Авачинский залив

Прежде всего, мне хотелось познакомиться с полевыми работами геодезистов. Я планировал попасть в геодезическую партию, расположенную в самом центре Камчатки - в посел­ке Мильково, а оттуда уже направиться в один из отрядов. Вертолет обещали только через три дня. В ожидании его решил осмотреть Петропавловск. Но первый день моего пребывания в городе совпал с Днем Военно-Морского Флота. Новые знакомые пригласили в порт на праздник.

Сначала был парад военных кораблей, а затем на грузовом катере, ярко расписанном по бортам диковинными рыбами, медузами и осьминогами, прибыли в отличном расположении духа морской царь Нептун в золотой короне и с бородой из мочала, русалка с невероятно пышной грудью и волосатыми ногами и их обширная свита из голых, вымазан­ных в саже чертей.

Праздник Нептуна отмечается здесь прямо-таки неистово

Было довольно холодно, и всей этой «нечисти» пришлось приложить немало усилий, прямо-таки героических, чтобы поддержать репутацию Камчатки как одного из самых теплых и веселых мест на земном шаре. Труднее всего это было для голого по пояс Нептуна. Черти все полчаса, что пробыли на причале, без передышки плясали, русалка же при этом успевала играть мочальными волосами и подмиги­вать военным морякам подведенными глазами. А бедняга Нептун представительствовал, стало быть, вел себя степенно. Он зачитывал доставленную со дна морского грамоту с праздничным поздравлением и торжественно вручал ко­мандиру золотой ключ от океана размером с небольшую торпеду. К концу торжества морской царь стал смахивать на утопленника.

После этого командир и сопровождающие его лица, в том числе и представители прессы, отбыли на корабли. На мою долю выпал сторожевой корабль, куда представители обкома комсомола везли для вручения экипажу подарок - довольно большую библиотеку. Корабль был не простой, он владел Памятным знаменем и носил звание «Отличный корабль».

- Причалом для военных катеров в порту служило старое судно. Собственно, это уже не корабль, а только корпус его, накрепко пришвартованный к пирсу и лишенный каких-либо надпалубных надстроек. Палуба его протерта ногами так что скрепляющие ее металлические брусья возвышались над деревом на несколько сантиметров. Случайно глаза останови­лись на позеленевшей медной дощечке под ногами, и я прочел название корабля. Корабль назывался «Теодор Нетто».

- Леша, - повернулся я к светловолосому и курносому лейтенанту, корреспонденту газеты «Тихоокеанская вахта», - это тот самый «Теодор Нетто»?

- Тот самый, - поднял на меня свои невинно-младенческие глаза Леша Якутин и продекламировал: - Это он! Не узнаешь его?

Да, это был он, «Теодор Нетто», увековеченный Маяковским.

Теодор Нетто - революционер, большевик, в годы гражданской войны он был комиссаром знаменитого 1-го Латышского полка. Пятого февраля 1926 года Теодор Нетто был убит врагами Советской власти при исполнении обязанностей дипломатического курьера. С Владимиром Владимировичем Маяковским он был не только знаком, их связывала крепкая дружба. Маяковский узнал об убийстве Нетто в Ростове. А когда через несколько месяцев попал в Одессу, то увидел вдруг на борту одного из кораблей имя своего друга. Родились стихи «Товарищу Нетто, человеку и пароходу». Это о человеке.

«Биография» парохода тоже весьма необычна. Построен на Невском заводе в 1912 году на добровольные пожертвования. С Балтики ушел на Дальний Восток, где и встретил революцию. В 1920 году судно пытались захватить в Шанхае белогвардейцы. Не удалось. Позже из Триеста (Италия) капитан хотел угнать его к Врангелю в Константинополь. Экипаж воспротивился, матросы разобрали двигатель и части от машины спрятали на берегу. Затем советский торгпред временно передает судно итальянской компании «Лойд Триестино». Несколько лет оно плавает под названием «Соррио». И только в феврале 1926 года «Тверь» (так был назван корабль при спуске со стапелей) возвращается на родину, входит в Одесский порт и поднимает красный флаг.

