Популяризация истории географии

 Научное изучение прошлого, в том 
 числе научной мысли, всегда приводит 
 к введению в человеческое сознание нового.

В. И. Вернадский

Первые пять послевоенных лет были заполнены разного рода работами по географии Центральной Азии и позволили общаться с рядом интересных людей, которых я раньше не знал. Об одних уже было рассказано, о других речь пойдет впереди.

Обработка монгольских материалов заняла много времени. Изучая труды своих предшественников - исследователей Центральной Азии, я заинтересовался вопросами истории географии и географических открытий.

Созданное в те годы Издательство географической литературы предложило мне подготовить новое издание собрания сочинений Н. М. Пржевальского с описанием его четырех путешествий по Центральной Азии. Выполнить это было нелегко - ведь со времени первых публикаций прошло 60-70 лет. Многое изменилось, неизмеримо выросла степень изученности этой части Азиатского материка. По следам Пржевальского прошли несколько экспедиций. Нужно было все это отразить в комментариях и вступительных статьях. Достаточно сказать, что к четырем томам Пржевальского мне пришлось дописать 16 авторских листов. Книги вышли из печати в 1946-1948 гг. в Москве.

Среди других исследователей Центральной Азии в XIX в. Н. М. Пржевальский, конечно, наиболее яркая фигура. Большой талант литератора заставил русскую и мировую общественность обратить внимание на отчеты путешественника. Не случайно они переводились на многие западноевропейские языки. Громкая слава ученого пришла к нему при жизни, что бывает не так уж часто.

Пржевальский обладал блестящей памятью, что позволило ему сравнительно просто освоить начала ряда естественных наук. Ему нельзя было отказать и в упорстве при достижении цели, в твердости, последовательности. Впрочем, здесь не место вдаваться в подробную характеристику этого большого исследователя. В нашей биографической литературе Пржевальского не обидели. Да и за рубежом его не забывают.

Совсем недавно, в 1976 г., в Лондоне в издательстве Paul Elek вышла большая книга Дональда Рейфилда (Donald Rayfild) The Dream of Lhasa. The Life of Nikolay Przhevalsky (1839-1888). Ее автор, славист по специальности, хорошо знает русский язык и литературу. Работая над биографией А. П. Чехова, по его словам, над "эволюцией его творчества", Д. Рейфилд прочитал известные слова великого русского писателя: "Один Пржевальский или один Стэнли стоит десятков учебных заведений или сотни хороших книг... Недаром Пржевальского, Миклухо-Маклая и Ливингстона знает каждый, и недаром по тем путям, где проходили они, народы составляют о них легенды".

Так английский ученый заинтересовался нашим путешественником и написал книгу о нем, используя русские источники, публикации чешских и английских географов и историков.

Географическое общество СССР обратилось ко мне с просьбой подготовить к печати также неопубликованные дневники Петра Кузьмича Козлова - ученика Пржевальского, - которые он вел во время последней экспедиции в Монголии, уже в первые годы Советской власти. Здесь было проще. Все-таки это уже XX век. К тому же все дневниковые записи предварительно просматривались и систематизировались женой путешественника- Елизаветой Владимировной Козловой-Пушкаревой, орнитологом по специальности, участницей этой экспедиции. Да и я уже хорошо знал Монголию и ее природу, частично повторив маршруты П. К. Козлова. Книга вышла в свет через 14 лет после смерти автора, в 1949 г., под названием "Путешествие в Монголию. 1923-1926 гг." (Записки Всесоюзного географического общества, т. 7) с моей вступительной статьей и объяснениями местных терминов.

С Пржевальским, однако, мне не пришлось расстаться после издания его книг. Одна законченная работа порождала другую. Кинематографисты решили снять игровой художественный фильм "Пржевальский", показать его путешествия и вклад в науку. Ставил кинофильм один из ведущих советских режиссеров - Сергей Юткевич, сценарий написали Алексей Спешнев и Владимир Швейцер (Сценарий был полностью опубликован и вышел отдельной книгой: А. Спешнев, В. Швейцер. Пржевальский. - Библиотека кинодраматургии. М., 1952). Меня пригласили па роль научного консультанта.

Непросто было написать сценарий, с тем, чтобы отразить работы нашего героя, их результативность, но не в виде итогового перечня, а в какой-то сюжетной канве, без романтической любовной линии, которой не было и в действительности. Ведь фильм снимался как художественное, а не документальное произведение. Это позволяло порой отойти от хронологической последовательности, более вольно интерпретировать факты и драматургически показать исторические процессы, которые не прямо, а косвенно оказывали влияние на исследования Пржевальского.

Фильм получился ярким, запоминающимся. Он снимался в Москве, Ленинграде, на Дальнем Востоке, в Киргизии, Туркмении, Казахстане и в Китае. Операторы Е. Андриканис и Ф. Фирсов нашли великолепную цветовую гамму, выразительно передающую и белые ночи Петербурга, и желто-бурый пейзаж пустыни, и сине-голубое небо Монголии.

Исполнять роль Пржевальского был приглашен актер Воронежского драматического театра Сергей Папов. Это было его первое выступление в кинематографе. В фильме снимались Г. Слабиняк (Телешов), Ц. Шагжин (Иринчиков), Б. Тенин (Егоров), В. Ларионов (Роборовский), Н. Комиссаров (Семенов-Тян-Шанский), В. Всеволодов (Северцов), В. Таскин (Дизраэли), С. Мартинсон (Шатило).

