Против ветра
Против ветра
Образ паруса возникает в литературе путешествий прошлого века по-разному, по мере того как реальные парусники уступают свое место пароходам, они все реже изображаются в путевых записках и романах. Управляться с тяжелыми и громоздкими парусами было непросто, и к концу XIX столетия уже мало кто из писателей помнит и диковинные названия их, и различия парусов, рей и мачт. Но белеющий парус на горизонте, парус романтиков и поэтов - древний символ человеческого дерзания - вновь и вновь появляется на страницах литературных произведений конца XIX века.
"Вспыхнул маяк на мысе, пронзив вечерний туман.
"Отдать все рифы на брамселе",- скомандовал капитан.
Первый помощник воскликнул: "Но корабль не выдержит, нет!"
"Возможно. А может и выдержит",- был спокойный ответ".
Эти строки написал Л. Стивенсон, а название одной из новейших биографий писателя - "Плавание против ветра" - как бы перекликается с этими строками.
Стивенсон прожил жизнь яркую, трудную и недолгую. С детства вошла в его жизнь болезнь. Он говорил: "Мне более знакома "Страна кровати", чем зеленого сада". С детства он открыл "Страну книг", решил стать писателем и начал свое литературное ученичество. "У меня в кармане всегда были две книжки, одну я читал, в другой писал". В его творчестве рано возникла тема странствий. "О дорогах" - так называется очерк, ставший его литературным дебютом (он был напечатан более столетия назад - в 1873 г.). А в одном из его стихотворений находим характерные строки:
Вот как жить хотел бы я,
Нужно мне немного:
Свод небес, да шум ручья,
Да еще дорога.
К этим словам лирического героя стихотворения можно добавить, что самому Стивенсону - романисту и поэту, драматургу и очеркисту нужны были еще неустанное литературное творчество, книги, друзья и парус, наполненный ветром.
Стивенсон принадлежит к писателям, путешествия и путевые записки которых не были лишь эпизодом в их жизни и творчестве, они сказались на всей их творческой биографии и на судьбах написанных ими книг. Непосредственно к жанру путевых очерков относится несколько книг Стивенсона: "Путешествие внутрь страны", "Странствие с ослом", "Эдинбургские картинки", "Через прерии", "В южных морях". Путевыми записками открывается хронологический список его крупных литературных произведений, и мы находим их среди книг, завершающих его литературное творчество.
Летом 1876 года молодой Роберт Луис Стивенсон отправился с одним из друзей в туристский поход на байдарках по рекам и саналам двух стран - Бельгии и Франции - от Антверпена до небольшого французского селения Грез. Очерки об этом "путешествии внутрь страны" привлекают свежим восприятием увиденного, умением вызвать интерес к не примечательным в общем-то дорожным эпизодам и встречам. Привлекательны в них непритязательная манера рассказа, мягкий юмор и критические суждения о чуждом для Стивенсона мире наживы, к представителям которого - самодовольным чиновникам и коммерсантам писатель относится с антипатией. Большая часть пути была проделана вниз по течению живописной Уазы (правый приток Сены). Помехой оказалась непогода - ливни и моросящие дожди. Но были и дни ясные.
И соответственно чередуются записи: "... я ничего не помню об этом плавании: только глинистые откосы, ивы и дождь - ничего, кроме непрерывного, безжалостного колючего дождя..." Но вот опять появляется солнце: "...река вновь начала развертывать перед нами окрестные пейзажи. Обрывы исчезли, а с ними и ивы; вокруг теперь вздымались красивые холмы, и их профили четко рисовались на фоне неба".
Для Стивенсона, страдавшего болезнью легких, непогода была тяжела. Недаром дождь в его записях "колючий", "безжалостный". Но путешественник не приходит в уныние. "...Мир скучен для скучных людей",- пишет он. И в другом месте: "Человечество еще живо, и юность вновь и вновь храбро порицает богатство и отказывается от теплого местечка, чтобы отправиться странствовать с рюкзаком за спиной"*
* ()
О другом туристском маршруте по дорогам Франции из городка Ле-Пюи в Севенны верхом на осле повествуют путевые очерки молодого писателя, озаглавленные не слишком удачно: "Путешествие с ослом".
