Между Сциллой и Харибдой
Между Сциллой и Харибдой
Одиссей, царь острова Итаки, возвращается из-под Трои домой после окончания Троянской войны. Целых десять лет длилась эта война и столько же времени занял обратный путь Одиссея. В двадцати четырех песнях поэмы Гомера, созданной в первой трети первого тысячелетия до н.э., повествуется об этом пути и о драматических событиях, случившихся после возвращения героя на остров Итаку.
Одиссей хитроумен, отважен, жесток. Это он, как гласит троянская мифология, придумал способ тайно проникнуть в Трою, чтобы открыть ее ворота. Это он, как обстоятельно рассказано в "Одиссее", вернувшись домой, перебил всех женихов, домогавшихся руки его верной жены Пенелопы. Обессмертили Одиссея странствия. Сколько страшных опасностей и приключений он испытал! На пути встречали его и одноглазый циклоп Полифем, собиравшийся его съесть, и Сирены с их смертоносными чарами, и Блуждающие скалы, и зловещие утесы Сциллы и Харибды.
Вот как описывала Одиссею эти утесы и предостерегала его о грозящих опасностях благосклонная к герою Цирцея - волшебница, царица острова Эй. Приведем выразительные фрагменты из описания, наглядно свидетельствующие, насколько неслыханными были эти опасности.
После ты две повстречаешь скалы: до широкого неба
Острой вершиной восходит одна; облака окружают
Темносгущенные ту высоту, никогда не редея.
Там никогда не бывает ни летом, ни осенью светел
Воздух; туда не взойдет и оттоль не сойдет ни единый
Смертный, хотя б с двадцатью был руками и двадцать
Ног бы имел,- столь ужасно, как будто обтесанный, гладок
Камень скалы; и на самой ее середине пещера,
Темным жерлом обращенная к мраку Эреба на запад;
Мимо ее ты пройдешь с кораблем, Одиссей многославный;
Даже и сильный стрелок не достигнет направленной с моря
Быстролетящей стрелой до входа высокой пещеры;
Страшная Скилла живет искони там...*
* ()
В рассказе Цирцеи далее детально описано это ужасное шестиголовое чудовище Сцилла (Скилла) с ее шестью зубастыми пастями, которыми "разом она по шести человек с корабля похищает". А невдалеке от скалы, где обитает это чудовище, находится другая скала - жилище еще более ужасной Харибды.
К Скиллиной ближе держася скале, проведи без оглядки
Мимо корабль быстроходный; отраднее шесть потерять вам
Спутников, нежели вдруг и корабль потопить и погибнуть
Всем...
На вопрос Одиссея, можно ли силой отбиться от чудовища Сциллы, волшебница ответствует укоризненно:
О, необузданный, снова о подвигах бранных замыслил;
Снова о бое мечтаешь; ты рад и с богами сразиться.
Знай же: не смертное зло, а бессмертное Скилла.
Свирепа, Дико-сильна, ненасытна, сражение с ней невозможно
Мужество здесь не поможет; одно здесь спасение - бегство.
Но о том, чтобы сразиться с Харибдой, Одиссей и не помышлял. Ведь это чудовище будоражит море, три раза в день поглощая и три раза в день извергая морскую воду. Если корабли приблизятся к грозной Харибде, то не избавит мореходов от гибели сам морской бог Посейдон.
Эпизоды плавания Одиссея памятны многим поколениям, многократно изображались они живописцами. На одном из рисунков, украшающих древнюю вазу, можно увидеть воочию, как плывет корабль Одиссея мимо острова Сирен.
Сирены чарующим пением завлекают моряков на свой остров, усеянный костями растерзанных ими людей. "О, плыви к нам, великий Одиссей",- сладостно поют сирены. Но мореплаватель предупрежден о коварстве их Цирцеей. Волшебница научила Одассея залепить уши спутникам его воском, чтобы они не услышали сладкого пенья.
... Но ежели сам роковой пожелаешь услышать
Голос, вели, чтоб тебя по рукам и ногам привязали
К мачте твоей корабельной крепчайшей веревкой; тогда ты
Можешь свой слух без вреда удовольствовать гибельным
пением.
Если ж просить ты начнешь иль приказывать станешь,
чтоб сняли
Узы твои, то двойными тебя пусть немедленно свяжут.
Древний художник, украсивший вазу, изобразил на рисунке и сирен, и спутников Одиссея, которые налегают на весла, и самого героя, выполнившего все, что ему предписала Цирцея. Крепко привязанный к мачте, он слушает пение сирен.