С 1929 года снова Дальний Восток-Сахалин, Магадан, Владивосток, Заполярье... Перед войной «Теодор Нетто» надевает военную форму - серо-голубой мундир. Теперь он уже минный заградитель Тихоокеанского военно-морского флота. Прошел всю войну. Состарился корабль, пора было пойти ему на отдых. В 1946 году судно разоружают и ставят на «вечные якоря» в бухте Золотой Рог. Однако проживший трудную жизнь корабль не сдается. В тяжелое для страны послевоенное время он из последних сил старается помочь ей. В 1947 году «Теодор Нетто» выходит с важным и срочным грузом на Камчатку и пришвартовывается в Авачинской бухте. Еще несколько лет судно служит морякам жильем, в качестве клуба и кинотеатра. Но старость есть старость, время беспощадно. Пятого ноября 1953 года с корабля сняли приборы и машину, судно превратили в пирс для катеров. Следы «Теодора Нетто» затерялись.

Но ненадолго. Корабль прожил героическую жизнь; человек, именем которого он был назван, отдал жизнь за дело революции. Такое не должно забываться. Корабль отыскали журналисты, они рассказали о нем людям, и те захотели возродить славное имя человека и парохода. И вот теперь уже не один, а два «Теодора Нетто» ходят по морям и океанам. В 1962 году на том же Балтийском судостроительном заводе в переборку нового корабля вварили кусок металла из корпуса судна-ветерана. В ноябре следующего года новый большой лесовоз «Теодор Нетто» ушел из Ленинграда в Антверпен, а вернулся в свой порт приписки - Архангельск. Второй «Теодор Нетто» - рыбак. Большой морозильный рыболовный траулер (БМРТ) построен в Николаеве в 1963 году и приписан к порту Риги.

Мы подошли на катере к сторожевому кораблю. Перепрыгнув на его борт, оказались вдруг в особом мире, о нем раньше я только слышал и читал. Когда впервые встреча­ешься с матросами и морскими офицерами не в метро и не на параде, а на их корабле, в обстановке их повседневной жизни и службы, естественно, возникают открытия. Оживленный и совсем непринужденный разговор с матросами, осмотр корабля и традиционный обед в кают-компании.

Якутин (ныне капитан 2-го ранга, с которым я поддерживаю связь до сих пор) «щелкал» своим «Зорким» мичманов и старшин. Он снимал их каждый день, и ежедневно они появлялись в малотиражной газете. Лешу военным кораблем не удивишь, а я вот несколько растерялся. Матросы затащили меня в кубрик и засыпали вопросами. Первое, что я усвоил здесь, - это то, что понятие «серая солдатская масса» - безнадежный анахронизм. Меня окружила компания ярко выраженных индивидуумов. Улыбающийся и розовый, как все три легендарных поросенка, вместе взятые, Вовка; мрачноватый обладатель аристократического носа Андрей; степенный, с усами и лычками на погонах старшина второй статьи Виктор... Нет двух одинаковых пар глаз - ожидание, ирония, откровенная радость, любопытство, осторожность и безудержная лихость - все это разом захлестнуло, потребова­ло ответа, заставило пошевелиться. Матросы - люди думающие. Почти все они со средним образованием, всем интере­суются и все знают.

Потребовалась отчаянная решимость, чтобы вести с ними разговор о литературе, кино и спорте, не говоря уже о технике, в которой я не меньший профан, чем в военном деле. С неистовостью, свойственной только молодости, стави­лись каверзные вопросы и выдвигались категорические утверждения. В сущности те же мальчишки, только в форме и хлебнувшие уже в жизни кое-чего посложнее экзаменаци­онной сессии. А так - все то же. Даже песни до удивления схожи.