Очерки об Америке связаны с женитьбой писателя. Он поехал туда к своей будущей жене Фэнни Осборн, которую встретил впервые во время путешествия по Франции в 1876 году. Пробыв около года в Калифорнии, Стивенсон рассказал в путевых заметках о городах Сан-Франциско и Монтеррее, где он жил, о дорогах, которыми довелось проехать, о Сильверадо - поселке, где провел первые месяцы после женитьбы. Это был заброшенный шахтерский поселок, разработки в шахтах уже не велись, в разрушенных штольнях водились змеи, а в хибарке, где поселились молодые супруги, прорастал ядовитый кустарник. Стивенсону захотелось побыть летнее время в этом уединенном месте, расположенном высоко в горах. Здесь не нужно было делать расходы, на которые у него не было средств, и сюда не доходили морские туманы.
Свою жизнь в этом поселке он изобразил позднее на страницах произведения "Скваттеры Сильверадо".
В 1888 году, будучи уже известным писателем, Стивенсон отправился в плавание по тропическим водам Тихого океана. Вместе с ним на яхте "Каско" были его жена и пасынок Ллойд, впоследствии "тоже писатель. Этим плаванием началась жизнь Стивенсона в Океании. Он посетил острова Маркизские, Туамоту, Общества, несколько месяцев пробыл на Гавайях, а затем вновь отправился в путь на торговой шхуне "Экватор" к островам Гилберта и Самоа. На острове Уполу - втором по величине в архипелаге Самоа - он решил поселиться надолго. Прежде, нежели окончательно обосноваться на этом острове, Стивенсон побывал в Австралии и путешествовал в тропических водах Тихого океана. Так вошли в его жизнь и творчество Океания и остров Уполу, где он прожил около четырех лет.
Обитатели этого острова близко узнали и полюбили человека, которого они назвали "Туситала", что означает "Рассказчик". В 1894 году они проводили его в последний путь. На памятнике Стивенсону, поставленном на вершине горы, выбиты строки его стихотворения "Завещание", которое заканчивается словами:
С моря вернулся, пришел моряк,
И охотник вернулся с холмов.
Интерес современников Стивенсона к его произведениям намного усилился в связи с его плаваниями в "Южных морях" и жизнью на острове Уполу. В одном из сохранившихся писем к нему известного литературного критика Эдмунда Госса можно прочесть: "С тех пор, как Байрон был в Греции, ничто не вызывало такого интереса среднего "ценителя литературы", как ваша жизнь в Тихом океане"*. Как бывает в подобных случаях, известия о жизни Стивенсона на Самоа приобретали для читателей в свое время элемент сенсации и переключали порой интерес с его творчества на личную жизнь. Но эффекты экзотики и сенсации кратковременны, преходящи, а жизнь Стивенсона на Самоа возбуждает читательский интерес уже около века. И с течением времени все отчетливее ощущается внутреннее единство его путешествий и литературного творчества.
* ()
Путевые очерки Стивенсона о Южных морях уступают во многом с литературной точки зрения наиболее известным его произведениям. И пожалуй, если бы речь шла только о них, то завершающий этап его творчества, связанный с Океанией, показался бы не столь плодотворным. Но в эти же годы были созданы и "Потерпевшие кораблекрушение", и "Владелец Баллантрэ", и "Вечерние беседы на острове", и "Отлив".
Темы Южных морей и тропических островов стали близки писателю на Самоа. И по-прежнему самой близкой оставалась тема Шотландии - родной страны,- ее истории, природы, ее национальных характеров.
А по страноведческому значению представляют живой интерес сборник "В Южных морях", рассказ "Берег Фалеза", "Отлив" и многие страницы других произведений, созданных за эти годы.
"Я слышу, как мой дневник взывает ко мне: "Пиши, пиши!" У меня получится прекрасная книга путешествий, в этом я чувствую уверенность" - так писал в одном из писем Стивенсон. Ярких, незабываемых впечатлений было много. Цельной книги из сборника очерков "В Южных морях" все же не получилось; писателя настолько увлекли вопросы лингвистики, этнографии и истории жителей Океании, что по содержанию, да и по стилю очерки оказались слишком разнохарактерными. Испытание временем, естественно, выдержали не все из них. В числе благодарных читателей их был писатель Джозеф Конрад, которому два очерка об островах Гилберта показались увлекательнее "Острова сокровищ". Стали памятными и публицистические произведения, в которых Стивенсон осуждал произвол и бесчинства колонизаторов в Океании.
