Часть третья. Страна "Лягушек"

Каменная лестница

Страна 'Лягушек'

Чарли, которого все знали и уважали, выступил в роли распорядителя и пустил по кругу три огромные миски с напитком, приготовленным нашими хозяевами.

- Ты пойдешь через горы один, Чарли? - спросил я.

- Нет. Трое мавайянов идут в миссию - Вакоро, Маката и его мать. Но сперва отдохну два-три дня.

Полчаса спустя, наевшись до отвала, мы с трудом поднялись на ноги, пожали руки Манате, Сэму и мавайянам и зашагали через лес к лодке.

Когда мы погрузили все свое снаряжение и продовольствие, борта возвышались над водой на пятнадцать сантиметров.

- Я сначала пройду немного по берегу - посмотрю, как лодка будет держаться на воде,- объявил Иона.

- Имей в виду, возвращаться за тобой мы не станем.

С величайшей неохотой он влез в лодку и сел рядом

с нашими проводниками, Икоро и Фоимо, на самый верх, на брезент, который защищал имущество от солнца и дождя.

В путь!

Мы скользнули над длинной песчаной отмелью, пробрались сквозь нагромождение стволов и сучьев и понеслись под пение мотора по водной глади, окаймленной трепещущим кружевом бамбука.

На большой скорости лодка плавно покачивалась с борта на борт. Вдруг она задела камень и резко остановилась; двое индейцев прыгнули за борт и столкнули ее с камня.

Через несколько минут - новый камень: начались пороги. Прямой участок сменился извилистым, дальше река устремилась под уклон. В конце порога был водоворот, в кристально прозрачной глубине кружились опавшие листья. А где-то впереди грозно ревел первый опасный водоскат.

Индейцы привязали веревки к носу и корме, прыгнули в воду и помогли лодке преодолеть несколько подводных камней и мелей. Здесь поток был сравнительно спокойным, но совсем близко мы видели белопенную стремнину, над которой раскинуло свои ветви искривленное течением дерево с широкими листьями и розовыми кисточками цветков. Вода мчалась вниз между серыми валунами, через сплетение валежника. Мы причалили и разгрузили лодку. Предстояло метров восемьсот нести снаряжение по суше, в обход порогов, через заросли папоротника, через сырой лес, в котором воздух дрожал от рева воды.

Затем нужно было веревками провести лодку; пороги были слишком крутые и опасные, чтобы пустить ее по течению, хотя бы и без груза. Индейцы чувствовали себя превосходно и весело барахтались в воде. Марк широко улыбался, и даже в Ионе появилось что- то мальчишеское, когда он в красных трусах и белой майке перебирался с камня на камень, тщательно проверяя ногой надежность каждой опоры.

Я переходил с одного берега на другой, собирая образцы редких растений. Дерево с розовыми цветками оказалось принадлежащим к семейству мимозовых^*. Затем мне встретились два полуметровых кустарника, один с розовыми^**, другой с желтыми^*** цветкамц, а также несколько цветущих растений семейства подостемоновых, (Podostemoceae) - весьма интересных тем, что они обитают в насыщенной кислородом воде стремнин и проводят большую часть жизни на подводных камнях в виде темных студенистых образований^****. В засушливый период, когда уровень воды опускается, развиваются зеленые или красные листостебельные побеги в виде густой бахромы - излюбленной пищи паку, красивой и вкусной, почти совершенно плоской рыбы, по имени которой и названы эти растения. Паку напоминает видом пераи (и родственна ей, хотя предпочитает вегетарианскую пищу); она бывает разной окраски - черная, иссиня-серая, серебристая, красная - и весит до пяти килограммов.

^* (Calliandra tergemina.)

^** (Turnera (сем. бобовых, подсемейство миртовых).)

^*** (Oxalis sepium (кислица).)

^**** (Цветут только во время спада воды. - Прим. ред.)

