Один в дебрях
Я был сильно озабочен: Иона и Эндрью своими бесконечными жалобами и недовольством могли сорвать всю мою работу. Казалось, они задались целью во что бы то ни было помешать экспедиции идти дальше. Не потому, что они не взлюбили меня или не хотели мне подчиниться, - нет! Просто они были убеждены, что лучше меня знают обстановку, считали, что я перегружаю носильщиков, что ваписианы сбегут, а ваи-ваи нападут на нас, что нам не избежать серьезных осложнений. Они готовы были пойти на все, чтобы предотвратить мерещившиеся им беды, а для этого старались или совсем остановить отряд, или, на худой конец, двигаться черепашьим шагом.
Примириться с этим я не мог. Они были обязаны помогать мне и показывать пример тем, кто послабее. По своему опыту я знал, что наши темпы отнюдь не являются непосильными, но окружавшая нас неизвестность и удаленность от обитаемых мест лишили моих помощников мужества и рассудительности. Я охотно отослал бы обоих назад, но они были незаменимы, только Эндрью говорил на языках ваписианов и ваи-ваи так же, как по-английски, а без Ионы значительно осложнились бы мои ботанические исследования. Я к концу каждого дня до того уставал, что у меня никаких сил не было улаживать очередной конфликт.
Больше всех доверял я Безилу, но он был еще далеко, и я предпочел отложить решение вопроса об Ионе и Эндрью до встречи с ним.
Рано утром в тиши леса мы уложили наши тюки; дым от костра медленно полз среди отяжелевшей от влаги листвы. Иона и Эндрью хмурились и старались не смотреть на меня. Мне надоело спорить с ними, я сам наблюдал за укладкой багажа и ушел из лагеря последним.
Мы пересекли Чодикар по упавшему стволу и приступили к долгому подъему. Фоньюве шел впереди меня, он легко нес на плечах свою вариши, приспособленную так, что вес приходился на ремень, обвязанный вокруг лба.
- Ачи? - спросил я, указывая на большое дерево: Фоньюве тоже был одним из моих консультантов по ботанике.
Он обернулся и обнажил в улыбке острые зубы.
- Вана*.
* ()
Это слово можно было записать и как "вада", потому что в языке ваи-ваи, не имеющих письменности, согласные произносятся не очень четко. Даже самые определенные, казалось бы, звуки могут смешиваться, как "л" и "р" у китайцев. Согласные сильно отличаются от наших. Например, "ф" в имени Фоньюве - это совсем не наше "ф", а фрикативное "п", которое получается, если произнести "п" неплотно сжатыми губами. Впрочем, одним из преимуществ работы с Фоньюве было как раз то, что он в отличие от других индейцев произносил слова так отчетливо и ясно, что можно было различить все тонкости.
С полчаса мы медленно шли рядом. Я держал записную книжку, он внимательно смотрел вокруг, показывая на каждое новое дерево. Подобно остальным ваи-ваи, Фоньюве путешествовал с удовольствием. Затем я обогнал его и быстро прошел вперед, наблюдая, как меняется лес. На высоте около шестисот метров подъем прекратился - тропа достигла плоского гребня. Километра через три я обнаружил в узкой лощине у маленького ручья Джорджа, Иону и Тэннера. Они отдыхали; Иона и Тэннер встретили меня приветливо, но Джордж сидел угрюмый. Может быть, его огорчали частые ссоры в отряде? Я недостаточно ясно выражал свои мысли, а он, искренне стремившийся сделать все как можно лучше, терялся и считал, что я им недоволен.
Я поболтал с ними, потом двинулся дальше. Подлесок был редкий, и тропа - еле заметная полоска притоптанных сухих листьев - местами почти исчезала. Я внимательно высматривал следы и срубленные тесаком сучки. Три года тому назад я вообще не сумел бы разглядеть здесь тропу, даже если бы мне ее показали.
Два часа я шел один. Царила полная тишина, лишь ветер тихо шуршал в вышине, да однажды откуда-то слева раздался птичий голосок. Крутой спуск привел меня к быстрому серебристому потоку, на берегу которого сохранились следы лагеря Безила. Здесь я застал Эндрью и других участников экспедиции; они собирались перекусить, и, хотя часы показывали только половину одиннадцатого, у всех был такой вид, словно рабочий день кончился. Они переговаривались вполголоса и встретили меня, мягко говоря, без восторга.
