Образы старинных сказаний

Образы старинных сказаний

Сказания о путешествиях, созданные разными народами мира в давние времена, связаны многими нитями с действительными событиями этих времен. Нередко в упоминаемых в них названиях фантастических земель и морей угадываются реальные географические названия. Бывает и так, что не столько дорога странствий, сколько сам образ сказочного путешественника запоминается последующим поколениям. Этот образ возникает в произведениях искусства, привлекает воображение людей даже спустя сотни лет после того, как он впервые появился в народном сказании. Герой сказки о странствиях становится важным и для историка путешествий. Ведь не только творческий вымысел, но и реальность прежних эпох воплощают, например, и сказочный образ Синдбада, и былинный образ Садко.

Садко. Дадим место на этих страницах сказочному мореходу и гусляру. Искусство нового времени тесно соединило его имя с именем композитора, создавшего о нем прекрасные музыкальные произведения: сначала музыкальную картину "Садко", а позднее (три десятилетия спустя) оперу с тем же названием. Любопытно, что этот композитор знал о морских путешествиях не понаслышке. Море вошло в его жизнь. Прежде чем стать композитором, молодой Н. А. Римский-Корсаков закончил Морской корпус и побывал в дальнем плавании на клипере "Алмаз"^*. Морское дело не привлекло его, но образы моря, морских путешествий нашли многогранное выражение в его творчестве. Расскажем о приключениях Садко у морского царя не словами былины, а словами программы, приложенной к раннему произведению Н. А. Римского-Корсакова и поясняющей его содержание.

^* (Морская специальность появилась в семье Римских-Корсаковых еще с той поры, когда Петр I определил в Морскую академию прадеда композитора, который стад позднее адмиралом русского флота.)

"Стал среди моря корабль Садко, Новгородского гостя. По жребию бросили самого Садко в море, в дань Царю Морскому, и пошел корабль своим путем-дорогою. Остался Садко среди моря один со своими гусельками яровчатыми, и увлек его Царь Морской в свое царство подводное. А в царстве подводном шел большой пир: Царь Морской выдавал свою дочь за Окиян-Море. Заставил он Садко играть на гуслях, и расплясался Царь Морской, а с ним и его царство подводное. От пляски той всколыхалося Окиян-Море и стало ломать-топить корабли... Но оборвал Садко струны на гуслях, и прекратилася пляска и море затихло".^*

^* (И. Кунин. Н. А. Римский-Корсаков. Жизнь и творчество в воспоминаниях, письмах и критических отзывах. М., 1974.)

Но какое же отношение к подлинным путешествиям давнего прошлого имеет этот сказочный мир? Вряд ли было бы правильно ограничиться ответом, что такие сказки принадлежат не только истории искусства, но и истории представлений людей об окружающем мире, который их фантазия населяла сверхъестественными существами. Главное все же не в этом. Сказок о подводном царстве, о его повелителе - морском царе было издавна много, а Садко в истории народного творчества неповторим. Именно его образ вдохновлял и художников, и композиторов нового времени, а не красочное описание подводного царства. И ответ на вопрос о связи этой старинной былины с подлинными путешествиями должен прежде всего отно-иться к этому образу.

Садко-купец - фигура, характерная для путешествий средневе-овья. Но самая примечательная черта героя былины - это всеже не го купеческая предприимчивость. Былина воспевает Садко-усляра:

 Во славном в Новеграде 
 Как был Садко-купец, богатый гость. 
 А прежде у Садка имущества не было, 
 Одни были гуселки яровчаты...

И купцом-то Садко стал потому лишь, что принесла ему игра на услях удачу. Трижды он играл у Ильмень-озера, и на третий раз аградил его морской царь.

 Как пошел Садко к Ильмень-озеру, 
 Садился на бел-горюч камень 
 И начал играть в гуселки яровчаты. 
 Как тут-то в озере вода всколыбалася, 
 Показался царь морской, 
 Вышел со Ильменя со озера, 
 Сам говорил таковы слова: 
 "Ай же ты, Садко новгородский. 
 Не знаю, чем буде тебя пожаловать 
 За твои за утехи за великие, 
 За твою-то игру нежную..."*

^* (Сб. "Былины", т. I. M., 1958.)

Гусли взял с собой Садко и тогда, когда довелось ему отправиться подводное царство. Вот с какими словами обратился он к спутникам плавании, к своей "дружине хороброй" перед тем, как отправиться глубь "синя моря", к морскому царю:

 Ай же братцы, дружина хоробрая! 
 Давайте мне гуселки яровчаты, 
 Поиграть-то мне в остатнее: 
 Больше мне в гуселки не игрывати. 
 Али взять мне гусли с собой во сине море?

