ВОЗДУШНАЯ РАЗВЕДКА

Каждый из нас, научных работников экспедиции, собираясь в далекое плавание и участвуя в выполнении общих задач ее, имел и свою тему исследований, свою заветную мечту, которые и определили его участие в этой экспедиции. Меня давно, еще со студенческой скамьи, привлекала Антарктида. Я избрал своей специальностью изучение движений воздуха — циркуляции атмосферы, вызванных тепловым взаимодействием между морем, воздухом и сушей. Классическим примером такой циркуляции как раз и является движение воздуха, зарождающееся над ледяным куполом Антарктиды и окружающими его водными пространствами. Огромный контраст температуры поверхности льда и воды делает эту циркуляцию ярко выраженной и одной из самых мощных на земном шаре.

Прежде чем выйти из дому, приходилось ежедневно откапывать вход

Но, чтобы изучить это явление, надо было узнать, что происходит в центре, где зарождается эта циркуляция, — во внутренних районах Антарктиды. Мы располагали уже некоторыми сведениями о погоде в море и на побережье, многое для освещения этого вопроса должны были дать начавшиеся совместно с другими странами исследования, а условия внутренних районов материка оставались пока загадкой.

Исследование внутренних районов материка не входило в планы первой партии экспедиции, но иметь некоторое представление о их природе было необходимо и нам.

Вот почему после окончания основных работ по строительству Мирного были организованы воздушные разведки в глубь антарктического материка.

Вначале были совершены два беспосадочных полета в глубь континента, большие высоты (3400—4000 м), обнаруженные в районе полетов, показали, что организация внутриматериковых станций будет трудной задачей.

Первый полет во внутренние районы с посадкой мы совершили позже на самолете АН-2. В состав экипажа входили пилот А. А. Каш, бортмеханик М. М. Чагин, штурман М. М. Кириллов, бортрадист А. И. Челышев. Я участвовал в этом полете в качестве метеоролога. Необходимо было ознакомиться с условиями погоды в этих районах в осеннее время, выяснить состояние поверхности снега, а также условия взлета и посадки самолетов на высокогорном плато ледяного купола материка.

6 марта день выдался погожим: яркое солнце, тихо, температура всего б градусов мороза. Мирный будто уходил куда-то вниз и становился все меньше и меньше. На севере, заняв половину горизонта, раскинулись воды Индийского океана. Южную половину горизонта занимал ледяной купол материка. Местами он покрыт был кисеей прозрачных облаков, но, несмотря на это, нестерпимо блестел под лучами солнца так, что смотреть на него без защитных очков было невозможно. Вот туда-то, в эту ледяную пустыню, и направил свой курс наш самолет, когда стрелка высотомера показала 2 тысячи метров.

Я сижу на груде всякого снаряжения и через каждые 15 минут отсчитываю по термометру температуру воздуха, по анероиду — давление, а визуально фиксирую в записной книжке другие характеристики погоды.

Впереди на высоком кресле сидит Каш, справа от него на таком же кресле — Кириллов. Михаил Иванович Чагин примостился на каком-то подвесном сиденье. Здесь перед ним все приборы, и ему удобно следить за режимом работы мотора.

Алексей Аркадьевич Каш — еще молодой, но уже опытный полярный летчик. Собственно, он и летать-то начал в Арктике. Свою трудовую жизнь он начал грузчиком. Затем был простым рабочим в экспедициях, мотористом на катерах, плававших по северным рекам, наконец стал работать авиационным механиком на полярных аэродромах. Но его тянуло в воздух. И вот через несколько лет он стал летать над снежными просторами Арктики, а сейчас на его счету тысячи километров полетов над льдами и открытым океаном.

М. И. Чагин — пионер полярной авиации. Где он только не летал в Арктике! Он пересек ее во всех направлениях, много раз побывал на Северном полюсе, летал механиком на всех машинах, начиная от легкого АН-2 до тяжелых многомоторных машин. Летал он в Арктике и во время Великой Отечественной войны, когда обеспечение с воздуха работы Северного морского пути играло большую роль. Несмотря на солидный возраст, Михаил Иванович сохранил юношескую бодрость духа, неугасимый оптимизм.

Алексей Иванович Челышев — прекрасный радист, также один из пионеров освоения Севера.

За плечами Героя Советского Союза Михаила Михайловича Кириллова большой и трудный путь участника Великой Отечественной войны. До войны он много работал в геодезических и топографических экспедициях. Объездил и исходил весь Север и Дальний Восток нашей страны. После войны он много летал в качестве штурмана в Арктике.

