Калейдоскоп
Калейдоскоп
Это слово, ставшее нарицательным, памятно многим туристам. Быстрая смена явлений, событий и лиц, впечатлений от увиденного и услышанного - калейдоскоп.
Чтобы легче было разбираться в увиденном, рассматривать достопримечательности, для туристов изготовляются путеводители, а в зарубежных поездках их нередко сопровождает гид. Более сотни лет минуло с той поры, как составил свои путеводители трудолюбивый Карл Бедекер, но поныне осталась память о них, а само слово "бедекер" стало, подобно калейдоскопу, нарицательным. Сколько раз повествовалось в художественных произведениях о туристах, путешествующих с бедекером, сколько новых путеводителей издается из года в год на нашей планете.
Путевой очерк стал в XX столетии одним из наиболее популярных жанров. К путеводителям, гидам, стандартным маршрутам, к современному конвейеру индустрии туризма писатели нередко относятся настороженно. Не помешает ли этот "конвейер" по-новому увидеть и описать окружающий мир, своеобразие дорожных картин, впечатлений, событий? Не притупит ли он свежесть художественного восприятия? В очерках нашего современника, писателя Даниила Гранина, выразительно, не без юмора повествуется о том, как поначалу писатель довольствовался в зарубежной поездке впечатлениями, о которых можно прочесть заранее:
"Вместо жизни имелась расписанная вперед по часам программа всех действий и перемещений: я мог знать, где и когда я буду, что увижу, что буду делать. Самого меня как личности не существовало, от меня ничего не требовалось, гид вкладывал в меня необходимые сведения, на очередную достопримечательность выдавались апробированные заготовленные впечатления"*
* ()
"Постепенно я втягивался в странную легкость такого существования мнимого, призрачного и весьма удобного, поскольку не нужно было ни о чем думать, ни о чем заботиться, ничего искать, мне указывали, куда смотреть, что тут красивого, я убеждался, что все стоит на своих местах, все правильно, все соответствует. Я жил глазами, ушами, ногами... Я был доволен: Лондон построен в точном соответствии с путеводителями, очерками, кинокартинами".
Подлинная художественная литература, по мысли писателя, требует преодоления таких "портативных", заранее заготовленных в путеводителе впечатлений.
Очерки, из которых взяты приведенные строки, называются "Примечания к путеводителю". Речь идет не о том, конечно, что путеводитель для писателя - помеха, а о том, что писатель должен уметь видеть заново, как художник, а не как переписчик общеизвестного (впрочем, так же по-своему, свежо, непосредственно надо бы воспринимать туристские впечатления каждому. В идеале и литература путешествий, и кинофильмы, и путеводители должны способствовать этому, развивая культуру художественного восприятия).
Так или иначе, для автора путевых очерков выбор в дороге найдется: то ли экскурсия с гидом, то ли импровизированная прогулка по незнакомому городу. А для читателя этих очерков выбора в мысленном путешествии нет - бедекером, гидом, собеседником, составителем маршрутов, неразлучным его спутником в дальнем пути для него становится автор очерков с его личным восприятием увиденного, с его эмоциями, раздумьями, мировоззрением. В этом мысленном путешествии выбора нет. Потому-то так важен предварительный выбор - с кем отправиться в путешествие.
Наша цель - не библиографический перечень и не рекомендательный список книг. Задача иная: попытаемся заглянуть вместе с нашим спутником - прогрессивным писателем XX века - в нескончаемый дорожный калейдоскоп, вдумаемся вместе с ним, какой стала древняя дорога странствий в нашем веке, как меняется эта дорога на наших глазах, как меняется и сама литература путешествий. С кем начнем мы этот маршрут?
"Карела Чапека по праву можно назвать одним из самых глубоких умов среди крупнейших писателей двадцатого века",- так написал о нем известный литературовед Б. Сучков*. Повторим эти слова уважения к автору "Рура", "Войны с саламандрами" и других не менее известных произведений. Творчество Чапека относится к 20-30-м годам XX века. В эти же годы он путешествовал и рассказывал об этих путешествиях в путевых очерках: "Письма из Италии", "Письма из Англии", "Прогулка в Испанию", "Картинки Голландии", "Путешествие на Север". В эти же годы им были созданы и "Картинки родины", в которых описана Чехословакия - родная страна писателя с ее селениями и городами. Эти произведения остались в литературе надолго для всех, кому близки искусство и многоликая муза странствий. На страницах очерков писатель расскажет и о себе в путешествии - о том, как он знакомится с разными странами. Но не ждите от него "методических разработок" на тему, как путешествовать не ищите в его занимательных очерках систематики, аккуратных "полочек", по которым разложены дорожные впечатления. В "Письмах из Италии" о таких "полочках" упоминается: "...я могу лишь с грехом пополам распределить свои впечатления по двум полочкам, под двумя обобщающими заголовками - что мне понравилось и что - нет". Но и это - добрая шутка. Продолжая ее, писатель сообщает, что в Венеции ему не понравились устрашающее количество туристов, собор св. Марка и все молодожены, а понравились, например, венецианские улочки, если только там нет каналов и дворцов. "Улочки до того запутанны, что до сих пор не все подверглись изучению; в некоторые из них, вероятно, еще не ступала нога человеческая. Лучшие из них имеют целый метр в ширину и настолько длинны, что в них свободно помещается кошка, и даже с хвостом. Это - лабиринт, в котором само прошлое заблудилось и никак не может выбраться"**.