Так народное творчество создало образ необычного путеше-венника: он купец, но самое ценное у него не богатство, а его удаль и гусли. И сравнить его можно скорее не с традиционными Для сказаний разных народов купцами-путешественниками, а с героем античных мифов - Орфеем, чудесным певцом, участником плавания аргонавтов. Такое сравнение найдем и у Римского-Корсакова, и у его современника В. В. Стасова. При этом подчеркивались и черты сходства, и вместе с тем самобытный характер русского былинного образа. Орфей своей песней заклял силы смерти и преисподней, Садко пустил в пляс морского царя и все его подводное царство. Но образы Садко и Орфея принадлежат каждый своей эпохе, своему народу. Каждый из них своеобразен и неповторим по-своему. Еще до того, как было создано Римским-Корсаковым его первое произведение о Садко, Стасов писал в 1861 г. композитору Балакиреву о том, насколько благодарна эта былинная тема.

"Представьте себе мою радость, я на днях по нечаянности напал на русский сюжет, со всеми подробностями, которых Вам нужно. Это сказка в стихах, едва ли не единственная в своем роде, про новгородского гостя (купца) Садко... Если когда-нибудь Вам пришлось бы делать ту симфонию, про которую Вы мне рассказывали, моя сказка даст Вам туда превосходнейшие подробности..." И далее Стасов проводит сравнение, о котором сказано выше: "...Садко, играющий на золотых гуслях в избе у морского царя и распаляющий его до бешеной бури! Ведь это был бы pendant к "Орфею" Глюка, только с совершенно другим сюжетом и - в русском складе"^*.

^* (И. Кунин. Н. А. Римский-Корсаков. Жизнь и творчество в воспоминаниях, письмах и критических отзывах. М., 1974.)

Образ Садко связан с реальными путешествиями более тесно, нежели это может показаться тому, кто привык видеть в любом средневековом путешественнике человека, целиком поглощенного в помыслы то ли о заморских шелках, то ли о пушнине или еще каких-либо сокровищах. Были, конечно, и все эти расчеты, для торгового судоходства важные. Но еще были на новгородских ладьях и удаль, и песня, и радость открытий неведомого, так же, как были они и на других кораблях мореплавателей древности и средневековья. Потому-то так близки истории путешествий и мифический образ Орфея, и былинный образ Садко.

Синдбад-мореход. Вошел в творчество Н. А. Римского-Корсакова и другой сказочный образ средневекового путешественника - арабского купца Синдбада, героя одной из прекрасных сказок "Тысячи и одной ночи". В воспоминаниях композитора есть строки о том, как им была создана сюита "Шехеразада" [Шахразада]. В числе главных ее сюжетов названы: "... Море и синдбадов корабль".

"Много чудес рассказала ему [султану Шахриару] Шехеразада о морских путешествиях Синдбада..." - читаем в рукописной программе сюиты, написанной композитором.

Не станем напоминать читателю об этих чудесах, о содержании сказки, знакомой каждому с детства. Кто не знает о семи путешествиях Синдбада, об испытанных им кораблекрушениях, островах, где встречались и фантастическая птица Рух, и великан-людоед, и страшный дракон...

Расскажем здесь о глубокой связи сказки с действительностью, о еальных событиях, происходивших тысячелетие назад и так или наче отразившихся в ней.

В 1959 году была впервые переведена на русский язык книга Чудеса Индии". Ее автор Бузург ибн Шахрияр жил в X веке, обращаясь к его труду, можно отчетливо ощутить, насколько близки по содержанию отдельные фрагменты двух, казалось бы, овеем разных произведений: бесхитростного рассказа о чудесах Тндии, записанного Бузургом ибн Шахрияром, и одной из красоч-ых сказок "Тысячи и одной ночи".

Сочинение Бузурга ибн Шахрияра называется полностью так: Книга о чудесах Индии, ее земли, моря и островов"; Об авторе известно, что он был капитаном "родом из Рам Хурмуза". Других ведений о нем почти не сохранилось. Видимо, он побывал в разных приморских городах, в их числе был и запечатленный в сказках "Тысячи и одной ночи" портовый город Басра, раскинувшийся в низовьях реки Шатт-эль-Араба. Этот город часто упоминается в книге Бузурга ибн Шахрияра. Вероятно, именно в Басре доводилось ему слышать многие занимательные рассказы моряков купцов. Из этих рассказов, бережно собранных им, и была оставлена затем книга. Иногда он называет имена этих рассказчиков, например: "Ибн Лакис рассказывал мне..." Иногда он переда-сообщения, слышанные от многих: "Многие капитаны рассказывали мне..."