Такое созвездие актеров, их сотрудничество с постановщиком дало прекрасные результаты. Картина была хорошо оценена зрителем и прессой. Газета "Правда" от 28 февраля 1952 г. писала: "Ценность фильма заключается не только в том, что он говорит о научном значении деятельности всемирно известного русского путешественника, но и в более широком, государственном ее значении. Фильм показывает, что в работе Пржевальского выразилась прогрессивная роль русской культуры в Азии - вот в чем главное".

"Пржевальский" был первой цветной кинокартиной Сергея Юткевича. Он считал, что эпиграфом к ней можно взять слова художника В. В. Верещагина, известного своей любовью к странствованиям: "Я лично полагаю, что для всех деятелей на поприще наук, искусств и литературы, для ученых, художников и даже музыкантов - путешествие составляет хорошую школу, просто необходимость; в наш век... не учиться на живой летописи истории мира - значит вырывать самые интересные страницы из своего бытия" (В. В. Верещагин, Листки из записной книжки. Листок первый. М., 1898; С. Юткевич. Замысел и его воплощение. - В кн.: Пржевальский. Заметки о фильме. М., 1952, с. 25. Здесь помещены также статьи Г. Чахирьяна, А. Спешнева и В. Швейцера, Е. Андриканиса, С. Папова и Б. Тенина).

Так состоялось мое первое знакомство с работой кинематографистов. Оно позволило представить и понять нелегкий труд создателей фильмов, их постоянные поиски лучших решений в процессе подготовки сценария и съемки. Было много трудностей, много вечеров прошло в спорах. В Киргизии я посетил съемочную площадку и день провел вместе со всей актерской труппой. Здесь, в песках низовьев р. Чу, готовились кадры некоторых эпизодов из путешествий Пржевальского в пустынях Центральной Азии. Затем вместе с С. Юткевичем и А. Спешиевым мы выехали в горы, к Киргизскому хребту для поисков нужной натуры. Добрались до ущелья Иссык-Ата с его известным арашаном - источником минеральных вод.

Впервые фильм демонстрировался в Московском Доме кино в самом начале 1952 г. Это был общественный просмотр, куда пригласили многих географов - членов Географического общества. "Пржевальский" остается и теперь одним из немногих художественных полнометражных кинофильмов, посвященных деяниям русских путешественников, географов. Рядом с ним можно поставить только картину о Н. Н. Миклухо-Маклае.

На поприще кино мне неоднократно приходилось встречаться с известным режиссером Владимиром Адольфовичем Шнейдеровым. Он возглавлял работу по созданию географических фильмов. Многие снимал сам. С давних лет В. А. Шнейдеров стал завзятым путешественником, побывавшим во всех районах нашей страны, от Арктики до Памира, и во многих зарубежных государствах. Телезрители - любители кинопутешествий, конечно, хорошо помнят Владимира Адольфовича, который в течение многих лет был бессменным председателем этого популярного клуба.

В. А. Шнейдеров нередко обращался ко мне за консультацией по созданию короткометражных научно-популярных картин. Но больше всего мне запомнилась наша совместная работа над полнометражным фильмом "Под небом древних пустынь". Это было в Москве и Западном Китае, где шли съемки. Картина рассказывала о Центральной Азии, ее природе, исторических памятниках, строительстве железной дороги из Ланьчжоу на запад. По моей рекомендации вся съемочная группа посетила "Эоловый город", обнаруженный академиком В. А. Обручевым в 1905 г. Здесь высятся башни, бастионы, стены. Все это создали ветер и вода в горизонтальных пластах песчаников и глин. Говорят, тут живут джинны, по ночам они кричат и воют страшными голосами. Не случайно суеверные люди назвали это место городом нечистых духов. Кадры, показывающие "Эоловый город", оказались одними из самых интересных, запоминающихся.

В 1961 г. в Москве вышла книга В. А. Шнейдерова, которая повторяла название картины: "Под небом древних пустынь". На титульном листе раскрывалось содержание: "Рассказ о путешествии советско-китайской киноэкспедиции на трех автомобилях из столицы Казахстана Алма-Аты в китайский город Ланьчжоу через пустыни, оазисы и горы Центральной Азии по древним караванным тропам великого шелкового пути; о приключениях путешественников, увидевших много неожиданного; о киносъемках большого цветного фильма-путешествия "Под небом древних пустынь", о местах малоизвестных, малоизученных, далеких и труднодоступных".

В конце 50-х годов состоялось мое знакомство еще с двумя известными людьми, оба они занимались изучением Азии, культуры ее народов.

В 1958 г. в журнале "Природа" была опубликована моя рецензия (Путевые заметки индийского дипломата. - Природа, 1958, вып. 9, с. 117-119) на книгу Ш. Менона "Древней тропой". К. П. Ш. Менон во время второй мировой войны был назначен послом Индии в Китае. Из Дели, пересекая высочайшие горные хребты Каракорума и Куньлуня, верхом на лошади или яке, он попал из Индии в Таримскую впадину в Синьцзяне, откуда уже сравнительно просто было преодолеть большое расстояние до Чунцина - тогдашней столицы гоминдановского Китая. Это необычное для дипломата высокого ранга путешествие произвело на него столь яркое впечатление, что родилась книга, позже переведенная на русский язык и изданная в 1958 г. в Москве.

