Глубокие корни [1984 Алексеев А.И. - Геннадий Иванович Невельской (1813-1876)]

Среди необъятных лесов Костромской губернии, особенно в ее северных районах, в Солигаличском, Чухломском, Буйском уездах, были в XVIII в. разбросаны небольшие поместья, откуда вышли многие видные деятели военно-морского флота России. Это усадьбы Дракино, Терентьево, Патракеево, Яр, Степыгино, Ананьево, Митяево и др. Здесь родились и выросли многие известные моряки - Невельские, Перелешины, Козляниновы, Юрьевы, Марины, Щулепниковы, Полозовы, Купреяновы, Лермонтовы, Сипягины, Чалеевы, Чагины, Шафровы, Бутаковы, Черевины, Нелидовы, Ивашинцовы, Бошняки, Посконины и др. Этим далеко не исчерпывается список костромичей, служивших на флоте. Участники экспедиции В. Й. Беринга Д. Л. Овцын, М. Г. Плаутин, И. Л. Чихачев также были костромичами. С костромским краем связаны были и А. И. Чириков и Василий и Татьяна Прончищевы, С. Г. Малыгин, Д. В. Стерлегов - также участники той же экспедиции.

Чем же все-таки можно объяснить такое стремление костромичей служить на флоте? Конечно, традиция эта довела свое начало с указа Петра I, которым было поведено набирать для службы на флоте офицеров и матросов преимущественно из северных губерний - Архангельской, Новгородской, Вологодской, Костромской, Ярославской, издревле знакомых с речным судоходством, а то и с мореплаванием. Позднее, в XIX в., эта традиция нашла и материальное подкрепление. Один из морских офицеров - дальний родственник Г. И. Невельского капитан-лейтенант Василий Акимович Дурново оставил после своей смерти большой капитал (свыше 300 тыс. руб.), который завещал использовать на воспитание бедных дворян в Морском корпусе, а также в Первом Московском кадетском сухопутном корпусе. На проценты с этого капитала, увеличившегося еще от продажи его четырех доходных домов в Москве и имения в Богородском уезде Московской губернии, были учреждены стипендии для платы за обучение шести воспитанников Морского кадетского корпуса и шести воспитанников Первого Московского кадетского сухопутного корпуса ежегодно. Таким образом, помимо тех юношей, родители которых могли сами вносить весьма высокую плату за обучение, еще 12 юношей из Костромской губернии могли обучаться в этих заведениях.

Многих моряков-костромичей знали дед, отец, дяди Г. И. Невельского, со многими он познакомился впоследствии, во время учебы в Морском корпусе. Среди родственников будущего адмирала как с отцовской, так и с материнской стороны также было немало военных моряков. Так что атмосфера вокруг подраставшего Геннадия была самая что ни на есть морская, что во многом определило выбор его будущей профессии. Вот в такой обстановке в окрестностях далекого захолустного Солигалича проходили детские годы Геннадия Ивановича Невельского. Глубокими корнями от самого появления на свет связан Геннадий Невельской с морем, на всю жизнь...

Невельские - древний дворянский род, обосновавшийся на Костромской земле в XVI в. По сохранившимся документам устанавливается, что первые Невельские появились на службе в Московском государстве как "выез-жие из Польши". С самого появления в пределах Московского государства при Иване IV все представители фамилии Невельских, начиная с Григория Невельского, обязаны были служить на военной службе. Первым Невельским, служившим на флоте, был Григорий Дмитриевич Невельской - боцман при Петре I. Большинство Невельских, как и другие дворяне в XVIII в., начинали обычно службу с солдатского чина в раннем детстве и выходили в отставку сержантами, капралами, прапорщиками и гораздо реже - в более высоких чинах.

Дед Геннадия Невельского, Алексей Васильевич Невельской, начал службу солдатом, а офицерский чин получил в 25 лет, когда по болезни вышел в отставку. Он поселился в своем имении Крутово, в которое входила и пустошь Дракиио. На плане 1779 г. и на купчей, относящейся к 1788 г., на этой пустоши еще нет усадьбы с таким названием. Следовательно, можно уверенно считать, что возникновение усадьбы Дракино, в которой родился Г. И. Невельской, относится к последней четверти XVIII в.

Традиции морской службы, идущие от прадеда - петровского боцмана, продолжили сыновья Алексея Васильевича Невельского - дядя и отец Г. И. Невельского.

Старший сын Алексея Васильевича Петр Алексеевич (1770-1823) в 1787 г. вместе со своими земляками и даже родственниками (Н. Ю. Лермонтовым, Ф. Д. Ахматовым, Н. П. Перелешипым, Н. В. Писемским, В. В. Щулеппиковым) окончил Морской корпус, служил на флоте и вышел в отставку в чине капитан-лейтенанта. Он жил недалеко от усадьбы Дракино и его - семья, особенно дочери - двоюродные сестры Геннадия Невельского, - как и другие родственники, постоянно общались с семьей Геннадия. Дочь одной из этих сестер - Мария Сергеевна, по мужу Угличанинова, оставила книгу воспоминаний о годах своей юности, содержащую единственный в источниках о Г. И. Невельском его словесный портрет, относящийся ко времени подготовки Амурской экспедиции.

Дочь Алексея Васильевича Анна - родная тетка Геннадия Невельского - была замужем за лейтенантом флота Яковом Ивановичем Щулепниковым, соседом по имению.

Отец Г. И. Невельского, Иван Алексеевич Невельской также учился в Морском корпусе и стал в 1795 г. мичманом. Сохранилась "Послужная сказка" И. А. Невельского за 1802 г.^* Служил он до 1808 г. на Балтийском флоте во 2-й эскадре Гребного флота и вышел в отставку лейтенантом.

После смерти отца Ивану Невельскому досталось по наследству имение Дракино. В 1810 г. он женился на дочери заседателя солигаличского уездного суда Тимофея Михайловича Полозова - Феодосии Тимофеевне и за счет приданого жены несколько увеличил свое состояние.