Со страниц книги, написанной тысячу лет назад, возникает удивительный мир, слышатся голоса людей, обитающих в нем идущих неторопливо рассказы о виденном и испытанном. Эти люди - арабские капитаны и кормчие.

Десятый век - время многостороннего развития культуры, науки и мореплавания арабских народов. В это время были изданы географические труды аль Масуди, аль Мукаддаси, Ибн Хаукаля и других знаменитых ученых и путешественников. В Книге о чудесах Индии" нет упоминаний об этих трудах, в ней вообще не упоминаются такие слова, как "география" или "космография". Бузург ибн Шахрияр - не ученый исследователь, он обычный моряк, записавший рассказы других моряков, своих Зеседников. Но собрание этих морских рассказов - составленная им книга - с основанием рассматривается ныне как своеобразная энциклопедия знаний жителей приморских городов Арабского халифата X века о странах и морях Южной Азии.

Реальные географические сведения нередко переплетаются в этих рассказах с вымыслом. Собеседники Бузурга ибн Шахрияра - люди своего времени: они простодушно верят в волшебников, джинов; они убеждены в том, что в дальних странах, о которых ведется рассказ, можно встретиться с драконами, циклопами и другими удивительными существами.

"Однажды какой-то корабль отплыл куда-то из Индии",- читаем в одном из рассказов. Уже такое начало подсказывает нам, что речь идет не об увиденном непосредственно, а известном лишь понаслышке. И действительно, сам рассказчик поясняет, что он передает свой рассказ "со слов одного старика корабельщика". Итак: "Однажды какой-то корабль отплыл куда-то из Индии. В пути поднялся такой сильный ветер, что капитан не мог управиться с судном; кроме того, оно было повреждено. Моряки подъехали к маленькому острову, на котором не было ни воды, ни деревьев, но поневоле там пришлось остановиться. Путешественники снесли на этот остров поклажу с корабля и пробыли на нем долгое время, пока не исправили повреждение. Затем они снова погрузили судно и отправились в путь. Но как раз в это время наступил Науруз (день Нового года). Мореплаватели принесли с корабля дров, листьев и тряпок и развели на острове костер. Вдруг остров под ними заколебался. Люди стояли у самой воды; они бросились в воду и уцепились за лодки. Островок же нырнул под воду; от движения его по морю пошли такие волны, что путешественники чуть не утонули, и спаслись они с превеликим трудом, натерпевшись сильного страха. Остров этот оказался черепахой, всплывшей на поверхность воды. Когда огонь костра начал ее жечь, она нырнула под воду"^*

^* (Бузург ибн Шахрияр Индии. М., 1959.)

Бузург ибн Шахрияр высказывает свое мнение об этой удивительной истории в кратких словах, которыми он предваряет ее изложение: "Понравилось мне то, что я слышал о черепахах, хотя рассказы эти так невероятны, что их не принимает ум". Он называет и имя своего собеседника, передавшего ему с чужих слов приведенную историю о черепахе величиной с целый остров. Его звали Абу Мухаммад аль Хасан ибн Амр.

Обращаясь к сказке о путешествиях Синдбада, мы находим в ней сходный сюжет. Это произошло в первом из путешествий Синдбада. "И мы пустились ехать по морю и достигли одного острова, подобного саду из райских садов..." Мореходы стали разжигать костер на этом острове, но вдруг капитан корабля закричал: "Поспешите подняться на корабль и поторопитесь взойти на него! Оставьте ваши вещи и бегите, спасая душу. Убегайте, пока вы целы и не погибли. Остров, на котором вы находитесь, не остров, это большая рыба, которая погрузилась в море, и нанесло на нее песку, и стала она как остров, и деревья растут на ней с древних времен. А когда вы зажгли на ней огонь, она почувствовала жар и зашевелилась, и она опустится сейчас с вами в море, и вы все потонете. Спасайтесь же, не то погибнете..."^*.

^* (Тысяча и одна ночь (Избранные сказки). М., 1975.)

