение экспедиции на север после приближения экспедиции к американскому берегу.

На карту не нанесен остров, Кинга (Укивок). Самое содержание заметки свидетельствует о том, что она составлена не на основе отчета Гвоздева, а исходя из какой-то устной информации, возможно полученной из вторых рук. В самом сообщении содержится ряд неточностей. Остановимся на них.

Это сообщение дано на французском языке и имеет заголовок: «Плавание и открытия, сделанные русскими в Восточном море в промежутке между двумя путешествиями капитана Беринга около 1731—1732 гг.. К этому названию придан подзаголовок: «Новые знания о восточных землях, данные господином Федором Ивановичем Соймоновым 1 марта 1738 г.».

Из содержания заметки можно вывести заключение, что сведения эти сообщил Соймонову сам Беринг. Начинается заметка с сообщения о том, что капитан-командор Беринг, вернувшись из первого путешествия, встретил 10 матросов, которые были посланы в Восточное море и которые погрузились на корабль, оставленный капитаном Берингом в Охотске. Далее сообщается, что экспедиция шла тем же путем, что и капитан Беринг, и говорится об одном острове, посещенном экспедицией в проливе (Беринговом). Интересно, что Беринг во время первой экспедиции видел один из островов Диомида, поэтому, передавая рассказ об экспедиции Гвоздева, он, основываясь на собственных воспоминаниях, мог упомянуть только об одном острове из группы Диомидовых.

Затем в заметке неточно сообщается, что Большая земля оказалась на расстоянии полдня плавания от Азиатского материка (расстояние от мыса Дежнева до мыса принца Уэльского при благоприятных условиях можно покрыть на байдарах в один день). Экспедиция же Гвоздева потратила на это, вследствие неблагоприятного ветра, значительно больше времени. Указано, что попытке высадки мешала сильная буря. На самом деле такой попытки не делалось, точнее было бы сказать: «намерению высадки» помешал сильный норд. Имеются и другие, мелкие неточности.

В литературе уже отмечено (Покровский А. А. Экспедиция Беринга. М., 1941, Предисловие, стр. 14,), что Беринг не мог не быть в курсе экспедиции Гвоздева, так как почти все члены этой экспедиции, оставшиеся в живых, включая и самого М. С. Гвоздева, перешли потом на службу к Берингу, и Чириков пользовался данными экспедиции Гвоздева. Кроме того, Беринг поддерживал деловые связи с Павлуцким. Как мы видим, укоренившаяся версия о том, что сведения об экспедиции Гвоздева оставались неизвестными в России до 1741 г., совершенно не соответствует действительности; она основана на незнании уже опубликованных документов и проистекает из того, что эти документы хотя и были в руках у исследователей, но не были подвергнуты ими анализу.

Можно считать, что ни историки, ни географы еще не подвергли критическому анализу и такие важнейшие документы об открытии Америки, как подлинные «репорты» Гвоздева и показание Скурихина^*. Автор, подписавшийся инициалами: А. П. (Полонский) в своей статье «Первый поход русских к Америке в 1732 г.», помещенной в 11-й книге 4-го тома Морского сборника в 1850 г., оперировал архивными документами, но некритически соединил в один, к тому весьма краткий и сбивчивый рассказ, сведения Гвоздева и Скурихина, не обратившись вовсе к критике источников. Замечательный исследователь А. Соколов в данном случае пошел по неправильному пути. Обратившись к делам Адмиралтейств-коллегий, он взял за основу позднейший «репорт» Гвоздева, как более подробный и более, по мнению Соколова, достоверный. Между тем, документ этот, хотя и более подробный, несомненно, является менее достоверным. Вопервых, после путешествия Гвоздева к тому времени прошло уже не 9, а 11 лет. Несомненно, что по истечении еще двух лет Гвоздев не лучше, а хуже помнил детали путешествия. Во-вторых, второй свой «репорт» Гвоздев писал в состоянии сильного перепуга. Делом заинтересовались в Петербурге, от Гвоздева повторно потребовали объяснений, а давая их в первый раз, он успел нагрубить в Охотской канцелярии, возможно из-за отказа составить карту по лагбуху (Гвоздев ссылался на ее неточность и на то, что он не штурман, а геодезист, т. е. умеет составлять не морские, а сухопутные карты, но этот вопрос важен сам по себе и будет рассмотрен особо). Находясь в состоянии явного испуга, М. Гвоздев всячески старался оправдать себя от обоснованных или необоснованных обвинений и поэтому обогащал или заново пересоставлял свой первоначальный текст, что отнюдь не сделало его второй «репорт» более достоверным, чем первоначальный.

^*(Из использованных нами в ЦГВМА в делах фонда Адмиралтейств-коллегий документов по данному вопросу основными являются: промеморий № 356 из канцелярии Охотского порта высоко благородному господину морского флота капитану Шпанберху за подписью майора Афон. Зыбина от 20 апреля 1743 г. (в дальнейшем называется документ № 1) и репорт геодезиста Михаила Гвоздева капитану Мартыну Петровичу Щпанберху от 1 сентября 1743 г. (в дальнейшем называется документ № 2). Эти документы частично были опубликованы А. Соколовым в Записках Гидрографического департамента Морского министерства, ч. IX, 1851, стр. 88--107, но без соблюдения элементарных археографических требований. Соколов пометил показание 1743 г., пополнив его словами, поставленными в скобки, из донесений 1741 г. Отчет Гвоздева, датированный сентябрем 1743 г., помещен Голдером в сокращенном виде на стр. 160-162 названного выше его труда.

При пользовании этими и другими документами XVIII в. следует учесть, что в XVIII в. моряки считали началом суток не 12 часов ночи, а 12 часов предшествующего дня. Мы везде сохранили датировку документа.)

Что касается анализа многих несоответствий в самих текстах «репортов» Гвоздева и показания Скурихина, то Соколов, оказавшись перед большими трудностями, капитулировал перед ними, и предложил заняться их преодолением кому-либо другому.

Вкратце коснувшись опубликованных данных об экспедиции Федорова и Гвоздева, Л. С. Берг в своем труде о камчатских экспедициях дал ценный материал и географический комментарий к нему. Но Л. С. Берг не обратился к архивным материалам, не имел в руках самих документов. Ему пришлось брать материал из чужих рук, пользоваться неточными, подвергнутыми литературной переработке материалами.

Рапорты Гвоздева и показание Скурихина сохранились в делах Адмиралтейств-коллегий ЦГВМА в Ленинграде. Донесение Гвоздева включено в промеморию майора Афанасия Зыбина из канцелярии Охотского порта — капитану Шпанбергу от 20 апреля 1743 г. В этом документе упоминается «репорт» Гвоздева Павлуцкому, полученный с Камчатки 23 декабря 1733 г., и «репорт» Гвоздева Павлуцкому 19 декабря 1732 г., а также и лагбух Федорова и Гвоздева, приложенный к этому последнему «репорту». Сюда же включено показание Скурихина и здесь же излагается содержание «репорта» Гвоздева в ответ на ордер (приказ), данный ему из канцелярии Охотского порта. На первой странице промемории (наставление, инструкция) начато цитирование донесения Гвоздева, датированного 1733 г., а на стр. 4 документа сказано: упомянутый геодезист Гвоздев, «на данный ему из канцелярии Охотского порта ордер» «репортом объявил...». Это решает вопрос о происхождении данного показания Гвоздева. Это не его донесение 1733 г., а ответ на запрос Охотского порта, обращенный к нему в 1741 г. (напомним, что в 1733 г. Гвоздев послал свой «репорт» по собственной инициативе, а не по приказу Охотского порта).

Позже, 1 сентября 1743 г., геодезист Михаил Гвоздев подписал собственноручно им написанный «репорт» флота капитану Мартыну Петровичу Шпанбергу, заменившему в то время умершего Беринга, ссылаясь на ордер, т. е. приказание, № 381 и на промеморию из Охотской канцелярии. В этой промемории требовалось сообщить возможно более подробное известие об островах к северу от Камчатки и о Большой земле на основе морского путешествия 1732 г. Программа для ответа была намечена Охотской канцелярией. Она исходит из вопросов, поставленных еще Петром I, — на каком расстоянии эти острова и Большая земля от Камчатки, Чукотского жилища и Анадырска (т. е. Анадырского острога), пЪд какими градусами они находятся, если это известно, какие леса, угодия и гавани там имеются, какие люди живут и сколь многолюдны, каких над собою «хотя и многих и разных владетелей» имеют, платят ли дань и т. д.

Задание состояло в том, чтобы итти кругом Камчатского носа к Анадырскому устью и против Анадырского носа проведать Большую землю и острова, узнать, сколько на них людей, и «брать ясак с таких, с которых ясаку в сборе не бывали» и вообще «иметь крепкое старание к интересу е. и. в., пополняя по силе тех присланных ордеров» (док. № 2, стр. 2).

В ордере 1743 г. появился новый для подoбных документов мотив. О жителях островов предлагалось узнать, «не имеют ли они какого-либо свойства и согласия с чюкчами и не помогают ли там чюкчам в походах и побитии подданных ее императорскому величеству российских людей и ясачных коряк также и за вышеписанною Большою землею нет ли каких земель и островов с жительствующими на них людьми, о которых здесь неизвестно», и т. п. Как видно из этого документа, вопросы политические поставлены весьма четко, и это не случайно, это имеет свою историю.

Обратимся к содержанию самих «репортов» Гвоздева.

Из устья Камчатки бот «Гавриил» вышел в «морской тракт» 23 июля (д. № 1, стр. 1, д. № 2, стр. 2), повернул назад 22 августа и вернулся обратно 27 сентября того же 1732 г. (д. № 1, стр. 1, 4 и 9). Дата 22 августа подтверждена трудно оспоримым документом — выпиской из лагбуха, который Федоров и Гвоздев вели совместно (д. № 1, стр. 2).

Скурихин же не дает точных дат. В морской поход, по его данным, отправились в 1732 г. летним временем, шли недели две до устья реки Анадырь, затем шли морем в восточную сторону дней с пять (всего дней с 19). Дошли до Большой земли, шли дней пять, повидели землю в левую сторону (на самом деле в правую), затем в левую дней с пять — итого 29 дней; встретились с человеком нагим, приплывшим на пузырях (по лагбуху и показаниям Гвоздева этот период охватывает время с 23 июля по 22 августа, т. е. не 29, как у Скурихина, а 30 дней, т. е. имеется почти совпадение дат). Для показания, данного по памяти, через 9 лет, такое совпадение весьма убедительно.

