Заключение, быть может, несколько неожиданное

Заключение, быть может, несколько неожиданное

Заключение, быть может, несколько неожиданное

Заключение, быть может, несколько неожиданное

То же лето 1987 года. Иду с сотрудником "Алеутской звезды" Игорем Дрогичинским. Лениво хлюпает сбоку океан, лижет береговые валуны в грязной пене. Это справа. Слева - крутая терраса, на которой нарядный двухэтажный поселок. А у ее подножия - всякая древесная и металлическая дребедень, мусор, отходы производства, иногда механизмы, разбросанные без порядка хозяйственные и складские постройки, громоздкие ящики с оттисками по трафарету: кто отправил, кто получатель.

Спутник мой вдруг сворачивает к такому ящику - в нем оторван боковой щит. Механизм оголен, мало того, какие-то гайки, вентили, трубопроводики уже начисто отсутствуют.

Чувствую, Игорю вот-вот станет дурно...

- Вот вам, пожалуйста, импортный бетонный завод! Год стоит на берегу в этих ящиках - и никому он, как видно, не нужен. Пока не растащат, что под силу растащить.

- Так написали бы у себя в "Алеутке"! (Надо сказать, зубастая, напористая газетка, в чем заслуга и ее редактора В. А. Горецкого).

Игорь негодующе хмыкнул:

- А то разве не писали? И писали, и говорили на совещаниях и активах, вот и сейчас позвоню в исполком, потом начальнику стройучастка... Зачем заказывали, зачем получали, сгружали, если не могут довести до ума? Хватило бы десятикубовой бетономешалки, нет - подавай завод! А он тянет на 120 или 130 тысяч рублей! Каково, а?! И вот уже пошли раскурочивать. А ведь где-нибудь на Камчатке ему цены бы не было, где-нибудь он действительно позарез нужен. Здесь же пропадет без пользы - при таком отношении.

И тут я вынужден признать наконец, что до самого последнего времени, прямо скажем, до дней перестройки, в умах местных руководителей преобладали установки на некие глобальные преобразования, грядущие на Командорах. На все новое и новое строительство. На возведение воздушных замков - впрочем, из реального бетона, дающего надежный пресловутый вал (для того-то вот и импортные бетонные заводы вынь да положь, которые, так и не смонтированные, годами ржавеют на берегу океана). На разработку и использование, сколько сил и аппетита хватит, местного сырья. На расширение производства - если уж нет промысла котиков, если он жестко ограничен, значит, даешь поголовье норки. В поисках экономических выгод, натужного увеличения производственного потенциала района возникают те или иные прожекты, внедряются в жизнь наивные затеи, подчас летучие и зыбкие, как мыльные пузыри. Право, нет желания их перечислять. Вообще, и это характерно не только для Командор, нами нередко руководит ошибочная идея ускорения хозяйственной деятельности человека буквально повсеместно - где это разумно и где это вовсе ни к чему, даже себе во вред. А уж земле - несомненно. Бурное развитие производительных сил? Но для всей страны это хорошо и прогрессивно, а в отдельных ее административно-географических ячейках не вызывается необходимостью, а то и попросту гибельно.

Небольшой отдых-раздумье. Столько впечатлений...

Зачем, зачем, зачем сооружать разного рода соцкультбытапофеозы именно на Командорах, когда у нас нехватка рабочих рук в других областях страны, да еще в таких, где возведение жилого или общественного здания обойдется гораздо дешевле, чем здесь, куда каждый брус, каждый мешок цемента нужно еще завезти, преодолев пятьсот-семьсот километров вздыбленного океана? Зачем? Зачем упорно заселять землю, которой человек явно вредит, не создавая хотя бы в качестве компенсации решительно никаких значимых ценностей? Ведь ту же норку проще разводить на материковой земле - ее там и прокормить легче, и готовую продукцию вывозить ближе. Да и если улепетнет зверек - не такая уж беда, как здесь, где "большая проникающая способность" норки грозит и рыбе, и куропаткам, всякой в тундре гнездящейся дичи?.. Не достаточно ли островного песца, менее, кстати сказать, шустрого?

Свыше сорока организаций ныне на одном острове! Помню, обходились двумя милиционерами - сейчас их полтора десятка. Есть теперь и нарсуд, прокуратура, санэпидстанция, ветстанция, значительно расширен штат больницы и т. д. и т. п.