Сам писатель выделял из своих рассказов, повестей и очерков об Океании "Берег Фалеза" - повесть из сборника "Вечерние беседы на острове". Он писал: "Это первая реалистическая книга, написанная о Южных морях; я хочу сказать, что в ней есть живые люди и жизненные реалии". А одному из писателей, младшему современнику Стивенсона, самым ярким показался рассказ "Отлив". О Стивенсоне-рассказчике и очеркисте этот писатель отозвался восторженно:
"Как рассказчику ему нет равного; то же самое можно сказать, пожалуй, и об его очерках. Чары иных его произведений для меня просто неотразимы, самая сильная из всех его вещей - это "Отлив". Сравнивать Стивенсона с другими его знаменитыми соотечественниками просто невозможно: не существует таких мерок, которые бы мы приложили к ним и к нему..."*
* ()
Не станем упрекать автора этих строк в гиперболизации. Для него, так же как и для Стивенсона, путешествия значили многое. Казалось бы, сколь различными были и сами они - Джек Лондон и Стивенсон,- их художественное восприятие мира, пройденные ими испытания на дальних и ближних путях. Но сопоставление их как писателей-путешественников позволяет представить общее в их жизни и творчестве. Помогает оно и отчетливей уяснить, почему творчество этих писателей так прочно соединилось в читательском представлении с их собственными путевыми маршрутами, вызывающими доброе чувство и устойчивый читательский интерес.
О различиях между Лондоном и Стивенсоном как путешественниками незачем говорить подробно. Они видны с первого взгляда. Стивенсон-с детства больной, всю жизнь для него трудное испытание и "колючий", "безжалостный" дождь, и мороз, и любая непогода. Вот один только эпизод: накануне женитьбы он собрался "попутешествовать" в окрестностях городка Монтеррея, около восемнадцати миль проехал на лошади, и его подкосила то ли слабость, то ли болезнь. "Два дня лежал под деревом в каком-то оцепенении и поднимался лишь затем, чтобы напоить лошадь или разжечь костер и сварить себе кофе". Наконец был подобран и выхожен местным фермером и охотником. В Океании его тоже не отпускала надолго болезнь, и устроился он на Самоа, вдали от родины, потому что климат Шотландии был губителен для него, а пребывание на заграничных европейских курортах стало ему постылым.
Что же общего у такого путешественника и у молодого Джека Лондона - атлетически сложенного, сильного человека, для которого не страшны ни свирепые бури в Тихом океане, ни жестокие морозы на Аляске? Скорее всего то жизнеутверждающее постоянство, с каким путешествовал и писал Стивенсон вопреки своему недугу. Как характерны для него радостные слова, произнесенные на островах Тихого океана: "То, что я вновь обрел свободу и силу и могу общаться с людьми, грести, ездить верхом, купаться, прорубать дорогу в зарослях леса, кажется мне волшебной сказкой". Справедливо сказал о писателе Р. Олдингтон, написавший одну из лучших его биографий: "...лишь собственный неукротимый дух спас его от "матрацной могилы" Гейне" (как известно, великий немецкий поэт был прикован к постели в последние годы жизни).
В произведениях Стивенсона отчетливо выражен мужественный оптимизм, возведенный им в принцип его литературного творчества*. Он наделяет таким оптимизмом и юного героя романов "Похищенный" и "Катриона" Дэвида Бэлфура, и юного Джима Хогинса - героя книги "Остров сокровищ". Проникнуты неукротимым жизнеутверждающим духом и все его путевые очерки, начиная с "Путешествия внутрь страны". И конечно, это мужество человека, писателя, путешественника было близко и родственно Джеку Лондону.
* ()
Имя Джека Лондона еще в большей мере, нежели Стивенсона, связано с дорогами, пройденными по сухопутью, и с морскими путями. Недаром одна из лучших биографий писателя, написанная Ирвингом Стоуном, носит выразительное название "Моряк в седле".