В некоторых реках, когда у Podostomaceae наступает пора образования листьев, паку большими косяками идут к порогам "пастись", и индейцы бьют их из луков. Уровень воды продолжает падать, водоросли оказываются в воздухе и начинают разлагаться. Они образуют сочную слизистую массу, на которой вдруг расцветают гроздья нежно-розовых, фиолетовых или серебристо-белых цветков. Один за другим на камнях появляются новые и новые пояса из тысяч ярких соцветий, но они очень быстро погибают. При сильном падении уровня воды цветение продолжается порой всего несколько часов. После опыления растения быстро засыхают под солнечными лучами, цветки вянут и превращаются в бурые капсюли, напоминающие коробочку мака. Качаясь на ветру, они осыпают горячие камни семенами, прорастающими, когда поднимется вода. Весь цикл начинается сначала.

Ниже естественной каменной запруды мы сели в лодку, и она устремилась вниз, задевая камни. За поворотом мы увидели разделяющий русло каменистый остров, опоясанный красновато-зеленой полосой водорослей. Как ни боролись индейцы с течением, нас сносило к более глубокому рукаву, откуда доносился устрашающий гул.

Мы изо всех сил налегали на весла и ухитрились пристать к большому каменному конусу. Он был увенчан кустиком с листьями, похожими на ракетки для настольного тенниса, с набухшими розовыми бутонами и извилистыми корнями, за которые мы поспешили ухватиться. Все попрыгали за борт, чтобы облегчить лодку, потом вытащили ее на отмель. Впереди почти на восемь метров тянулись пороги. Бушующий поток кипел и сверкал белой пеной, мчась по красноватым камням и рассыпаясь бурным каскадом брызг.

С величайшей осторожностью мы стали тянуть лодку вдоль берега, кормой вперед. В самый острый момент один из ваписианов, неправильно поняв команду, ослабил веревку, привязанную к носу лодки, и ее немедленно развернуло бортом к течению. Я бросился в воду, Джордж схватил веревку, и мы, скользя по мокрым камням, потащили лодку. Вдруг она задела камень, набежавшая волна подхватила ее и швырнула на скалу; вода хлынула внутрь и унесла образцы, бумаги и мелкие предметы.

Лодка сразу стала такой тяжелой, что, казалось, ее не сдвинуть с места. Но корпус устоял, выдержал испытание. Молодец Чарли!

Как ни устали индейцы от борьбы с течением, у них нашлись еще силы. Багровое солнце склонилось к западу, когда нам при помощи длинных ваг удалось, наконец, снять лодку с камней. Мы вычерпали воду, погрузили кое-какую кладь потяжелее (канистры с горючим и т. п.) и провели лодку через последний, небольшой водоскат. Дальше оставалось лишь перетянуть ее через затонувшее дерево, и мы оказались возле того места, где лежало на берегу остальное снаряжение.

Уже темнело, когда мы растянули брезенты. Искупавшись, я сел рядом с Фоимо и Икаро; они разожгли костер и подвесили возле него свои красные от охры гамаки. Кругом летали светлячки, жужжали насекомые, вдали ревела вода, дым от костра медленно поднимался к влажным листьям и темному небу...

Мы прошли не более полутора километров, и все же я был доволен. Трудные пороги преодолены благополучно и с минимальными потерями, а главное - мы идем, все время идем вперед! Я смотрел на худое лицо и выпуклые блестящие глаза эмайены, на добродушного таруму с его круглым брюшком и думал, что отлично чувствую себя в их обществе.

Еще не растаяла голубая мгла под деревьями, и желтый круг солнца только что лег на оливково-зеленую гладь реки, когда мы выступили дальше. В тех местах, где воду пропарывали черные камни, приходилось лодку тащить, точно коня на поводу. Величесвтенные деревья простерли над потоком ветви, усыпанные пурпурными цветками^*.

^* (Dipteryx oppositiofolia (сем. бобовых).)