Где же странствовал герой поэмы Гомера? В мире сказки, в котором возможны любые чудеса и для путешественника открыты любые пути? В самом деле, ведь Одиссей не только плавал в далеком море и повидал многие острова, но и посетил подземное царство Аида. В этом царстве обитали души умерших, и Одиссей беседовал с ними. Путешественника направила туда волшебница Кирка. Она объявила ему, что он должен вопросить о своей дальнейшей судьбе тень фиванского прорицателя Тиресия. Она же научила Одиссея, как достигнуть входа в подземный мир. Путь пролегал на далекий север к краю земли. Одиссей так вспоминает об этом пути:
Были весь день паруса путеводным дыханием полны.
Солнце тем временем село, и все потемнели дороги.
Скоро пришли мы к глубокотекущим водам Океана;
Там киммериян печальная область, покрытая вечно
Влажным туманом и мглой облаков; никогда не являет
Оку людей там лица лучезарного Гелиос, землю ль
Он покидает, всходя на звездами обильное небо,
С неба ль, звездами обильного, сходит, к земле обращаясь;
Ночь безотрадная там искони окружает живущих.
Путешествие на край земли, нисхождение в подземное царство Аида-все это, конечно, область сказочного, фантастического. И столь же фантастичны волшебницы, нимфы, сирены, шестиглавое чудовище Сцилла, одноглазый великан Полифем. Надо ли сомневаться в том, что вся поэма Гомера о странствиях Одиссея и возвращении его на Итаку - не что иное, как вдохновенная сказка, прекрасный вымысел, плод фантазии Гомера, восхищающий нас, так же как некогда восхищались им люди античного мира?
Впрочем, в древние времена многие могли простодушно верить, что все так в действительности и происходило. Миф воспринимался как повесть о событиях доподлинных. Но на смену мифу, легендам, фантастическим представлениям о Земле приходит наука. Что же остается с развитием ее от наивных сказаний о баснословных плаваниях, о чудесах далеких земель и морей? Только ли пленительный вымысел? Или, может быть, песни Гомера, приносящие и тысячелетия спустя радость познания прекрасного,- не только памятник древней поэзии, но и географического познания Земли?
Оказывается, об этом спорили еще основоположники географии, выдающиеся деятели античной науки. Приведем мнения по этому поводу двух больших ученых. Один из них, Эратосфен (ок. 276-144 гг. до н.э.), составитель карты Земли, первым измеривший длину земной окружности, автор сочинения "География", от названия которого родилось наименование науки. Это сочинение не дошло до нашего времени и известно лишь в отрывках по пересказам и отдельным фрагментам. Другой ученый, весьма подробно рассуждавший о географическом значении произведений Гомера,- это Страбон (ок. 63 г. до н.э.- ок. 23 г. н.э.). Он жил двумя столетиями позднее Эратосфена, основной его труд - капитальная "География в 17 книгах"*.
* ()
Эратосфен, насколько можно судить по изложению его воззрений Страбоном, указывал,что "цель всякого поэта-доставлять наслаждения, а не поучать"*. Он считал, что "чудесные рассказы Гомера были потому приурочены к отдаленным областям, чтобы удобнее было выдумывать о них небылицы".
* ()
"... Эратосфен говорит, что даже местности, упомянутые в рассказе о странствиях Одиссея, также относятся к числу вымышленных; мнение же тех, кто утверждает, что они не выдуманы, но существуют в действительности, по его словам, опровергается самим фактом несогласия между ними самими". Например, остров Сирен разные толкователи Гомера помещают в разных местах.
Согласно Страбону, Эратосфен "объявляет пустыми болтунами не только толкователей Гомера, но и самого поэта". Однако, как полагает Страбон, в своих высказываниях о Гомере Эратосфен не вполне последователен, "противоречит себе". Так, в самом начале своего трактата по географии, указывает Страбон, Эратосфен "говорит, что с древнейших времен все поэты стремились показать свое знание географии". И в подтверждение этой мысли приводит пример Гомера, который "внес в свои поэмы все, что он узнал об эфиопах и жителях Египта и Ливии...", и т.д.
Ныне нет возможности установить, насколько полно и точно переданы высказывания Эратосфена Страбоном. Но в отношении "Одиссеи" главная мысль этих высказываний выражена достаточно четко: места и события дальних странствий героя поэмы - это плод творческого вымысла, поэтической фантазии Гомера, а поэтому бесполезно и бессмысленно пытаться отыскивать и самые пути странствий Одиссея, и отдельные острова, которые он якобы посетил. С этой мыслью связано так или иначе и более общее суждение ученого о поэзии, доставляющей лишь наслаждение.