С географией, страноведением, со старинной и всегда юной романтикой непроторенных путей прочно соединены произведения Лондона об Аляске. История их создания начинается в 1897 г. Джеку Лондону шел тогда двадцать второй год. Позади были годы трудов и приключений на море, работы на фабрике, бродяжничества на "дороге". К этому времени ценой многих усилий и лишений он стал начинающим писателем. Но заработок приносил не его напряженный писательский труд, а работа гладильщиком в прачечной. Рукописи рассказов редакции аккуратно возвращали назад. Все же им были опубликованы очерк "Тайфун у берегов Японии", а также - в школьном журнале - еще один очерк и два рассказа.
Когда стало известно об открытии золота на Аляске, Джек Лондон отправляется туда в марте 1897 года. Впоследствии один из его спутников вспоминал, как Джек говорил ему, что едет на Аляску "не рыться в песке, а собирать материал для книг" (конечно, он не прочь был отыскать и золото). На Аляске он, подобно героям его будущих произведений, преодолевал горные хребты, плыл в лодках по порожистым, бурным рекам, зимовал в хижине, занесенной снегом. В его очерке "Через стремнины к Клондайку" рассказано, как с тремя спутниками он прошел на лодке один из наиболее трудных участков пути в верховьях реки Юкона.
"До нас эти стремнины никто не проходил, если не считать нескольких утопленников. Здесь по берегу перетаскивали не только снаряжение, но и лодки - с помощью еловых катков. Но мы спешили и к тому же были ободрены предыдущей удачей, а потому ни на фунт не облегчили лодки"*
* ()
В биографических трудах о Лондоне рассказывается, как молодой Джек взваливал на себя грузы до семидесяти килограммов, как карабкался с ними по горным тропам, стараясь не только не отставать от других, но и опередить опытных старожилов и закаленных, привычных к трудным путям Аляски коренных ее обитателей - индейцев. В долгие месяцы, проведенные на зимовке, Лондон смог услышать о несчетном множестве всяческих происшествий, путевых эпизодов. И сокровищем для него стало не золото, которое он так и не отыскал, а услышанное и испытанное на Аляске.
В Даусоне - городке золотоискателей на Юконе, куда Джек Лондон добрался весной, пожалуй, с наибольшей рельефностью выступали и романтическая, и оборотная, темная сторона аляскинской жизни. Здесь можно было повстречать старожилов, беседа с которыми оказывалась поучительной и интересной. Биограф писателя И. Стоун замечает об этом так: "Слушал он именно тех, кого нужно,- охотников и старожилов, живших на Аляске до открытия клондайкского золота... Он знал, какой материал ему требуется, знал, как его добыть..."*. В Даусон прибывали из разных мест и люди, привлеченные "золотой лихорадкой". Она притягивала сюда авантюристов, игроков, содержателей публичных домов. Она манила старателей - людей разных возрастов и профессий. Большинству из них "золотая лихорадка" приносила горькое разочарование и беды. И она ожесточала и разъединяла людей.
* ()
Тема "золотой лихорадки", конечно, нашла отражение в клондайкских рассказах Лондона. Но его глубоко занимала и Аляска сама по себе - ее суровая природа, жизнь ее населения. Он пробыл в Даусоне весенние месяцы. Летом 1898 года он отправился в обратный путь и в лодке с двумя спутниками проделал за девятнадцать дней тысячу девятьсот миль вниз по Юкону и вдоль побережья Берингова моря.
Затем он устроился на корабль кочегаром, добрался до железной дороги и на товарных поездах без цента в кармане вернулся в пригород Сан-Франциско - Окленд. В начале 1899 года появились его первые рассказы о Севере.
"За тех, кто в пути", "Белое Безмолвие" - этими произведениями было положено начало обширному Северному циклу. Вновь и вновь возникает в них образ пути, обрисованный сурово и жестко.
"Разговоры смолкли. Трудный путь не допускает такой роскоши, а езда на Севере - тяжкий, убийственный труд. Счастлив тот, кто ценой молчания выдержит день такого пути, и то еще по проложенной тропе. Но нет труда изнурительнее, чем прокладывать дорогу..."*
* ()
Это строки из "Белого Безмолвия" - рассказа о трагическом случае на "великой северной тропе", о снежной пустыне и человеческом мужестве.