Дальше река расширялась, петляя среди песчаных и илистых берегов, среди трепещущего бамбука, переплетения вьюнков с желтыми цветами и розовых помпонов колючей недотроги^*.

^* (Mimosa polydactyla - мимоза многопальчатая.)

Маната, отыскав лодку, которая была у него спрятана на берегу ниже порогов, отправился вперед, чтобы собрать для нас плоды около покинутой деревни. Утреннее солнце разбудило голубые, золотистые и зеленые краски, воздух был прозрачен и чист, вода мерцала, точно крыло бабочки, а за поворотом мы увидели Манату - он возвращался с полной лодкой бананов и сахарного тростника.

Ближе к полудню мной опять овладела тревога. Уровень воды в реке, и без того очень низкий, продолжал падать; если он не поднимется, нам трудно будет возвращаться. С утра мы продвинулись очень мало и ни разу не включили мотор: в воде было слишком много камней и затонувших деревьев, которые грозили поломать винт. И, наконец, у нас не было мяса. Хотя над нашими головами то и дело пролетали птицы, а с берегов доносились крики животных, подстрелить ничего не удалось.

Пока несколько человек рубили очередное дерево, преградившее нам путь, остальные, не выходя из лодки, плотно закусили (чай, ямс, рис и лепешки). Над берегом и водой дрожало марево; вертикальные лучи солнца словно обволокли все вокруг ослепительно белой пленкой. Я нервничал, меня одолевало нетерпение.

Я велел Тэннеру пустить мотор в надежде развить скорость от одного препятствия до другого. Как только Тэннер, включив сцепление, опустил винт в воду, послышался частый и резкий стук. Пераи! Хищницы целыми стаями пошли в атаку на винт. Видны были блики света на их боках. Хорошо еще, что пераи предпочитают тихую воду! Если бы они водились у порогов, где нам часами приходилось работать в воде, наше путешествие вряд ли оказалось бы возможным.

Туманное утро на Мапуэре

А через минуту мы снова задели камень. Нет, с мотором ничего не выйдет... Нужно набраться терпения, не то можно так повредить мотор, что уже не починишь. И мы продолжали путь по-прежнему, где на веслах, где просто по течению, то и дело сталкиваясь с подводными препятствиями.

Под вечер индейцы стали все чаще намекать, что пора бы остановиться и разбить лагерь. Но я стремился, учитывая скромность наших запасов продовольствия, пройти возможно больше. Мои помощники были очень недовольны, когда я велел разрубить очередной ствол на нашем пути и двигаться дальше.

Но вот местность чудесно преобразилась. Потянулась гладкая равнина, река петляла среди илистых берегов, поросших бамбуком и густым мелколесьем, над которым высились круглые кроны жакаранд - лишенные листьев, зато покрытые шапкой лиловых цветков.

Кое-где к реке спускались низкие холмы, затем снова плотной темной стеной подступал лес. Часто над водой вздымались могучие утесы. Формой они напоминали то яйцо, то священный столб, череп, зуб, шар, то спину слона, кита или бронтозавра - и все это исполинских размеров. Текущая вода одни камни расписала полосами и пятнами, другие разрушила, превратив в огромные блины и плиты. Пожалуй, из всего, что видишь в глубинных районах Гвианы, сильнее всего запоминаются именно эти природные мегалитические изваяния - остатки древних лавовых интрузий^*, которые оказались на поверхности после того, как вода смыла покрывавшую их мягкую почву. Словно обнажались кости нашей планеты, как обнажается скелет, когда разложится тело.

^* (Интрузия (от лат. intrudo - вталкиваю) здесь - геологическое тело, сложенное магматической породой и образовавшееся в процессе внедрения и застывания магматического расплава в земной коре. - Прим. ред.)

После девятичасового перехода мы причалили в песчаном заливчике, окаймленном острыми черными камнями. Здесь было очень прохладно: из-за быстрого течения влажный воздух все время был в движении.