- Вот, мистер Гэппи, место, куда сложил вещи Джордж. Тут недалеко высшая точка гребня - вы ее только что прошли. Дерево видели?
- Нет, Эндрью. Какое дерево?
- Там, у самой тропы, километрах в полутора отсюда, стоит дерево, на котором семнадцать лет назад вырезали свои инициалы члены Пограничной комиссии. Там проходит граница - теперь мы в Бразилии!
- Замечательно! Значит, мы совсем близко от Безила. А где сложили свои ноши ваписианы?
- Они говорят - еще дальше вперед по тропе.
- Это высоко?
- Да, еще выше, чем здесь. Водораздел проходит тут, но самое высокое место - дальше, там они и сложили вещи.
- Спроси их, дойдем мы туда сегодня?
Он повернулся к ваписианам, которые молча ели свою фаринью с сушеным мясом, и быстро заговорил. Они отвечали неторопливо, бросая в мою сторону взгляды, полные недоверия.
- Да, они говорят, что смогут.
Но я видел, что никто из них не горит желанием двигаться дальше.
- Хорошо. Я пойду вперед, привал сделаю через час.
- Ладно, мистер Гэппи. Я ведь здесь остановился только потому, что вы велели нам идти до того места, где Джордж сложил поклажу.
- А как там Уильям и Иона? - осторожно спросил он.
- Пыхтят, как паровозы!
Ваписианы засмеялись. Видно, они немного понимали по-английски. Атмосфера разрядилась, однако отношение ко мне осталось сдержанным.
Я боялся упустить подходящий момент и зашагал вперед, не дожидаясь, пока кто-нибудь заявит, что не может или не хочет идти. Настроение у меня было паршивое, я чувствовал, что назревает нечто вроде "сидячей забастовки". Лучший способ добиться выполнения приказа - держаться так, словно ты и не допускаешь мысли о возможности ослушания. Я шел впереди и тем самым вынуждал остальных следовать за собой. Риск, конечно, был. Что, если они все-таки не двинутся с места или пройдут совсем немного? Тогда мне придется возвращаться, признав свое поражение, или ночевать в лесу одному. Да нет, вряд ли ваписианы захотят доводить дело до открытого конфликта. Я решил, если они не догонят меня к вечеру, во что бы то ни стало завтра дойти до Безила, хотя вообще-то до Мапуэры оставалось два дневных перехода. Там я подожду их и, если они придут, припугну властями.
Скорее всего на этот раз мне удастся с ними договориться, но вторично такой же маневр уже не пройдет.
Ну, а пока больше всего мне надо думать о другой опасности - как бы не заблудиться. Стоит перевалить через холм, и сколько бы я ни кричал, меня никто не услышит.
Я шел, опустив голову, и внимательно следил за тропой, время от времени поглядывая вверх и кругом на деревья, насекомых и птиц. Годы работы в джунглях выработали у меня второе зрение, без которого я очень быстро потерял бы дорогу. Иногда, в трудных местах, я останавливался и внимательно изучал почву. Под некоторыми деревьями лежали огромные коричневые листья, на которых почти не оставалось следов, так как они не мялись под ногой. Тропа то терялась под могучей кроной упавшего дерева, то исчезала на голой скале, то переплеталась с другими тропками, проложенными зверями, водой, даже муравьями. Приходилось возвращаться, проверять, как шла тропа до сих пор, и обламывать сучки, чтобы не заблудиться. Случалось по нескольку раз приводить к одному и тому же обломанному сучку и терпеливо начинать поиски снова. Особенно много ложных тропок было возле рек. В гуще леса, где темно и тихо, как в склепе, и рост идет чрезвычайно медленно, даже самые незначительные следы сохраняются очень долго; можно увидеть след животного или человека, прошедшего тут двадцать лет назад. В какой-то момент на меня напало сомнение - уж не свернул ли я на другую тропу, которая приведет меня не к Безилу, а в давно заброшенную деревню или на далекие охотничьи угодья? Сбиться было очень просто, потому что наш путь местами совпадал со старыми тропами, и на каждом развилке мне казалось, что я свернул не туда.