Мы летим уже больше часа. Несмотря на то что все время понемногу самолет набирал высоту, радиовысотомер показывал все уменьшающееся расстояние от самолета до поверхности снежных и ледяных склонов под нами. Значит, и высота купола все повышалась в направлении нашего полета.

Вскоре вошли в облака. С тревогой наблюдали мы за плоскостями самолета, опасаясь, что начнется обледенение. Даже с высоты и через кисею облаков было видно, что поверхность, точно морщинами, вся покрыта полосами застругов — снежных образований, выточенных ветром из затвердевших сугробов. Как-то нам удастся сесть на такой «аэродром»?

Примерно на 400-м километре от Мирного Каш решил садиться.

Снизив машину до самой поверхности, чтобы получше разглядеть место посадки, Каш прошелся над посадочной полосой бреющим полетом. Точно острые зубы, ощерились на нас крупные, причудливой формы заструги.

Найдя место, где их было поменьше, Каш повел машину на посадку. Мы замерли в ожидании... Когда самолет коснулся поверхности, загромыхало так, будто мы покатились по железной крыше. Это металлические лыжи самолета бились о жесткую поверхность застругов. Трясло нас немилосердно, но вот самолет остановился. Как было условлено, из самолета вышел только Чагин. Он быстро обежал самолет и, убедившись, что лыжи целы, вернулся в кабину.

Я не смотрел во время посадки на прибор: все мысли были заняты одним: как сядем? А теперь после посадки встал новый вопрос: удастся ли взлететь?

Начался взлет. Самолет с трудом стронулся с места — лыжи плохо скользили, а мотор из-за пониженного давления воздуха не развивал полной мощности. Бежим, бежим навстречу низовой метели, поднятой сильным ветром. Ветер должен облегчить взлет, но пока машина содрогается от жестоких ударов о твердую поверхность. Долго ли так будет продолжаться, а вдруг на пути встретится заструг повыше остальных? Ведь от него уже не отвернешь машину... Несмотря на то что мотор продолжал надрывно реветь, в какой-то момент нам показалось, что наступила тишина. В окно видно, как совсем рядом несутся мимо нас острые зубы застругов, они так близки, что удивительно, как за них не задевают лыжи. Значит, оторвались!

Минуту самолет летел ровно, набирая скорость, а потом взмыл и быстро вышел за пределы несущейся над поверхностью пелены снега.

Пока все это происходило, Челышев непрерывно держал связь с Мирным и передавал туда все, что с нами происходило. Из Мирного поздравляли с первой победой.

Теперь надо было вновь садиться, с тем чтобы в течение нескольких дней проводить наблюдения. Каш минут 15 летал, пока не выбрал более удобное место для посадки, и на этот раз также искусно посадил машину.

Вид у нас был, наверное, растерянный, когда машина остановилась и мы вышли из нее. Мороз захватывал дыхание, ледяной ветер, как ножом, резал лицо, руки. Хотелось пригнуться, спрятаться куда-нибудь. Тут только я взглянул на термометр... Термометр показывал 46 градусов мороза. Вот она где настоящая Антарктида! А ведь только еще самое начало антарктической осени!

Пока Каш и Чагин занимались машиной, остальные принялись устанавливать палатку. Несмотря на то что она двойная и пол ее мы застелили в несколько слоев оленьими шкурами, температура в ней держалась около 30 градусов мороза! Плохо помогала и газовая плитка.

Вечером, когда трое уже забрались в спальные мешки, мы с Кирилловым должны были произвести наблюдения. Мороз усилился и теперь достигал 50 градусов, ветер немного утих. Я отошел метров на 300 от нашего лагеря, чтобы посмотреть на него со стороны. Ледяной туман опустился на поверхность, и красный самолет с черной полусферой палатки едва были видны в его сиреневой от заходящего солнца пелене. Казалось, что они тесно прижались друг к Другу, чтобы спастись от лютого холода. Казалось, что склоны понижаются во все стороны, а мы находимся на вершине снежной горы. Где-то там, внизу лежали за океанами другие материки планеты. До чего же одиноким и бесконечно маленьким был наш лагерь в этой ледяной пустыне!

Появились звезды, и по ним Михаил Михайлович стал определять наши координаты.