Роль "острова" вместо черепахи в этом рассказе выполняет рыба. Легко видеть, что в сказке о Синдбаде усилен фантастический элемент в описании самого "острова". В "Чудесах Индии" это островок, маленький и пустынный, на нем не было "ни воды, ни деревьев". Мореплаватели не разобрались сразу только, что этот голый островок на самом деле спина большой черепахи. В сказке этот остров подобен райскому саду, на спине рыбы выросли большие деревья. Так художественная фантазия сказочника продолжала украшать чудесный сюжет.

Со страниц книги Бузурга ибн Шахрияра перелетела, может быть в сказку о Синдбаде-мореходе и диковинная огромная птица, поднимающая в воздух людей. Эта птица описана в одном из рассказов "Чудес Индии", посвященном приключениям путешественников, потерпевших кораблекрушение и оказавшихся на необитаемом острове. На этот-то остров и прилетает изо дня в день огромная птица. С ее помощью удается спастись нескольким людям. Сначала один из них привязал себя древесной корой к лапам птицы, и она взлетела вместе с ним. "Пролетели они над морем, а на закате тихо опустила она его на какую-то гору". Путешественник добрался до индийского селения. "А птица продолжала переносить его спутников с острова таким же образом, пока все они не собрались в поселке".

В сказке "Тысячи и одной ночи" такая же необыкновенная птица-Синдбад именует ее птицей Рух - переносит потерпевшего очередное кораблекрушение героя с острова, куда он попал, в удивительную и ужасную долину Алмазов.

Раскроем снова книгу Бузурга ибн Шахрияра. Оказывается, в ней можно найти и описание этой долины. В одном из рассказов читаем, что долина Алмазов находится в горах Кашмира. Охотники за алмазами не решаются спускаться в эту долину, потому что она кишит ядовитыми змеями. Они сбрасывают туда куски мяса и ждут, пока горные орлы не схватят эти куски вместе с прилипшими к ним алмазами, которых в долине великое множество. Иногда алмазы падают на лету, а случается, что люди находят их там, где орел съел свою добычу.

В этой долине и очутился Синдбад-мореход. Он спасся оттуда, привязав себя к куску мяса, брошенному в долину. Орел схватил мясо и унес с ним из долины Алмазов Синдбада. Так сказка соединила два разных сюжета, содержащихся в "Чудесах Индии", в один общий сюжет, включающий приключения Синдбада сначала на острове, где обитает громадная птица Рух, а затем в долине Алмазов, куда переносит его эта птица.

Вряд ли можно установить ныне с точностью, как возникли впервые эти сюжеты. Может быть, начало им было положено в "Чудесах Индии", а возможно, что в сказку о Синдбаде они вошли независимо от произведения Бузурга ибн Шахрияра. Так или иначе, но "Книга о чудесах Индии, ее земли, моря и островов" помогает представить более отчетливо происхождение сказки, связанной с действительностью.

Вот что пишет о жанре морских рассказов в арабской литературе IX-X веков ее исследователь советский ученый И. Ю. Крачковский:

"Эти морские рассказы, часто приобретавшие полусказочный, полуанекдотический характер, шли непрерывной цепью и в одном из своих разветвлений создали всемирно известные "путешествия Синдбада", которые существовали самостоятельным сборником, прежде чем войти в состав "1001 ночи". Наука показала, что смотреть на них только как на волшебную сказку, действие которой развивается вне времени и пространства, теперь нельзя"^*.

^* (И. Ю. Крачковский..Арабская географическая литература. Избр. соч., т. 4. М.- Л., 1957.)

Координаты времени и пространства дают нам возможность войти в мир сказочных образов по-иному, нежели входил в него человек IX-X веков. Для него этот мир представал в призрачном блеске волшебства, приключений и чудес, совершавшихся некогда на зачарованных островах в синем море или где-то в диковинных землях. В координатах времени и пространства этот мир приобретает характерные для него подлинно земные черты, присущие стране и эпохе.

В "Чудесах Индии" вымысел еще тесно переплетается с былью, с рассказами о действительных плаваниях, о виденном в дальних путях. Сказка о Синдбаде впитала в себя лишь самое невероятное - фантазия сказочника украсила волшебными красками приключения Синдбада. И все же не исчезает за сказочными многоцветными образами реальная жизнь. Вспоминаются пути, пройденные в водах Индийского океана арабскими мореплавателями, вспоминаются труды арабских географов, лоции моряков, созданные тысячелетие назад. И еще более примечательным становится для нас образ сказочного мореплавателя, о котором поведала нам Шахразада.