Через некоторое время после публикации рецензии меня с женой пригласили в посольство Индии в Москве в чудесный старый особняк, что на улице Обуха. Послом Индии в СССР в те годы был Ш. Менон - автор книги. Хозяин и хозяйка оказались очень любезными и приветливыми, друзьями нашей страны и нашего народа, большими поклонниками Льва Толстого, бывали в Ясной Поляне. Ш. Менон вообще хорошо знал русскую классическую литературу и русское искусство. И даже оставив дипломатическую службу и возвратившись на родину, Ш. Менон возглавил в качестве президента Индийско-Советское культурное общество, способствуя углублению дружественных отношений между двумя великими народами.

За столом, освещенным мерцающим светом свечей, собралось несколько человек. Среди них были художник Илья Глазунов и Юрий Рерих - сын великого русского художника Николая Константиновича Рериха. О Юрии Николаевиче я много слышал от востоковедов. Он был большим знатоком Индии, Тибета и Монголии, видным санскритологом. Ю. Н. Рерих получил образование в школе восточных языков в Лондоне, где изучал санскрит и персидский. Затем учился в Гарвардском университете (США) и окончил Сорбонну в Париже. Юрий Николаевич владел западноевропейскими языками, греческим, латинским и многими восточными: монгольским, тибетским, китайским, хинди, санскритом, персидским, пали и др. Выдающиеся ученые-востоковеды были учителями Ю. Н. Рериха, среди них В. Ф. Минорский, П. Пеллио, А. Мейе, А. Масперо (А. Н. Зелинский. Памяти Ю. Н. Рериха. - Известия Всесоюзного географического общества, т. 95, 1963, вып. 3, с. 214). Это сказалось на научных интересах Юрия Николаевича. Он занимался археологией, лингвистикой, буддизмом, изучением древних письменных памятников Тибета. Десятилетия он прожил в Индии, которую прекрасно знал и где приобрел истинных друзей. Вот как о нем отзывался великий гражданин Индии Джавахарлал Неру: "Я встречал доктора Рериха во время пребывания в Индии и на меня произвели огромное впечатление его знания и исключительные лингвистические способности, а также научная работа, которую он вел..." (Азия и Африка сегодня, 1962, № 12, с. 55).

Ю. Н. Рерих в 20-х годах сопровождал своего отца в его большом путешествии из Индии в Тибет, Западный Китай, на Алтай, а затем через Монголию, Китай и Тибет обратно в Индию. Эта грандиозная экспедиция продолжалась несколько лет (О ней см.: Н. К. Рерих. Алтай - Гималаи. М., 1974). Тогда появились знаменитые полотна Николая Константиновича Рериха, его гималайская, тибетская и монгольская серии. Юрий Николаевич был в экспедиции правой рукой отца, знание местных языков открывало им много запретного в скитаниях по Центральной Азии. Отношение сына к отцу характеризуется следующими словами: "Помню, отец любил повторять: "Через красоту подойдете, поймете и запомните". И вся жизнь его была служением всеобъемлющей красоте и высокому знанию. Везде и всюду он нес знамя высокой культуры". Эта экспедиция сыграла большую роль в творческой биографии художника, что видно из следующих слов:

"Для Николая Константиновича Алтай на севере с. Гималаи на юге были как бы полюсами единого грандиозного горного мира. Недаром дневники экспедиции, куда заносил свои мысли, родившиеся во время странствия, были названы им "Алтай - Гималаи"... Характерно, что снежная вершина Гэпанг, возвышающаяся над избранной Николаем Константиновичем для многих лет жизни долиной Кулу в Западных Гималаях, своими очертаниями живо напоминает далекую северную Белуху" (Ю. Н. Рерих. Листки воспоминаний. - В кн.: Приключения в горах. Художественный альманах, кн. 1. М. 1961, С. 57-58).

Мы можем считать Юрия Николаевича Рериха не только филологом и историком, но и географом. И не только потому, что он был членом Географического общества СССР, но и потому, что он большой путешественник, проходивший по самым труднодоступным маршрутам Азиатского материка, и потому, что он в качестве директора 12 лет руководил Институтом гималайских исследований, где работало два отдела - ботанический и этнолого-лингвистический. И интересы у Юрия Николаевича были географические. Он хорошо знал географическую литературу. Не случайно и Парижское географическое общество избирает его своим членом. В 1957 г. Ю. Н. Рерих возвратился на Родину, в Москву, где работал в Институте востоковедения, принимая активное участие в жизни нашей страны на научном и общественном поприще.