* ()
** ()
И, как это свойственно Чапеку-путешественнику, шутка, добрый юмор переплетены с размышлением, серьезным раздумьем. Ведь этот образ "лабиринта", из которого не довелось еще выбраться прошлому, не случаен:
"В Венеции - только дворцы и храмы; дом простого человека - ничто в архитектурном смысле",- пишет Чапек. Он рассказывает о тесных, темных и неприглядных жилищах, в которых живут бедняки, о контрасте между ними и дворцами Венеции.
А в "Письмах из Англии" в числе множества зарисовок снова образы дворцов и жилищ лондонской бедноты Ист-Энда. Дворцы на этот раз не настоящие - "ярмарочные". Чапек побывал на Британской имперской выставке в Уэмбли, описал ее, поделился мыслями, возникшими у него при посещении "Дворца механики". "Машины великолепны, безукоризненны, но жизнь, которая им служит или которой служат они, вовсе не великолепна, не блестяща, она не самая совершенная и не самая красивая..." "О, умчи меня домой, "Летучий шотландец", превосходный стопятидесятитонный локомотив..."
"Это совершенство материи, из которого не вытекает совершенство человека, эти блистающие орудия тяжелой и неискупленной жизни приводят меня в смятение. Какой вид имел бы рядом с тобой, о "Летучий шотландец", тот нищий, который сегодня продал мне спички? Он был слеп и изъеден чесоткой; это был плохой и сильно поврежденный механизм: это был всего лишь человек"*.
* ()
И еще: "В Британской империи - четыреста миллионов цветных людей, а на выставке Британской империи они представлены лишь несколькими рекламными марионетками".
"Тут вы найдете всякую всячину вплоть до львиных чучел и вымирающих эму; только одного здесь нет - духа четырехсот миллионов человек".
Вслед за рассказом о выставке - впечатления об Ист-Энде. "В Восточном Лондоне страшно не то, что можно видеть и обонять, а то, что всего этого так неизмеримо, непоправимо много". И далее: "Быть может, кто-нибудь, более знающий, завел бы вас в места поживописнее, где и грязь романтична и нищета оригинальна, а я заблудился среди Улиц Несметного Количества и не могу найти выход. И известно ли вообще, куда ведут эти бесчисленные черные улицы?"
Куда ведут в нашем веке социальные коллизии, научно-технический прогресс - разве мог не задумываться об этом автор "Рура" в своих путешествиях по странам, где машины - безукоризненные, великолепные, служат не человеку, а погоне за прибылью, где господствуют монополии, чью власть как бы символизировал для писателя бронированный несгораемый шкаф, становящийся "идолом".
"... Во Дворце промышленности я нашел настоящего идола. Это вращающийся несгораемый шкаф, сверкающий бронированный шар, который медленно, безостановочно вертится на черном алтаре. Изумительно и немного жутко".
Б. Сучков - исследователь творчества К. Чапека обращает внимание на то, что Чапек уловил и впервые ввел в мировую литературу новый тип конфликта: "противостояние прогресса научно-технического и нравственного, их опасное для судеб человечества расхождение в условиях собственнического общества". Раздумья Чапека над истоками этого расхождения, его тревога и смятенность нашли свое выражение и в путевых очерках. Нашли в них выражение и внимание писателя к повседневной жизни простого человека, и его глубокое убеждение в том, что общество обязано избавить людей от жестокой нужды, что кварталы бедноты должны уйти в прошлое.
Путевые очерки Чапека интересны и тем, что облик стран, отдельных местностей и городов обрисован в них с проникновенным талантом художника. Речь идет прежде всего о художественном мастерстве писателя, но нелишне заметить, что Чапек любил рисовать, и рисунки его талантливы, своеобразны. В путешествиях он часто сначала делал зарисовки, а затем писал к ним текст.
При публикации очерков рисунки и текст Чапека составляли по большей части единое целое. Это подчеркнуто обычно и в заглавиях. Например: "Письма из Англии. Для большей наглядности сопровождаются рисунками автора", "Прогулка в Испанию. Иллюстрированная автором" и т.д. И при чтении их невольно приходит на память горьковское определение: "живопись словом".