500-600 человек в конце XIX столетия, рассредоточенные на двух островах, не представляли картины избыточности, но 1500 человек в конце XX столетия на одном острове, скученных в одном селе, с их двумястами мотоциклов и почти сотней бульдозеров, тракторов и вездеходов,- это просто опасно, как и вообще всякое сосредоточение народа на узких, ограниченных участках земли, да еще и столь технически оснащенного.

Тихое всеобщее увлечение

Важно отметить еще, что статус Алеутского района по декрету ВЦИК от 1932 года - это статус национального района, но сейчас русских здесь (украинцев, белорусов и др.) в пять раз больше. Справка из Энциклопедического словаря Брокгауза: по состоянию на 1882 год на острове Медном в числе 199 жителей всего два европейца, на острове Беринга из 315 человек - трое русских и американцев. Всего, значит, только пять человек. Пять на пятьсот. И ничего, обходилось. Не следует ли все же привести население района в норму, более соответствующую его статусу?

Странно слышать, но вот выступает в Никольском на совещании партийного актива и общественности директор зверозавода и во всеуслышание говорит о желательности укрупнения вверенного его заботам предприятия, придания ему функций многоотраслевого, комплексного хозяйства. "Мы в состоянии заниматься промыслом песца, норки, ловлей рыбы, заготовкой грибов и ягод",- не ведая сомнений, прямо-таки отважно заявляет он. Мы, мол, и всю науку пригреем - тогда она будет без пробуксовки работать только на развитие производительных сил островов. Мы, мол, за морскую капусту всерьез еще не брались, опять же дай нам возможность внедрения "механических процессов ее обработки", то есть еще и еще раз дай расшириться, завезти если не импортный бетонный завод, то что-нибудь вполне равноценное, если не подороже. Тогда как промысел морской капусты весьма трудоемок и в конечном счете убыточен и в более благоприятных для ее обработки и сбыта условиях, например под Архангельском на Белом море.

Мне неудобно говорить, но иные нынешние директора, к сожалению, слабо знают историю зверозавода, оказавшегося именно не в состоянии заниматься, скажем, песцом. Их предшественники освободили себя сначала от островного звероводства, требовавшего сезонной подкормки, установки в тундре кормушек-ловушек, многомесячного пребывания промысловиков-алеутов на дальних ухожах вплоть до Шипицын-ской бухты (как раз издревле привычная им жизнь, которой они ныне почти все лишены), требовавшего заботы о них, собачьих упряжек для связи и т. п. Потом было покончено, как известно, и с клеточным песцом, как недоходным, да и мода пошла на норку... Стало быть, все упования на норку, как двадцать лет назад, так и ныне, хотя при отдельных достижениях она тоже больших радостей не сулит (если не расширять производство, а для этого опять же не только шеды, но и люди понадобятся). Да ведь и на норку, как мы уже говорили, мода неустойчива! Хотя сбыт шкуркам пока есть.

Далее зверозавод отказался от контролируемого выпаса оленей, которых было значительно больше, чем сейчас (находились умники - из пулеметов отстреливали), отказался и от рыбы, и от грибов. Перспективными считались только промысел котика и разведение норки. А сейчас, значит, давайте повернем колесо назад - и все пойдет как по маслу? В условиях, когда и рыба своя, прибрежная, из кормового рациона зверей изъята, приходится теперь кормить дорогой привозной?..

Умиротворяющие пейзажи с костром на переднем плане

Нет, не о том у нас сейчас должна болеть голова. Все это в прошлом: и хорошее, если оно было в здешнем хозяйствовании, и не совсем хорошее. И о том и о другом, прочитав эту книгу, читатель, полагаю, свое мнение составил. Но речь сейчас должна идти о Командорах как о природном комплексе, в своем роде единственном, пребывание человека в котором отмечено ныне признаками явной с ним несовместимости. О том должна идти речь, что Командоры сами по себе нам дороже и полезней, чем вся решительно хозяйственная деятельность на них с постоянной ее "подпиткой" государственными дотациями. Да и научно-исследовательская в нынешних ее вездеходно-громыхающих формах вряд ли здесь приемлема.

Ну, будь здесь алмазы, золото, серебро, медь, нефть - тогда, возможно, во имя неких позарез необходимых стране стратегических выгод пришлось бы поступиться и Командорами. Но ведь ничего подобного здесь нет - ничего нет к нынешнему лету, кроме вялого, неопределенного, заранее четко не планируемого промысла котиков. На традиционный этот промысел никто и не посягает: он был, есть и, видимо, периодически будет, хотя мы и не знаем подчас, что потом делать с добытыми шкурками, куда их девать.