Разобьем теперь весь период «морского вояжа» Федорова и Гвоздева с четырьмя мореходами, толмачом (В донесении 1732 г. Гвоздев сообщил, что для разговоров с толмачом был взят из новокрещеных один человек (д. № 1, стр. 1). Как видно из дальнейшего, толмач этот был Егор Буслаев.) и 32 служилыми людьми на более мелкие этапы. По данным «репорта» Гвоздева очевидно, что, выйдя 23 июля 1741 г. из Болыперецка, бот «Гавриил» 27 июля обошел Камчатский нос, т. е. мыс Лопатку, к 3 августа пришел к Анадырскому носу, от которого пошли «для взыскания островов» (документ № 1, стр. 4).

В «репорте» от 1 сентября 1743 г. Гвоздев дает те же самые даты — 23 июля, 27 июля и 3 августа. В экспедиции был мореход Мошков, участвовавший в экспедиции Елчина и в первой экспедиции Беринга. Основываясь на его показаниях, отправились на поиски виденного Берингом и Мошковым одного из островов Диомида (какой именно остров видел Беринг — не установлено). То ли вместо острова, то ли как первый этап движения к этому острову, 5 августа пришли к Чукотскому носу (т. е. мысу Восточному — ныне Дежнева) с южной стороны и отдали якорь, так как был штиль. Хотя оба «репорта» Гвоздева и не совпадают текстуально в целом, но ряд выражений этих двух документов буквально повторяется. Очевидно Гвоздев при составлении второго отчета имел перед глазами один из более ранних текстов или же копию «лагбуха». На берегу Гвоздев видел чукчей, которых безуспешно «призывал» в ясак — от них не последовало никакого ответа. 7 августа он выезжал на шлюпке туда, «откуда байдары чукчей ходили — из других падей (т. е. долин) для осмотру жилья чукчей». Осмотрел две юрты пустые, старые и разбитые, сделанные из китовых костей (за отсутствием леса). Вспомним, что подобные сооружения видел Дежнев на мысу, названном затем его именем. Никаких переговоров с чукчами Гвоздеву завязать не удалось.

С 5 по 8 августа стояли на якоре, а 8-го в 4-м часу пополуночи пошли, по показанию морехода Мошкова «для взыскания острова». Гвоздев все неудачи старается свалить на других, и если сразу не удавалось найти острова, то Гвоздев не забывает упомянуть, что искали тот остров по указаниям Мошкова, а не его Гвоздева.

Итак, с 5 до 8 августа бот «Гавриил» находился у берегов Чукотского полуострова. Следующая попытка найти остров тоже не увенчалась успехом. 8-го бот вышел в море, пробыл в плавании 5 дней, и опять пристал к прежнему месту. Попытка «призвать» чукчей к платежу ясака опять вызвала отказ с их стороны.

Описание этого этапа путешествия вызывает ряд вопросов. В своем «репорте» (д. № 2) Гвоздев сообщил, что 9 августа Федоров прислал ему письмо, в котором заявил, что, по его мнению, до Большой земли и острова, указанных в ордере Павлуцкого, еще не дошли, так как находился он южнее Чукотского мыса в сторону Анадыря. Разыскивая же остров и Большую землю к югу на основании указания Мошкова, Федоров почему-то написал об этом Гвоздеву, и потребовал письменного мнения Гвоздева по этому вопросу. В первом варианте всей этой истории не было, во втором — она появилась с очевидной целью обвинения Мошкова в неудаче поисков.

Может вызвать недоумение, почему с такими трудностями и с таким медленным успехом происходили поиски островов Диомида, ведь Мошков около них уже был. Ответ нетруден. Как видно из сохранившихся документов, у Федорова и Гвоздева не было судовых журналов первой экспедиции Беринга. Искали в море остров, основываясь на воспоминаниях морехода Мошкова, — а тому память изменила, — острова Диомида лежат к востоку от мыса Дежнева, а Мошкову помнилось, что к югу, — отсюда несколько дней безуспешных поисков в море в неверном направлении. Что потом помогло экспедиции — прояснившаяся ли погода, которая позволила увидеть острова, расспросы ли чукчей, которые, несомненно, были непрочь отвести «ясачную грозу» на своих постоянных недругов — островных эскимосов, сказать трудно.

9-го или между 9 и 11-м августа бот «Гавриил» прибыл на прежнее место (к разрытым юртам из моржовых костей), 11-го вышел в море и 13-го опять вернулся к Чукотскому полуострову, но уже к другому месту, где юрты (числом 6) были из елового леса, т. е. из леса, доставленного из Америки или скорее всего принесенного морским течением и прибитого волнами. Гвоздев послал служилого человека Пермякова (в док. № 1 — Леонтия Петрова, а затем Петра Куклина) с толмачом потребовать ясак. Чукчи, стоявшие на камне, дали в качестве ясака кунью парку (Парка — меховая рубашка без разреза и без куколя, т. е. без капюшона, надеваемая через голову.), т. е. одежду (тоже американский товар), которая именно в качестве иноземного, редкого произведения могла играть роль всеобщего эквивалента.

Толмачу же чукча сказал (док. № 2), «какой-де с нас ясак просите, что у родников есть ясак большой» и что он этими родниками владеет. Он отказывался платить ясак, замахивался копьем на толмача. Напомнил о том, что у них был бой с капитаном, т. е. с капитаном Павлуцким. Все эти данные с бесспорностью утверждают в том, что с 11 по 13 августа 1732 г. Федоров и Гвоздев были не у какого-либо из островов, а в каком-то пункте крайней восточной оконечности Азиатского континента.

15 августа в начале 11-го часа пополуночи при попутном ветре бот отчалил от берега и 17-го числа пополуночи в 7-м часу был осмотрен остров, очевидно, первый из островов группы Диомида, остров Ратманова. То, что шли 1 и 1/2 суток, не говорит о противоречии фактам — бот «Гавриил» шел не от мыса Дежнева, а от какого-то другого пункта Чукотского полуострова, к которому подошел после двух дней плавания (по неизвестной трассе) от какого-то мыса, возможно Дежнева. Кроме того, когда бот подошел к острову, «ветер был противен», и пришлось лавировать. Затем бот опять вернулся к Чукотскому полуострову. Когда наступил штиль, спустили лодку. Гвоздев и матрос Петров еще с 10 служилыми людьми пригребли к утесу недалеко от юрт. К этому утесу отошли чукчи, «а чукчи-де поют согласно и один из них прыгает и скачет» — очевидно шаман на камне заклинал появившееся навождение. Завести разговор с чукчами не удалось, Гвоздев вернулся на бот, а вслед за ним, провожая его, появились две байдары, на которых было по 20 человек. Вот тут-то между байдарами начались переговоры. Гвоздев спросил, какой народ живет на острове (т. е. на островах Диомида или в Америке); они на этот вопрос не ответили, а про себя сказали, что они «чюкчи зубатые», а о земле (заметим, что не об острове, а о земле, очевидно, о Чукотском полуострове), что это самый Чукотский нос.

Все это было 17 августа. Затем бот опять пошел к первому острову. Когда матрос Петров и 10 человек команды пригребли на шлюпке к острову с северной стороны и увидели там юрты, то чукчи стали с утеса стрелять из луков. «Против их противления выстрелили из ружей». Толмач спросил, какой они народ, и они-де о себе сказали, что «чюкчи». Гвоздев, как и другие, считал эскимосов особым племенем чукчей, называл их «зубатыми чукчами». Чукчи с острова сказали, что «родники их пошли с оленными чукчами против капитана биться и так-де всех побили». Это известие соответствует истине, так как среди убитых отрядом Павлуцкого чукчей оказались двое «зубатых» чукчей (по другой версии — один). (Однако пленные чукчи пояснили, что зубатые люди пришли не драться вместе с ними против Павлуцкого, а в качестве наблюдателей — разведчиков.) С этого острова видели Большую землю (док. № 1).

20 августа экспедиция посетила второй остров, ныне остров Крузенштерна. На следующий день, 21 августа, экспедиция подошла к Североамериканскому континенту в таком месте, где не было никакого жилья, и бот стал на якорь в четырех верстах от берега. Поскольку на оконечности мыса Принца Уэльского имеется эскимосское поселение, Л. С. Берг высказывает предположение, что бот «Гавриил» подошел к месту северо-восточнее мыса Принца Уэльского. Это предположение вероятно, так как далее говорится о том, что бот пошел к южному концу (очевидно названного мыса). Затем бот пошел к югу вдоль побережья Североамериканского континента. В показании Скурихина небольшое продвижение на север ошибочно превращено в длительное плавание. На самом деле бот «Гавриил» шел к югу до острова Кинга или Укивок. Гвоздев назвал этот остров четвертым.

В док. «N» 2 процитирован лагбух, веденный совместно Федоровым и Гвоздевым. Там сказано: «...при том репорте (от 19 декабря 1732 г. на имя капитана Павлуцкого. — А. Е.) прислан лагбух, который-де писали Гвоздев и Федоров обще, а в том лагбухе написано: августа-де 22 числа по полуночи в 12-м часу с острова приезжал к ним иноземец чюкча (на самом деле эскимос. — А. Е.) в ветке, по их званию в кухте (байдаре. — А. Е.) и спрашивал-де оной Гвоздев у него через толмача новокрещена Егора Буслаева, какой народ на большом острову живет, и оной же иноземец чюкча сказывал, что на оном острову живут чюкчи, что это самый-де Чюкотский нос, да спрашивал же де он у оного чюкчи через толмача, что на Большой острову имеется, какие звери и леса, и оной же чюкча сказал, что-де на оном острову лисицы и куницы и леса». (Промемория № 356 из канцелярии Охотского порта флота капитану Шпанберху за подписью майора Афанасия Зыбина от 20 апреля 1743 г., ЦГВМФ, ф. капитан-командор Беринг, 1742—1743, а- 53, л. 722—732, об.)