Вернувшись в палатку, мы застали наших товарищей спящими. Первая ночь на высокогорном плато Антарктиды прошла неспокойно. Дул сильный ветер. Мы часто просыпались от удушья. Сказывался недостаток кислорода. В такие минуты хотелось скорее высвободить голову из мешка и сделать несколько полных вздохов. То и дело слышались они из разных концов палатки. Утром температура понизилась до 51 градуса мороза, а в снегу на глубине 1,5 метра, куда я закопал с вечера термометр, температура оказалась равной 52 градусам мороза. Это наблюдение всех; очень заинтересовало.

В первое время пребывания на ледяном куполе: наблюдалась крайняя неустойчивость радиосвязи с Мирным, а потом она совсем прервалась.

Только 11 марта вновь удалось установить связь, и к нам из Мирного вылетел другой самолет, для выяснения условий посадки и взлета более тяжелой машины. Он не сразу нашел наш крошечный лагерь, полузасыпанный снегом. Из самолета один за другим вышли прибывшие. Тут мы имели возможность наблюдать забавные сцены, участниками которых были сами за несколько дней до этого. Повертевшись на месте, прибывшие бросились бежать к палатке, но скоро их резвый бег перешел на более тихий аллюр, и к палатке они подошли шатаясь и тут же растянулись на мешках, едва переводя дыхание.

Моторы у самолета не глушили, и через несколько минут он улетел обратно в Мирный. Пробежав по неровной поверхности более километра, машина с большим трудом оторвалась от земли.

Наша группа решила улетать на следующий день.

51 градус мороза, скорость ветра 12 метров в секунду и видимость не более 300 метров. Таким было утро в день вылета. Правда, в зените было ясно, и это нас несколько успокаивало.

Чагин, как всегда, встал раньше всех и начал греть мотор. Когда поднялись все, начали раскопки самолета. Снег от мороза и ветра затвердел, и потребовалось много времени и труда, чтобы разбросать сугроб, засыпавший лыжи и даже часть одной нижней плоскости самолета. Очень мешала работе высота. Копнешь пять-шесть раз, и приходится отдыхать — не хватает дыхания, и сердце готово выпрыгнуть из груди.

Когда самолет откопали, стали свертывать палатку, и тут выяснилось, что между двумя покровами палатки скопилось много снега и изморози и вес ее резко возрос. Освободиться от него в этих условиях было трудно, бросить палатку не рискнули: а вдруг еще по пути придется садиться! Дополнительный вес тревожил нас, так как из прибывших на ЛИ-2 у нас остался кинооператор А. С. Кочетков и машина оказывалась для таких условий взлета перегруженной.

Но вот все готово. Ревет мотор, Чагин с огромным деревянным молотком на длинной ручке, названным летчиками в шутку «микрометром», подходит к самолету и бьет им по лыжам. Это изобретение полярных авиаторов. Делается это для того, чтобы ударами отколоть ото льда пристывшие к нему лыжи. Но на этот раз не помог и «микрометр». Стронуть с места самолет не удалось, и пришлось нам всем вылезать из кабины. Привязав к хвосту машины длинную веревку, мы дружно раскачивали самолет, а в это время Каш давал «полный газ». После нескольких попыток самолет вдруг начал двигаться. Отцепив веревку, мы побежали за машиной, но, пока садились на ходу, самолет опять безнадежно остановился. Так продолжалось много раз, подъем на ближайший заструг останавливал движение. Наконец нам кое-как удалось поставить самолет на большой сугроб. Впереди него на протяжении 20—30 метров была сравнительно ровная поверхность. Ну, Аннушка (так летчики нежно называли этот красивый самолет), выручай! Казалось, что в моторе вот-вот что-нибудь да лопнет, когда он начал, набирая скорость, сползать с сугроба. Самолет бежит все быстрее и быстрее, от радости мы не чувствуем толчков.

Но тут последовал жесткий удар. Машина подпрыгнула и некоторое время летела в воздухе. Удар, еще удар, и самолет начал набирать высоту. Сразу потеплело: термометр показывал всего 30 градусов мороза. Чагин уже наводил порядок в самолете и озабоченно качал головой, обследовав под грудой вещей правый борт фюзеляжа, где стойка лыжи при ударах прогнула его.

Поднявшись вначале повыше, где потеплее, Каш развернул машину на север и стал быстро «под горку» спускаться к морю.

В Мирном мы много рассказывали и долго вспоминали об этом интересном полете. Этот полет для меня, кроме всего, был началом новой большой дружбы с замечательными людьми, которая и в дальнейшем не раз выручала нас в трудных условиях и скрашивала суровые дни пребывания на шестом континенте.