МИМОЛЕТНЫЕ ИЛЬМЕНЫ

На первой странице самой первой записной книж-кя длинный столбик цифр и географических наименований. Это график экспедиции, составленный в Москве. Принцип составления графиков известен давно: берется необходимое количество дней и умножается, скажем, на два. В таком случае два — это коэффициент надежности графика или — что то же самое — коэффициент самообольщения. Мы использовали коэффициент три - и ошиблись. Нужна была пятерка. Мы открывали записную книжку на первой странице и тихо стонали. Согласно графику мы сейчас должны были, выкупавшись в Аральском море, бродить среди минаретов Хивы. Закрыв книжку, мы подходили к окнам. Что там, за ними? Нет, это не минареты, это заводские трубы. Это не Хива, а Миасс.

У графиков есть неприятная особенность: все даты в нем липовые, кроме одной, последней. У этой последней даты непререкаемый авторитет: «Пожалуйста, опаздывайте, задерживайтесь, сколько хотите, но за каждую задержку вам придется платить пропусками». И мы платили. Страшной ценой платили за нелетную погоду в Воркуте, на Вайгаче, в Печоре и в Саранпауле. Платили озером Тургояк, красивее которого, говорят, нет, платили Ильменами.

Для Ильмен - прекрасного уголка нашей Родины, минералогического чуда, — совсем не оставалось времени.

Встреча с Ильменами поэтому у нас получилась мимолетная. Неделей позже туда приехал наш хороший знакомый Георгий Васильевич Метельский. Об Ильменах он написал теплые строки, которые мы приводим здесь, не боясь нареканий за длинную цитату.

«...Я шел мимо холма, полого спускающегося к Ильменскому озеру, — писал Георгий Васильевич, - озеро лежало справа, холодное и величественное. Ленивые волны лизали обледенелые камни и корявые корни подмытых сосен. Должно быть, вот в такую пору глубокой, глухой осени, с хмурым небом, голыми дрожащими березами, клочьями тумаца запутавшегося в чаще леса, и родилась легенда, будто на дне этого озера лежат самоцветы, но смерть настигает каждого, кто протягивает к ним жадную руку.

Это уже были заповедные места. То навстречу, то обгоняя, мчались бесконечные поезда, швыряясь голубыми искрами из-под дуг электровозов — единственное напоминание о бурной жизни, которая кипела где-то рядом. А здесь, в заповеднике, шумели сосны, шумело холодное озеро, шумел ветер, срывая последние листья с прибрежных кустов.

Вспомнилось описание этих мест, сделанное в прошлом веке: «Трудно представить себе ту глушь, которая встречает вас в этом краю. Едва проходимые места, бездонные болота с грудами осыпей из остроконечных валунов и целыми кострами валежника, часто совершенно истлевшего и носящего свежие следы медведя, топи, обманчиво покрытые мхом, - вот все, что находит наблюдатель в этой пустыне».

Может быть, в этом было повинно настроение, может быть, погода, может быть, осень, тщетно силящаяся перейти в зиму, но я как-то зримо ощутил совпадение описанного ландшафта с тем, что открывалось перед глазами. И странно, это совпадение не пугало, не отталкивало, а наоборот, радовало: значит удалось людям сохранить в неприкосновенности этот редчайший уголок русской земли.

Наверное, в другую пору года, летом, когда голоса тысяч туристов оглашают окрестности, когда белеют палатки, пестреют цветами луга, все выглядело бы совсем иначе, обжитым, немного будничным. Сейчас ничего подобного не было и в помине. Была глушь, безлюдье. И я впервые почувствовал благодарность и к этому хмурому небу, и к ледяным волнам, и к свирепому ветру, бьющему в лицо, за то, что они сообща создали для меня именно ту неповторимую картину, которая связана с представлением о местах заповедных, где властвует и правит природа».

Потом Георгий Васильевич сообщал, что выпал обильный снег и все каменное царство надежно укрылось зимней шубой.

Ильменские горы — это единственное место во сем мире, где охраняются и живая природа и недра. История Ильмен — это история, которую услышишь повсюду на Урале. Сначала здесь искали золото, добывали слюду для оконниц. Но однажды казаку Чебаркульской крепости Прутову улыбнулась счастливая находка. Ему попался чудесный камень — топаз. С этого времени и началась каменная лихорадка. Промышленники, купцы, авантюристы спешно ставили заявочные столбы, рыли землю, дробили камни, растаскивали великолепные сокровища. После топаза нашли другие самоцветы — аквамарины, гранаты, сапфиры, турмалины... Камни редкие и по величине и по красоте, большой, по тем временам, стоимости. Двадцать восемь минералов из найденных здесь относятся к редчайшим на земле. Десятки самоцветов впервые показались человеку в Ильменах. Таков миасскит — серый в крапинку камень, названный в честь протекающей по Ильменам речки Миасс. Таков ильменит — черный, с ярким металлическим блеском железняк.

Проходили годы. Все больше и больше хищников пробиралось к глухим увалам Ильмен. Только революция и ленинский декрет о создании первого в России государственного заповедника спасли сокровища Ильменских гор.

Около двадцати тысяч туристов посещают каждый род этот заповедник. Одни приезжают полюбоваться великолепными синими озерами, напоминающими сверху овально выточенные лазуриты в изумрудно-золотистой оправе прибрежных гор. Другие собирают здесь гербарии. Третьих привлекает заманчивая перспектива полазать по обрывистым гребням знаменитого Ишкульского хребта. Четвертые надеются увидетъ пятнистых оленей, горностая, барсука и колонию бобров. Но потом редко кто не заболевает камнем, не увлечется минералогией.

Будто кто-то нарочно сгреб камни всех цветов и расшвырял по Ильменам щедрой рукой. И какие камни! В этих камнях отражалось великое совершенство природы. И не было предела разнообразию их цвета, фантастической игре спектров.

«Мы убеждены, что в жизни обновленного человечества лучшие и прекраснейшие формы природы, начиная с нежного цветка и кончая самоцветом, будут сливаться в общую гармоническую картину, и из природы и ее затейливых линий и красок будет складывать художник будущего новые прекрасные творения. Среди изменчивых и умирающих форм живой природы вечным и незыблемым останется цветной камень для искусства он явится тем основным и незаменимым материалом, из которого будут создаваться долговечные произведения человеческого вдохновения». Так писал самый тонкий и пылкий певец камня — академик Александр Евгеньевич Ферсман.

В Ильменах мы видели вишневые гранаты, лунные и сияющие солнечные камни, письменные граниты с россыпью клинообразных письменных знаков, написанных природой, шелковистую слюду, большие изумруды... И как бы хотелось взять их с собой на память! Любоваться их красками: желтыми, оранжевыми, красными, голубыми. Эти краски то бодрят, напоминая о солнце и тепле, то рассказывают о жаркой страсти и храбрости, то создают глазу покой свежей весны, тихой радости и уюта. Но ведь здесь заповедник, здесь правит и царствует природа... Пусть каждый придет сюда и еще крепче полюбит землю, которую обязан сохранить для своих детей и внуков.