КАЧКАНАРЦЫ

Нас далекие ждут города.

Эй, гора, открывай свои ларцы —

Качканарская  будет  руда!

Это мы говорим — качканарцы!

Откуда они приехали сюда?

Ехали на стройку разными дорогами - по оргнабору и просто так; одни специально на Качканар, другие задержались в пути. Самая многочисленная группа, неопытная, но азартная, — вчерашние десятиклассники. Здесь они держат свой первый трудовой экзамен.

На уроках труда в школе научили держать напильник и клепать к кастрюлям дужки. Но закалить своих воспитанников для настоящего труда, для суровой жизни школа не в силах. Педагоги много говорили о «трудностях». Это было привычное, красивое и нужное слово. Школьники знали, что к трудностям надо готовиться. Они знали, что трудностей бояться нельзя, их надо преодолевать. Они знали и то, что без трудностей нет настоящего счастья. Они не только знали все это - они могли сами убедить кого угодно в мудрости этих слов. Не знали, они только одного: что же такое трудность? Ведь слово — это только слово. Словами не закалишь ни мускулов, ни воли. Очень мало кто из вчерашних десятиклассников, приехавших на Качканар, реально представлял себе, что же такое стройка, что ожидает его здесь. А между тем норма землекопа, или, как называют на стройке, разнорабочего, не делает скидки на слабые мускулы вытянувшегося паренька. Десять кубометров каменистого грунта — вот первое, с чем встретился на стройке восемнадцатилетний гражданин с законченным средним образованием.

Когда все-таки десять кубометров вырыты, мозоли лопнули и кровоточат, спина будто одеревенела, и ты знаешь, что и завтра, и послезавтра, и неизвестно еще, сколько дней будешь делать одно и то же, тогда начинаешь по-другому думать о рабочем человеке, о пределе мужества и вообще о смысле жизни.

Дорогие вчерашние десятиклассники! Потом, когда вы станете взрослыми и спросите себя о самом трудном моменте своей жизни, вы обязательно вспомните эти первые дни. От них зависела ваша судьба. «Правильно ли я начал жить?» - этот вопрос долго будет стоять перед вами. Постарайтесь выдюжить в первые дни, перебороть мучительное сомнение в своих силах. Если сдадитесь - крышка! Стройка, поверьте, суровый, но правильный учитель.

Много на Качканаре и кадровых строителей самых разных профессий: бетонщики, каменщики, шоферы, трактористы. Это совершенно особая порода людей. Для них отдых никогда не превращается в покой. Они успели поработать на всех крупных стройках, жили в палатках и тесных бараках холостяцких общежитий, строили дома, закладывали фундаменты заводов или электростанций, и как только получали комнаты с газом, ванной, удобной кухней, уезжали в какую-нибудь новую глушь, чтобы все начать сначала.

- Никак не могу понять рябого! — рассказывала Настя Киселева, показывая на своего мужа Бориса — крючконосого, худого парня в выцветшей рубашке. - Приедем на стройку — ни кола ни двора. Ютимся в какой-нибудь дыре с ребятишками, а у него душа. радуется. Получит комнату, живи да живи! — и комары не едят, и чистота. А мой загрустит, будто что его гложет. Поживет, поживет, и говорит: «Не принимаю мещанства, поедем куда-нибудь еще». А у меня уж узлы наготове. Что с ним поделаешь!

— А ты брось меня, — добродушно улыбается Борис.

— Дудки! Кто ж тогда за тобой присмотрит? Куда прислонишь дурную головушку? - запальчиво спрашивает Настя.

И когда жена уходит, Борис закуривает, вертит в пальцах папироску:

— Не знаю, правильно ли думаю, что стройка настоящая — это когда ты первый идешь, когда еще неразбериха разная. А как жизнь наладится — какая же это стройка? От хорошей жизни мало кто бежит, остаются. Тогда и в людях нет нужды, и забот меньше. Вот и сматываешь удочки...

Что скажешь об этих неугомонных, всегда неустроенных людях, об их беззаветных женах, о ребятишках, которые вместе с отцами и матерями кочуют по бесконечным стройкам? Быть новоселом для них не просто эпизод биографии. Это постоянная необходимость, вызванная неким внутренним чувством, которое, пожалуй, иначе и не назовешь, как веление души.

И, наконец, на стройку рвутся рвачи. Разные. Глупые и умные, хулиганистые и тихие. Одни надеются ухватить лишний рубль, другие просто ничего не хотят делать, проматывают авансы и бегут, прихватив из общежития одеяло и пиджак товарища. Вербуются снова. Такие наговорят с три короба. Отведут в сторонку, воровато оглядываясь, и начнут обливать грязью хороших, честных людей.

— С начальством разговариваете? — укоризненно затянет он. — А вы в душу рабочему человеку загляните. Ехал, понимаешь ли, для Родины, для коммунизма потрудиться, а они расценками по рукам рубят.

Этот якобы все видит, наврет с три короба о приписках, о простоях, о браке, о пьянице бригадире. А на поверку окажется, что сам лентяй, склочник, дармоед.

Таких на стройке не так много. Впоследствии станет еще меньше.

Если есть в человеке хоть искорка светлых чувств, настоящей рабочей совести, стройка обязательно раздует ее, вернет человека на верный путь и поведет так уверенно, что тот и не оглянется.

И это ее самое замечательное достоинство.