Женитьба Ивана Алексеевича соединила семью Невельских родственными связями с одной из старейших костромских дворянских фамилий, в которой также сильны были морские традиции. Так, Петр Иванович Полозов - двоюродный дядя Геннадия Невельского по материнской линии - окончил в 1847 г. Морской корпус, достиг звания контр-адмирала. В 1865-1867 гг. на корвете "Аскольд" он совершил кругосветное плавание. Иван Тимофеевич Полозов - родной дядя Геннадия Невельского по матери, - также окончил Морской корпус в 1802 г., участвовал в войне 1808 г. в чине мичмана. Выйдя в отставку, он поселился в Солигаличском уезде, недалеко от Дракино. Родная сестра матери Г. И. Невельского - его тетка Анна Тимофеевна - была замужем за капитаном 1-го ранга Степаном Михайловичем Китаевым, участником морских сражений в 1788-1790 гг. у о-вов Гоглаид, Эланд и у Выборга. С. М. Китаев в Отечественную войну 1812 г. командовал бомбардирским кораблем "Бобр" и за подвиги был награжден орденами. Его сыновья - двоюродные братья Геннадия Невельского - также служили на флоте.

Близкие и дальние родственники были частыми гостями Невельских в Дракино, особенно - морские офицеры. Среди них следует упомянуть троюродного брата Геннадия Невельского - Гавриила Ивановича Невельского, доблестного командира 14-пушечного катера "Опыт", который с командой в 80 человек принял бой с 50-пушечным английским фрегатом "Сальсет" с командой в 500 человек у о. Нарген 11 июня 1808 г. Англичанам удалось захватить катер лишь после того, как он получил значительные повреждения корпуса, а в команде почти все, включая командира, были ранены. В знак уважения к храбрости русских моряков их передали на встречное нейтральное судно для отправки в Россию^*. Из документов Морского министерства видно, что Гавриилу Невельскому время пребывания в плену было зачтено в стаж службы, которую он продолжал на флоте до 1828 г., когда вышел в отставку капитаном 1-го ранга, прослужив на флоте 38 лет. Его внук, Алексей Николаевич Жохов, стал одним из участников сквозного плавания русских кораблей "Таймыр" и "Вайгач" по Северному морскому пути, открыл о. Вилькицкого и остров, названный позднее его именем, описал часть побережья Северной Земли.

^* (Веселаго Ф. Ф. История русского флота. М., 1939, с. 244.)

Навещали Дракино и другие дальние родственники: все костромские Невельские находились в родстве, и, как мы видели, среди них было очень много моряков.

В Государственном архиве Костромской области сохранялось свидетельство о рождении Геннадия Невельского: "1823 года января дня мы, нижеподписавшиеся, свидетельствуем, что из дворян недоросль Геннадий, законный сын лейтенанта Ивана Алексеева сына Невельского, действительно родился тысяча восемьсот третьего на десять года, ноября двадцать третьего числа, в сельце Дракине, крещен церкви села Богородского священником Устипом Андреевым, а при крещении воспреемником был майор Григорий Петров сын Горталов. За смертью означенного священника Устина Андреева поступивший на место его село Богородского ризположенской церкви священник Григорий Семенов. Майор Григорий Петров сын Горталов"^*.

Геннадию не было скучно в детстве. Он был вторым ребенком, а кроме родных сестер и братьев, как мы уже знаем, в ближайшей округе было много двоюродных и иных родственников.

Вряд ли Геннадий учился в каком-либо заведении до поступления в Морской корпус - скорее всего, он получил, как и большинство недорослей, домашнее образование. Известно, что его сестра Мария (14 февраля 1811 г.-27 февраля 1885 г.) воспитывалась в пансионе А. А. Шиповой в Костроме, а поначалу - в Белькове, в пансионе для близкоживущих дворянских детей. Но имени Геннадия там не обнаружено. В 1823 г., когда мальчику было всего десять лет, ушли из жизни отец и дед Тимофей, У нас нет доказательств, но можно думать, что они умерли от оспенного поветрия, прокатившегося по тем местам. Вполне возможно, что именно в этот год болел и Геннадий, сохранивший на лице на всю жизнь следы оспы.

Не имея документов, трудно судить об обстановке, в которой воспитывался Геннадий Невельской. Одно можно с уверенностью сказать: в воспитании юноши принимали участие дяди - Петр Алексеевич Невельской и Петр Тимофеевич Полозов, оба моряки, у которых в имениях были свои библиотеки с книгами преимущественно морской тематики. Можно предположить также, что в связи со сватовством Павла Антоновича Купреянова к сестре Марии юноша Геннадий Невельской мог побывать не только в Костроме, но и в Кинешме, где проживали Купреяновы, в семье которых было также немало морских офицеров. Сам П. А. Купреянов был капитаном 2-го ранга, а его брат, Иван Антонович Купреянов, участвовал в кругосветной экспедиции на шлюпах "Восток" и "Мирный" под командованием Ф. Ф. Беллинсгаузена и М. П. Лазарева, во время которой в 1820 г. была открыта Антарктида.

Несколько слов о матери Геннадия, о которой встречаются самые противоречивые высказывания. Одни изображают ее чуть ли не Салтычихой, и потому совершенно чужой сыну^*.

^* (Бочков В. Н. Открытие Невельского. Кострома, 1965, с. 8.)

По нашему мнению, не следует выделять мать Невельского из среды помещиков-крепостников того времени. Невельские, как все помещики,- продукт своей эпохи. На глазах мальчика продавались, покупались, дарились крепостные и целые деревни.

Получив блестящее по тому времени образование в Петербурге, Г. И. Невельской стал одним из немногих передовых и гуманных офицеров, не допускавших издевательств над матросами, вчерашними крепостными.

Как оформлялось зачисление Геннадия Невельского в Морской корпус, неизвестно. Очевидно, кто-то из дядей-моряков привез его в Петербург уже после того, как было получено объявление о наличии вакансий. Нам удалось разыскать дело "Об определении в кадеты" 1829 г., и оно раскрывает, почему на памятнике-надгробии Г. И. Невельскому указан год его рождения 1814-й, а не 1813-й. Объявления об открывающихся вакансиях кандидатов для поступления в кадеты публиковались в "Петербургских ведомостях" и "Московских ведомостях". Из такого объявления следует, что со сдачей документов Родственники Невельского сильно опоздали. Достаточно сказать, что его документы были по списку тридцатыми за 1829 г., а ведь документы другие сдавали и в конце 1828 г. Фамилия Геннадия Невельского была вписана уже по чьей-то протекции предпоследней во всем списке и сверху строки. Чем старше был кандидат в кадеты, тем большие к нему предъявлялись требования по образованию и здоровью.