"День клонился к вечеру, и подавленные величием Белого Безмолвия путники молча прокладывали себе путь. У природы много способов убедить человека в его смертности: непрерывное чередование приливов и отливов, ярость бури, ужасы землетрясения, громовые раскаты небесной артиллерии. Но всего сильнее, всего сокрушительнее - Белое Безмолвие в его бесстрастности. Ничто не шелохнется, небо ярко, как отполированная медь, малейший шепот кажется святотатством, и человек пугается звука собственного голоса..."
Кажется, вся палитра художника использована для того, чтобы передать ощущение затерянности человека в снежной пустыне, несоразмерности его усилий и могущества грозных стихий. Случай,
О котором идет речь в рассказе, казалось бы, напоминает об этом: один из трех путников погибает. На него обрушилась старая сосна, надломившаяся под тяжестью снега. Но и в этом, и в других рассказах Северного цикла главный смысл и непреходящая эмоциональная сила в утверждении товарищеской поддержки людей, благородных качеств настоящего человека, позволяющих не устрашиться "белого безмолвия".
"За тех, кто в пути",- для Джека Лондона это девиз.
Вот как выражена в рассказе "Развести костер" одна из сквозных тем Северного цикла, которую можно определить так: человек и природная стихия. Сюжет рассказа несложен. Герой его - золотоискатель на реке Юконе - пренебрег незыблемой заповедью Севера: "Ни в коем случае не пускайся в путь без товарища". Он отправился в одиночку к истокам речки Черри. Мороз в этот день достиг 55°, а пройти надо было 30 миль.
"...Он испытывал радостное ликование. Он ведь доказывал, чего он стоит, побеждая стихии. Один раз от полноты жизненных сил он даже громко засмеялся и погрозил морозу сжатым кулаком, он торжествовал победу над ним. Мороз не смог ему помешать, не остановил его... Стихии сильны, но он сильнее. Даже звери в такую пору забрались в свои убежища и боялись высунуть нос наружу. А он не прячется. Он встречает мороз лицом к лицу, вступает с ним в борьбу. Он - человек, хозяин природы"*.
* ()
Но и суровая природа Севера показала человеку свою жестокую силу. Он провалился в воду неглубокого озерца, прикрытого сверху ледяной коркой и снежным покровом. Источником, питавшим озерцо, были ключи, не замерзавшие в самый свирепый мороз. Выбраться на берег было нетрудно, однако холодная вода уже обожгла ноги, промокли мокасины, носки. Одна из заповедей Севера гласила, и человек это знал: "До минус двадцати градусов можешь идти в мокрых носках, если температура падает ниже - разводи костер". А сейчас было раза в три холоднее.
Все остальное в рассказе - о том, как человек разводит костер. Кто победит: мороз или человек. Человек побеждает. Ему удается спастись, лишь следы обморожения остаются на всю жизнь. И он прочно усваивает на будущее: "не пускайся в путь без товарища".
А в другом рассказе Лондона на эту же тему и со сходным названием - "Костер" человек погибает, побеждает жестокая северная природа. Так писатель в двух своих произведениях на один и тот же вопрос ответил по-разному. Но ведь и в действительности в таких случаях вероятны и трагический, и благополучный исход. Однако для Лондона характерна уверенность в том, что настоящий человек, даже погибая, не уступит стихии, и в конечном счете он сильнее ее. Только для победы над ней нужны смелость, стойкость, неустанный труд, взаимная поддержка людей.
В одном из рассказов - "Как аргонавты в старину..." - на Аляску отправляется на поиски золота семидесятилетний старик Джон Таруотер - "высокий, тощий, мосластый и корявый, как старый дуб - величественная развалина крепкого и могучего когда-то мужчины". После множества испытаний дедушка Таруотер по воле автора натыкается на месторождение золота совсем рядом с хижиной, где его приютили на зимовку. Но главное в рассказе - не "хеппи-энд" ("счастливый конец") по-американски, а читающиеся с неослабевающим вниманием страницы о том, как старик неутомимо трудится в пути и подбадривает своим примером других.