Диаметрально противоположную точку зрения выражает Страбон. Для него Гомер не только, пожалуй даже не столько, поэт, сколько высший авторитет в области географии. Уже на первых страницах его труда находим выразительную общую характеристику Гомера, каким представляется он Страбону:
"... Прежде всего я скажу, что мы и наши предшественники (один из которых был Гиппарх) были правы, считая Гомера основоположником науки географии. Ведь Гомер превзошел всех людей древнего и нового времени не только высоким достоинством своей поэзии, но, как я думаю, и знанием условий общественной жизни. В силу этого он не только заботился об изображении событий, но, чтобы узнать как можно больше фактов и рассказать о них потомкам, стремился познакомить с географией как отдельных стран, так и всего обитаемого мира, как земли, так и моря. В противном случае он не мог бы достичь крайних пределов обитаемого мира, обойдя его целиком в своем описании".
Далее Страбон излагает географические представления Гомера: "Прежде всего Гомер объявил, что обитаемый мир со всех сторон омывается Океаном, как оно и есть в действительности. Затем некоторые страны он назвал по именам, о других же предоставлял нам делать заключение по некоторым намекам..." и т.д. Каждое название острова, страны, народа, содержащееся в поэмах Гомера, исполнено для Страбона глубокого географического смысла. Общий вывод ученого таков: "Итак, Гомер знает и точно описывает самые отдаленные части обитаемого мира и то, что окружает его; совершенно так же он знаком и с областями Средиземного моря". И еще: "... Я думаю, достаточно уже сказано для того, чтобы показать, что Гомер был первым географом".
Естественно, что такое понимание поэм Гомера, как произведений, построенных на прочной географической основе, приводило Страбона к полемически заостренной критике взглядов Эратосфена, о которых сказано выше. Его возражения изложены, подчас, весьма темпераментно. Страбон обращается к ученому, жившему два столетия назад, как к своему собеседнику и оппоненту:
"... Нелепо было бы наделять Гомера всеми знаниями и всеми искусствами. В этом случае ты, Эратосфен, пожалуй, и прав, но не прав, когда отнимаешь у Гомера великую ученость и объявляешь поэзию старушечьими сказками, где позволялось, как ты говоришь, выдумывать все, что кажется подходящим для цели развлечения..."
Единственная уступка в вопросе о праве поэта на вымысел, которую согласен сделать Страбон, состоит в том, что поэт может украсить истину мифами, особенно в целях воспитательных.
"Ведь человек отличается любознательностью, и в этом коренится его любовь к мифическим рассказам",- рассуждает ученый. Сама новизна сюжета может возбудить любознательность. "Но если сюда присоединится элемент диковинного или чудесного, то тем самым усиливается и удовольствие от рассказов, которое и является как бы приворотным зельем для обучения".
По мысли Страбона, в этих-то воспитательных целях и вводит Гомер чудесные мифы в свои поэмы: "Гомер смешивает мифический элемент с действительными событиями, придавая своему стилю приятность и красоту. К тому же он имеет одинаковую цель с историком и с человеком, излагающим факты. Так, например, он взял эпизод о Троянской войне - исторический факт и украсил его своими мифами; то же самое он сделал и в рассказе о странствованиях Одиссея. Но нанизывать небылицы на какую-то совершенно ложную основу - это не гомеровский прием творчества".
Так еще два тысячелетия назад отчетливо обозначились два крайних, кардинально различных подхода географов к вопросу о географической канве "Одиссеи". С этими противоположными подходами связывались и столь же противоположные взгляды на поэзию. То ли сфера поэзии - чистый вымысел, доставляющий наслаждение, то ли цели ее сугубо утилитарные, и она преподносит в занимательной форме поучения и множество всяческих фактов, о которых полезно знать современникам и потомкам.
Герой гомеровского произведения, пролагая путь корабля к Итаке, должен был отыскать его между Харибдой и Сциллой. Позднейшие исследователи поэмы Гомера, пролагая путь к истине, оказались в положении не менее сложном. Не трудно увидеть в исторической перспективе наивность приведенных выше общих суждений об искусстве двух выдающихся географов древности и пояснить, что поэзия - это не вымысел, придуманный для развлечения, и не "приворотное зелье", приготовленное для лучшего обучения наукам. Намного труднее ответить на вопрос, непосредственно относящийся к поэме Гомера: насколько реальна или, наоборот, фантастична географическая канва этой поэмы.
Во множестве работ о развитии географических представлений о Земле, о географической науке античного мира рассматриваются такие вопросы, как "вид Земли по Гомеру" или "древняя география в произведениях Гомера". Однако проблема географической основы "Одиссеи" трактуется далеко не во всем однозначно.