Это сведение имеет исключительно большое значение, так как оно взято из документа того времени, не вызывающего сомнения в достоверности и точности — это единственный сохранившийся отрывок из недошедшего до нас журнала, который вели Федоров и Гвоздев. Он устанавливает дату конечного поступательного движения экспедиции Федорова и Гвоздева, посещения ими острова Кинг и переговоров их с американским эскимосом. Этот отрывок окончательно разрешает вопрос, который являлся камнем преткновения для всех исследователей — вопрос о четвертом острове, т. е. почему остров Кинга назван Гвоздевым четвертым островом. Первым был посещен остров Ратманова, вторым — остров Крузенштерна. О посещении третьего острова нигде ничего не говорится, говорится о приближении к Большой земле, а после второго острова Гвоздев перескакивает сразу к четвертому, к острову Кинга. Данный отрывок характеризует представление Федорова и Гвоздева о Большой земле как о Большом острове. Здесь прямо сказано — «Большой остров», причем Большой остров в документе дан с прописной буквы, так же как называется и Большая земля. Повторяем, что это единственный известный отрывок из лагбуха Федорова и Гвоздева 1732 г.

Таким образом, окончательно разрешается вопрос о третьем острове. Так был назван Федоровым и Гвоздевым Североамериканский континент — Большая земля. Этому не приходится особенно удивляться, так как никаких точных данных о протяжении и очертаниях Большой земли в то время не было. Но если данный отрывок полностью разрешает одно недоумение, то он порождает два новых. Почему «иноземец чукча» сказал, что на Большом острове живут чюкчи? На этот вопрос ответить сравнительно легко. При том уровне этнографических знаний, которые имелись у Федорова и Гвоздева, во всей их документации эскимосы не фигурируют. Местные жители Азиатского континента, островов Диомида и Северной Америки ими всегда называются чукчами, но обычно проводится разница — азиатские чукчи называются просто чукчами, а эскимосы с островов Диомида и Северной Америки — зубатыми чукчами. Гвоздев считал их особой разновидностью чукчей. К тому же в этом отрывке документа Федорова и Гвоздева сказано, что на кухте подъехал не просто чукча, а «иноземец чюкча», т. е. подчеркнуто, что это был какой-то другой чукча, а не азиатский.

Утверждение, что на Большом острове имеются «лисицы, куницы, и леса», как мы знаем, вполне может быть отнесено к Североамериканскому континенту. Непонятным является упоминание о каком-то Чукотском носе на «Большом острову». Возможно, что именно этот пункт отчетов Гвоздева заставил одного исследователя назвать его отчеты бестолковыми и путаными и излить на него свою обиду исследователя, заявив, что и острова-то напрасно сначала были названы в честь Гвоздева — что было правильнее бы назвать их в честь Федорова (очевидно, хотя бы потому, что тот не писал таких бестолковых, путаных «репортов»).

Карта морского служителя Филиппа Вертлюгова. ЦГАДА, Карт, фонд библ. Гл. архива МИД, Иркутская губ., № 56. Публикуется впервые.

А между тем Гвоздев лишь передал то, что он слышал от эскимосов. И то, что он слышал, неправдоподобием ничуть не страдает. Совершенно очевидно, что речь идет о каком-то мысе Североамериканского континента, который в данном, повторяем, достоверном документе, назван Чукотским носом. Речь идет отнюдь не о каком-либо мысе Азиатского континента, эта возможность исключена полностью. Американский житель назвал Чукотским носом какой-то мыс Североамериканского континента. В то время на Аляске никаких официальных лоций не существовало, там имелись свои местные географические названия. Здесь можно высказать только предположение, однако отнюдь не лишенное вероятности. Вполне естественно, что какой-либо мыс, обращенный в сторону полуострова, населенного чукчами, с которыми американские эскимосы постоянно воевали, был назван ими Чукотским носом. Мы не останавливаемся на других деталях путешествия Федорова и Гвоздева, впервые подошедших к берегам Америки со стороны России и зафиксировавших это географическое открытие в официальном документе, в результате которогo появилась карта. Разбор подлинных архивных документов бесспорно подтверждает факт достижения Северной Америки русскими мореплавателями Федоровым и Гвоздевым в 1732 г. Правда, Федоров и Гвоздев, невидимому, не знали, что они открыли с северо-запада Новый Свет. Но ведь и Колумб (в отличие от Гвоздева, узнавшего через 9 лет, что он был в Америке), не знал, что он открыл не Индию, а Америку, причем Колумб так и не узнал об этом до конца своих дней.

Все исследователи до настоящего времени единодушно полагали, что журнал Федорова и Гвоздева и карта, составленная на основании этого журнала, если не погибли, то во всяком случае до сих пор не найдены. Нам удалось найти лишь небольшой отрывок из лагбуха Федорова, представляющий огромный интерес, так как в нем описан момент первого достижения русскими мореплавателями Америки. Что же касается карт с трассой пути Федорова и Гвоздева, то от общепринятого мнения сейчас мы можем отказаться. Трудность заключается не в том, что нет карт с трассой пути Федорова и Гвоздева, а в том, чтобы выбрать из множества имеющихся графических изображений их пути достоверные, представляющие документальную ценность. Карты с изображением пути Федорова и Гвоздева можно разделить на следующие категории: 1) уже известные, но основательно забытые, 2) известные, опубликованные карты, на которых трасса пути Федорова и Гвоздева нанесена, но осталась незамеченной исследователями, 3) неизвестные карты и не опубликованные еще, но не представляющие документальной ценности и, наконец, неизвестные, не опубликованные карты, представляющие документальную ценность.

К первой группе опубликованных и забытых карт относится карта, найденная в рукописях Делиля в Национальном архиве в Париже и опубликованная Ф. А. Голдером в Америке в 1914 г. (в его книге Russian Expansion on the Pacific, 1641—1850», Cleveland, 1914, p. 155). Эта карта представляет собою схематический набросок, сделанный рукою Делиля, надо полагать, на основании его беседы с Берингом. Картой в собственном смысле этот чертеж не является и точность и ценность его весьма относительны. От этого наброска мы перейдем к опубликованной, но не замеченной исследователями трассе пути Федорова и Гвоздева. Делиль, который имел в руках схему их пути, несомненно, мог отразить эту схему на одной из своих карт. Так оно и было на самом деле. На печатной карте Делиля, изданной в 1752 г. в Париже и хорошо воспроизведенной, между прочим, в капитальном труде Л. С. Берга «Открытие Камчатки и экспедиции Беринга», нанесен обратный путь русских от Аляски к Камчатке в 1732 г. Что это за русские, которые проделали этот путь? Это мог быть только бот «Гавриил» с Федоровым и Гвоздевым и экипажем корабля. Ближайшее рассмотрение карты показывает, что имя Гвоздева на ней упомянуто, и что путь от Камчатки к Чукотскому полуострову и Беринга в 1728 г. и Гвоздева в 1731 г. (ошибка, надо 1732) показан одной линией, без разделения этих путей. Уже одно это обстоятельство показывает, что трасса пути была нанесена Делилем не по судовому журналу бота "Гавриила", а приблизительно, по описанию, в частности на основании описания Беринга, которое легло в основу первоначальной схемы, составленной Делилем. Таким образом, карты пути Федорова и Гвоздева у Делиля ни в первом случае, ни во втором мы не находим.

К числу не опубликованных до сих пор трасс пути Федорова и Гвоздева относится карта «морского служителя» Филиппа Вертлюгова 1767 г., находящаяся в Центр, гос. архиве древних актов (карты Иркутской губ., № 56). В легенде карты Филипп Вертлюгов сообщает, что путь Федорова и Гвоздева «нанесен им» по описанию, т. е. не по лагбуху и не по карте. Под описанием же, надо думать, подразумевается какой-либо из «репортов» Гвоздева, возможно учтены и показания Скурихина. Этот схематический набросок ни в какой мере не является^достоверной картой похода Федорова и Гвоздева.

Зато несомненный интерес имеет карта, составленная преемником Беринга Мартыном Шпанбергом на основании судового журнала Федорова, о чем указано в легенде. Карта эта в копии находится в Центр, гос. военно-историческом архиве в фонде Военно-ученый архив, под № 23431. Первоначально эта карта хранилась в Топографическом депо. На этой карте показан не весь путь бота «Гавриил», а лишь часть его от Чукотского полуострова к берегам Америки. Обращает на себя внимание, что карта не отразила, возможно, впрочем, и очень небольшого, первоначального движения экспедиции на север. Однако, во всяком случае, несмотря на некоторый схематизм, это единственная известная теперь карта похода Федорова и Гвоздева, составленная опытным навигатором на основании документальных данных — судового журнала Федорова.

Находка этой карты дает новое, бесспорное документальное подтверждение достижения русскими мореплавателями Америки в 1732 г. (Карта Федорова — Гвоздева — Шпанберга 1743 г. (копия). Карта Мелкоторская (т. е. меркаторская, составленная в проекции Меркатора.—А. Е.) от Охоцка до Лопатки и до Чукотского носу положена прежним описанием 1725 г. (описка — 1728 г. — А. Е.) на боту Гаврииле под командою бывшего господина капитана камандора Беринга, а приобщенные острова, и часть того носу по журналу бывшего подштурмана Ивана Федорова в 1732 г. на том же боту, а между рекой Камчаткой и Лопаткой к востоку до длины 35—00 приобщенное с карты, сочиненной на пакетботе с. Петра под командою помянутого господина капитан-каман-дора видимы места 1741-м году подленной за рукою капитана Шпанберга». Карта находится в Центральном Военно-историческом архиве в фонде Военно-ученого архива в отделе 10-м— сведения гидрографические. Тихий океан, под № 23431. Карта эта относится к 1743 г. Она составлена после смерти Беринга (1741 г.), когда начальником Камчатской экспедиции сделался капитан Мартын Шпанберг, и вряд ли позже 1743 г., так как в этом году экспедиция была прекращена, а как раз в 1743 г. Шпанберг посылал ответ на запрос об экспедиции Федорова и Гвоздева. Как указано в легенде, трасса пути Федорова и Гвоздева, достигших впервые в 1732 г. Северной Америки со стороны России, нанесена по журналу подштурмана Ивана Федорова. Рукописная. Опубликована впервые в монографии А. В. Ефимова: «Из истории русских экспедиций на Тихом океане». М., 1948 г.).

Карта Фёдорова — Гвоздева — Шпанберга. 1743 г.