"Сии правила, - говорилось в объявлении, - при настоящем приеме, равно как и при будущих, соблюдаемы быть имеют во всей их силе, и потому предупреждаются родители, родственники и попечители, дабы не затрудняли себя, особенно из мест отдаленных, представлением в Корпус тех из поименованных выше недорослей, которые или неблагоприятные подают надежды в своем здоровье, или, судя по возрасту, не имеют полноты сведений, какия требуются помянутыми правилами, чтоб быть им принятым в комплект"^*. Вот поэтому, возможно, и потребовалось указать Геннадию Невельскому на год меньше лет, чем это было на самом деле. Так и получилось, что лишь гораздо позже Невельской стал указывать в своих документах истинный год рождения - 1813-й. Но ошибка осталась во многих бумагах и перешла даже на надгробие.

И все равно Невельской по возрасту попал в 1-й разряд, на который распространялись самые строгие требования при приеме. Для сравнения скажем, что, например, от кандидата 3-го разряда требовалось "только знание первых правил арифметики и российской грамматики". Невельской был очень маленького роста - 2 аршина и 3 с четвертью вершка, т. е. около 157 см, весьма неказистой внешности, испорченной перенесенной в детстве оспой. И ему весьма пригодились природная одаренность, прекрасная подготовка и знание морской истории и путешествий. Не обошлось, как нам кажется, и без хлопот со стороны родственников - морских офицеров, в частности героя Гавриила Невельского. В общем, как бы то ни было, а в книге приказов по Морскому корпусу, во главе которого в те годы стоял прославленный мореплаватель Иван Федорович Крузенштерн, рукою писаря было выведено, что "Енадий Невельской" 8 апреля 1829 г. зачислен в кадеты 3-й роты^*.

Морской корпус был одним из привилегированных учебных заведений России. Это было и самое старейшее в России учебное заведение, ведущее свое начало от московской Навигацкой школы, основанной Петром I и долгие годы размещавшейся в Сухаревской башне, в архитектуре которой нетрудно было видеть корабельную символику. С основанием Петербурга Навигацкая школа перебралась в северную столицу, одно время была и в Кронштадте, носила разные названия - Морская академия, Морской шляхетский корпус, а во времена Невельского - Морской кадетский корпус. Располагался он в бывшем доме графа Миниха на Васильевском острове, между 11-й и 12-й линиями. В настоящее время там размещается Высшее ордена Ленина и ордена Ушакова 1-й степени Краснознаменное Военно-Морское училище имени М. В. Фрунзе.

Начались обычные будни учебы. В корпусе преподавались не только предметы "до морского офицера относящиеся", но и широкий круг общеобразовательных дисциплин, к преподаванию которых привлекали видных ученых. Обучение проходило в два этапа: кадетский курс и гардемаринский курс. Сначала изучали физику, геометрию, алгебру, тригонометрию, географию, артиллерию, затем - корабельную архитектуру (проектирование кораблей. - А. А.), навигацию, мореходную астрономию, кораблевождение, морскую съемку, или гидрографию, морскую геодезию. Преподавались французский и английский языки. Проводились строевые занятия, или шагистика, как называли эти учения кадеты. Преподавание основных морских дисциплин велось по известным в то время учебникам: П. Я. Гамалея - "Теория и практика кораблевождения" (1806), Г. А. Сарычев - "Правила, принадлежащие к морской геодезии" (1804) и "Геодезические и гидрографические правила" (1825).

Невельской учился превосходно, с первого дня захватил лидерство в учебе: сказалось домашнее образование. За начитанность, образованность и, главное, любознательность за Невельским прочно укрепилось прозвище "Архимед". Маленький, юркий, стремительный в движениях, горячий, он вечно что-то доказывал, что-то спрашивал, с кем-то и о чем-то постоянно спорил. И очень много читал. При производстве в мичманы Невельской сдал большое количество книг, не потеряв ни одной. Как видно из огромной ведомости, Невельской, как это ни странно - ведь про его рассеянность современники рассказывали чуть ли не анекдоты, был очень аккуратен: он не потерял не только ни одной книги, но сдал все платки, галстуки, полотенца. За все годы учебы на него не было произведено ни одного начета^*.

Обучение в закрытом учебном заведении всегда связано с теми или иными нарушениями дисциплины. В книгах приказов по корпусу, в кондуитных списках их можно разыскать предостаточно. И кого только не встретишь среди оштрафованных - будущих министров, прославленных мореплавателей, ученых. Бывало в неделю отмечалось до 37 ленивых и 7 выдворенных из класса с записями в кондуит. Невельского в 1830 г. не записывали ни одного раза, но он "постарался" в последующие годы, так как по поведению окончил корпус не в числе первых^*.

^* (ЦГАВМФ, ф. 432, оп. 1, д. 2232, л. 17, 18 об. - 29 об.; д. 2020, л. 16 об., 54; д. 2336, л. 84 об.)

Особенно ужесточились меры в 1831 г. в связи с холерой, гулявшей по Петербургу. Общение воспитанников обоих классов с внешним миром было резко ограничено, кадеты, по сути еще дети, не принимали этого всерьез и наказания участились.

Блестящие способности помогали Невельскому быстро схватывать и усваивать услышанное и прочитанное. Книги путешественников - Д. Кука, Д. Ванкувера. Ж.-Ф. Лаперуза, купца Г. И. Шелихова, описания морских сражений не миновали его.

Воспитанники корпуса были в курсе культурной жизни Петербурга, ходили в театры, преклонялись перед гением Пушкина, рукоплескали искусству Истоминой. Невельской не забывал навещать своих столичных родственников. Там удавалось послушать и рассказы о 14 декабря 1825 г.: почти каждый из его родственников был знаком с декабристами. Общее внимание в те годы было приковано к возвратившемуся из кругосветного плавания военному шлюпу "Сенявин". Шлюпом командовал известный исследователь Новой Земли Федор Петрович Литке.