Можно ли говорить, как приятно было мне познакомиться с Ю. Н. Рерихом. Конечно, мы с ним быстро нашли общие интересующие нас темы. Я с удовольствием узнал, что он читал мои работы о Монголии. Затем речь зашла о географических названиях Центральной Азии и личных именах у монголов, во многом заимствованных из Тибета и принесенных на север ламаизмом. Почему-то память подсказала фамилию Тургенева, которая тоже имеет тюрко-монгольскую этимологию: тургэн - "быстрый, стремительный". Действительно, и в топонимии Центральной Азии не раз можно встретить названия горных рек: Тургэнусу, Тургэнгол и др. Юрий Николаевич покорял простотой в общении, высокой культурой, благожелательностью, эрудицией. К сожалению, наше знакомство в доме на улице Обуха не получило продолжения. Ю. Н. Рерих умер 21 мая 1960 г., еще будучи в расцвете сил и научного творчества. На доме, в котором он жил, на Ленинском проспекте в Москве, ныне установлена мемориальная доска. А служебный кабинет в Институте востоковедения АН СССР носит имя Ю. Н. Рериха. Такой чести удостаивались очень немногие. Он оставил законченную рукопись четырехъязычного словаря: тибетско-санскритско-русско-английского.

Несколько слов о писателе, который свое перо посвятил истории географических открытий. Это Константин Ильич Кунин.

Бывает, что в течение многих лет знаешь человека, следишь за его работой, радуешься его успехам, - так и должно быть. Но проходит какой-то промежуток времени, и кажется поразительным - когда он успел сделать так много полезного, нужного, как необычны его интересы, как разнообразны знания, каким жизнелюбием обладает этот человек.

К. И. Кунин прожил недолгую, но яркую жизнь. 21 ноября 1941 г., защищая Москву, он погиб смертью храбрых. Тогда ему было только 32 года.

Произведения Константина Ильича, посвященные путешествиям и географическим открытиям, в свое время были хорошо известны. Он автор книг о Васко да Гаме, Магеллане, Кортесе; был научным редактором одного из русских изданий книги о путешествии Марко Поло. Для детей он подготовил к печати книгу Аусвейта "Как открывали земной шар", в которой многое сам заново написал. Уже после смерти К. И. Кунина вышла историческая повесть "За три моря" о путешествии в южные страны тверского купца Афанасия Никитина.

Этим, однако, не ограничивается писательская и научная деятельность К. И. Кунина. Его интересуют вопросы экономики каучука, география Малайи, Индонезии, Китая. Впервые как ученый он печатает свои труды в 1931 г., т. е. через год после окончания Института живых восточных языков в Ленинграде. Здесь, в этом величавом северном городе, прошло детство и юношество будущего востоковеда. Он полностью овладел китайской иероглифической письменностью и китайской речью. Впрочем, языки ему давались легко. Кроме основных западноевропейских он знал и классические языки древности. Любил поэзию и музыку. Увлекался стихами Блока и живописью Рериха.

Жажда знаний, эта благородная страсть вечно ищущих исследователей, толкала К. И. Кунина на дальнейшую учебу. Не бросая работы, он заочно учится на историческом факультете университета, а затем поступает и на географический факультет. В 1941 г. Географическое общество, отдавая дань заслугам К. И. Кунина в области истории географических открытий и географической науки, избрало его своим действительным членом.

Энергия Константина Ильича казалась неиссякаемой. Только высокоорганизованный человек за короткий срок мог успеть сделать так много. Он обладал замечательной способностью: рассказывая что-либо из истории географических открытий Востока, увлекался страстно и искренне. Эти чувства передавались собеседнику. Рассказчик всех заставлял себя слушать, даже тех, кому были чужды его интересы. Так, особенно ярко запомнился мне этот невысокий, широкий в плечах человек, крепкий, смуглый, с умными и живыми глазами, с увлечением повествующий о чем-то из Марко Поло. Улыбка обнажала белые ровные зубы.

К. И. Кунин по натуре был скромным человеком, скромность была естественна и говорила о его культуре. Уместно вспомнить мудрые слова персидского поэта Сзади Ширазского: "Тот, у кого в кармане склянка с мускусом, не кричит о том на всех перекрестках. За него говорит аромат мускуса". О Константине Ильиче говорили его высокая образованность и его дела.

Война нарушила мирный труд писателя и ученого, она бурей ворвалась в его семью и принесла непоправимые потери для родных и близких.

К. И. Кунин добивался призыва в Красную Армию, но в военкомате ему в этом отказали. Тогда он поступает в ополчение и отправляется на запад от Москвы. Там, на фронте, он узнает, что его жена, поехавшая туда с делегацией Союза советских писателей, попала в окружение и погибла. Ненамного пережил ее и Константин Ильич, отдавший самое большое и дорогое - жизнь - за Родину, за грядущее счастье своих соотечественников.

В Московском Доме литераторов, на улице Герцена, в вестибюле у стены установлена мемориальная доска из белого мрамора. На ней золотом написаны имена московских писателей, не возвратившихся с фронтов Великой Отечественной войны. Среди них Константин Ильич Кунин (О К. И. Кунине см. статью Д. Л. Арманда "Боец, человек, читатель" в книге "Строка, оборванная пулей". М., 1976, с. 318-326).