Как сообщается в статье «Первый поход русских к Америке в 1732 г.», автором которой является А. Соколов (напечатана в «Записках гидрографического департамента морского министерства», ч. IX, СПб., 1851 г., стр. 84—85), Гвоздев отказался составить карту, ссылаясь на недостатки путевого журнала, веденного им вместе с Федоровым и хранившегося тогда в Охотске. Но Шпанберг, найдя у себя другой журнал, веденный собственноручно Федоровым, «руки подштурмана Ивана Федорова» «для собственной своей помяти», неизвестно каким путем доставшийся Шпанбергу, «приказал своим штурманам вместе с геодезистом составить по нему карту, которая и была составлена», причем составитель отметил трудность сочинения карты по данному журналу. «Эта карта была доставлена Шпанбергом в оригинале в Иркутскую канцелярию в Адмиралтейств-коллегию, но до нас она не дошла, — пишет А. Соколов, — так же как и журналы». Сто лет назад эту карту не удалось найти А. Соколову. В 1946 г. Л. С. Берг в своей работе «Открытие Камчатки и экспедиции Беринга» подтвердил, что эту карту найти не удалось. Настоящая карта найдена нами в 1947 г. В связи с тем, что ни во время первой, ни во время второй экспедиции Беринга часть Аляски, находящаяся против Чукотского полуострова, этими экспедициями не была посещена, данные Федорова и Гвоздева и после второй экспедиции Беринга оставались единственным источником для суждения о части северо-западного побережья Аляски. Интересна оценка, данная карте Гвоздева академиком Палласом в 1781 г. «... достойно примечания, — заявил Даллас, — что означенный на наших старых картах по открытиям геодезиста Гвоздева берег матерой Американской земли против Чукотского Носу нарочито сходствует положением длины и ширины с тем, какое определяет капитан Кук» (Даллас Д., О российских открытиях в морях между Азиею и Америкой. Месяцеслов исторический и географический на 1781 г., СПб., при и. Академии наук, стр. 142).

Следующим этапом продвижения на Восток явилась вторая экспедиция Беринга.

Проектируя вторую экспедицию, Беринг утверждал, что Америка или какая-либо другая прилегающая к ней земля находится недалеко от Камчатки, в 100—200 милях. Он это выводил из того, что на Восточной Камчатке волны меньше, чем на других морях, и что у Карагинского острова он нашел прибитые волнами большие еловые деревья, которых нет на Камчатке.

Деталь карты Федорова — Гвоздева — Шпанберга.

Во второй Снбирско-Тихоокеанской экспедиции принимали участие в разное время профессора и студенты Российской Академии наук, так называемая «академическая команда»: Ф. Г. Миллер — историк, И. Г. Гмелин — натуралист, Г. В. Стеллер, И. Э. Фишер и студенты — в дальнейшем академики А. Д. Красильников, С. Л. Крашенинников и другие.

Снаряженная «для проведывания Америки» в 1732 г. вторая экспедиция под начальством Витуса (или, как его перекрестили в Сибири, «Витезя») Беринга имела результатом достижение Берингом острова Каяк у самого Североамериканского континента. Но Беринг даже не сошел на берег. Он был тяжело болен и вскоре, 8 декабря 1741 г., умер на острове, названном его именем, умер ужасной смертью, заживо засыпанный землей, в подобии могилы, куда лег, чтобы хоть немного согреться. Чириков, отделившийся от экспедиции Беринга, достиг другого острова у Североамериканского континента под 55° З1` северной широты.

Научные и политические результаты второй экспедиции Беринга следует признать огромными. Вопрос о том, сошлась ли Америка с Азией, по существу уже был разрешен еще до начала второй экспедиции, и не он явился основным. Основное состояло в том, чтобы установить, где находится Америка, на каком расстоянии от Азии. Эта задача и была выполнена; два отряда экспедиции — и самого Беринга и Чирикова — порознь достигли Северной Америки и открыли ряд островов Алеутской гряды, а также островов, прилегающих к Североамериканскому и Азиатскому континентам.

Отдельный морской отряд Мартына Шпанберга нашел морской путь в Японию. Экспедиция Шпанберга состояла из трех судов: «Михаил», «Гавриил» и «Надежда». Нанеся на карты Курильские острова, Шпанберг вернулся в Большерецк.

В 1739 г. флотилия Шпанберга на 4-х судах, пройдя в том месте, где ожидали встретить несуществующую Землю Гамы, посетила Японию. Шпанберг побывал в ряде пунктов в Японии (о-в Хондо, его сев. часть) и вернулся мимо Матмая в Большерецк.

Вальтон, умышленно отделившийся от Шпанберга, 14 июня, через два дня после того, как и Шпанберг подошел к о-ву Хондо и поплыл вдоль него к югу, а затем повернул обратно, пройдя мимо многих мелких японских островов.

Второе плавание Шпанберга с целью достичь Японии было предпринято в 1742 г. на только что построенном пакетботе «Св. Иоанн», бригантине "Св. Михаил" и дубель-шлюпке «Надежда». В составе экспедиции были штурманы Хметевский, Верещагин, геодезисты Скобельцын и Гвоздев, морские командиры Ртищев и Шельтинг, ученики японского языка Шенаныгин и Фенев и др.

Дойдя до широты пролива Лаперуза Шпанберг повернул назад.

В 1742 г. Чириков решил предпринять вторичный поход к Америке «для точнейшего исследования земли, виденной по частям в предшествующее плавание». В море Чириков вышел 25 мая из Авачинской губы. 8-го июня он достиг о. Атту и назвал его островом Федора.

Деталь карты Федорова — Гвоздева — Шпанберга.

Противные ветры и туманы сделали невозможными дальнейшие исследования. Пройдя мимо о. Беринга, Чириков 1 июля вернулся на Камчатку, а в августе был уже в Охотске. (См. А. Н. Соколов, назв. раб., стр. 414 и след.)

Картографические работы огромного значения на Камчатке и по берегу Охотского моря произвели участники экспедиции: геодезист Усленев, мичман Хметевский, гардемарин Юрлов и, в особенности, штурман Елагин и геодезист Красильников, который определил многие пункты не только на Камчатке, но и в Сибири.

Геодезист Гвоздев и мичман Шельтинг на дубель-шлюпке «Надежда» описали западный берег Охотского моря до устья Амура.

Четыре северные экспедиции обследовали побережье от Архангельска до Анадыря. Они действовали следующим образом.

С 1734 г., в течение 5 лет, лейтенанты Муравьев и Павлов и сменивший их в 1736 г. лейтенант Степан Гаврилович Малыгин, товарищ Чирикова по выпуску из Морской академии в 1721 г. (Малыгин написал книгу: «Сокращенная навигация» по Картье-де-Редюксион), прошли путь от Архангельска до Оби, достигнув Березова в 1737 г. Лейтенант Скуратов доставил оба коча экспедиции обратно из Оби в Архангельск (к августу 1739 г.).

Карты района от Архангельска до Вайгача имелись и раньше, но район от Вайгача до Оби положила на карты данная экспедиция.

Участок Обь — Енисей поручили лейтенанту Дмитрию Леонтьевичу Овцыну, из штурманов (Д. Овцын служил еще с Берингом и Чириковым в первом плавании к Америке, в 1728г.). Свой участок Д. Овцын прошел в 1734—1738 гг. За дружбу с семьей сосланного князя И. А. Долгорукова Овцына разжаловали в матросы. В дальнейшем он участвовал в экспедиции Беринга — Чирикова и был близок к Чирикову. В 1741 г Овцыну дали амнистиюи в ернули ему прежний чин.

В июне 1738 г., служивший ранее штурманом у Овцына Минин вместе с Стерлеговым вышел из Туруханска, чтобы, обогнув Таймыр, дойти до Хатанги. Стерлегов описал и снял берег от устья Енисея до мыса Фаддея на Таймырском полуострове; путь он прошел на собаках. Минин к 20 августа 1740 г. дошел морем до 75,15° с. ш., но его остановили льды.

Экспедиции самоотверженно выполняли свои задания в северных водах Сибири, неся тяжелые жертвы.

Партия Прончищева и Ласиниуса (Лейтенант Ласиниус, датчанин, незадолго до экспедиции был принят на русскую службу.) построила два судна на Лене. Прончищеву поручили итти на запад до Енисея, а Ласиниусу на восток до Анадыря или даже до Камчатки. Оба судна вышли в поход 8 августа 1735 г. Прончищева в этом походе сопровождала его жена. Прончищев умер, не выдержав лишений похода, 30 августа 1736 г. Вскоре после его смерти умерла и его жена. Их похоронили на берегах Оленека. Командование судном после смерти Прончищева принял штурман Челюскин, который в 1737 г. сделал новую и опять безуспешную попытку обойти Таймыр морем, но льды не пропустили судно. Вызванный в Петербург для объяснений, Челюскин получил от Адмиралтейств-коллегий предписание снова повторить попытку, а если таковая не удастся, то пройти Таймырский мыс на собаках и составить описание его и карты. Челюскину предложили вернуться к исполнению его штурманских обязанностей, а командиром дубель-шлюпки назначили Харитона Лаптева. Лаптев дошел до Хатанги, но его судно зажали льды, и ему пришлось оставить корабль. Потеряв часть экипажа, он вернулся на Енисей, в Манга-зею. После этого Лаптев произвел опись р. Енисея от Мангазеи до Енисейска.

Трагичной оказалась судьба Ласиниуса, отправившегося на восток от Лены. Он зазимовал в 120 верстах от Лены в устье р. Хариулы, где и умер от цынги. Из 52 человек команды Ласиниуса в живых осталось 8 человек, в том числе подштурман Ртищев. Вместо Ласиниуса командиром назначили лейтенанта Дмитрия Лаптева. (Харитон Прокофьевич и Дмитрий Яковлевич Лаптевы были двоюродными братьями. Харитон Лаптев оставил записки о своем путешествии.)

У мыса Святого льды остановили Лаптева. Но в 1739 г., в июле Лаптев сделал новую попытку пройти из Лены морем на восток. 8-го августа Д. Лаптев дошел до мыса Борхая, 15-го прошел Святой Нос. Недалеко от устья Индигирки его судно остановили непроходимые льды. Команда зазимовала на берегу.

В июле 1740 г. неутомимый Дмитрий Лаптев, исправив повреждения, полученные ботом от льдов, опять двинулся к востоку и 4 августа дошел до Колымы. У Баранова камня 14 августа льды остановили бот, и Лаптеву пришлось вернуться на своем судне к Нижне-Колымскому острогу, где он и зазимовал. .

В июле 1741 г. Д. Лаптев сделал новую попытку пробиться морем на восток, но ледовые условия сделали невозможным плавание, и ему пришлось вернуться в Нижне-Колымск.

Однако, желая во что бы то ни стало выполнить порученное задание, Д. Лаптев 27 октября 1741 г. опять взял курс на восток, но на этот раз уже не морем, а на собаках, через Чукотский хребет.