Я подвел итоги: пять с половиной часов заняла упорная борьба с порогами, два с половиной часа мы гребли или шли по течению, полчаса потратили на еду и еще полчаса заняли попытки пустить мотор. По моим расчетам, мы прошли двадцать два километра по реке или около пятнадцати по прямой. Вообще-то гамак не очень удобное ложе: то и дело ворочаешься, просыпаешься. Я дрожал от холода и думал о том, что за все мое пребывание в Гвиане на мою долю выпало очень мало спокойных ночей (вообще в этой стране только жители приморья знают непрерывный восьмичасовой сон, который мы считаем необходимым). И тем не менее, привыкнув к индейским гамакам, я убедился, что высыпаюсь в них гораздо лучше, чем в постели. Их вяжут очень широкими, спят в них наискось, тело опирается равномерно всеми точками, ноги - чуть выше головы, и вся поза обеспечивает полный покой.

В течение ночи то один, то другой из нас подбрасывал дров в костер, и мы согревались кружкой какао. Здесь, на открытом каменистом берегу, ночь была гораздо холоднее, чем в лесу, и суточная амплитуда достигала даже в сравнительно высоких местах семнадцати градусов. В 5.30 утра было всего 17°.

Следующий этап пути оказался не таким тяжелым. Почти все время работал мотор, хотя несколько раз все-таки пришлось вылезать из лодки. Вместе с рекой мы двигались по красивой и разнообразной местности, и на следующее утро оказались возле узкого устья Таруини - первого четкого ориентира на нашем пути.

До сих пор мы шли на восток, пожалуй, даже, на северо-восток; лишь после Таруини русло стало поворачивать к югу. Я внимательно рассматривал карты: в их неточности была своя, особая прелесть. Одна показывала две Мапуэры, текущие рядом; притоки первой носили ваписианские названия, притоки второй - названия, данные ваи-ваи. Впрочем, ни та, ни другая "Мапуэра", насколько я мог убедиться, не давала хотя бы приблизительно верного представления об истинном положении реки. Даже карта, составленная Пограничной комиссией и отмечающая только линию границы да главные реки, была точна лишь в пределах нескольких километров.

Снова сильный уклон: на протяжении примерно трехсот метров река текла в прямой узкой лощине с перепадом около шести метров. Бурное течение, особенно в верхней части, было загромождено камнями, но Джордж сообщил, что видит свободный проход в самом центре. Он направил лодку туда; быстрина подхватила ее и понесла.

В этот самый миг заглох мотор, и все усилия Тэннера ни к чему не привели. Мы налегли на весла, однако не могли противостоять силе течения. Лодка билась о камни, ее заливало водой. Я подавал команды Джорджу, который правил на носу широким веслом. В прозрачной воде хорошо были видны острые камни. Некоторые пропарывали поверхность реки и торчали над водой, другие притаились темной массой на глубине тридцати-сорока сантиметров, а между камнями и над ними несся поток, увлекая за собой нашу лодку.

Теперь уже все кругом бурлило и кипело. Длинный сук заставил нас пригнуться; вдруг с него прямо на меня прыгнул тарантул величиной с блюдце. Побарахтавшись у меня на голове и на груди, паук свалился на брезент, где его прикончил Сирил. Странно было видеть, как над вспененной водой к нам, точно к обетованному острову, слетаются насекомые.

Но вот пороги позади. Лодка зачерпнула немного воды, но в общем все обошлось благополучно. Снова вдоль берегов выстроился лес, а на каждом повороте мелькали белые утесы - словно плавучие дворцы и замки на тихой темной реке.

- Тутумо - гашин? (На Тутумо есть пороги?) - спросил я сидевшего рядом со мной Фоимо.

Он поднял один палец, хитро прищурился, усмехнулся и что-то произнес, потом добродушно улыбнулся. Славный наш старина Фоимо с большим животом и тонкими ногами...