Сразу после набора кадеты прошли "оморячивание" познакомились с Невской губой, побывали в Кронштадте а по окончании первого курса проходили практику боле" длительное время на шхунах корпусной эскадры. В Кронштадте они побывали на батареях, встречались со старыми моряками, видели известных морских офицеров. Вместе с тем они проходили морскую практику наравне с матросами, учились вязать морские узлы, ставить и убирать паруса.

17 января 1831 г. был издан приказ И. Ф. Крузенштерна, что на открывшиеся в гардемаринской роте вакансии производятся в гардемарины унтер-офицеры и кадеты, имевшие хорошие в классах успехи, похвальное поведение и знание фронтовой службы, показанные на испытании, проведенном командиром экипажа. Последовательность их производства была основана на подсчете баллов, полученных каждым по всем предметам, и на среднем балле поведения за истекший 1830 г.^*

Первое место в этом списке занимал Геннадий Невельской, у которого средний балл в науках был 8,3, а поведение 6, итого 14,3. Ближайший к нему Афанасий Горьев набрал 13,75 балла. По этому приказу в гардемарины было произведено 37 человек из 68. И среди них Иван Назимов, Степан Остелецкий, Петр Бессарабский, Роман Белли и др. Остальные кадеты стали гардемаринами позже, 26 января. Уже тогда проявился интерес Г. Невельского к восточным окраинам России, к Тихому океану, к таинственному Амуру, о котором среди моряков ходили самые разные слухи. Он знал наперечет всех исследователей Тихого океана, слушал возвратившегося Ф. П. Литке, часто видел Гавриила Андреевича Сарычева. И все больше в нем укреплялось и росло желание не только сходить "в дальнюю", но и оживить белое пятно на карте Дальнего Востока - устье и лиман Амура вкупе с Сахалином. Сходить "в дальнюю", побывать в Америке, на Камчатке, увидеть Курильские острова и Сахалин было мечтой юного кадета, молодого мичмана, а позднее капитана.

Гардемаринская практика 1831 г. проходила на кораблях Балтийского флота. Г. Невельской попал на боевой корабль "Великий князь Михаил", которым командовал капитал 2-го ранга Ишкарин. Группой, в которой был Невельской, распоряжался мичман Александр Зеленый. Вместе с Геннадием Невельским плавали Павел Кузнецов, Алексей Бутаков - будущий исследователь Каспийского и Аральского морей, граф Константин Толстой - отец писателя Алексея Константиновича Толстого, Петр Бессарабский - с ним Невельскому придется встретиться на Дальнем Востоке; в другую группу, проходившую практику на корабле "Эмгейтен", вошли Гавриил Безоб-разов, Николай Рудаков, Иван Изыльметьев - с ним также доведется на Дальнем Востоке встречаться Невельскому, другие сокурсники^*.

Участвуя в боевых учениях флота, гардемарины побывали в Таллине (Ревеле) и Лиепае (Либаве), получили навыки в производстве морской съемки, в определении места корабля по солнцу и звездам, в артиллерийских стрельбах и кораблевождении. Трехмесячное летнее плавание пролетело незаметно. И когда гардемарины возвратились в стены корпуса, они с новым усердием принялись за науку: пошел последний год их обучения. Гардемарины наряду с изучением специальных предметов тщательно следили за всеми новостями, которые говорили о славе русского мореплавания.

Совсем недавно участники плавания на шлюпах "Восток" и "Мирный" под командованием Ф. Ф. Беллинсгаузена и М. П. Лазарева принесли весть об открытии шестого материка - Антарктиды. В те же годы другая экспедиция - М. Н. Васильева и Г. С. Шишмарева на шлюпах "Открытие" и "Благонамеренный" пыталась пройти из Тихого океана в Атлантический вдоль берегов Азии или Америки - где благоприятнее окажется ледовая обстановка. Большие и важные исследования были проведены во время плавания Ф. П. Литке на шлюпе "Сенявин" в 1826-1829 гг. Ему удалось подробно описать многие места Дальнего Востока - это было особенно интересно Геннадию Невельскому. Как и другие юные моряки, он очень ревниво относился к открытиям - а вдруг им ничего открывать не останется и все до них сделают и откроют. Геннадий Невельской старался такие думы гнать прочь. Дальний Восток и Амур все больше овладевали им.

Произведенный в лейтенанты командир роты гардемаринов Александр Зеленый привел летом 1832 г. группу, в которой находился и унтер-офицер Геннадий Иванович Невельской, на последнюю практику на корабль "Кульм", которым командовал брат первооткрывателя Аитарктиды капитан 1-го ранга Андрей Петрович Лазарев, сам совершивший в 1822-1824 гг. кругосветное плавание на шлюпе "Ладога". Плавание на "Кульме" длилось с 23 мая по 6 августа и имело военное значение: в Данциг нужно было доставить сухопутную артиллерию из Кронштадта, а в Кронштадт перебросить часть русских войск. Всей морской операцией командовал Федор Петрович Литке, а его помощником был Самуил Иванович Мофет. С этими выдающимися моряками Геннадию Невельскому доведется затем служить. Особенно благотворно влиял на него Федор Литке.

Между тем приближалось время выпускных экзаменов. Они проводились открыто - были публичными. Но еще раньше, до наступления экзаменов, Невельской уже знал, что ему предстоит продолжить свое образование в Офицерском классе, который впоследствии был преобразован в Морскую академию. Автор разыскал в архиве следующий приказ:

"Комиссии, учрежденной по высочайшему повелению при Морском Кадетском Корпусе для экзамена следующих к производству в офицеры гардемаринов и мичманов Офицерского класса

Директора Морского Кадетского Корпуса

Из числа представленных на испытание комиссии унтер-офицеров и гардемаринов Аникита Озерский, Павел Кузнецов, Геннадий Невельской, Егор Деденев, Владимир Гильдебрандт, Алексей Бутаков, Алексей Куницкий, Александр Станюкович и Степан Остелецкий выбраны для Офицерского класса. По отличной их нравственности, по наукам, по знанию их иностранных языков и особенно по примеченной в них страсти к усовершенствованию себя в высших науках они подают несомненную надежду, что окажутся сего отличия весьма достойными, и я вполне уверен, что и комиссия при предстоящем испытании их в науках усмотрит, что они оправдывают такой выбор начальства.