Что, если я заблужусь? Мой компас подсказывал мне, что общее направление нашей тропы - юго-юго-восток. Можно будет продолжать движение в ту сторону в надежде снова выйти на тропу; но кто поручится, что я не пересеку ее десятки раз, не заметив? А если я не набреду по счастливой случайности на лагерь Безила, то скорее всего исчезну бесследно. Индейцы, всю свою жизнь проводящие в джунглях, и те пропадают - и не в таких диких местах. Куда бы я ни поворачивал - на юг, север, восток или запад, - толку будет мало. По густым зарослям на равнине я вряд ли смогу пройти без тесака больше пяти-шести километров в день.
Во все стороны простирался дремучий лес - здесь было много скал, болот, рек, но не было ни людей, ни пищи.
Обуреваемый тревогой, я брел в лесном сумраке, видя не больше чем на пять-шесть метров перед собой в этом густом море листьев. Могучие колонны стволов терялись в вышине, вздымаясь над пятнадцати- и двадцатипятиметровыми деревьями, а выше всех раскинули свои кроны исполины ишекелё с черной шершавой корой.
Много примечательных и необычных экземпляров попадалось на моем пути. Один я разглядывал особенно внимательно, на случай, если он встретится мне снова. Это дерево осыпало тропу желтыми венчиками, из которых торчали длинные малиновые кисточки тычинок. Однако полные образцы цветков я не смог достать, так как они укрылись в пологе листвы и их не было видно.
Я пересекал лощины, седла между холмами, слышал доносившийся неведомо откуда гул водопадов; кругом, должно быть, простирались замечательные ландшафты, но я не мог их видеть. Эта слепота злила и раздражала меня. Страх закрытого пространства овладел мной, становясь порой таким сильным, что мне хотелось раскидать лес или сдвинуть его в сторону как театральный занавес, чтобы взглянуть на сцену. Я был словно крот в норе, но в отличие от него не мог даже выкарабкаться наверх и глотнуть свежего воздуха.
Что заставило индейцев покинуть приветливые светлые берега Мапуэры и уйти на Эссекибо? Как находили они путь в этих сумрачных дебрях, не видя, что впереди, не зная, что таится по сторонам. Не удивительно, что свои представления о внешнем мире они охотно пополняли слухами, не удивительно, что ваи-ваи и не подозревали о существовании Нью-Ривер - большой реки, протекавшей совсем рядом с ними. Не один год потребовался им, чтобы освоиться на новом месте и изучить окрестности.
Форсировав стремительный каменистый поток, текущий на восток, и прошагав около часа по безводному волнистому плато, я спустился на шестьдесят метров и очутился на ровной террасе, где увидел красивую прозрачную речку. По мшистому гниющему стволу я подошел к ней, затем перебрался на твердое, как железо, бревно, в незапамятные времена увязшее в серебристом прибрежном песке. Сидя на бревне, я съел два бутерброда с арахисовым маслом и кусочек консервированного пудинга. Про запас у меня осталась плитка шоколада и леденец - не густо, если что-нибудь приключится!
Отдохнув, я вскарабкался вверх по оранжево-красному глинистому берегу, собирая образцы лишайников, мхов, селагинеллий. Мне попались два растения, которых я не встречал раньше: одно с колоском пурпурных трубчатых цветков, второе - с маленькими темно-красными цветами, у которых была оранжевая сердцевина и зеленая каемка по краям лепестков*. Из стебелька сочился белый млечный сок.
* ()
Прошел час, но никто из моего отряда не появлялся. Если учесть, что я двигался не спеша, делая записи на ходу, то они должны были быть где-то поблизости.
Осмотревшись, я заметил возле реки старый навес, сооруженный много лет назад; он весь прогнил и кишел скорпионами. Уж не сбился ли я с пути? Не лучше ли повернуться и пойти навстречу остальным? В оправдание своей трусости можно будет что-нибудь сочинить. Но тут мне на глаза попался зеленый лист, казалось, сорванный совсем недавно; во мне зародилась надежда.