Вот фрагменты из путевых впечатлений о Голландией Дании:
"Итак, если начать по порядку - первое чисто голландское впечатление (не считая зеленых паровозов с медной каской на спине) - это кирпичи. И окна. И главное - велосипеды. Но самое главное - кирпичи и окна. Кирпичный цвет характерен для Голландии так же, как и зелень и среди нее домики из мелких красных кирпичей, с белыми швами между ними, домики с большими светлыми окнами; зелень - и мощенные кирпичом дороги, по которым бесшумно несутся велосипедисты от одного красного домика к другому. Эти домики, не считая кирпичей, сделаны преимущественно из окон, больших прозрачных окон с белыми наличниками; окна самым причудливым образом делятся на части разной величины..."*
* ()
"Дания - страна светло-зеленого цвета, каким на картах обозначают низменности; зеленые лужайки, пестрые стада, зеленые пастбища, темная листва бузины с белыми кистями цветов, голубоглазые девушки с молочно-белой гладкой кожей лица, неторопливые и рассудительные люди. Равнина всюду такая, словно ее вычертили по линейке..."*
* ()
Уже эти небольшие фрагменты вводят нас в удивительно красочный и рельефный мир путевых картин Чапека. У писателя зоркий глаз художника и страноведа. И детали описания характерны, страноведчески точны. А подобных деталей множество в любом очерке. И насколько отчетливы образы, возникающие при чтении:
"Черный гранит, белые березы, красные домики и черный лес. Для полноты первого впечатления не хватает лишь зеркальных озер. Но вот и они уже мелькают среди леса - озерца самых разнообразных размеров и форм: то черный омут лежит в торфяном болотце, то длинный серебряный клин проникает насколько хватит глаз в темную массу леса. Вот озерца под серебристыми ивами, отражающие ясный небосвод и усеянные кувшинками и ряской. Озера, подернутые рябью, посреди которых возвышаются островки, подобные плавучим райским кущам. Вот холодные воды стального цвета - озера среди гранитных скал и густого леса. А дальше - необозримая водная гладь, она тянется до горизонта, и ее бороздят пароходики и парусники. Люди добрые, как огромен мир!"*
* ()
Чапек знает: мир Земли огромен не просто своей величиной. Ведь он сам написал как-то веселые строки о том, с какой легкостью и быстротой может ныне преодолевать земные пространства пассажир, которого переносит из страны в страну международный экспресс. Мир огромен многообразием природы, красотой, неисчерпаемостью познания его человеком. Мир огромен потому, что его населяет множество народов с разной культурой, обычаями, образом жизни.
И на той же странице, где сказано: "Я знаю, наша планета - крохотная", Чапек повторит: "...мир велик" и еще: "Я видел величие мира".
"Письма из Англии" (1924 г.) ясно свидетельствуют, что социальные проблемы волновали Чапека, что он искал ответы на многие жгучие социальные вопросы того времени. Творческий путь писателя был сложным, но на всем его протяжении Чапек сохранял глубокое убеждение, что все народы Земли - большие и малые - в равной мере заслуживают уважения. Закономерно, что вершиной творчества писателя стали в 30-е годы произведения, зовущие к борьбе с фашизмом.
Так естественно для Чапека написать: "...всякая страна по-своему бесконечно прекрасна и не похожа ни на какую другую"*. Так естественно для него, добравшись до Заполярья, сказать с доброй улыбкой по-своему, по-чапековски: "Погодите, не мешайте, я занят: мне нужно обеими руками махать людям, которые тут живут. И другим людям других стран - тоже... Привет же вам, люди из Устеквейки, будьте здоровы, люди из Молдадаля..." Многоцветный дорожный калейдоскоп возникает перед читателем путевых очерков Чапека. Но взглянуть на сменяющиеся путевые картины, вглядеться в них внимательно писатель приглашает не для того лишь, чтобы заинтересовать непривычным, развлечь. Он убежден, что литература должна помогать взаимному пониманию и сближению народов.
* ()
Путешествия писателя охватывают период около полутора десятилетий. 1923 год - время итальянских маршрутов Чапека и выхода в свет очерков об этой поездке. На вступительных страницах прочтем, что писатель "с удовольствием бродил по местам, которым Бедекер не уделяет ровно никакого внимания". "Иной раз смотрел я на знаменитейшие памятники старины, иной раз - просто на детей, на старых бабушек, на человечье горе и радость..."*
* ()
"Письма из Италии" - первые в серии путевых очерков Чапека. Завершают эту серию записки о путешествии по Скандинавии, проделанном в 1936 году. На заключительной странице записок читаем о том, как стала известна писателю в конце его путешествия жестокая новость: "...этой новостью оказалось грозное несчастье испанского народа". Возмущение Чапека начавшейся фашистской интервенцией в Испании и взволнованные слова о человеке, любящем все народы, характерны для Чапека-антифашиста.
Так вошли на страницы путевых записок писателя грозные события в Испании, о которых ему стало известно во время пребывания на скандинавской земле. И такое завершение этих записок тоже закономерно и символично: прогрессивному писателю путешественнику XX века близки судьбы всех народов Земли.