Матросы похожи на студентов еще и потому, что в непринужденной обстановке с поразительной легкостью и щедростью сбрасывают тебе два десятка лет, норовят погово­рить «на равных» да еще при этом ввернуть в разговор не самое скромное словечко. Так что, когда Вовка хлопнул меня по плечу и радостно закричал: «Молодец, Сашка, так и надо! Давай, приезжай к нам еще!» - пришлось спросить у него: «Как ты думаешь, Володя, сколько мне лет?»

Как я понял, у офицера кроме всего прочего те же заботы, что и у преподавателя вуза,- не потерять доверие этих ребят, взаимопонимание и в то же время суметь направить их буйную энергию на дело: здесь на службу, там на учебу. Экипаж корабля - организм не менее сложный, чем его двигатель или современные электронные приборы. В командире здесь, прежде всего, ценятся его человеческие качества - ум, эрудиция, воспитанность, сочетающиеся с требовательностью и знанием дела. Звание и должность далеко не все в таком тесном коллективе, как экипаж сторожевого корабля.

- Славные у меня ребята, - говорил нам в своей каюте капитан, - если что надо, ночь спать не будут, а сделают.

И тут я понял, чем они, эти матросы, еще так напомнили мне студентов - с ними было трудно, но уходить от них не хотелось.

Моряки Камчатки имеют славную историю. Вспомним о событиях, которые произошли здесь, в этой бухте, в августе 1854 года. Жители Петропавловска обязательно расскажут о них каждому приезжему человеку. О тех героических днях молчаливо повествует стоящий на видном месте памятник.

Петропавловск в те годы представлял собой полудеревню, полувоенное поселение. Всего несколько больших домов, амбары, склады, казармы, деревянная церковь. Вход в бухту с левой стороны прикрывал гористый полуостров. В ковше порта - созданный самой природой волнорез, коса Кошка.

Шла Крымская война. Соединенная англо-французская эскадра отправилась с Сандвичевых островов в Петропавлов­ский порт, надеясь найти там эскадру вице-адмирала Путя­тина. Английский адмирал Прайс и французский адмирал де Пуэнт от случайно найденных на берегу американских матросов узнали, что в бухте находятся всего лишь два русских корабля - фрегат «Аврора» и транспорт «Двина». Адмиралы решили захватить их и овладеть портом.

В нашем семейном архиве сохранилась подшивка «Московских ведомостей» того времени, издаваемых Московским университетом. Просматривая их, я нашел в № 3 от 6 января 1855 года подробный рассказ мичмана Фесуна, служившего как раз на фрегате «Аврора», о событи­ях тех дней. Рассказ, как говорится, из первых уст, в чистом виде, он не успел еще обрасти созданными много позже подробностями и деталями, как покрывается ракушками затонувший корабль.

«Достигнув Петропавловска, - рассказывает мичман Фесун, - мы официально узнали о войне с Франциею и Англиею и что порты Тихого океана объявлены в блокаде, а следова­тельно, надобно быть во всегдашней готовности встретить врага. Петропавловск имел весьма слабые укрепления; при­ход транспорта «Двина» и орудия, снятые с фрегата «Авро­ра», дали возможность усилить оборону. Фрегат наш стоял поперек входа в малую бухту, имея позади себя транспорт «Двина». 17-го августа с дальнего маяка просигналили: «В море видно эскадру из шести военных судов»».

Измерив лотом на входе в губу глубину (английский трехмачтовый пароход действовал при этом под американ­ским флагом), неприятельская эскадра 18 августа вошла в бухту. Установленная на перешейке батарея открыла огонь, и в течение нескольких минут пароход «Virago» получил одно ядро в корму и одно ядро в кожух. Пароход с пятью военными фрегатами отошли и стали на якорь ближе к Тарьинской губе. На следующий день неприятель проделал кое-какие разведывательные маневры и захватил наш бот с кирпичом, на котором было всего семь безоружных матросов и унтер-офицер, принявших неприятельскую эскадру за отряд адмирала Путятина.