Можно считать установленным и бесспорным различие в географических представлениях Гомера о землях сравнительно близких, более известных древним грекам, и об удаленных от Эгейского моря, о которых в Греции известно было мало и представить которые помогла поэту фантазия. Это различие, рельефно отраженное в произведениях Гомера, так охарактеризовал крупный русский ученый географ Д. Н. Анучин:
"Мир, хорошо знакомый Гомеру, ограничивается только странами, прилегающими к Эгейскому морю. Все же, что было дальше от него, было известно только отчасти, а еще дальше, например, в западной половине Средиземного моря или Черного, то представлялось совершенно смутным, фантастическим или положительно неизвестным. Это различие между реальным и фантастическим землеведением совпадает приблизительно, хотя не вполне, с различиями двух поэм: "Илиада", действие которой происходит в более тесных пределах, представляет реальное землеведение Гомера; "Одиссея" же с далекими странствованиями ее героев (Одиссей и Менелай) знакомит нас с понятиями, соответствующими эпохе, об удаленных и плохо известных странах"*.
* ()
Главная трудность состоит, однако, не столько в установлении различия между фантастическим и реальным, сколько в том, чтобы выявить в "фантастическом землеведении", о котором пишет Д. Н. Анучин, элементы достоверных известий о далеких землях, рисовавшихся древнему греку в фантастических образах. И в прежние времена, и в наши дни эта проблема занимает географов.
Ныне стал уже общепризнанным вывод исследователей о том, что в "Одиссее" нашли отражение рассказы о дальних плаваниях мореходов древнего мира. При этом особенно важны путешествия финикиян, сведения о которых приходили и в древнюю Грецию. Однако вплоть до настоящего времени нельзя назвать с полной бесспорностью острова, послужившие прообразами далеких земель, посещенных героем поэмы. И об этом в литературе XX века также можно найти подчас противоположные мнения.
Некоторые места, о которых рассказано в "Одиссее", не вызывают споров исследователей. Таковы, в частности, и грозные скалы Сцилла и Харибда. Предполагается, что это две скалы в Мессинском проливе с незначительным водоворотом между ними. Знаток античной географии М. С. Боднарский писал, что при недостаточном развитии мореходства в древности воображение Гомера преувеличивало опасность плавания в этом проливе. Сходное мнение высказывалось и многими другими учеными. Начало традиционному ныне отождествлению названных скал с мифическими утесами, обиталищами чудовищ, положили еще древнегреческие ученые Полибий и Страбон.
Однако отделить реальное от фантастического в описаниях большинства земель, которые посетил Одиссей, много сложнее. Вплоть до наших дней не прекращаются, например, споры о том, какие острова оказались прообразами мифических земель Схерии и Огигии. Более семи лет провел Одиссей "на острове волнообъятном Огигии, пупе широкого моря...". Повелительница этого острова, волшебница Калипсо, пожелала удержать Одиссея возле себя. Прекрасный остров Огигия с его пышной растительностью, благоухающими цветами, источниками и ручьями, выразительно изображен в "Одиссее". А когда Одиссей соорудил плот, укрепил на нем мачту с парусом и отправился снова в море, к родной Итаке, то завидел вдали на восемнадцатый день пути другую землю, на которую ему также суждено было попасть. Буря, поднятая Посейдоном, разбила плот; с помощью богини Афины-Паллады Одиссею удалось добраться до берега. Это был остров Схерия, земля феакийцев. Гомер повествует о богатстве города, расположенного на этой земле, о роскошном дворце царя Алкиноя и о том, как помог Алкиной Одиссею вернуться на родину.
Несколько лет назад А. М. Кондратов привел краткий перечень разных гипотез о гомеровских островах Схерия и Огигия и высказал свои соображения по этому поводу. Кажется, его научно-популярная книга "Атлантика без Атлантиды" - последняя по времени из множества книг и статей, в которых рассматривался вопрос об этих островах*. Огигию, остров нимфы Калипсо, отожествляли и с островом Мадейра (гипотеза А. Гумбольдта), и с Азорскими островами, и с одним из островов у Гибралтара. С различными землями отождествлялась и Схерия, земля легендарного народа феаков. Но ни одна из гипотез пока не может считаться доказанной. А. М. Кондратов пишет и о такой вероятности: "не находится ли гомеровская Огигия уже на дне Атлантического океана, не затонул ли этот остров, а также и некоторые другие "легендарные" острова в результате движений земной коры?