Отряд Д. Лаптева на 45 нартах, соблюдая строгий воинский порядок, благополучно достиг 17 ноября Анадырского острога, не имея в пути столкновений. В Анадыре Лаптев построил две лодки и летом 1742 г. ходил вниз по Анадырю для описания этой реки. Осенью он вернулся в Анадырский острог, откуда через Нижне-Колымск направился в Якутск. Чириков командировал Д. Лаптева для донесения о своем путешествии в Петербург.

Заслуги участников северной экспедиции: Прончищева, Челюскина, Малыгина, Дмитрия и Харитона Лаптевых, Ласиниуса, Овцына, Минина, Стерлегова и других огромны.

Северная партия экспедиции Беринга — Чирикова, начав работу в 1734 г., в течение 10 лет прошла от Архангельска до Анадыря и нанесла на карты все побережье Северного Ледовитого океана, от Вайгача до Анадыря. Два участка пути эти экспедиции прошли не морем, а на собаках — у полуострова Таймыр между Енисеем и Леной и через Чукотский полуостров.

Но первый из названных двух участков прошли, как мы знаем, безвестные русские мореходы в начале XVII в., а вокруг Чукотки проплыли кочи Дежнева и его спутников в 1648 г.

Таким образом, приоритет морского плавания вдоль всего побережья Северного Ледовитого океана от Архангельска до Камчатки твердо зафиксирован за русскими мореходами.

Морские тихоокеанские отряды экспедиции в те же годы установили соотношение между Азиатским и Американским материками и открыли морской путь в Японию с севера, установив соотношение Японских островов и Азиатского материка.

За русскими исследователями остается приоритет и в области картографии. Вся зона от Архангельска к востоку, от Вайгача до Камчатки и Курильских островов нанесена на карты впервые русскими штурманами и геодезистами в XVIII в.

Напомним, что и после экспедиции Дежнева северную часть Чукотского полуострова продолжали наносить по описаниям Дежнева, который обошел ее морем.

В середине прошлого столетия на страницах русской прессы велась дискуссия о том, чья роль значительнее в открытии Америки со стороны России — Беринга или Чирикова. Но этот вопрос правильно разрешил еще в XVIII в. великий Ломоносов, сказавший, что «Чириков был главным». И действительно, Чириков был главным. И не потому, что он достиг Америки на 1—1,5 суток раньше, чем Беринг, но потому, что он еще до первой экспедиции правильно определил местонахождение Америки и указал кратчайший путь к ней. Алексей Чириков отстаивал эту правильную точку зрения и при организации Второй камчатской экспедиции. Наконец, приняв фактическое руководство экспедицией после трагической смерти Беринга, Чириков довел до конца ее научное задание, составив замечательную карту морского похода обеих групп американской экспедиции (копия этой карты имеется в ЦГАДА). Он учел и результаты похода Федорова — Гвоздева и данные западноевропейской географической науки, использовав всемирный атлас нюрнбергского географа Иоганна Батиста Гомана (Об этом имеется упоминание в легенде карты похода 1741 г., составленной штурманом Елагиным под наблюдением А. Чирикова. ЦГАДА по реестру библиотеки Главного архива МИД, карта Иркутской губ., № 30.), основные данные которого по Сибири, впрочем, почерпнуты из русских источников — из карт Ремезова, Ивана Львова и Ивана Кирилова, а также и других, и обогатил науку новыми достижениями. В частности, составленная Чириковым карта морского похода 1741 г. является первой в мире, где Северная Америка показана на основании конкретных данных не как Большая земля или Большой остров, а именно как Северная Америка. (Карта Чирикова 1741 г. опубликована А. П. Соколовым в Записках гидрографического департамента, ч. 9, 1851 г.)

Личное дело А.Чирикова, заведённое в 1715 г. при поступлении его в Математико-навигационную школу.

Личное дело А.Чирикова, заведённое в 1715 г. при поступлении его в Математико-навигационную школу.

Личное дело А.Чирикова, заведённое в 1715 г. при поступлении его в Математико-навигационную школу.

Итоговая карта русских открытий на Тихом океане до 1746 г. Оригинал подписан А. И. Чириковым. ЦГВИА. Ф. ВУА. Публикуется впервые.

Великие заслуги Чирикова не получили еще должного признания. А между тем, в XVIII в. Ломоносов весьма высоко оценил его заслуги. В XIX в. выдающийся историк своего времени, изучавший историю русского флота, А. П. Соколов писал: «... Назначенный ему Берингу в товарищи плавания бывший младшим офицером в первой экспедиции, теперь капитан Алексей Ильич Чириков был лучшим офицером своего времени, краса и надежда флота. Умный, образованный, скромный и твердый человек» (Соколов А. П. Северная экспедиция 1733—1743 гг. Записки Гидрографического департамента Морского министерства, ч. 9, 1851 г., стр. 210.)

Как показал советский историк В. А. Дивин в своей интересной книге о Чирикове, вышедшей в 1949 г. (Дивия В. А. Великий русский мореплаватель А. И. Чириков, Географгиз. М., 1949 г.), А. И. Чириков был не только замечательным мореплавателем, но и крупным ученым.

Оставленный при, Морской академии после ее окончания в 1721 г., Чириков подготовил 140 морских офицеров различных специальностей. Он был одним из первых профессоров военно-морских учебных заведений в России. О его выдающихся научных заслугах в экспедиции мы уже говорили.

Человек выдающихся моральных качеств, преданный сын своей родины, передовой человек своего времени, всячески поддерживавший разжалованного по политическим причинам Овцына, А. И. Чириков пользовался общей любовью членов экспедиции.

Карта Морской академии 1746 г. Общий вид.

По окончании экспедиции Чириков до 1746 г., больной чахоткой, проживал в Енисейске. В 1746 г. он прибыл в Петербург. Сначала в апреле его определили присутствующим в Академическую экспедицию, а в мае того же 1746 г. присутствующим в Москве в конторе Адмиралтейств-коллегий. Умер он в конце 1748 г. в Москве в чине капитана-командора, от туберкулеза, полученного им во время трудных походов.

Великие заслуги Чирикова не получили еще должного признания. А между тем, в XVIII в. Ломоносов весьма высоко оценил его заслуги. В XIX в. выдающийся историк своего времени, изучавший историю русского флота, А. П» Соколов писал: «... Назначенный ему Берингу в товарищи плавания бывший младшим офицером в первой экспедиции, теперь капитан Алексей Ильич Чириков был лучшим офицером своего времени, краса и надежда флота. Умный, образованный, скромный и твердый человек». (Соколов А. П. Северная экспедиция 1733-1743 гг. Записки Гидрографического департамента Морского министерства, ч. 9, 1851 г., стр. 210.)

Жизнь и деятельность русского мореплавателя А. И. Чирикова должна быть освещена в специальном исследовании.

Карта Морской академии 1746 г. Составлена под руководством А. И. Чирикова. Помимо известной и уже опубликованной карты Чирикова, относящейся к 1741 г., в Центральном Военно-историческом архиве, в фонде Военно-ученого архива, имеется итоговая карта, законченная к маю 1746 г. На этой карте обобщены итоги всех русских экспедиций на Тихом океане в предшествующий период. Как указано в легенде, территория Сибири до Тобольска нанесена на этой карте по Российскому атласу, т. е. очевидно, по атласу России, изданному Академией наук в 1745 г. Часть же к востоку от Тобольска нанесена «с разных описаниев» и «с разных карт, сочинения морских офицеров». При этом в легенде указано, что использованы данные не только первых двух экспедиций Беринга, но и геодезиста Гвоздева. Кроме того, использованы данные мичманов Ртищева и Шельтинга о западном береге Пенжинского моря.

Насколько мало мы знаем о А. И. Чирикове, видно хотя бы из того, что до самого недавнего времени оставалась неизвестной даже дата его рождения. Нам удалось найти в Ленинграде архив Математико-навигацкой школы и Морской академии. В этом архиве, путем сплошного просмотра ряда дел, мы нашли личное дело А. И. Чирикова — ученика Математико-навигацкой школы. (Наиболее существенные документы этого дела мы публикуем в приложении к этой книге.) Из документов видно, что А. И. Чириков родился в 1703 г., происходил из мелкопоместных дворян. Отец его служил в Киеве комендантом, а «дворами» владел в Московской, Тульской и других губерниях центральной России.

В архивах нам удалось найти и неизвестные ранее важные документы, освещающие научные заслуги Чирикова, а именно итоговые карты всех русских экспедиций в Сибири и на Тихом океане, составленные Чириковым в 1746 г. Подлинные журналы и карты Сибирской экспедиции были посланы в Якутск, а оттуда в Тобольск. Полагают, пишет А. П. Соколов, что эти документы были уничтожены в 1887 г. в Тобольске пожаром (Соколов А. П. Записки Гидрографического департамента, ч. 9, 1851 г, стр. 468.)

Нам удалось установить, что по крайней мере часть подлинных карт экспедиции Беринга — Чирикова находится в настоящее время в Ц. Гос. Военно-историческом архиве в Москве, в фонде «Военно-ученый архив».

В частности, интерес представляет неизвестная до сих пор исследователям карта Алексея Чирикова, относящаяся примерно к 1746 г. На этой карте, прекрасно сохранившейся и хорошо иллюминованной, собственноручно подписанной флота капитаном Алексеем Чириковым, четко очерчены те области моря и суши, которые стали уже известны и были нанесены на карты, и те области, которые оставались еще неизвестными. Эта карта — драгоценный документ. На ней подытожены научные результаты всех русских экспедиций до Второй Камчатской включительно. Из легенды этой карты видно, что она составлена почти исключительно на основании русских карт, являющихся результатами русских экспедиций на Тихом океане. Особенно интересна эта карта потому, что в свое время ее результаты не были известны ученым. Так, например, Г.-Ф. Миллер, составляя свою итоговую карту русских открытий на Тихом океане в 1754 г., не имел доступа к этой карте и не мог ее использовать.

С этой картой тесно связана другая неопубликованная карта, составленная в Морской академии и законченная в мае 1746 г. Эта карта составлялась при непосредственном участии А. Чирикова. Она «положена» «на разделении меркаторском». В ней использованы: до Тобольска атлас Российский, т. е. Атлас Российской Академии наук 1745 г., а к востоку от Тобольска карты первой и второй Камчатской экспедиций, карты Дм. Лаптева, карта из атласа И. Б. Романа (некоторая часть западного берега Америки) и Делиль де ла Кройера, карты Беринга, Чирикова, Вакселя и Хитрова, Шпанберга, Ртищева и Шельтинга и геодезиста Гвоздева. Сочинена эта карта «по определению Адмиралтейств-коллегий». Судя по характеру этой карты — это оригинальный рабочий экземпляр. Повреждение огнем этой карты возможно нанесено в Тобольске при пожаре архива в 1887 г.