- Дожили, нечего сказать,- рассерженно бросал мне Дмитрий Чугунков, когда я коротал с ним несколько дней и ночей в балке на Северо-Западном лежбище. - Сколько лет шкурки нашего промысла гниют где-то на фабриках по обработке пушнины. Их не хотят обрабатывать, потому что изделия из них не находят сбыта: очень высокие цены. И справедливо, что не хотят. Давай вот прикинем: норку ублажай, дефицитные ей корма завози черт-те откуда, опять же селекционная работа, отбор на племя, ломай голову о здоровом потомстве, строй ей утепленные шеды - и шапка, скажем, тянет в среднем на триста пятьдесят рублей. Тут все ясно - за что и почему. Но такая же цена шапке из котика, причем из грубого невыделанного меха, с остью. Где же здесь прослеживается механизм здравого ценообразования, хотя бы сколько-нибудь научное подобие его?.. Ведь с котиками куда проще, их не кормить, ни о стройматериалах, ни о подстилке не думать, - да подарок природы, чего там! И за что же триста пятьдесят целковых?! Ты вот поговори с Парамоновым, он тебе и не то еще порасскажет.

Какой получится снимок!

С главным зоотехником зверозавода Г. П. Парамоновым толковал я на подобные темы и раньше. Жаловался он, что Госкомцен в абсурдности такой цены не убедишь, на письма и увещевания администрации зверозавода вообще нет ответа. Вот и стоит где-то в Казани уже, поди, года два бочонок с двумястами шкурок сереньких. Подумывали на зверозаводе, не затребовать ли назад, что-то и на Камчатке могли бы из них сотворить, так ведь назад через всю страну везти - есть ли смысл?

Песчата сами подходят, чтобы полакомиться из рук сыром

Котики, котики... Сколько разговоров, сколько славы... Какое, казалось бы, признанное пушное богатство! Но иностранцы вообще не берут наших котиковых шкурок (вот еще один секрет, почему в последние годы основательно подзаглох промысел: за два с половиной века мы так и не научились добротно и привлекательно их обрабатывать, потеряли и те навыки, какие имели раньше).

На прямой вопрос, во что же обходится государству эта столь отдаленная от материка земля, никто ответа не дает, мол, точная цифра неизвестна. Я не удивлюсь, если при таком швырянии миллионами, какое у нас нередко наблюдалось, эта цифра и впрямь нигде не зафиксирована. Выражается она, однако, именно в миллионах.

Опять же государство в иных случаях и не ставит вопрос столь бескомпромиссно - давать эти миллионы нуждающимся в них или не давать? Сознательно идет на убытки, планирует их, держит в уме. Есть ведь еще и расчет на будущее, политика. В том числе и национальная. И меня, старого командорца, беспокоит не сам убыток как таковой, а его нынешние размеры. Условно говоря, почему десять миллионов, а не пять? Без убытка не обойтись, но почему ему не быть на треть, если не наполовину, меньше? Земля, которая, в сущности, не дает сейчас почти никакой экономической отдачи, должна обходиться государству значительно дешевле, это будет, безусловно, логично.

Срочная перезарядка фотоаппарата

А то ведь создалась такая ситуация, когда население Командор как бы только кормит само себя, не создавая, ну что ли, прибавочного продукта. И сознание этого одних не может не тревожить, других не может не развращать. Оно порождает в людях рецидивы иждивенчества, психологию потребителей, моральную ущербность.

Так что же делать, где выход?

В марте 1986 года меня пригласили участвовать в работе научно-практического совещания по проблемам и перспективам рационального природопользования на Командорских островах. Совещание проходило в Москве на базе биофака МГУ (подчеркну особо: по инициативе МОЛОДЕЖНОГО совета по охране природы). Оно было подготовлено рядом научно-общественных советов, Советским комитетом по программе ЮНЕСКО "Человек и биосфера" и пр., и пр. Открыл совещание председатель этого комитета академик В. Е. Соколов, в его работе принял участие и Герой Социалистического Труда академик И. В. Петрянов-Соколов. Почти все участники совещания в то или иное время побывали на Командорах в составе различных экспедиций либо представляли их хозяйственно-производственные, природоохранные и прочие организации. Отсюда и идея пристально всмотреться в Командоры именно ввиду их экологической уникальности. Непростительно было бы упустить момент, когда хрупкая островная экосистема может пострадать необратимо. Ведь здесь - естественное хранилище генофонда большой группы животных, издавна облюбовавших эту землю. Здесь звери, занесенные в Красную книгу Международного общества охраны природы (тюлень-антур, например). Острова, по международным сводкам, представляют один из эталонов чистоты прибрежных вод.