* ()
Вряд ли уместно высказывать предположения о том, удастся ли в будущем ученым подтвердить одну из многих гипотез, относящихся к Огигии или Схерии или еще к какой-либо легендарной земле, упомянутой в произведениях античного мира. Но с основанием можно считать, что знания об этих землях будут возрастать. Вся гомеровская проблематика, в том числе и соотношение фантастического и реального, приобрела ныне широкое содержание, более углубленной становится и разработка этих проблем, которая ведется с учетом новейших достижений археологии, лингвистики, топонимики, обширного цикла наук о Земле.
Выясняется, что в сказании о странствиях Одиссея сохранились, очевидно, кроме сведений финикийского происхождения отголоски географических представлений более древних, восходящих к Элладе микенской эпохи, и еще более древних - эпохи цивилизации, которая существовала пять тысяч лет назад на острове Крит. Обитатели Крита были искусными мореходами, и плавания их по масштабам сопоставимы с финикийскими плаваниями. Высказывались даже предположения, что корабли критян выходили в воды Атлантического океана, достигали и Азорских островов, и Мадейры.
Современная наука уже далека, конечно, от трактовки "Одиссеи" в духе Страбона. Но, зная, сколь тесно переплетались в древнее время мифология и зачатки науки, ученые продолжают терпеливые поиски реальных географических данных, таящихся среди фантастических изображений странствований и приключений героя бессмертной поэмы. Ведь исторически не так давно, всего столетие назад, многими историками принималась за поэтический вымысел и сама Троя. Оказалось, однако, что "Илиада" повествует о городе не фантастическом, а реальном.
Воссозданы и наиболее общие географические представления древних греков о мире, каким он рисуется в "Одиссее" и "Илиаде". Земля - это диск, слегка выпуклый в середине, опоясанный со всех сторон океаном. В середине ее обитают эллины, в южной части эфиопы, а между ними - на самом юге-пигмеи. Далеко на Севере, в странах вечной ночи, живут киммерийцы. Крайний Север - это область, "покрытая вечно влажным туманом и мглой облаков". Солнце, "лучезарный Гелиос", не является там взору людей, "ночь безотрадная там искони окружает живущих". Такое описание свидетельствует, что к древним грекам времен Гомера уже доходили какие-то сведения о Крайнем Севере. А. Б. Дитмар, которому принадлежат ценные работы по истории античной географии, справедливо указывает: "Несомненно, что здесь отражены смутные представления о северных странах, где зимой наблюдаются длинные ночи"*
* ()
Удивительны судьбы фантастической географии Гомера. Исследователи терпеливо изучают ее, стремясь обнаружить в наименованиях легендарных земель привычные географические названия островов, издавна занявшие свое место на карте. Но и сказочный мир "Одиссеи" навсегда вошел в жизнь человечества.
Обратимся вновь к временам Страбона. Уже созданы первые географические труды выдающихся античных ученых. Уже пишет свою монументальную "Географию в 17 книгах" Страбон. А его современник - поэт Древнего Рима Вергилий создает в это же время свою "Энеиду". Герой ее, царь Эней, участник Троянской войны, после падения Трои тоже странствует по воле богов. И в поэме вновь появляются многие образы фантастической географии, знакомые по "Одиссее" Гомера.
Сын троянского царя Приама Гелен предупреждает Энея об опасностях, ожидающих его в пути. Среди них и чудовища Харибда и Сцилла. Правда, на этот раз местообитание их определяется вполне точно: по обеим сторонам пролива между Сицилией и Апеннинским полуостровом.
Справа Сцилла тебя там ждет, а слева - Харибда:
Трижды за день она поглощает бурные воды,
Море вбирая в провал бездонной утробы и трижды
Их извергает назад и звезды струями хлещет.
Сцилла в кромешной тьме огромной пещеры таится,
Высунув голову в щель, корабли влечет на утесы.
Сверху - дева она лицом и грудью прекрасной,
Снизу - тело у ней морской чудовищной рыбы...*
* ()
Проходит еще время: сотни и тысячи лет. Ныне уже все острова и проливы прочно заняли свое место на географической карте Земли, а мифологические образы и фантастическая география "Одиссеи" продолжают жить в искусстве, в творческом воображении людей. О том, как нелегко найти путь между Харибдой и Сциллой, знают даже те, кто никогда не слыхал о водоворотах в Мессинском проливе. Эти мифологические имена сделались нарицательными. Фантастическая география Гомера помогает понять, какие представления о мире были у человека античных времен; незримыми нитями она связана и с нашим нынешним восприятием Земли. Пути, пройденные Одиссеем, принадлежат и истории географических знаний, и вечно живому искусству.