В послевоенные годы, когда мне пришлось работать над историей географического изучения Центральной Азии, я близко узнал Виталия Константиновича Тренева - земляка по Симферополю и сочлена редакционной коллегии журнала "Вокруг света". Его имя в 40-х годах стало широко известным как автора ряда очерков, рассказов и повестей об истории русских географических открытий, истории отечественного мореплавания и флота. Большой успех имела книга о Г. И. Невельском "Путь к океану", за короткий срок вышедшая в Москве двумя изданиями в 1945 и 1950 гг. В. К. Тренев родился в 1908 г. в гор. Волчанске Харьковской губернии. Но все детство и юношество прошли в Крыму, в Симферополе, куда переехала семья Треневых в следующем году. Отец Виталия, Константин Тренев, был учителем гимназии, писателем-прозаиком и драматургом, чьи произведения, особенно "Любовь Яровая", пользовались и пользуются постоянным успехом у читателей и зрителей.

Из мальчишеских воспоминаний встает образ высокого, несколько сутуловатого худощавого человека, Тренева-отца, с которым мне пришлось однажды совершить небольшой пешеходный маршрут из Симферополя на запад - в деревню Бодрак, где студенты агрономического факультета Таврического университета проходили практику. Константин Андреевич Тренев был ведущим, я же - ведомым. Кроме нас двоих, большого и малого, никого и ничего не было. Кругом простиралась чуть всхолмленная крымская сухая степь с пологими низкими грядами, белесой чередой уходящими за горизонт.

Несомненно, что среда, в которой рос Виталий Тренев и в которой он встречался со многими писателями, поэтами, учеными, оказала большое влияние на его интересы и развитие.

В 1925 г. В. К. Тренев окончил опытно-показательную среднюю школу в Симферополе и поступил в Донской политехнический институт в Новочеркасске, а затем в Московское Высшее техническое училище на инженерно-строительный факультет. Однако в 1929 г. Виталий Константинович тяжело заболел, что заставило его на время прекратить учебу. Два года (1930-1932) он прожил во Франции на климатических станциях в Восточных Пиренеях и слушал лекции на архитектурном факультете специальной школы общественных работ в Париже.

По приезде на родину В. К. Тренев поступил в Московский архитектурный институт, но обострение болезни заставляет его переселиться в Ялту. И все же в 1938 г. он с отличием окончил институт и стал работать архитектором в Москве и Ялте.

На этот период приходится и начало писательской деятельности В. К. Тренева. Ленинградский журнал "Звезда" в 1940 г. печатает его рассказ "Шалава". И уже тогда писатель заинтересовался необычной судьбой замечательного русского путешественника и адмирала Геннадия Ивановича Невельского, который надолго стал героем его трудовых будней. Материала о Невельском набиралось все больше и больше, и уже вырисовывалась большая повесть о волевом, упрямом и умном человеке.

Но пришла война. Молодые люди шли на защиту социалистической отчизны. И Виталий Константинович собирается вступить в ряды Советской Армии. Он трижды является на призывные пункты - в Москве, Чистополе, куда переехала его семья, в Казани, но ему трижды отказывали в зачислении на военную службу и все по одной и той же причине - болезни.

В апреле 1942 г. В. К. Тренев окончил книгу о Невельском. Эта работа ввела его в увлекательный мир русских географических открытий на суше и на море - в Сибири и на Тихом океане - и навсегда захватила. своеобразной судьбой удивительных людей, труды которых и теперь вызывают невольное уважение и признательность потомков.

И как это обычно бывает, одна законченная работа вызывает желание и настойчиво требует продолжать тему, расширяя и углубляя ее. Так родилась последняя писательская любовь к героям-путешественникам, и, как последняя, эта любовь стала постоянной и глубокой. По всему было видно, что для В. К. Тренева тема о русских в Сибири, о моряках-исследователях - тема не случайная, приковавшая внимание на какой-либо срок, не увлечение, а настоящая большая тема, неисчерпаемая и всегда влекущая своей новизной и неожиданными находками, доступными только внимательному и терпеливому исследователю.

От опубликованных документов В. К. Тренев перешел к архивным материалам, к оригинальным текстам, характеризующим историю географических открытий на Дальнем Востоке и на Севере. В короткой рукописной автобиографии (Эту автобиографию мне любезно предоставила Г. К. Тренева, за что приношу ей сердечную благодарность) он писал:

"Издавна интересуясь историей нашего отечественного мореплавания и флота, я накопил много материала по этим вопросам и писал статьи, очерки и рассказы, которые печатались в журналах "Огонек", "Красноармеец", "Смена", "Знамя", "Краснофлотец", "Октябрь" и в бюллетенях Пресс-бюро Военно-Морского Флота. Кроме того, за это время (1942-1945 гг. - Э. М.) вышли две книжки моих рассказов в Детгизе и Военмориздате и книга о Невельском в Военмориздате".

С 1943 г. внимание писателя привлекает скромная и сильная фигура Дмитрия Леонтьевича Овцына, одного из одареннейших офицеров русского флота XVIII в., чьи труды и героические подвиги во многом содействовали успеху Великой Северной экспедиции. Виталий Константинович работал над большой повестью об Овцыне, закончил первую ее часть. Он написал также небольшую биографию этого путешественника. Д. Л. Овцын был первым, кто изучил и положил на карту громадную Обскую губу, прошел из устья Оби к устью Енисея и описал это побережье Северного Ледовитого океана. Он был одним из оставшихся в живых спутников Витуса Беринга и ходил с ним к берегам Западной Америки во время Второй Камчатской экспедиции.