Двадцатого августа произошло первое, сражение. Корабли подошли на выстрел, и началась перестрелка неприятеля с нашими батареями. Военный губернатор и командир Петро­павловского и Камчатского портов контр-адмирал Завойко находился на батарее № 1, расположенной на Сигнальном мысу ближе всего к неприятелю. Вражеский огонь был здесь так силен, что вскоре все орудия были повреждены, платфор­мы засыпаны землей выше колес. Но батарея стояла до тех пор, пока против нее не был высажен десант. Остатки артиллеристов отошли к батарее № 2, а вражеский десант был опрокинут в море подоспевшими моряками с фрегата «Аврора» под командованием Мичмана Фесуна и поручика Губарева.

Канонада продолжалась. Враги находились в более выгод­ном положении, их двухпудовые бомбические пушки стреля­ли дальше 36-фунтовых русских пушек. Огонь неприятеля по батарее № 2 не умолкал, три огромных фрегата выстроились в линию и производили беспрестанный обстрел. «Канонада прекратилась около шести часов,- пишет мичман,- так что смело можно сказать, что батарея № 2 в продолжении 9 часов выдерживала огонь с лишком 80 орудий. Редкий пример в истории войны, редкий тем более, что, несмотря на весь этот ураган ядер, батарея устояла и, ночью испра­вившись, в следующее утро готова была снова вступить в бой».

Два последующих дня неприятель исправлял поврежде­ния, русские тоже приводили в порядок укрепления Сигналь­ного мыса. «Вечер 23-го числа был прекрасен, такой, как редко бывает на Камчатке; офицеры провели его в разгово­рах об отечестве, в воспоминаниях о далеком Петербурге, о родных и близких...» Наутро снова грянул жестокий бой. Фрегаты изрыли ядрами своих пушек весь перешеек. Более половины прислуги батареи была убита. Осталась целой одна пушка, которую наводил уже сам лейтенант Александр Максутов, командир батареи. Одним из своих выстрелов он отправил ко дну большой катер с неприятельским десантом. Но вскоре и он падает с оторванной рукой. Двадцать три неприятельских гребных судна и два десантных бота, полные врагов, устремляются к берегу. Казалось, битва проиграна. Десант сходу занимает Николаевскую гору и рассыпается по всему ее протяжению, чем сразу приобретает выгодную позицию. Но гора тут же взята обратно русскими. Лейтенант Анкудинов и мичман Михайлов ровными рядами, соблюдая равнение в парах, ведут своих солдат и матросов вверх по склону знакомой горы и выбивают засевшего там неприяте­ля. С тылу на десант идут стрелки Фесуна с фрегата и солдаты прапорщика Жилкина. Все происходит так быстро и стремительно, что неприятель обращается в бегство. «Конец сражения, по всему протяжению горы, было штыковое дело. Всякому военному покажется невероятным, что маленькие отряды наши, поднимаясь на высоты под сильным жестоким ружейным огнем, осыпаемые ручными гранатами, успели сбить, сбросить англичан и французов, так много славящихся своим умением делать высадки». Начальник десанта был убит, знамя англичан стало трофеем русских военных. Гребные суда пошли к фрегатам почти пустыми, потери врагов исчислялись до четырехсот человек. Неприятель, исправив повреждения, 27 августа снялся с якоря и, поста­вив все паруса, ушел в море.

Впоследствии Хитрово передает слова адмирала де Пуэнта: «Генерал Завойко защищался храбро и со знанием дела; сожалею, что не мог пожать ему руку; я не ожидал встретить такое сильное сопротивление в ничтожном местеч­ке».

В разделе «Постановления и распоряжения правитель­ства» «Московских ведомостей» № 1 от 1 января 1855 года можно прочесть о награждении «за отличие при отражении нападения англо-французской эскадры на Петропавловский порт в августе 1854 года» контр-адмирала Завойко орденом св. Георгия 3-й степени, офицеров Анкудинова, Максутова, Михайлова, Фесуна и других - орденом св. Владимира 4-й степени с бантом.