Большой интерес представляет и то, что в этой карте использована, считавшаяся ранее погибшей, карта Федорова — Гвоздева — Шпанберга. Сличение карт Чирикова, карт Морской Академии, затем найденной нами карты Федорова — Гвоздева — Шпанберга указывает на полную идентичность данных этих карт.

Для датировки карт, составленных Чириковым, важно то, что Чириков в 1746 г. писал в рапорте, поданном в Адмиралтейств-коллегию о том, что во время двух камчатских экспедиций «...открылось на малой части земноводного глобуса много земель и островов, о которых до упомянутого времени не было известно, а ныне явственно показует поданные Адмиралтейств-коллегий упоминаемой экспедиции от морских офицеров карты». (Соколов А. П. Северная экспедиция 1733—1743 гг. Записки Гидрографического департамента, ч. IX, 1851, стр. 453.)

Как установил В. А. Дивин, 6 марта 1744 г. Правительствующий сенат вызвал Чярикова в Петербург. 29 июня 1745 г. Чириков сдал дела и только 13 марта 1746 г. прибыл в Петербург.

Таким образом, обе данные карты могут быть датированы только 1746 г., потому что Чириков в 1746 г. был произведен в капитан-командоры, а карта подписана им «флота капитан А. Чириков».

С экспедициями Беринга — Чирикова связаны не только Атлас Российской Академии наук 1745 г., но и карты этой же Академии 1754—1758 гг., а также карты, приложенные к труду С. П. Крашенинникова «Описание земли Камчатки», изданному впервые Академией наук в 1755 г.

До настоящего времени исследователям не удалось использовать коллекцию карт, составленных Российской Академией наук в 1754 г. и опубликованных с небольшими дополнениями в 1758 и в 1773 гг.

Эта серия карт 1754 г. отражает процесс подготовки итоговой карты о русских географических открытиях, составленных Академией наук для опубликования на русском и иностранных языках под руководством Ф. Г. Миллера. В картографическом фонде Академии наук эти карты 1754 г. вообще отсутствуют. Впервые они были обследованы нами, и это позволило установить, какие изменения были внесены в карты между 1754 и 1758 гг. Изменения эти в общем незначительны, и обоим вариантам карт присуща общая черта: в них не были использованы данные сводных карт Чирикова и Адмиралтейств-коллегий, которые в то время были недоступны для Ф. Г. Миллера.

Чрезвычайно интересен корректурный оттиск карты 1754 г., на котором сделана правка рукой Миллера. В частности, на том участке карты, где Миллер воспроизвел данные своей же карты, составленной на основании отписок Дежнева, Миллер внес в корректуру надпись (на французском языке): «Морской путь в давние времена, часто посещавшийся. Поход, сделанный морским путем в 1648 г. на трех судах, из которых одно дошло до Камчатки». Эта надпись подтверждает использование Миллером данных Дежнева, а самая карта показывает, как сведения Дежнева, на основании которых Миллер составил карту, помещенную нами выше с латинским текстом, были перенесены нэ карту, изданную Академией наук на русском и иностранных языках в 1758 г.

Собственноручная подпись А.И. Чирикова под итоговой картой русских открытий на Тихом океане к 1746 г.

В 1745 г. вышел Атлас Российской из 14 карт с генеральной (помимо 14) картой Российской империи. Этот атлас подготовила и издала Академия наук. В основу его легли карты, составленные русскими геодезистами. Работа над ним продолжалась 19 лет. По поводу этого атласа Эйлер в 1746 г. писал, что этим трудом география российская «приведена гораздо в исправнейшее состояние нежели география немецкой земли» (Салищ е в. Основы картоведения, стр. 152).

В другом месте Эйлер отмечал что русский атлас лучше атласов, составленных во всех других странах, исключая одну Францию.

Остановимся теперь на картах, опубликованных в изданном Академией наук в 1755 г. классическом труде G. П. Крашенинникова «Описание земли Камчатки».

Относительно карты реки Камчатки, приложенной к первому изданию «Описание земли Камчатки» С. П. Крашенинникова, судя по характеру карты и по содержанию книги и предисловия к ней, написанного, как известно, Ф. Г. Миллером, можно предположить, что автором карты является С. П. Крашенинников. Не исключено и участие в ее составлении Штеллера. Карта эта представляет большую ценность, так как она дает детальный план течения р. Камчатки, разделенной на пять отрезков, данных параллельно, причем каждый следующий отрезок является продолжением предыдущего. На карту нанесены населенные пункты, притоки Камчатки, озера и т. п. данные.

Кроме того, отдельно даны планы горячих ключей, впадающих в камчатские реки.

Карты «Курильских островов с около лежащими местами и «Земли Камчатки с около лежащими местами», хотя и были приложены к 1-му изданию труда Крашенинникова и весьма возможно сделаны с его участием, однако принадлежат не Крашенинникову, а другому лицу.

Это можно заключить из предисловия Ф. Г. Миллера к труду С. П. Крашенинникова. Сначала в этом предисловии говорится о смерти Крашенинникова 12 февраля 1755 г., после того как был отпечатан последний лист его «Описания», а затем сказано, что «для лучшего разумения» географических известий, находящихся в труде Крашенинникова, было решено приобщить к этому труду две ландкарты Земли Камчатки, с окрестными ее странами. При этом Миллер замечает, что эти карты Камчатки и соседней части Сибири более полны и достоверны, чем карты, напечатанные раньше в Атласе Академии наук.

Корректурный экземпляр карты Академии наук 1754 г. (изд. 1758 г ) с правкой Ф.Г. Миллера. ЦГАДА ф. Библ. Гл. арх. МИД. Публикуется впервые.

Далее сказано, что сочинитель этих карт намерен в будущем выступить с доказательством этого. Поскольку Крашенинников ко времени выхода книги уже умер, автор карт еще был жив, Крашенинников не может являться автором данных двух карт. Заметим, кстати, что эта ситуация не относится к карте р. Камчатки, составленной, повидимому, самим Крашенинниковым, написавшим о р. Камчатке особую работу.

Кто же автор этих двух карт? Во-первых, рассмотрение этих карт показывает, что это не две карты, а одна, разрезанная на две части. Во-вторых, обращает внимание то, что автор предисловия Миллер хорошо осведомлен о дальнейших намерениях автора данной карты. Это позволяет предположить, что автором или, во всяком случае, руководителем составления данной карты является сам же Ф. Г. Миллер. Это предположение получает полное подтверждение при сопоставлении данной карты с корректурными печатными оттисками и рукописными вариантами академической карты «Русских открытий на Тихом океане», составленной под руководством Ф. Г. Миллера в 1754 г. и опубликованной Академией наук с небольшими дополнениями в 1758 г.

Помещенная в труде Крашенинникова карта, состоящая из 2-х частей, является несколько переработанной деталью академической карты 1754—1758 гг. и в то же время некоторыми своими элементами могла повлиять на окончательную редакцию карты 1754—1758 гг.

Характерно, что в данной карте не использованы карты Чирикова и Морской академии, так же как они не были использованы в картах Академии наук. Это объясняется тем, что автор обеих карт Ф. Г. Миллер не имел доступа к картам Чирикова и Морской Академии.

Обращаясь к вопросу об источниках данной карты, приходится сделать заключение, исходя из замечаний Крашенинникова во вводной части его труда, что в ней использованы результаты, полученные академической командой на Камчатке и прежде всего самим Крашенинниковым, а также результаты 2-х экспедиций Беринга — Чирикова, причем во время второй экспедиции значительные картографические работы на Камчатке проделал штурман Иван Елагин.

Разумеется, были учтены результаты, полученные Евреиновым, Козыревским и другими, но с существенным дополнением и уточнением этих данных.

Только сопоставляя карты, приложенные к труду Крашенинникова, с предшествующими картографическими работами, можно оценить огромное научное значение картографической работы Крашенинникова и всей академической команды, входившей в состав Камчатской экспедиции.

Научно-политическое значение результатов русских тихоокеанских экспедиций 1-й половины XVIII в. было так велико, что иностранные правительства стремились выведать их всеми правдами и неправдами.

Немалое внимание уделило Камчатской экспедиции английское правительство.

Узнав о больших русских экспедициях по обследованию северо-восточного прохода и северной чaсти Тихого океана, англичане стали посылать одну за другой экспедиции для открытия северо-западного прохода. В 1737 г., по поручению Гудзонской компании, капитан Кристофор Мидльтон исследовал Гудзонский пролив. Однако он не нашел выхода из Гудзонова залива на запад. В 1741 г. Мидльтон был послан во вторую экспедицию с этим же заданием, но вернулся с тем же неуспехом. Подобные неудачные попытки англичане продолжали до 1746 г., когда в них наступил значительный перерыв.

Один из вариантов карты Академии наук 1754 г. ЦГВИА, ф. ВУА. Публикуется впервые.

После второй русской Сибирско-Тихоокеанской экспедиции, в 1745 г., английский парламент назначил премию в 20 тыс. фунтов стерлингов за открытие северо-западного прохода вокруг Америки. В следующем, 1746 г., он послал с этой целью экспедицию, не имевшую, впрочем, успеха, как и все предыдущие. Но англичане применяли еще и другие методы. Об этом свидетельствует документ, который хранится в Лондоне, в английском правительственном архиве Public Record Office в фонде Россия, под № 54. ()

Карта реки Анадыря с окололежащими местами, также Чукотской землицы и части Северной Америки. Рукоп. Два экз. Один экз. новее и копирован в 1765 г. При Адмиралтейской коллегии. ЦГАДА по Реестру Библ. Гл. Арх. МИД. СПб., 1877. Карта Иркутской губ., № 25. Карта рукописная, составлена не позже 1765 г. На ней С. Америка названа своим именем. Карта дает ценный материал по этнографии. Публикуется впервые.