Как-то ненастным весенним днем, когда дождь барабанил по стенам дачи в Переделкино под Москвой, а небо плакало нудно и, казалось, нескончаемо, Виталий Константинович рассказывал о своих работах над задуманной им книгой "Первые русские ученые-мореплаватели", которая должна была состоять из серии биографических очерков. И я понимал его любовь к теме, увлеченность ею, радовался его планам и успешному их претворению. Книга о Невельском "Путь к океану" кончается словами: "...мы должны отдать дань уважения и почета памяти героев далекого прошлого. Памяти патриотов, преодолевших не только слепые силы враждебной природы, но и косность и себялюбие современников своих. Почтим же память этих людей, все силы и помыслы свои без остатка отдавших родине".

Это не случайная фраза, а отношение автора к героям, навек полюбившимся ему своим умом, трудом, дерзостью, упорством.

Географические интересы В. К. Тренева расширялись с каждым годом, и естественным оказалось включение его в состав членов редакционной коллегии "Вокруг света".

Незадолго до смерти Виталий Константинович писал: "В настоящее время работаю над большой повестью о Дмитрии Овцыне со сбором материалов. Работаю с 1943 г. и в настоящее время закончил первую часть. Кроме того, тружусь над книгой "Первые рус-ские ученые-мореплаватели". Это серия биографических очерков о Чирикове, Челюскине, Малыгине, Овцыне, Харитоне и Дмитрии Лаптевых. Перерабатываю для издательства "Молодая гвардия" книгу о Невельском".

На этом обрывается короткая автобиография В. К. Тренева. Его здоровье стало заметно ухудшаться. К старым недугам прибавлялись новые. Зимой 1952/53 г. я навестил его в Москве, в замоскворецкой квартире, что в Доме писателей близ Третьяковской галереи, и увидел совсем больного человека. Ему трудно было ходить, но он не жаловался, с юмором говорил о своих болезнях, мешающих ему работать, как всегда был весел и приветлив.

Мы условились встретиться весной в Ялте, куда он выезжал для лечения.

Через некоторое время я получил письмо, в котором Виталий Константинович 16 февраля 1953 г. писал: "Я думаю пробыть в Ялте март, апрель и май. И жена моя Габриэль Казимировна, приглашая Вас к нам погостить, поступила так сообразно нашему общему с ней желанию. У нас есть для Вас свободная солнечная комната с центральным отоплением, но без газа. Вы сможете свободно располагаться в ней, и мы даже согласны не препятствовать Вашим встречам с друзьями как на территории этой комнаты, так и вне ее. Погода хорошая. Цветет миндаль. Не пожалеете, если приедете...".

Жестокая судьба распорядилась иначе. Планы В. К. Тренева прожить всю весну в Ялте не осуществились. Уже через десять дней - 25 февраля - его не стало.

В апреле того же года я посетил его могилу на Ялтинском кладбище. Свежий холмик, покрытый венками и цветами, возвышался на крутом склоне долины речки Учансу. Внизу шумели ее вешние воды, стремящиеся к Черному морю. Темно-зеленые, почти черные, гибкие кипарисы качались под напором ветра, спускавшегося с амфитеатра Крымских гор. Ветер дул в сторону моря. Его поверхность белела бурунами. Где-то далеко синяя, вечно подвижная, чуткая морская гладь настолько постепенно сливалась с небом, что трудно было различить линию горизонта. К Ялте подходил какой-то большой пароход. Я вспомнил: "Море и корабли всегда влекли к себе смелую молодежь...". Море и отважных мореходов, прокладывающих новые пути в неведомых краях, любил автор книги "Путь к океану", автор многих очерков и рассказов о моряках-скитальцах.

Знакомство с историей науки открывает новые факты и позволяет сделать новые обобщения. Здесь не только любознательность, толкающая на то, чтобы увидеть, что и как было до нас. История науки обогащает современные знания и способствует правильному их восприятию.

История географических открытий и исследований - драматический рассказ о героических деяниях путешественников и ученых, всегда стремившихся к неизвестному, неведомому, непознанному. Многие открытия совершались повторно, но на разных уровнях развития науки и человеческой мысли. В процессе изучения Земли неоднократно менялись географические представления: одни гипотезы уступали место другим, а теории совершенствовались и получали новые аспекты, неизвестные ранее. Не случайно скептики утверждают, что новое - это основательно забытое старое. И успехи истории естествознания, ее достижения убеждают нас в том, что в ряде случаев такая формула не злая ирония, а сама действительность. Мы уже можем говорить о доколумбовом открытии Америки. Некоторые античные географы знали и писали о том, что Каспий - замкнутый бессточный водоем, не сообщающийся с северными морями. Потом этот факт был предан забвению, и понадобились столетия, чтобы вновь восторжествовала истина. Сквозь частокол небылиц, заблуждений, ошибок настойчиво пробивалось настоящее знание неведомой Земли, на которой человечество живет вот уже миллион лет, но до самого последнего времени недостаточно знает ее - свое обиталище.