Я разглядел отчетливую тропу, которая вела сквозь заросли по заболоченному берегу и поднималась по крутому склону. Выйдя на гребень, откуда было видно переправу, я сел и подождал еще полчаса, собираясь двинуться дальше, как только покажутся носильщики. Но они все не шли. Солнце пересекло зенит - скоро час дня; медленно ползли тени.
Что это? Я вздрогнул. Откуда-то издалека до моего слуха донесся еле уловимый звук. Мне показалось, что это голос человека. Я встал и крикнул в ответ, но мне отозвалось эхо.
Я повернулся и решительно зашагал вперед. Лес казался еще более мрачным и пустынным, чем прежде, лишь кое-где солнечный луч пробивался сквозь полог листвы. Коричневые бабочки порхали среди ветвей. Сев на землю, они благодаря окраске становились невидимыми. Останавливаясь, чтобы прислушаться, я каждый раз улавливал слабые, неясные звуки. Что это - ветер? Птица? А может быть, ягуар? В самом деле, что делать, если я встречу ягуара? Правда, есть у меня перочинный ножик, но что в нем толку!.. Придется подавить страх и стоять спокойно на месте - авось, хищник уйдет.
Я шел медленно, напрягая слух и поминутно оглядываясь. И вдруг на повороте застыл как вкопанный: метрах в десяти от меня на самой тропе лежал пятнистый зверь. Он вскочил, метнулся в сторону и исчез в кустах. В первый миг мне показалось, что это ягуар, потом я узнал оцелота. Тем не менее я до того перепугался, что едва не потерял сознание, когда минутой позже у меня из-под ног взлетел тинаму. Мне стало смешно, и уже смелее я зашагал дальше, высматривая подходящее место, чтобы соорудить шалаш и развести костер.
Проходя купу пышных пальм, я встретил крокодиленка, который приветливо помахал мне хвостом; затем из зарослей выскочили два оленя, и над ковром из глянцевых зеленых листьев замелькали их коричневые крупы с белой полоской посередине.
Немного спустя я опять вспугнул тинаму. Он семенил, ничего не подозревая, по тропе, потом вдруг оглянулся, увидел меня, испугался и улетел.
Пройдя еще несколько холмов и заболоченных лощин, я услышал впереди причудливые звуки. Я пошел тише и увидел сквозь листву около полусотни агами. Точно пепельно-серые мячи вышагивали они на длинных ходулях. Одного моего неосторожного движения было достаточно, чтобы большинство с громкими криками разбежалось в стороны; некоторые, усевшись на ветвях, с любопытством разглядывали меня.
Чуть дальше длинный отлогий спуск сменился новой аллювиальной террасой, и я очутился на берегу мелкой реки, тихо бегущей по черному каменистому руслу. Высоко над водой плотно смыкались древесные кроны. Здесь было сумрачно и таинственно.
Ширина потока превышала двадцать метров - он был шире всех рек, виденных мной после Эссекибо. За рекой тропа, извиваясь, поднималась по почти отвесному склону холма, а возле нее стоял недавно сооруженный каркас для брезента. Я узнал работу Безила. Как ни обрадовала меня мысль, что я нахожусь на верном пути, я слишком устал, чтобы идти дальше, и присел отдохнуть на прогалине.
Скоро мне пришлось пересесть, чтобы не очутиться в тени. Земля была сырая, холодная, я устроился на кучке увядших листьев, но из них тоже сочилась влага. Короткие штаны, легкая куртка, теннисные туфли - не очень-то надежная защита от сырости и холода... Мне предстояла нелегкая ночь.
Я неохотно встал и принялся искать ящики с продовольствием. Нет... Может быть, это не то место? Индейцы сказали, что оставили ноши на каменистой площадке, но все камни были уже позади. Не мог же я не заметить ящики, лежащие возле самой тропы! Так или иначе, без еды мне придется совсем плохо.
Я срезал перочинным ножом охапку веток - хоть листья и сырые, а подстилку сделать можно. Вспомнив, что у меня нет спичек, я попытался, пока не зашло солнце, развести огонь с помощью линзы от моего фотоаппарата. Однако она не давала достаточно яркого пучка лучей, и даже бумага не хотела загораться. Камни в реке не годились для того, чтобы высечь искру; не было видно и тех деревьев, из сучьев которых индейцы трением добывают огонь.