^* (ЦГАВМФ, ф. 432, оп. 1, д. 2343, л. 122-122 об. Позже в этот список был включен и Никифор Глотов.)

Председателем экзаменационной комиссии был председатель Морского Ученого комитета генерал-лейтенант Иван Логгинович Голенищев-Кутузов^*.

^* (ЦГАВМФ, ф. 432, оп. 1, д. 2336, л. 133 об.; д. 2343, л. 41, 112.)

Публичные экзамены проходили со 2 по 12 декабря 1832 г. по закону божьему, навигации и астрономии, алгебре, начертательной геометрии, статике (остойчивости корабля. - А. А.), морской описи, корабельной архитектуре и теории кораблестроения, артиллерии, истории, географии, физике, химии, военно-судному праву, русскому, английскому и французскому языкам^*.

По существовавшей тогда системе подсчета старшинства, слагавшейся из баллов по учебным предметам, по поведению и по фронтовой службе, Невельской набрал в сумме 254 балла - очень высокий показатель. Интересно, как складывался этот показатель: по степени знания учебных предметов Невельской уступил первое место лишь Озерскому - стал вторым (из 68 выпускников), а вот по поведению и по фронтовой службе он оказался лишь 19-м. И это отбросило его в старшинстве на четвертое место - впереди оказались Озерский, Кузнецов и Глотов^*.

^* (ЦГАВМФ, ф. 432, оп. 1, д. 432, л. 72-75, 123-123 об., 125, 138.)

Экзамены завершились "танцеванием". Затем наступили приятные хлопоты по шитью и примерке мундира и экипировке. В архиве мною найдены подробности того, что получил мичман Геннадий Невельской. Всем в кредит отпускалась определенная сумма на обмундирование. И у Невельского из-за малого роста образовалась по тем временам приличная сумма сэкономленных денег, а великорослый Павел Казакевич, например, еле-еле уложился в отпущенную сумму.

А 18 декабря в 14 часов в Аничковом дворце состоялся торжественный выпуск мичманов. И по принятой традиции от выпускников выступал лучший - Озерский, завершивший свою речь словами, звучавшими, как клятвенный обет "чтобы быть нам, в течение наступающей новой жизни... во всем достойными имени питомцев Морского кадетского корпуса"^*.

21 декабря было объявлено старшинство выпущенных мпчманов, кто в какой экипаж распределялся.

Невельской попадал в 27-й флотский экипаж с зачислением в Офицерский класс. В Офицерский класс попал и не отобранпый вначале Никифор Глотов, показавший на экзаменах третье место. Объявляя этот приказ по корпусу, И. Ф. Крузенштерн предупреждал: "Дозволяя вновь произведенным гг. мичманам носить вице-мундиры и сертуки, я щитаю нужным объявить им, чтоб строго соблюдали установленную форму; а также те из них, кои останутся жить в корпусе, могут пользоваться кадетским столом, но только ни в коем случае не нарушали должностного порядка"^*. Это относилось в первую очередь к тем, кто был оставлен еще на три года в Офицерском классе.

В этой связи нельзя еще раз^* не отметить важный факт в биографии Г. И. Невельского. Еще первый биограф Г. И. Невельского А. К. Сиденснер писал: "Блестяще окончив курс, Невельской, произведенный в мичмана, поступил в Офицерский класс и через три года получил чин лейтенанта"^**. Однако, затем с чьей-то легкой руки на страницах газет, журналов и даже книг появилась версия, что из-за малого роста производство Невельского в офицеры было самим царем задержано. Наиболее красочно эту версию изложил В. Н. Бочков^***. Но ничего подобного с Невельским не произошло. Об этом же говорит и редактор книги Г. И. Невельского В. В. Бахтин, лично знавший Невельского. "В этом чине (чин мичмана. - А. А.) Геннадий Иванович слушал курс математических наук в Офицерских классах (ныне Николаевская Морская Академия)"^****. Как мы видели, И. Ф. Крузенштерн отбирал в Офицерский класс лучших из лучших и выражал надежду, что избранные окажутся достойными этого отличия. И Крузенштерн не ошибся: все избранные стали адмиралами флота, учеными, а двое - Г. И. Невельской и А. И. Бутаков - прославили Родину своими географическими исследованиями.

^* (Алексеев А. И., Ардентов И. Н., Григоров А. А. Костромичи на Амуре. Ярославль, 1979, с. 7.)

^** (Сиденснер А. К. Адмирал Геннадий Иванович Невельской, с. 12.)

^**** (Вахтин В. В. Адмирал Невельской и Амурский край, - Мор. сб., 1890, № 1, с. 9.)

Рапорт адмирала И. Ф. Крузенштерна с ходатайством о зачислении лучших мичманов выпускников 1832 г. в Офицерский класс. ЦГЛВМФ, ф. 432, оп. 1, д. 2343, л. 122-122 об

В списке мичманов выпуска декабря 1832 г. мы видим известного впоследствии гидрографа Павла Казакевича, брат которого, Петр, выпущенный позже, стал старшим офицером у Невельского во время исторического плавания на транспорте "Байкал". Степан Остелецкий продолжил традиции семьи потомственных морских офицеров, стал адмиралом. Вместе с ним заканчивал корпус его ближайший земляк костромич Афанасий Юрьев. Закончили корпус представители многих морских фамилий: Никифор Глотов, Александр Станюкович, Нил Зеленый, Николай Плеханов, Лев Будищев, Михаил Елагин, Николай и Павел Шульгины, Василий Розенберг, Иван Назимов, Александр Юнкман, Петр Подушкин. Между прочим, в списке мичманов отмечался не только рост, но и возраст. Так вот: у Невельского на 1.I.1833 г. помечено 18 лет. То есть наше предположение об умышленном занижении возраста совершенно точно доказывается, так как на самом деле ему было уже 19 лет. Забегая вперед, скажем, что и после окончания Офицерского класса в графе о нем было написано: "Невельской Генадий. Костромской Губернии, сын флота лейтенанта, в кадеты - 1829 Апреля 8-го дня, 15-ти лет от роду"^*.

Как и у всех выпускников, у слушателей Офицерского класса был первый, мичманский отпуск, после которого учение было продолжено. У нас нет сведений, как провел свой отпуск молодой офицер Невельской. Вероятно, съездил в свою костромскую сторону повидаться с родными и знакомыми.