Но если одно и то же открытие повторяется дважды или большее количество раз (что тоже не исключено), оно никогда не бывает однозначным и равноценным. А это уже функция времени, уровня науки, ее возможностей, которые развивались тоже исторически. Каждая эпоха предъявляет новые требования к науке. Во второй половине прошлого столетия русские путешественники, изучавшие Сибирь или Среднюю Азию, дали много ценного и интересного, их исследования отвечали общему уровню науки и культуры того периода. Прошло 100 лет. Советские ученые вновь прошли по тем же маршрутам, но увидели они много такого, чего не видели и не могли увидеть наши талантливые предшественники. Это и не удивительно: ведь с тех пор неизмеримо возросли и уровень знаний и возможности исследований.

История географических открытий и познания нашей планеты - это в первую очередь история путешествий и экспедиций, а в современный период - и стационарных исследований. Сколько героизма и беззаветной преданности делу проявляли наши соотечественники - вольные люди, беглые изгои, любознательные купцы, а позже отважные ученые, уходившие в неизвестность. Перед ними простирались холодная заснеженная тундра Сибири; ледяные пустыни Арктики, где их встречали только белые медведи; сухие и знойные пустыни Средней Азии, где нередко смелые разведчики гибли от безводья. Не пугали путешественников ни труднодоступные горы Тянь-Шаня или Алтая, ни внутренние нагорья, где много огорчений доставляли поиски троп и перевалов.

Важная цель стояла перед наукой - познать природу бескрайних равнин и высочайших гор великих просторов Азии, культуру ее народов. Это было совсем не просто не только в древние времена, но и в XIX в., поразительно щедром своими дарами человечеству в истории литературы, искусства, науки, в истории путешествий и экспедиций.

Исследования Земли, познание ее материков и океанов - закономерный, исторически обусловленный процесс, который начался на заре цивилизации, задолго до нашей эры. Шаг за шагом, постепенно человек познавал окружающий его мир. Экономическое развитие стран и связей между ними, военные походы в неизвестные края (вспомним хотя бы походы Александра Македонского), политические условия делали необходимым организацию путешествий и экспедиций. Это в свою очередь неизбежно приводило к открытиям, к накоплению новых фактов и расширению географического кругозора, а на более поздней стадии - к научным обобщениям и установлению географических закономерностей.

Нередко задаешь себе вопрос: что заставляло отважных разведчиков земель и морей отправляться в далекие неведомые края, оставлять родные места, семью, подвергать себя нечеловеческим лишениям, болезням, даже риску смерти. Какое-то сильное чувство владело этими необыкновенными людьми, когда они наперекор злым стихиям и, казалось бы, неодолимым преградам шли на север и восток - в азиатские пределы. Было много разных причин, в том числе и расчет, и жажда добычи, перспектива богатства, честолюбие, но главная из них - благородная страсть к познанию нового, открытию неизвестного руководила пионерами-землепроходцами.

В самом деле, чем объяснить неугасимое желание Г. Седова во что бы то ни стало пересечь арктические ледяные поля и достичь Северного полюса? Что в нем заветного? Ведь полюс - математическая точка... И только. А путешественнику пришлось отдать свою жизнь. Как понять А. Федченко или В. Ошанина, которые упорно шли в заоблачные высоты Алая, что увидели они? Гигантские горные хребты, царство снега, льда, полное безлюдье. Чем объяснить страстные стремления путешественников проникнуть в глубь пустынь, в бескрайнюю сибирскую тайгу или в дебри Амазонки?

Не просто ответить на эти вопросы. Но кажется ясным и бесспорным: человеку всегда было свойственно стремление познать неизвестное.

Литература по истории географии обширна и разнообразна. При этом важно отметить, что советские исследователи не ограничились изучением вклада русских путешественников и ученых других народов СССР в познание нашей страны. Об истории географии в России писали Д. М. Лебедев и В. А. Есаков (1971).

Многое сделано и для освещения достижений зарубежных мореплавателей и землепроходцев. Вспомним хотя бы большие труды И. П. Магидовича по истории географических открытий Земли, а также исследования Я. М. Света о Христофоре Колумбе или о западных путешественниках на Восток в период конца XIII и. начала XIV в. ("После Марко Поло. Путешествия западных чужеземцев в страны трех Индий") и др. Особо хочется отметить серию "Открытие Земли", каждая книга в ней посвящена большому региону: Северной Америке, Центральной и Южной Америке (обе книги написаны И. П. Магидовичем), Европе (И. П. Магидович и В. И. Магидович), Австралии и Океании (Я. М. Свет), Африке (М. Б. Горнунг, Ю. Г. Липец, И. Н. Олейников), советской Азии (А. А. Азатьян, М. И. Белов, Н. А. Гвоздецкий, Л. Г. Каманин, Э. М. Мурзаев, Р. Л. Югаи), Антарктиде (А. Ф. Трешников).

Советские географические исследования и открытия за 50 послеоктябрьских лет показаны и обобщены Н. А. Гвоздецким. Им же составлена большая библиография (1967). Нельзя не упомянуть о работах по истории изучения союзных республик и отдельных частей Российской Федерации, особенно лежащих на азиатской ее территории. Подобные работы опубликованы в столицах среднеазиатских республик, в Алма-Ате, Свердловске, Новосибирске, Иркутске, Хабаровске, Владивостоке и других городах.

