УРОЖЕНЕЦ СТАНЦИИ КЕРШАЛЬ

— Ищи, Володя! — говорит пассажир в синем комбинезоне Володе Доброхотову, пилоту вертолета.

Володя ищет. Черная тень с махающими лопастями будто стрижет верхушки сосен. Мы тоже вглядываемся в тайгу, но ничего не видим, кроме навороченных пней, бурелома и рыжих гарей. Нам очень неудобно. Мы сидим на огромных ящиках с папиросами, мясом, сухарями, придавленные к потолку, к его дюралевым вентилям, трубам и стальным тросам. Когда вертолет встряхивает, мы поочередно ударяемся головой или о тросы, или о дюралевые вентили. Смотрим вниз через щелочку между ящиками и иллюминатором.

Володя иногда зависает над лесом и кружит, а потом летит дальше. Нет, ничего не видно... Промелькнул зеленый вездеход с камуфляжем из глинистой грязи. Похож на колорадского жука. Не то!

- Ищи, ищи! — подбадривает Володю пассажир, повисший на лесенке пилотской кабины.

- Не вижу. Может быть, пролетели? — спрашивает Володя.

- Да нет, где-то здесь... — не слишком решительно отвечает пассажир.

Минут через пять он чуть ли не сваливается нам на головы. Машину резко тряхнуло и потянуло вниз.

- Вот она!

Под вертолетом полянка. На ней сделан настил из свежих, еще белых бревен. Вертолет разворачивается и медленно опускается. Под его тяжестью настил заметно оседает. Болото.

— Нашли! — оборачивается к нам пассажир.— Вот она, станция Кершаль, а вон ее первый человек!

Неподалеку от площадки стоит тоненькая женщина с маленьким, отороченным кружевами свертком. Женщина не может подойти к вертолету. На ней туфли, а надо бы настоящие болотные сапоги.

- Это Кира, жена Рыбака, нашего комсомольского секретаря, - - объясняет пассажир, взваливая на плечи огромный мешок.

Он идет навстречу женщине, пошатываясь на хлябистой тропинке. Только что прошли дожди, и палатки, скрытые среди сосен, еще курятся густым паром.

Вскоре знакомимся и с Рыбаком и с его женой Кирой. У Киры большие темно-серые глаза, бледное овальное лицо и под глазами темные круги. Нелегко быть матерью первого ребенка... Ярослав Рыбак говорит:

- Ясное дело, тяжело. Говорю ей: «Поезжай в Ивдель», — а она ни в какую!

Кира улыбается одними глазами.

- Что ты меня гонишь? Сейчас здесь и молоко есть, и в палатке не дует. Димке много воздуха надо, им тут дышишь — не надышишься. — И нам кажется, что она старается убедить не столько мужа, сколько себя.

Ярослав разводит руками:

- И так всегда!..

Мы хотим поглядеть на ребенка. Кира отгибает краешек простынки и ревниво следит за нами. Маленькое сморщенное личико. Димка безмятежно спит, посасывая соску. Прядка волос прилипла ко лбу.

— Похож на папу, — говорит Женя.

— Больше на маму, — говорит Саша.

Родители довольны. Кира еще раз приподнимает простынку. Месяц назад, когда лили дожди и все пути в тайгу были отрезаны, родился этот Димка Родился в палатке, на полустанке большой новой дороги. Нашлись среди строителей и доктора и няньки. Швеи наскоро сшили из полотняных рубашек дюжину распашонок, угольников и прочей необходимой для младенца амуниции. И стал Димка не только сыном Ярослава и Киры. Он стал сыном всех, кто строит сейчас станцию Кершаль. Он первый коренной житель этой станции. Пройдет шестнадцать лет, и в паспорте ему первому напишут: «Место рождения — станция Кершаль». Первому. Димка когданибудь обязательно приедет в этот глухой угол и посмотрит, какую дорогу строили его матери и отцы.

Кем будет этот Димка? Пилот Володя определяет его будущее просто:

- Летчиком. Что бы вы без нас делали?

Пассажир в синем комбинезоне отстаивает профессию лесоруба. А родители только улыбаются и немножко смущаются от большого к ним внимания. Им пока безразлично, кем будет Димка. Лишь бы был спокоен и здоров. А уже потом пусть станет мужественным и честным человеком.

От громкого спора, разгоревшегося вокруг Димки, парень проснулся, фыркнул и, вытолкнув языком соску, завопил низким протяжным баском.

Откуда ни возьмись появилась широколицая дивчина с облупившимся носом. Она решительно растолкала нас, забрала Димку у матери.

— Ну чего разгалделись? Дите не видели, что ли?

Дивчина отошла к лежневке, качая крохотный сверток. Дима замолчал и через секунду сочно зачмокал соской. А около палатки, где жили Ярослав и Кира, уже сидели двое ребят и подкладывали в костер трухлявые щепки — для дыма, чтобы выкурить из палатки комаров и потом надежно завесить все отверстия марлей.

Солнце село на верхушки сосен. Рабочие выгру-или из вертолета ящики, и пилот Володя засобирался в обратную дорогу.

До Кершаля мы пробирались неделю. Обратно, в Першино вертолет нас доставил за час. Летели над самой тайгой. Проносились мимо палаточные городки, вырубленные квадраты будущих станций.

Темно-зеленую скатерть тайги с синим ободком горизонта рассекала надвое несгибаемая линия просеки, по которой убегали вдаль две ниточки: желтая, под цвет осенней березы, — железнодорожная насыпь, и серая — лежневка, усеянная точками бегущих грузовиков.