Годы обучения в Офицерском классе Невельской провел по-прежнему в корпусе. У Крузенштерна еженедельно устраивались чаепития с молодыми офицерами - слушателями классов, на которых бывали и другие морские офицеры. Там велись шумные беседы о будущем российского флота, обсуждались перипетии Наваринского сражения и действия командира "Азова" М. П. Лазарева, чаще же всего разговор шел о дальних странах и плаваниях. Кроме плавания Ф. П. Литке, состоялись кругосветные плавания В. С. Хромченко на корабле "Елена" и Л. А. Гагемейстера на транспорте "Кроткий". Ожидали возвращения В. С. Хромченко из второго кругосветного плавания на транспорте "Америка". Приходили сведения об открытиях и исследованиях на Дальнем Востоке и в Русской Америке: А. К. Этолип описал о. Атту на Алеутских островах, он же описал северные берега залива Нортона; П. Т. Козьмин описал Шантарские острова и юго-западную часть Охотского моря, во время описи Шантарских островов открыл острова Кусова и Прокофьева; П. Ильин - побережье Камчатки от Авачинской бухты до мыса Шипунского. Все неясное мог объяснить и дополнить сам И. Ф. Крузенштерн. А иногда бывали тут и сами мореплаватели, которые откликались на просьбу директора Морского корпуса навестить его. Нередко можно было встретить у Крузенштерна Федора Литке, который писал книгу о своем плавании. Царь назначил его воспитателем вел. кн. Константина, которому предстояло стать генерал-адмиралом русского флота.

К преподаванию в Офицерском классе были привлечены лучшие научные силы столицы. Упор делался на математические дисциплины и связанные с ними самым тесным образом мореходные предметы. Вариационное исчисление и механику читал академик В. Я. Буняковский, исчисление вероятности и математическую физику - академик М. В. Остроградский, астрономию преподавал академик П. В. Тарханов, корабельную архитектуру и теорию кораблестроения - известный кораблестроитель С. И. Бурачек. Слушателям преподавали также высшую алгебру, аналитическую геометрию, дифференциальное и интегральное исчисление, артиллерию, фортификацию, химию, русскую литературу, историю (ее читал тогда только начинавший свою деятельность будущий академик Н. Г. Устрялов)^*.

Но занятия в классах занимали зимнее время, а с началом навигации все слушатели находились на кораблях, на которые были расписаны. В отличие от строевых офицеров они во время плавания должны были пройти предписанный курс работ и итоги их представить осенью своим профессорам. Летом 1833 г. Невельской плавал на трех кораблях: "Прохор", "Иезекиль" и "Помопа". Не выходя из Финского залива, корабли побывали в Свеаборге и Ревеле.

Если в первые два года практика в основном касалась артиллерийских стрельб и управления кораблем, то перед выпуском она носила специальный характер: под руководством известного гидрографа М. Ф. Рейнеке^* отрабатывались на фрегате "Венус" методы гидрографических работ. Моряки побывали на сей раз в Балтийском море и заходили в Ригу. Мичман Невельской успешно выдержал экзамены и 28 марта 1836 г. был выпущен из Офицерского класса лейтенантом с назначением на фрегат "Беллона", под команду капитан-лейтенанта Самуила Ивановича Мофета, в эскадру контр-адмирала Федора Петровича Литке.

^* (Ближайший друг прославленного флотоводца П. С. Нахимова.)

Но туда он попал лишь в конце мая, после отпуска, который провел в Дракино. На сей раз мы можем говорить об этом точно. Радости хватало всем. Еще бы: высшее морское образование и чин лейтенанта в 22 года. Было от чего радоваться матери, сестрам, брату и всей многочисленной родне. Вполне возможно, что в этом же году он побывал в Кинешме на свадьбе сестры Марии. Радовался Невельской и тому, что попал служить в эскадру прославленного мореплавателя и выдающегося ученого-гидрографа - это сулило много возможностей в исполнении своих замыслов и планов. У такого командующего было чему поучиться.

В эскадру Ф. П. Литке входили флагманский фрегат "Беллона", корвет "Князь Варшавский", бриг "Патрокл", шхуна "Дождь" и тендер "Лебедь"^*. Близкое знакомство с Ф. П. Литке сыграло немалую роль при решении вопроса об исследовании Г. И. Невельским устья Амура и о. Сахалин. Напомним в этой связи, что и непосредственный предшественник Невельского по исследованиям на Дальнем Востоке А. М. Гаврилов, плававший там в 1846 г., был рекомендован Ф. П. Литке своему другу Фердинанду Петровичу Врангелю, возглавлявшему тогда Российско-Американскую компанию.

Невельской десять лет провел на флагманских кораблях эскадры, которыми командовал замечательный моряк, представитель славной морской династии выходцев из Великобритании С. И. Мофет, тогда капитан-лейтенант, совершивший кругосветное плавание вместе с Ф. П. Литке на корабле "Моллер", которым командовал М. Н. Станюкович. Он побывал в Русской Америке, участвовал в открытиях на Тихом океане.

Лишь навигацию 1836 г. Г. И. Невельской провел на "Беллoнe", побывав вместе с ней в крейсерстве по Балтийскому морю. Зимовала эскадра в Кронштадте, но это не означало, что офицеры безвыездно находились там, - опп часто выезжали в Петербург. В навигацию 1837 г. флагманским кораблем стал фрегат "Аврора". Соответственно туда перебрались Ф. П. Литке и С. И. Мофет. Невельской также был переведен туда.

В навигацию 1838 г. в состав эскадры входила "Паллада". Никак не мог подумать тогда Невельской, что с этим фрегатом будет у него связано столько событий на Дальнем Востоке. Эскадра совершила переход по маршруту Кронштадт - Либава - Аландские острова - Свеаборг - Кронштадт. 5 декабря 1838 г. Невельской получил за отличную и усердную службу свой первый орден - св. Станислава 4-й степени.

Не отличались разнообразием и плавания 1839-1841 гг. Разве только то, что в 1839 г. в плавании не принимал участия Ф. П. Литке - был в отпуске, вместо него командовал адмирал Л. П. Гейден, да принял участие в плавании начальник Главного морского штаба адмирал А. С. Меншиков. В 1840 г. Ф. П. Литке снова принял командование эскадрой. В этот год плавание было более продолжительным: моряки побывали в Киле, стояли на рейде Копенгагена.