Уже обнародовано немало монографических исследований о выдающихся русских и зарубежных географах. Среди героев этих книг Р. Амундсен, Н. Вавилов, Ч. Валнханов, Васко да Гама, Вахушти Багратиони, Гр. Грумм-Гржимайло, А. Гумбольдт, В. Докучаев, Э. Зюсс, П. Козлов, X. Колумб, И. Лепехин, Ф. Магеллан, Н. Миклухо-Маклай, Ф. Нансен, Г. Невельской, С. Неуструев, В. Обручев, М. Певцов, Г. Потанин, Н. Пржевальский, Н. Северцов, Г. Седов, П. Семенов-Тян-Шанский, А. Федченко, 3. Ширвани и многие другие. Об античных географах рассказал А. Б. Дитмар.

Этот перечень далеко не полный. Чтобы собрать работы по истории географических открытий и биографические сочинения о русских и зарубежных географах и путешественниках, потребуется большой том библиографии с указанием всех источников. Моя задача другая - показать, что история географии не забыта в советское время. Но одновременно следует увидеть и негативную сторону в освещении той же истории географии. Здесь речь пойдет об истории географической мысли, истории идей, законов и закономерностей, установленных географическими науками. Если исключить статьи, опубликованные в периодической печати, посвященные этой тематике, а также работы по теоретическим вопросам и задачам современной географии, то можно назвать лишь несколько трудов, вышедших отдельными книгами, авторы которых анализируют эволюцию географической науки, ее проблем и методов. Среди них: А. А. Григорьев. Развитие географической мысли в России (XIX - начало XX в.). М., 1961; он же. Развитие теоретических проблем советской физической географии (1917-1934). М., 1965; А. Г. Исаченко. Развитие географических идей. М., 1971; Н. Г. Фрадкин. Географические открытия и научное познание Земли. М., 1972; "Развитие физико-географических наук" (Сб. статей). М., 1975.

Если содержание первой из них ограничивается хронологическими рамками (XIX - начало XX в.) и только одной страной (Россией), то вторая работа освещает историю географических идей в глобальном масштабе, начиная с античного времени и кончая нашими днями. Несколько особняком стоит книга Н. Г. Фрадкина. Он впервые попытался определить, как следует понимать территориальные географические открытия, которые распадаются на три уровня: локальный (местный), региональный и глобальный (мировой). Большой интерес вызывает опыт классификации открытий физико-географических закономерностей:

1. открытия элементно-хорологические, относящиеся "к совокупностям определенных объектов, к определенным природным элементам и к их пространственным закономерным соотношениям";
2. открытия компонентно-исторические: "Выявление пространственных закономерностей распределения и связей компонентов природы путем географического сравнения..." Этому уровню соответствует исторический подход к пониманию современной картины природы, признание ее изменения во времени;
3. открытия комплексно-динамические. Это представления о зональных закономерностях и внутризональных природных комплексах, понимание ландшафтов как природных систем.

"Ножницы" в освещении истории географических открытий и истории географической мысли отметил также К. К. Марков: "До сих пор еще не создано истории отечественной географической науки. Нет почти книг, на обложке которых стояла бы надпись: "История отечественной географической науки". Имеются "Истории путешествий". А это не одно и то же. Имеются также попытки написать литературные портреты отдельных ученых-географов...

Мы мало занимаемся историей географической науки, возможно, потому, что не знаем, как ею заниматься. У нас нет устойчивых взглядов на современную географическую науку, а значит, нет и точки зрения на прошлое географической науки" (К. К. Марков. Воспоминания и размышления географа. М., 1973, с. 108).

Конечно, эволюция географических идей, их становление еще привлечет в ближайшем будущем интерес ученых. "Каждое поколение научных исследователей, - писал В. И. Вернадский, - ищет и находит в истории науки отражение научных течений своего времени".

Мне кажется, что есть еще один важный аспект в истории географии. Познание земного шара и связанные с этим процессом географические открытия интересны сами по себе. Но история географии станет гораздо более поучительной, если она покажет, какие географические теории, гипотезы, идеи и представления возникли в результате изучения той или иной части нашей планеты.

Поясню это на нескольких примерах. В результате исследований А. Гумбольдта в Андах зародилось учение о высотной поясности в горах. Изучение Сибири и северных арктических районов суши создало новую науку- криологию, или мерзлотоведение, которая ныне обросла собственными методами. Со времени путешествий Ф. Рихтгофена по Китаю проблемы лёсса продолжают привлекать внимание ученых многих стран, по-разному трактующих его происхождение. Детальное знание Альп, их геоморфологии и палеогеографии позволило выработать классическую хронологию членения плейстоцена на временные отрезки. Из наблюдений над географией почв Русской равнины возникло учение о зонах В. В. Докучаева, позже развитое Л. С. Бергом. Многолетние исследования азиатских песчаных пустынь дали основание утверждать об аллювиальном исходе песчаного субстрата, поверхность которого была переработана эоловыми факторами.

Такие примеры можно продолжить. Но и сказанного достаточно, чтобы показать, что полевые исследования каких-то регионов на суше или на море обычно приводят к пониманию генетического начала современных ландшафтов или физико-географических процессов, им свойственных.

Историю науки должны знать все ученые. Это относится, конечно, и к географии. Но такой постулат - идеал. В действительности же мы знаем ее поверхностно, фрагментарно, что отрицательно сказывается на уровне наших исследований.