Я ждал.
Солнечные зайчики медленно перемещались по земле. Носильщики должны были быть здесь уже полтора часа назад - при условии, если они вообще двинулись с места...
Четыре часа. Я дрожал от волнения. Если пойти сейчас назад, то я успею до наступления темноты вернуться к реке, у которой делал привал: возможно, они остановились там. Ну тогда уж я с ними поговорю! Все во мне кипело от ярости.
В четверть пятого я вскочил и зашагал обратно. Через двадцать шагов почувствовал, что слишком устал, и не одолею весь этот путь. Пройдя двести метров, увидел шагающего мне навстречу носильщика.
Это был Марк, хитроватый парень, единственный из ваписианов, умевший сносно объясняться по-английски. Он нес ружье.
Тревога моя рассеялась, я испытывал облегчение и радость.
- Подстрелил что-нибудь? - крикнул я Марку.
Он покачал головой.
- Жаль, не было у меня ружья, - продолжал я. - Мне встретились два маама (тинаму), два оленя, стая агами и небольшой оцелот.
Марк опустил свою ношу на землю. Предельно усталый, он прошел к реке, напился, потом вернулся ко мне, стряхнул капли воды с мокрых рук и сел рядом. Он не меньше меня обрадовался нашей встрече. Мы заговорили об оплате за работу: Марк считал, что денег достаточно, но вот еды маловато. Так тяжело работать ему еще не приходилось. Ноша, которую он принес сейчас, еще ничего, а вот три сорокапятилитровые канистры с керосином - с теми просто мучение. Носильщики из отряда Безила тащили их по очереди, небольшими переходами. Где продовольствие? Оно лежит на холме, сразу за рекой.
Сначала Марк немного робел, но постепенно повеселел и оттаял. Мы стали обсуждать, как организовать переброску грузов через горы и как улучшить питание.
Тем временем подоспели и остальные. Мой гнев и тревога прошли; не нужно было казаться суровым - ведь победа осталась за мной! По смущенным взорам носильщиков я понял, что они не хотели идти, думали, что я вернусь, и теперь не знают, какой их ожидает прием. Они, должно быть, так и не двигались с места, пока не услышали издалека мое ауканье, и только после этого пошли. Что ж, пока удача на моей стороне!
Переправа через Таруини
Отдохнув, Иона и Эндрью подошли ко мне. Вид у них был виноватый, но оба старались держаться как ни в чем не бывало. Зато у обоих внезапно пробудился интерес к работе: с подчеркнутым вниманием рассматривали они карту, строили предположения о следующем этапе, рассказывали о том, что видели по дороге, - одним словом, совершенно преобразились. Я решил вести себя так, словно ничего не произошло, и спокойно включился в беседу.
- Эта река называется Таруини, - объяснил Эндрью, - "Гусеница" на языке ваписианов. Ваи-ваи называют ее Хороко-во. А до нее мы перешли Юруа - "Духовая трубка", - это там, где вы нас догнали, и Яи-мо, она же Кукуи, или "Гарпия". Яи-мо мы пересекли дважды.
Мы обратились к нашим приблизительным, несмело раскрашенным картам. Одна из них, самая неточная, изображала область "Моррос до Таруэне" и реку - совсем неверно. Остальные названия вообще отсутствовали.
- Когда мы дойдем до Мапуэры, она будет уже этой реки, - продолжал Эндрью, - вдвое уже. Придется не один день идти пешком вниз, пока мы сможем спустить лодку на воду.
- Мапуэр-вау: кириванхи! - произнес Уильям, уловив знакомое слово; стоя рядом, он напевал веселую песенку и в то же время пытался понять, о чем мы беседуем.
- Старик-то приободрился! - заметил Джордж. - Он говорит, что в двух днях пути вниз по реке есть деревня, в которой живут одни женщины. Поистине, седина в бороду!
Все были со мной крайне предупредительны; приятная перемена!