Около пяти месяцев длилось интересное плавание в навигацию 1841 г. Эскадра в составе фрегата "Аврора", корвета "Князь Варшавский" и брига "Казарский" побывала в Дании и Голландии. В Копенгагене моряки ознакомились с городом, побывали в замке Фридрихсберг, Гельсиноре, посетили Адмиралтейство. Большой интерес вызвало посещение Исторического картографического архива, среди карт которого моряки обнаружили к своему удовольствию немало старинных русских карт. Интересным было и посещение Голландии, где моряки осмотрели в Саардаме дорогой каждому русскому домик Петра I, царя-плотника, побывали и в Амстердаме, совершили сухопутную поездку по этой небольшой стране. А в Лейдене Ф. П. Литке с офицерами, среди которых был и Г. И. Невельской, познакомились с известным исследователем Японии Ф. Ф. Зибольдом, книга которого тогда только что вышла и вызвала несомненный интерес у читающей публики. Невельской в 1841 г. был переведен в 19-й флотский экипаж и 6 декабря того же года получил второй орден - св. Анны 3-й степени. На Балтике прошла и кампания следующего года, а в 1843 г. эскадра плавала в Ботническом заливе.

С 15 сентября 1842 г. по 15 января 1843 г. Невельской снова был в отпуске, ездил на родину. Там, в Ки-нешме, в октябре он с сестрой и ее мужем оформили свои права на имение Аннино и д. Крутово^*.

Лейтенанту Невельскому шел тридцатый год. Он внимательно следил за делами на Дальнем Востоке и, может быть, лучше, чем кто-нибудь другой, понимал необходимость проведения новых исследований. Заинтересовали его и сведения, полученные от Ф. Ф. Зибольда, о том, что японцы на лодке сумели преодолеть осушное место между Сахалином и материком.

В начале 1844 г. Невельской был переведен в 10-й флотский экипаж и назначен на только что построенный в Архангельске корабль "Ингерманланд". Командовать им был назначен произведенный в капитаны 2-го ранга С. И. Мофет. Вместе с этим кораблем был спущен на воду и фрегат "Константин". Следовательно, Невельскому предстояло отправиться в Архангельск. Он выехал туда вместе с Ф. П. Литке 13 мая 1844 г. По дороге заезжали в Шлиссельбург, побывали в Лодейном Поле и 23 мая прибыли к месту назначения. Геннадий Иванович Невельской был назначен вахтенным офицером "Ингерманланда". По тем временам "Ингерманланд" был прекрасный парусник, имевший 178 футов в длину, 48 в ширину и осадку 19 футов. Его водоизмещение составляло 1371 т, вооружение - 47 пушек. Экипаж насчитывал 745 старшин и матросов и 30 офицеров. С. И. Мофет и все офицеры имели полное основание гордиться таким назначением.

Ф. П. Литке пребывание в Архангельске, где он всех знал и где его все знали, напомнило годы, проведенные здесь в связи с четырьмя плаваниями к Новой Земле. И конечно, ему было легче договариваться с кораблестроителями. Пока корабли довооружались, экипаж и офицеры познакомились со старейшим морским портом страны. Впрочем, на это времени было немного, так как всего несколько дней понадобилось для полной готовности кораблей.

5 июня 1844 г. под буксирами корабли вышли из Архангельска, но встали под паруса лишь через 18 дней - столько потребовалось времени, чтобы выбраться из могучей дельты Северной Двины и выйти за бар реки. Затем с помощью лоций и карт М. Ф. Рейнеке и под руководством Ф. П. Литке, прекрасно знавшего побережье, более месяца шли по Белому морю и вдоль берега Кольского п-ова по Баренцеву морю до мыса Нордкап.

1 июля 1844 г. корабли миновали самую северную точку Европы. До 10 августа, до прихода на рейд Копенгагена, моряки не ступали на берег. Шли открытым морем, изредка наблюдая на горизонте побережье Скандинавии. В Копенгагене задержались лишь на четверо суток, которые потребовались для того, чтобы запастись водой и свежей провизией, - все спешили домой, в Кронштадт и Петербург. 24 августа корабли встали на якорь на Большом Кронштадтском рейде.

За время этих плаваний Г. И. Невельской ближе сошелся с Ф. П. Литке и Ф. П. Лутковским. Дальний Восток занимал главное место в их разговорах. Невельской был в курсе всех дел, связанных с созданием Русского географического общества, инициатором которого стал Ф. П. Литке. Узнал он о предстоящем плавании в Средиземное море, которое готовил Ф. П. Литке и в котором Г. И. Невельскому также предстояло участвовать.

До глубокой осени 1845 г. офицеры "Ингерманланда" и "Князя Варшавского", а также находившегося в Средиземном море корвета "Менелай" (который был впоследствии послан на Дальний Восток и переименован в "Оливуца") готовились к дальнему плаванию вокруг Европы. Командовал "Ингермаиландом" по-прежнему С. И. Мофет, произведенный в капитаны 1-го ранга.

7 октября 1845 г. в большом конференц-зале Академии наук состоялось открытие Русского географического общества, на котором вступительную речь произнес Ф. П. Литке, избранный вице-председателем общества.

В своем программном выступлении Ф. П. Литкз подчеркивал, что огромные пространства России "указывают прямо, что главным предметом Русского Географического общества должно быть возделывание географии РОССИИ, принимая название географии в обширнейшем его значении"^*. Сразу после заседания Ф. П. Литке отправился в Кронштадт, где его ожидала готовая к выходу эскадра. Конечно, контр-адмирал рассказал офицерам о создании Географического общества. Известие о том, что Литке стал фактически во главе общества, было встречено ими восторженно, а Невельской был особенно рад, так как с этим в какой-то мере связывал свои замыслы.

^* (Алексеев А. И. Федор Петрович Литке. М., 1970, с. 198.)