"Труд, неустанный труд! На тропе, где даже привычные к тяжелой работе мужчины впервые узнавали, что такое труд, никто соразмерно со своими силами не трудился больше, чем старик Таруотер..."
"По осыпям, вверх по мрачному ущелью... по крутым уступам отшлифованных ледниками скал, где приходилось карабкаться чуть ли не на четвереньках, старый Таруотер носил тюки, стряпал и пел..."
И вместе с полюбившими этого неугомонного старика его спутниками читатель радуется за него, когда он с шестидесятифунтовым мешком за плечами преодолевает трудный перевал в осеннюю непогоду, в метель: "... из снежного вихря выступила сухопарая фигура с развевающимися космами белоснежных, как сама метель, бакенбардов... Дед Мороз! - приветствовали его восторженно.- Ура Деду Морозу!"*
* ()
"Любовь к жизни", "Северная Одиссея", "Мужество женщины". Кто не знает этих рассказов? Для большинства лучших произведений Лондона о Севере мало существенна тема "золота" и совсем не характерен "хеппи-энд". Чаще они завершаются драматически. Но почти все эти произведения пронизаны темой борьбы человека со стихиями северной природы, утверждением способности людей выстоять и победить в этой борьбе.
Рассказы и очерки Лондона об Океании также связаны с его путешествиями. В 1907 году, будучи уже всемирно известным писателем, он отправился вместе с женой и четырьмя спутниками в кругосветное плавание на яхте "Снарк". В 1909 году болезнь вынудила его прервать путешествие. Но к тому времени он посетил многие острова и архипелаги Тихого океана и в их числе Гавайи и Маркизские острова, группы островов Самоа и Фиджи, Новые Гебриды и Соломоновы острова.
Джеку Лондону довелось в пути выполнять обязанности капитана и заниматься штурманским делом, которому он обучился в первые недели плавания. Лондон вспоминал с увлечением, как он впервые взял в руки секстант и измерил высоту солнца, как научился прокладывать курс корабля. Самым трудным оказался путь от Гавайев к Маркизским островам. "Снарк" прошел его напрямик, хотя, согласно инструкции для парусников, ему должны были воспрепятствовать в плавании экваториальные течения и юго-восточный пассат. "Невозможное не отпугнуло "Снарк",- вспоминал Лондон.
"Их стегало ветрами, било дождем, заливало волной, не раз налетал такой шквал, что казалось, дырявый крохотный "Снарк" вот-вот сломается как спичка..." - писал об этом плавании И. Стоун. По его мнению, Лондон совершал "поистине чудеса кораблевождения и парусного искусства".
В книге очерков "Путешествие на "Снарке" и в рассказах об Океании - по-прежнему близкая писателю тема противоборства человека грозным стихиям. Здесь - мастерски написанные эпизоды жутких встреч людей с тропическими ураганами, с акулами и другими грозными силами моря. Так, в рассказе "Дом Мапуи", значительном и по теме, и по художественности изображения, характерен драматический эпизод поединка старой женщины-островитянки с акулой. Испытавшая ужасы урагана, измученная голодом на крохотном островке, куда она смогла выбраться, эта женщина возвращается вплавь к родному острову. "И тут случилось самое страшное. Прямо впереди нее, не дальше чем в двадцати футах, воду разрезал огромный плавник..." Лаконично, с большой изобразительной силой рассказывается о том, как удается женщине спастись.
Рассказ "Прибой Канака" запомнится, пожалуй, не столько своим основным сюжетом, сколько впечатляющими страницами борьбы мужчины и женщины с мощным океанским прибоем - большим бородатым "Канакой", ревущим далеко за молом. Вместе с человеком, напряженно разглядывающим с берега в бинокль этих плбвцов, читатель ощущает всю трудность и красоту их борьбы. "На фоне волны две головы, мужчины и женщины, казались черными точками. Это и были точки, затерявшиеся в слепой стихии, бросавшие вызов титанической силе океана..."
Рассказы и очерки, посвященные Океании, заняли заметное место в литературном наследии Лондона, хотя в целом Северный цикл его произведений и художественно, и страноведчески намного весомее его Южного цикла.