На следующий день, отправив вперед носильщиков с частью снаряжения, я вместе с Ионой и Эндрью занялся изучением леса на холме. Помощники мои были на редкость энергичны, расторопны и предупреждали каждое мое желание. Я успел сделать значительно больше, чем обычно. Под вечер я искупался в темной холодной реке. Вернулись носильщики - они нарубили дров. Уильям поймал четырех хаимар и несколько рыб помельче - этого хватило на всю компанию. Я решил отпраздновать примирение с отрядом и открыл банку ежевики - приятное дополнение к нашему однообразному меню. Кисловатые ягоды доставили мне истинное наслаждение.
Ваи-ваи тоже казались довольными. От их костра доносилась монотонная песенка: она изобиловала носовыми звуками и часто прерывалась бормотанием. Потом Уильям спел песню, бесконечно варьируя мелодию, - совсем на индийский лад:
"Дух рыбы хаимары, которую мы едим, не вреди нам и не делай больно в животе. Не мсти нам - мы не задумали ничего дурного".
Кирифакка повторял за ним каждый куплет; это было не только обращение к духу, по и своеобразный урок музыки.
На следующий день мы свернули лагерь. Быстро уложены ноши, каждый старается показать себя с лучшей стороны: только выглянуло солнце, а мы уже в пути. Носильщики неуклюже перешли вброд Таруини и зашагали вверх по откосу.
Уильям, Эндрью и я выступили следом. Вскоре мы очутились у мелкой речушки с каменистым дном - Шуруруканьи (водопад на языке тарума); ее берега поросли Ruellia graecizans с пурпурными цветами, а также растениями из семейства геснериевых. Она текла с юга и поворачивала на восток. Километра два-три мы двигались по береговому склону, потом перешли реку вброд. Возле маленького притока догнали Иону, Джорджа и ваписианов. Я продолжал путь в одиночку. Местность становилась все более пересеченной: то лощины, то утесы.
Во мне возродилась вера в мои способности следопыта, и я бодро шагал вперед, пока мне не попалась возле тропы причудливая многогранная скала. Как я ни старался, мне не удалось отломить образец, и я сел на нее, чтобы дождаться, когда подойдут носильщики с колуном.
Совсем близко послышался шорох и фырканье, точно в кустах возились животные, однако никого не было видно. Вдруг метрах в тридцати от меня вниз по стволу съехал черный ягуар. Спрыгнув на землю, он обежал меня и притаился за кустами. Я видел его задние ноги и длинный, тонкий, нервно подергивающийся хвост. Вот зверь присел; я различил голову с прижатыми ушами и желтые глаза, пристально следящие за мной. В следующий миг ягуар рванулся вперед и опять притаился, на этот раз уже гораздо ближе ко мне. Я повернулся лицом к нему и ждал, что будет дальше. Зверь был довольно крупный, высотой около метра, в длину - почти полтора.
Слева, в кустах, откуда он появился, донесся шорох. Еще один? Внезапно ягуар метнулся в сторону и исчез; если бы он с такой же быстротой бросился на меня, я не успел бы и пикнуть. Одновременно я услышал голоса.
- Начальник! - воскликнул потрясенный Иона. - Вам повезло! Не подоспей мы вовремя, вас уже не было бы в живых. Это был маипури, самый свирепый из ягуаров.
- Здесь их много, - добавил Эндрью, - хотя в других местах они встречаются редко. Если бы вы не заметили его первым, он бы сразу напал на вас. У них такая повадка: прыгают на человека и мгновенно убивают.
Мы спустились по длинному откосу - южному склону Серра Акараи - и вскоре после полудня очутились на глинистой равнине, изрезанной мутными ручьями и поросшей густым мелколесьем. Судя по всему, это была пойма Мапуэры. Начался дождь; в этот момент мы увидели грузы, переброшенные сюда накануне: они лежали под навесом из пальмовых листьев на берегу заболоченного ручья (на месте переправы над ними простиралась крона какого-то дерева из семейства кутровых).
В этом сыром лесу мы все почувствовали себя очень неуютно.
Впереди меня шлепал, поминутно скользя по грязи, Тэннер. Напевая какую-то песенку, он решительно раздвигал мокрые ветви и лианы, они больно хлестали меня по лицу или обдавали грязными брызгами. Сзади шагал Кирифакка - он нес ящик с товарами для обмена.
На мгновение в просвете справа мелькнула широкая река - Мапуэра! - но чаща тут же снова сомкнулась.