Этот документ оборван на самом интересном месте, но и то, что напечатано, заслуживает внимания. Сообщается, что лорд Джон Гиндфорд, британский чрезвычайный полномочный посол в С.-Петербурге, писал в Лондон статс-секретарю по северным делам лорду Филиппу Дормер-Стенгопу Честерфилду, дипломату и в то же время известному писателю: «Во исполнение моих первых инструкций я постарался узнать, какие именно открытия сделало здешнее правительство в северо-восточной окраине России, и мне посчастливилось достать копию журнала и карту знаменитого капитана Беринга, который взял на себя исследование Камчатского берега и островов, лежащих по направлению Японии; я надеюсь быть в состоянии послать их Вашему сиятельству со следующим курьером; но это надо держать в секрете, ибо если Чернышев узнает об этом (речь идет о графе Петре Григорьевиче Чернышеве, чрезвычайном русском после в Лондоне. — А. Е.), весьма многие будут отправлены отсюда заканчивать свои дни в той стране...». Далее следует многоточие. Англичане сочли неудобным опубликование конца этого документа. Однако и то, что опубликовано, свидетельствует о том, что географические сведения, добытые русскими, просачивались в Западную Европу и через нелегальные каналы, как, например, в данном случае, когда карта Беринга была похищена английским послом подобно тому, как в свое время карта Годунова была похищена почти одновременно двумя шведскими шпионами.

Карта новых открытий на Тихом океане, изданная Академией наук в 1875 г. ЦГАДА фонд бмблиотеки главн. арх. МИД.

В своем стремлении похитить русские карты и рукописи, относящиеся к новым русским географическим открытиям, с англичанами состязались французы, причем масштаб деятельности французских агентов был, как мы сейчас увидим, весьма значительным.

На этом надо остановиться подробнее, в связи с деятельностью иностранного «ученого консультанта» второй беринговой экспедиции французского астронома и географа Жозефа Николя Делиля.

С враждебной деятельностью иностранных агентов связано и то, что замечательные русские географические открытия на Тихом океане в свое время замалчивались или извращались иностранцами. Так, Жозеф Николя Делиль без разрешения русского правительства опубликовал в Париже в 1752 г. карту с итогами русских экспедиций, в которой он с величайшей наглостью даже вовсе не показал похода Беринга, а все открытия на Тихом океане приписал мифическому адмиралу де Фонте и своему брату (от другой матери) Делилю де ла Кройеру, известному участникам Камчатской экспедиции как круглый невежда, спекулянт и пьяница. Лишь между прочим Ж. Делиль обмолвился о Чирикове. Жозеф Николя Делиль неверно указал направление экспедиции и на своей карте совершенно запутал ее результаты, он же упорно срывал порученную ему работу по составлению Атласа Российского.

В связи с особой ролью Жозефа Николя Делиля придется упомянуть о четырех Делилях. Клод Делиль (отец — французский географ и историк, 1644—1720) издал в Париже в 1718 г. «Атлас исторический и генеалогический». Он же участвовал в написании всемирной истории до 1714 г. Его старший сын Гильом Делиль, географ (1675—1726), издал всемирный атлас (в 1700—1714 гг.) (De L'Isle, ОгцЩаище, Cartes geograpbiqu es des s. De L'Isle. P. I. Parii j 700—1714.), в котором впервые дал более верные пропорции, уменьшив ширину Средиземного моря и Азиатского материка. В 1718 г. он получил звание первого королевского географа. У Гильома Делиля был побочный сын Филипп Бюаш.

Жозеф Николя Делиль (1688—1768), французский астроном и географ, был братом Гильома. В 1710 г. Жозеф Делиль устроил обсерваторию в Париже, в Люксембургском дворце. В 1714 г. он вступил во Французскую Академию наук. В 1724 г. путешествовал в Англии, а в 1726 г., по приглашению Екатерины I, отправился в Россию. Жил в России до 1748 г.

Луи Делиль де ла Кройер, сын Клода Делиля от первой жены, по имени ла Кройер, готовился к духовному званию, а затем провел 17 лет в качестве французского офицера в Канаде. Сейчас же после этого он направился в Россию. Его брат Жозеф Николя Делиль представил справку о том, что Делиль де ла Кройер был адъюнктом Французской Академии наук. Этот Луи Делиль де ла Кройер возможно как-то был связан с французским морским министерством, потому что его рукописи до настоящего времени хранятся в Париже в Депо морского министерства.

8 апреля 1750 г. Жозеф Николя Делиль, вернувшийся во Францию в 1740 г., прочитал в королевской Академии наук доклад о последних английских попытках найти северо-западный проход и об экспедиции де Фонте (с ее мнимыми открытиями).

Г. Р. Вагнер отметил, что для него остается загадкой, какие собственно отношения имели «открытия Фонте к русским открытиям». (WagnerH.R. The Cartography of the Northwest Coast of America to the Year 1800. Berkeley, California, 1937, V. I, p. 159.) По мнению Вагнера, карта, которая была приложена к рукописи Делиля, была вычерчена братом Делиля — Бюашем. Эта карта была впервйе опубликована Делилем в 1752 г. под названием «Карта новых открытий на севере Южного моря». Карта эта гравированная, размером 63,7 х 45,5 см в сферической проекции, издана в июне 1752 г. с пояснениями Делиля (в основном эти пояснения касались избранной проекции). (Назв. работа, т. II, стр. 333, 334.)

В ноябре 1752 г. карта была переиздана с некоторыми изменениями под заглавием: «Генеральная карта открытий генерала де Фонте». Следующее ее издание относится к 1753 г.

В том же 1753 г. карту открытий адмирала де Фонте опубликовал Филипп Бюаш в «Considerations geographiques». Эта карта отличается, как указывает Вагнер, от карты, опубликованной Делилем. Она еще более фантастична, чем карта Делиля.

Как только карта Делиля появилась в печати, она подверглась нападкам со всех сторон, в частности со стороны Джона Грина в Лондоне в 1753 г., Бюрриеля в Мадриде (1757 т.), Ж. Н. Боллена в Париже. (Назв. работа, т. II, стр. 333, 334.) Как показала критика XVIII в. карта Делиля даже не соответствовала мифическим данным де Фонте. На этой карте расхождение с мифическими данными де Фонте в одном случае составило 10°.

«Забавные абсурдности, допущенные обоими — Бюашем и Делилем — составляют наиболее интересный эпизод в воображаемой географии северозападного побережья Америки» (Wagner Н. R. Назв. работа, I, стр, 281,); к такому выводу пришел в 1937 г. Генри Р. Вагнер.

Генри Р. Вагнер оценил странные до нелепости экскурсы Жозефа Делиля, как «забавные абсурдности». На самом деле махинации Делиля, производившиеся им под флагом науки, имеют другое и не вызывающее сомнений объяснение.

Остановимся подробнее на карте Ж. Н. Делиля, опубликованной, как мы знаем, в 1752 г. в Париже без разрешения Российского правительства. Жозеф Николя Делиль, не по-хорошему расставшийся с Российской Академией наук, будучи отрешен от работы в ней, и потом написавший дерзкое письмо из Парижа, окончательно порвал с Петербургом.

Название упомянутой выше карты Делиля таково (текст на французском языке): «Генеральная карта открытий адмирала де Фонте и других мореплавателей: испанских, английских и русских». Составил месье Делиль из королевской Академии наук, профессор математики в Королевском колледже. Париж, сентябрь 1752 г.

Эта карта опубликована после Беринговой экспедиции. Честь открытий, оказывается, принадлежит адмиралу де Фонте, и лишь затем другим мореплавателям. Каким? Оказывается, испанским, английским и только на третьем месте русским.

Во-первых, неслыханной фальсификацией истории является заглавие этой карты, как карты открытий французского адмирала де Фонте, Эти «открытия» вообще не имеют права на такое название. Они нанесены на карту для того, чтобы противопоставить эти мнимые «открытия» замечательным подлинным открытиям русских, для того, чтобы заслонить этими мнимыми «открытиями» подлинные достижения русской науки.

Во-вторых, поражающим является то, что на этой карте не показана трасса пути Беринга, а показан лишь путь в Америку и обратно «капитана Чирикова и месье Делиль де ла Кройера» в июне и июле 1741 г. (Обращает на себя внимание то, что на этой карте нанесен без упоминания имен поход Федорова и Гвоздева 1732 г., показанный с ошибками. Далее, что тоже любопытно, и тоже без названия, трасса пути Дежнева. На карте нанесена фантастическая земля Гамы и несуществующий колоссальный остров против Командорских островов.).

Что касается восточного сектора карты, то на нем показано несуществующее море, якобы открытое Жуаном де Фука в 1592 г., со столь же несуществующим архипелагом островов на нем. Вместо того, чтобы показать архипелаг Алеутских островов, открытый экспедицией Чирикова — Беринга, Делиль нанес на карту фантастический архипелаг Св. Лазаря, якобы открытый де Фонте на месте, где он не существует. Абсолютно фантастическим является громадное озеро капитана Бернарда, якобы посланного де Фонте на север и открывшего это озеро. Показано фантастическое озеро де Фонте, через которые якобы можно при помощи рек и каналов попасть в Гудзонов залив и в Атлантический океан. Нанесен даже большой канал между озерами Бернарда и Красивым озером, неподалеку от озера де Фонте.

Вся эта галиматья понадобилась недостойно использовавшему науку Жозефу Делилю для того, чтобы попытаться отрицать приоритет русских великих географических открытий.

Дадим краткую справку о том, как появились на свет карты с мнимыми «открытиями» де Фука и де Фонте, рекламированием которых столь усердно занялся Жозеф Делиль.

В 1592 г. грек Жуан де Фука, находившийся на испанской службе, был якобы послан мексиканским вице-королем на маленьком судне для отыскания пути в Индию. Де Фука утверждал, что, пройдя мимо Калифорнии, он нашел на широте 47—48° глубокий залив большой ширины. 20 дней, по его сообщению, де Фука плыл по этому заливу между островами. Как известно, такого внутреннего моря в Америке не существует.

В научной литературе высказано мнение, что де Фука не только не сделал открытий, но что и вообще такой экспедиции не было. Генри Р. Вагнер находит, что вообще нет никаких данных о том, что испанцы посылали какую-либо экспедицию вдоль северо-западного берега Америки в 1592 г.

Карта Ж. Н. Делиля, опубликованная в Париже в 1752 г.

Через 50 лет, в 1640 г. перуанский и мексиканский вице-адмирал Бартоломей де Фонте получил от испанских властей задание отправиться к северо-западным берегам Америки и перехватить английские корабли, которые по полученным сведениям были отправлены из Бостона для открытия северо-западного пути в Индию. Выйдя 3 апреля 1640 г. из Лимы, вице-адмирал достиг южного мыса Калифорнии. Он послал один корабль проверить, остров ли Калифорния, а с двумя остальными отправился делать открытия на севере. Он, якобы, открыл большую реку Лос Рейс на широте 53°, а затем плавал какими-то внутренними морями, проливами, озерами, пройдя мимо множества островов.

