ТОЛИК СТИКОВ

На стройке все время говорят о зиме. Здесь, как ни странно, ее ждут, о ней мечтают. Пусть будет зима в сорок-пятьдесят градусов, пусть бушуют метели и снегопады! Лишь бы замерзли болота. Они — самый коварный враг. Болота снижают темпы стройки, губят технику, глотают прорву песка и земли.

Кварц похож на лед. Он такой же хрупкий, холодный, искристый

В тундре научились болота осушать — прокладывают траншеи, по которым в близлежащие реки стекает вода. Таежные болота осушить практически невозможно: во-первых, нет речек, нет стока; во-вторых, чтобы прорыть канаву, нужно выкорчевать сотни пней. Дорогу приходится прокладывать прямо по болоту. Экскаваторы вычерпывают торфяник до твердого грунта, затем в траншею глубиной метров в пять-семь засыпают песок и камень, чтобы насыпь не осела, не погнула путей. На участок длиной, скажем, в километр требуется более двадцати тысяч тонн сухого грунта — полногрузный железнодорожный состав протяженностью в шестнадцать километров! И если учесть, что каждый кубометр доставляется по лежневке, которая в дожди расплывается в кисель, то станет понятно, почему строители мечтают о зиме.

Геофизики чуткими приборами прослушивают горную начинку

Потом, когда выстроят дорогу, пассажиры будут равнодушно взирать на пролетающие мимо километровые столбики. Ни о чем столбики не расскажут, никого не взволнуют. А вот нам хотелось бы рассказать об. одном из них — вернее, о тех событиях, которые произошли возле столбика девятнадцатого километра.

...Была зима. Как всегда, морозная, сухая. По всей трассе горели костры. Полным ходом шла работа. Машины длинной вереницей возили песок к головкому участку. Когда баранка начинала нестер, пимо жечь руки, шофер останавливал машину и бежал к костру греться. И часто у костра собиралось несколько человек. Однажды шоферы удивились.

На таежной реке Сосьве

- Ты чудака видал? — спрашивали они друг дру. га. — Тут полушубок к спине примерзает, а он в одной фуфайке жмет!

— Любитель...

А Петя Шеподько, не обращая внимания на любопытные взгляды шоферов, бежал по застругам, сильно налегая на палки. В институте он не увлекался лыжным спортом, а на Урале так научился ходить на лыжах, что мог потягаться с мастером спорта. Он решил разведать, нет ли поблизости песчаного холма. Обошел все окрестности, прилегающие к лежневке, и однажды наткнулся на небольшой холм. Волнуясь, как золотоискатель, он лыжей расчистил снег. Настоящий песок! До головного участка отсюда полтора километра. Полтора километра будут ходить машины вместо восьми!

Последние горы, последние уигпы. Дальше на сотни километров расстилается ханты-мансийская тайга

На стройке немедленно решили взяться за этот холм. Для этого требовалось построить дорогу от холма до лежневки.

Кто возьмется за нее? Есть добровольцы? Комсомольцы, вперед!

Знали: придется туго. Ведь смысл этой дороги — выиграть время. Значит, нельзя ждать, когда на новый неожиданный объект подвезут теплые палатки, поставят кухню. Если ждать, не стоит и браться.

...У Володи Власенко хранится маленькая, потрепанная книжечка в красном переплете. Томик стихов Михаила Светлова. Когда Володя берет книжку, в памяти оживает та зима и ощутимо чувствуется колючий воздух обледеневших палаток, поставленных у девятнадцатого километра.

Железная печурка готова расплавиться от жара, но тонкая парусина почти не задерживает тепла. Если постоять не двигаясь, к мерзлой земле пола пристывают валенки. Ребята ночуют на нарах, не снимая полушубков, притиснувшись друг к другу. Все хотели стать шоферами, трактористами, экскаваторщиками, а пока были просто землекопами. Их бригадиром и был Володя, широкоплечий здоровяк которого еще в школе звали «единицей мощности». В его подчинении находились все земляки. Ребята приехали с Кубани, из одного села, из одной школы. Они, как закончили десятилетку, вместе решили ехать на стройку. Попросились жить одной бригадой. Три месяца — весь их трудовой стаж. Три месяца как взялись они за эту дорогу. Три месяца как скучали по дому.

На этот раз не нужно было стлать бревна. Надо просто счистить снег с колеи. Мороз закончит технологический процесс — крепкой коркой схватит болотную топь.

Они срывали сугробы, пилили под самый корень сосны, расчищая путь к холму. Очень часто ноги увязали в болоте, грязь настывала на валенки, и ее сбивали ломами. Иногда к вечеру иссякал запас физической и духовной стойкости. И уже становилось безразлично, выполнена или нет норма, прилетит ли весточка из родных мест. Насмешливым и даже оскорбительным казался выдуманный кем-то плакат: «Здесь барские привычки бросьте, ехали работать, а не к теще в гости!» Ребята вяло дожевывали пищу и думали об одном: лечь на нары и больше не подниматься...

И тогда Володя доставал из своего вещевого мешка потрепанный томик в красном переплете и наклонялся к слабому огоньку свечки. Он читал стихи неторопливо. Его голос не был богат интонациями — больше, пожалуй, убаюкивал своим однообразием. Но что-то заставляло прислушиваться к его голосу, Думать...

Мы ехали шагом, 

Мы мчались в боях 

И «Яблочко» — песню 

Держали в зубах. 

Ребята прижимались еще тесней, слушая старую балладу, рожденную где»то у Дона в лихие годы гражданской войны. Володя листал страничку, читал, словно про себя, тихо и неторопливо:

Восток поднимался 

 И падал опять. 

 И лошадь устала степями скакать. 

 Но «Яблочко» — песню 

 Играл эскадрон 

 Смычками страданий 

 На скрипках времен... 

А за тонкой парусиной по-прежнему свистел ветер и гулко шумела снежная крупа. Ребята прятали израненные руки под мышки, медленно согревались и слушали, пока не догорала свеча.

С утра же снова шли на работу, прорубая к карьеру дорогу.

Ее назвали Ледяной. Прямо по льду болота устремились машины. И новый плакат придумали, пусть тоже не особенно складный, но верный: «Товарищ, знай и верь, что ты здесь самый необходимый!»