Фоньюве, возглавлявший нашу колонну, остановился и показал вперед.
- Канауа, - произнес он; и действительно, через минуту нашим взорам предстала большая, наполовину законченная лодка - та самая лодка, в которой нам предстояло плыть вниз по Великой реке.
К моему удивлению, мы вышли на возделанный участок, а затем увидели конический индейский дом. Нас встретили старик Маната, "Сэм", Манаванаро (симпатичный молчаливый индеец, помогавший мне определять деревья возле миссии) и две индианки.
Тэннер и Кирифакка удивились не менее моего. Почему ваписианы ни слова не сказали о том, что на нашем пути есть деревня? Вот что значит не понимать друг друга как следует, - одна сторона никогда толком не знает, чего хочет другая! Вероятно, ваписианы были уверены, что нам все известно не хуже, чем им...
В ста метрах дальше, у полого спускающейся широкой троны, был растянут зеленый брезент. Здесь меня встретил улыбающийся Безил.
- Добро пожаловать, мистер Гэппи, в наш лагерь! Я старался сделать все так, чтобы вам было уютно.
Что могло быть для меня приятнее этих слов?
А вот и Мапуэра - не узкий поток, каким ее описывал Эндрью, а широкая река, с пышными зарослями светло-зеленого бамбука на противоположном берегу. По обе стороны извилистого русла выстроились цветущие деревья кассии с желтыми и жакаранды с фиолетовыми цветами вдали река упиралась в крутую коническую гору с полкилометра высотой.
Один за другим подходили носильщики, складывали ноши и громко выражали свое восхищение. Я целиком разделял их восторг: мне редко приходилось видеть такой изумительный пейзаж.
- Что нас ждет впереди, Безил? - спросил я.- Что тебе рассказали Маната и другие здешние индейцы?
- Начальник, река очень порожистая. В полутора днях пути отсюда, за устьем Таруини, она становится шире. Еще через день мы будем у Тутумо, а в шести днях пути оттуда встретим первую деревню вай-вай. За ними живут фишкалиена.
- А как насчет Тутумо? Мне хотелось бы немного подняться по ней, изучить горы в той стороне*.
* ()
- Там находится страна мавайянов, туда почти никто не ходил. Чарли однажды побывал в мавайянской деревне, и я сам знаю двоих оттуда, Фоимо и Кваквэ - это последние из тарумов. Говорят, там есть огромная деревня, сотни жителей. Мавайяны, вай-вай и другие племена живут все вместе. А сколько там женщин! У некоторых мужчин по три-четыре жены.
Я повернул к Ионе, Тэннеру и Джорджу.
- Ну как, по-вашему,- стоит туда отправиться?
- Конечно!
- Но ведь вы знаете - у нас мало продовольствия.
- Об этом не беспокойтесь, начальник, - ответил Джордж.- Проживем. Маниоковые лепешки есть, купим у Манаты ямса и бананов, чтобы хватило на всю дорогу.
- Начальник! - воскликнул Иона. - Пошлем всех охотиться и ловить рыбу и накопим всего впрок!
- Идет! В таком случае я поделю все, что у нас осталось. Больше ничего нет, дальше каждый будет заботиться о себе сам. Кто не хочет идти, пусть возвращается, нам больше еды останется. Возражений нет?
- Нет!
- И за каждый день работы после того, как кончатся продукты, я плачу надбавку.
Откуда вдруг такая энергия? Откуда готовность переносить лишения, неудобства, тяжелый труд? Что казалось Ионы, Джорджа, Тэннера и Эндрью, то ответ был ясен: их опасения не оправдались - ваписианы не сбежали, страшная Мапуэра оказалась совсем нестрашной, они даже встретили тут знакомых и убедились, что Безил и Чарли живы и здоровы.
Ну, а чем объяснить энтузиазм ваписианов? Должно быть, у них разыгралась фантазия, их манило неведомое, они мечтали увидеть новые земли и всей душой стремились в страну мавайянов.
Наконец не последнюю роль сыграла сама Мапуэра: в отличие от большинства лесных рек, сумрачных и угрюмых, она оказалась по-праздничному красивой. Кто знает - выйди тропа на берег в другом, не таком приветливом месте, и носильщики не захотели бы продолжать путь...