10 октября 1845 г. эскадра вышла из Кронштадта, заходила в Ревель, Копенгаген, Плимут, совершила переход через Бискайский залив в Гибралтар, а затем началось Увлекательное плавание по Средиземному морю, где все было ново и необычно. Моряки побывали в Тулоне, Алжире, Неаполе, на Мальте, в Мессине, Сиракузах, Палермо. На обратном пути эскадра заходила в Тулон, Алжир, Кадис, Лиссабон, Портсмут, Копенгаген, откуда ездили в Гаагу, Веймар, Берлин, а из Портсмута - в Лондон, где Ф. П. Литке установил связи с президентом английского Королевского географического общества Р. И. Мурчисоном. Невельской сопровождал Литке на приемы в Лиссабоне, а в Неаполе принял участие в восхождении на Везувий. 29 июня 1846 г. в Кронштадт возвратились bcе корабли, кроме корвета "Оливуца", оставшегося в Средиземном море.

Невельского, как и других участников плавания, ждала награда - полугодовой оклад жалованья, а 15 июля 1846 г. он стал капитан-лейтенантом. И опять приходят на память слова некоторых авторов о том, что десятилетний срок пребывания в чине лейтенанта - это плохой показатель службы офицера или же предвзятого отношения к нему начальства^*. К 33 годам Невельской получил два ордена, имел чин капитан-лейтенанта и, таким образом, право претендовать на занятие капитанской должности. Геннадию Ивановичу было очень лестно слышать, что ему готовят корабль или фрегат, однако мечта о кругосветном плавании, во время которого можно было бы разобраться в запутанном деле р. Амур, никак не выходила у него из головы.

^* (Хотя 10 лет и могут показаться слишком большим сроком службы в одном звании, по это был тот срок, который строго выдерживался на флоте. Лишь в исключительных случаях, за боевое отличие, чин давался досрочно. Для поощрения офицеров имелись ордена, благодарности, награждения деньгами. Все это как мы знаем, получал и лейтенант Геннадий Иванович Невельской.)

Прелюдией к занятию капитанской должности стала командировка на Черное море летом 1846 г. Невельской ездил в Севастополь и в Николаев с заданием осмотреть условия стоянки кораблей в этих портах, оценить оборудование ремонтных мастерских и обо всем представить обстоятельный доклад. Невельской справился с поручением и остался ждать решения своей командирской судьбы. 12 августа умер И. Ф. Крузенштерн, который так много значил в жизни Невельского. Невельской теперь уже считал себя обязанным доделать то, что не удалось его учителю и командиру И. Ф. Крузенштерну и его многолетнему начальнику и наставнику Ф. П. Литке.

Осенью на первом годичном собрании Географического Общества, которое состоялось 29 ноября 1846 г., Невельской внимательно слушал отчетный доклад Ф. П. Литке и выступления по докладу известных ученых, прославленных мореплавателей, географов, академиков. В зале заседаний был и Александр Пантелеймонович Баласогло, когда-то преподававший в корпусе кадетам "шагистику". С ним Невельской встречался год назад. Теперь Баласогло вышел в отставку и работал в архивах. Он прекрасно изучил историю Амура и еще тогда поделился с Невельским своим планом организации плавания по Амуру. Эта идея встретила у Невельского полнейшее сочувствие, и они уже вдвоем обдумывали новый проект исследования Амура и Сахалина.

Теперь же беседа была продолжена. По их замыслам, экспедиция должна была состоять из двух отрядов - морского и речного. Речной отряд должен был спуститься по Амуру, описать реку, условия плавания, наладить добрые отношения с местными жителями и встретиться в устье Амура с морским отрядом, который должен был описать Сахалин, исследовать лиман Амура и его устье. Договорились, что весной 1847 г. они встретятся и окончательно решат детали и сроки осуществления своего проекта. А пока в отпуск^*.

Невельской был в отпуске с 15 декабря 1846 г. по 15 марта 1847 г.

Нам известно, что усилиями всех Невельских и Купреяновых мать его была перевезена в Кинешму, где жили с 30-х годов Купреяновы и усадьба которых стала, после смерти в 1846 г. П. А. Купреянова, таким образом, основным гнездом и Невельских^*. Сюда после Дальнего Востока в понравившееся сельцо часто, вплоть до 1873 г., приезжали Невельские, имевшие имения в Кинешемском уезде.

Возвратившись весной 1847 г. в Петербург, Г. И. Невельской увиделся с А. П. Баласогло, и они договорились, что плавание по Амуру будет готовить и осуществлять Баласогло, а исследовать лиман Амура и Сахалин с моря на морском судне - Невельской. Как только представилась возможность, Невельской рассказал об этих планах Литке. Тот советовал обождать и дал понять, что скоро ему, может быть, придется уходить в кругосветное плавание. А пока они расставались. Невельской на "Ингерманланде", но с другим командиром - капитаном 2-го ранга С. В. Воеводским в составе сводной дивизии под флагом контр-адмирала Епанчина 2-го все лето крейсировал в Балтийском и Немецком морях. В Кронштадт "Ингерманланд" возвратился осенью 1847 г.

Перед уходом в плавание, сразу после возвращения из отпуска, Невельской вместе с другими офицерами прощался с испытанным командиром капитаном 1-го ранга С. И. Мофетом. Первоначально на фрегат "Паллада" был назначен Г. И. Невельской, а не С. И. Мофет. Невельской просил Литке сделать так, чтобы было удобно переназначить его па вновь строящийся транспорт, который должен был отправляться на Дальний Восток. Таким образом, Невельской не попал на фрегат "Паллада". А когда Геннадий Иванович Невельской возвратился в Петербург, то узнал, что Литке свое слово сдержал: приказ о его назначении командиром транспорта "Байкал", который строился па верфях Финляндии, был подписан еще в конце февраля.

В это время Невельской, видимо, не один раз встречался с Баласогло, обсуждая теперь новые возможности для осуществления своего проекта. О том, что такие встречи были, можно предположить па основании сохранившейся записки Невельского к Баласогло, относящейся к более позднему времени (мы о ней скажем в своем месте). Для Невельского назначение открывало путь к осуществлению своей мечты. Увязать же свое назначение с проектом Баласогло оказалось совсем непросто. Невельской, связанный служебным положением и обязанностью своевременно подготовить транспорт к походу, не мог свободно распоряжаться временем для хлопот по проекту Баласогло, а у последнего, как это впоследствии выяснилось, были и другие причины несколько охладеть к своему проекту.