Открыв, якобы, большой архипелаг Св. Лазаря и плывя далее по внутренним рекам и озерам Америки, де Фонте, поскольку ему было приказано встретить бостонский корабль, действительно встретил его, если только ему верить. Сомнение вызывает то обстоятельство, что бостонский корабль должен был притти навстречу де Фонте по суше, так как никакого внутреннего водного сообщения между Бостоном и Тихим океаном через центральную зону Североамериканского континента, как известно, не имеется. Один этот факт — встреча с бостонским кораблем, который совершил большое путешествие по суше, рисует, мягко выражаясь, некоторую склонность испанского вице-адмирала к преувеличениям. Такими же преувеличениями являются его географические «открытия», которые широко рекламировал Делиль.

В настоящее время даже некоторые буржуазные зарубежные историки полагают, что трактат об открытиях де Фонте был мистификацией, учиненной, по одной версии, редактором английского журнала Monthly Miscellany Джеймсом Питалер, по другой, — Джонатаном Свифтом или же Даниэлем Дефо. (Wagner H. R. The Cartography of the Northwest Coast of America to the Year 1800. Berkeley, California Press, 1937, v. 1, § 22.)

Лжеоткрытия де Фуки и де Фонте были пущены в ход Жозефом Делилем в качестве враждебной диверсии в отношении подлинных географических открытий русских путешественников и мореплавателей.

У этого факта имеется свое объяснение.

0 деятельности Жозефа Николя Делиля много писалось и в дореволюционное, и в советское время, и иногда его деятельность подвергалась резкой критике, но должной оценки вся эта деятельность в целом до сих пор не получила. Между тем, еще в 1931 г. в одном советском издании, а именно в первой части изданных на украинском языке в Киеве материалов по истории Украины XVIII в. в капитальной работе известного географа и историка Вениамина Александровича Кордта (Коpдт В. А. Материалы по истории картографии Украины, Киев, 1931 (Всеукраинская Академия наук; Археографическая комиссия).) сообщены весьма примечательные сведения о Делило, которые до сих пор еще не стали общим достоянием науки, поскольку они не нашли отражения в обобщающих работах.

Между тем факты, приведенные в тщательном исследовании Кордта, настолько красноречивы и значительны, что мимо них пройти нельзя.

В § 18 предисловия к картографической публикации, где изложена история составления атласа Российской Академии наук, изданного в 1745 г., о Делиле рассказывается следующее:

В 1725 г. российский посол во Франции В. И. Куракин заключил соглашение с членом Парижской Академии наук Жозефом Николя Делилем, который был приглашен на 4 года на должность астронома при Академии наук в Петербурге, куда Делиль и прибыл 22 февраля (5 марта) 1726 г. Оборудовав обсерваторию, Делиль 16 февраля 1728 г. подал в Академию свой план составления карт России.

Работа Делиля шла крайне медленно. Он объяснял это тем, что ему приходится переводить на французский язык все без исключения посланные ему из Сената карты. Делиль сумел получить 34 карты и из канцелярии главной артиллерии, и в том числе большую генеральную карту России. Между тем Кирилов в 1734 г. издал свой атлас.

В октябре 1739 г. при Академии был основан Географический департамент под непосредственным наблюдением президента Академии наук Корфа и при заведующем Делиле. В частном письме к графу Остерману Корф пояснил, что одна из причин организации Географического департамента — это недоверие к Делилю, который, как выяснилось, делает для себя копии всех карт и, может быть, хочет использовать их для своих частных целей.

Корф приказал хранить карты особым лицам и выставил условие, чтобы в составлении карт принимали участие и русские геодезисты, как и раньше.

В 1740 г., воспользовавшись командировкой Делиля в Обдорск с заданием астрономического характера, Академия наук избавилась от Делиля в качестве заведующего Географическим департаментом. 31 июля во главе этого департамента поставили Эйлера, которого затем заменил Гейнзиус.

Вернувшись из Обдорска в начале 1741 г., Делиль потребовал, чтобы ему одному было поручено руководство всей географической работой в России. 1 июня 1741 г. он подал графу Остерману проект об основании для этой цели географического бюро, непосредственно подчиненного только царскому кабинету. Но проекту Делиля не дали ходу и его к работе по составлению атласа в Географическом департаменте не допустили.

О том, как Делиль относился к порученному первоначально ему заданию, свидетельствует письмо Шумахера от 2 августа 1742 г. Там рассказывается о том, как президент Академии Блументрост в 1726 г. поручил Делилю сочинение генеральной карты России на основании собранных новых местных материалов. Делиль весьма охотно взял на себя это поручение и обязался сочинить генеральную карту. «Хотя ему к такому намерению и все дано было, чего он нитребовал, однако ж один год за другим проходил напрасно, а в самом деле ничего на свет не происходило. Иногда делал он такой, а в другое время иной прожект, для одного токмо продолжения времени и для получения корыстных своих намерений. Ибо хотя прожект о размеривании земли сам собой и не бесполезен, однако ж Делиль притом больше смотрел на требованное им двойное жалование и генерал-майорский ранг, нежели на исправление географии».

Как мы дальше увидим, Делиль получал на самом деле не двойное, а четверное жалование. Кроме двойного жалования в России, он получал еще двойное жалование и во Франции.

«Итак, когда ясно усмотрено было, что время и иждивение напрасно пропадают, притом и то в рассуждение принято, что профессор Академии наук Бернулли в публичной компании сказал, коим образом он удивляется, что с ланд-картами не осторожнее поступают: потому что профессор Делиль, снимая с них копии, посылает оные во Францию».

При этом Бернулли упомянул, что карта первого путешествия Беринга, кем-то похищенная, была напечатана во Франции и издана там через патера Дюгальда. Таким образом карту Беринга одновременно украли не только английский посол в Петербурге, но и какой-то французский агент. Бернулли прямо кивал на Делиля.

Барон Корф — президент Академии наук донес обо всем этом государыне, которая вынесла своеобразное решение: «Приказать, чтобы за Делилем крепко присматривать и при сочинении генеральной карты сделать такое учреждение, чтобы все подлоги пресечены, а самое бы дело с успехом произведено было».

В. А. Кордт документально установил, что Делиль пересылал в Париж карты целыми ящиками, причем, например, в марте 1743 г. Делиль просил полномочного министра, т. е. посла Франции в Петербурге графа Дали-она «надежными секретным образом», использовав права дипломатической почты, отвезти три больших пакета с картами России и рукописями, также относящимися к России, в Стокгольм, французскому послу в Швеции, а через французского посла в Швеции переслать их де Мезельеру — морскому министру в Париже, а часть карт передать лично королевскому библиотекарю.

Делиль посылал карты не обычным путем, а, использовав права дипломатического представителя, в качестве секретного материала. Это доказывает, что он не имел права это делать, и карты пересылались для нелегальных целей.

22 августа 1754 г. заведующий отделом рукописей королевской библиотеки сделал запись о том, что от Делиля получено 190 карт и рукописей, и что они приняты в королевскую библиотеку. Другая же часть карт и рукописей Делиля хранилась в Депо морского министерства Франции. Небезынтересно, что за все время пребывания в России Делиль числился в штате Депо морских карт в качестве астронома-географа французского флота, получал 3 тысячи франков в год, и, кроме того, имел пожизненную ренту в 2 тысячи франков в год.

В географической секции Национальной библиотеки в Париже в настоящее время находится 150 рукописных карт, похищенных Делилем. Кордт привел список карт, относящихся к Украине. Как видно из перечня, карты эти имеют важное стратегическое значение. Например: карта границы Польши и России, карта границы Польши и Крыма, карта мест между Днепром и Днестром, карта расположения Сумского полка, Ахтырского полка, Харьковского полка, Изюмского полка, Азовское море, Черное и Азовское моря, карта Киевской губернии, генеральная карта Украины, карта Крыма, карта Очакова (крепости) и его окрестностей, карта Днепровских порогов и другие.

Приведенный перечень показывает, насколько ценные, с точки зрения французского военного ведомства, сведения доставлял Делиль в секретных пакетах во Францию и как он использовал свое положение ученого-консультанта в России.

Факты позволяют сделать бесспорный вывод о том, что Делиль был послан в Россию в качестве платного агента разведки французского военного ведомства и что он свою деятельность, невидимому, осуществлял не один. Его родной брат Луи Делиль де ла Кройер находился в составе Второй Камчатской экспедиции в качестве астронома и географа.

Заодно с Делилем несомненно действовал его другой брат Филипп Бюаш. Таким образом, можно назвать трех близких друг другу людей; Жозефа Николя Делиля и его братьев Луи Делиля де ла Кройера и Филиппа Бюаша. Против этой компании боролся замечательный русский ученый и мореплаватель Алексей Ильич Чириков, отвергавший баснословные карты «ученого иностранца», консультировавшего экспедицию, которые служили целям дезориентации экспедиции. На карте Делиля появились мнимые открытия де Фука и де Фонте, которых не было на составленных много раньше картах Гильома Делиля. Жозеф Делиль предложил карту, ухудшавшую те результаты, которые получил его брат Гильом Делиль в 1700—1714 гг.

Чириков со всей страстностью боролся против географических «концепций» Жозефа Николя Делиля, что свидетельствует не только о блестящем научном предвидении замечательного русского ученого, но и о здоровом политическом чутье этого преданного сына своей Родины.

Что касается карты 1752 г., то на нее нанесены многие новые данные, добытые русскими картографами. Вместе с тем, эта карта в целом — чудовищное искажение действительности. Она издана одновременно и для использования данных, добытых русскими, и для подрыва приоритета русской науки. В результате героических и блестящих открытий русских путешественников и мореплавателей, после грандиозной Беринговой экспедиции появилась карта, составленная иностранным консультантом этой экспедиции, в которой мир оповещался о несуществующих открытиях адмирала де Фонте. Наряду с «великим открывателем» де Фонте назван Луи Делиль де ла Кройер, получивший столь же отрицательную, сколь и единодушную нелестную аттестацию со стороны участников экспедиции. И эта карта до наших дней публикуется в лучших зарубежных картографических изданиях, хотя и с некоторыми ироническими замечаниями, в то время как в тех же изданиях продолжают замалчиваться русские географические открытия. Такое положение особенно обязывает нас полным голосом сказать о великих географических открытиях русских путешественников, мореплавателей и ученых.