Но, как сказал И. В. Петрянов-Соколов, именно здесь давление производственно-бытового пресса на единицу площади превышает ее возможности к самосохранению и воспроизводству. И если к избыточной эксплуатации этой земли призывает иногда и наука, состоящая на службе у сиюминутных потребностей или даже чьих-то амбиций, то ведь есть наука и антинаука с ее асоциальной направленностью (свежи на памяти Байкал, проект вселенского поворота рек, промышленное надругательство над яснополянской национальной святыней). Соответственно нужно строить и свои с ней взаимоотношения, жестче определять позиции...

Участники совещания, возможно, потому, что представляли они различные отрасли науки, от экономистов, хозяйственников, социологов и этнографов до биологов и лингвистов, не смогли, однако, выработать единого взгляда на будущность Командор, на его хозяйственно-административную структуру. Биологи-эКологи ратовали за установление заповедности островных территорий, социологи-этнографы - за сохранение административного статуса Алеутского национального района, с упором на то, что заповедник здесь как обычная для страны форма охраны природы неприемлем (коренное население, устоявшийся уклад жизни, производственно-бытовые навыки и отношения), охотоведы отстаивали право на песцовый отстрел, вообще на определение районов разумного природопользования даже в условиях, когда заповедник, предположим, будет создан. В то же время, хотя разговоров о желательной заповедности Командор было много, никто не смог предложить четкую форму заповедания, наиболее совместимую с природными особенностями этой земли, со стратегией ее сбережения. То ли здесь должен быть национальный парк, то ли биосферный заповедник, то ли еще какая-либо форма заповедания с теми или иными очагами периферийной деятельности человека.

Словом, позиции эти практически совместить не удалось.

Однако сама необходимость горячо, пристрастно-заинтересованно заговорить именно о Командорах еще и еще раз свидетельствует о том, что дело отлагательства не терпит, что флора и фауна островов в великой опасности. Единогласным потому было и мнение об ограничении здесь хозяйственной деятельности человека, о том просто-напросто, что людей здесь явный излишек. Помимо прочего, перенаселенность требует и решения ряда социально-бытовых программ, все новых и новых капиталовложений.

Все это хорошо понимают и в области. Созданная при Камчатском облисполкоме экологическая комиссия в одном из своих решений прямо призвала к резкому сокращению командорского населения - для начала на треть.

- Ну, хорошо, допустим,- сказал в разговоре со мной председатель Алеутского райисполкома Н. М. Стельных. - А как это практически сделать, провести в жизнь? Ведь облисполком никаких конкретных рекомендаций не дал. Людей-то куда девать, раз уж они здесь? - Помолчал, подумал и в своей резко энергичной манере подытожил: - Мое мнение - без внедрения в нашей островной экономике хозрасчетных начал ничего не получится. Вот когда станет возможным сокращение некоторого числа предприятий, организаций, тогда можно будет подумать и об избыточном населении. Экономический критерий, а не административные санкции должны определять нужность того или иного работника в районе.

Дети на закате солнца

С ним можно соглашаться либо не соглашаться. Он рассуждает о динамике развития района, об увеличении его экономического потенциала, на сей раз с помощью хозрасчета, мне же - если применительно к будущему Командор - это представляется крайне неоправданным.

Значит все-таки заповедник? Что ж, пусть это будет национальный парк, если не просто заповедник, хотя копировать известные образцы, возможно, и не обязательно. Видимо, нужна своя модель, учитывающая своеобразие и особенности Командор. Даже предвидя и планируя отток людей отсюда; кто сейчас скажет, чем будут заниматься остающиеся? Как они впишутся в новый режим природопользования? Ведь важно, чтобы человек здесь не только осознавал себя как личность, занятая полезной деятельностью, но и - все-таки! - самоутверждался экономически. Как? За счет чего? Как сопрячь с существованием заповедника не только и не столько очаги хозяйственной деятельности - она здесь неизбежна, пока будет существовать промысел котиков,- но и предполагаемое развитие туризма? Национальный парк и туризм совместимы. Биосферный же заповедник, иные формы заповедания исключают туризм в той либо иной степени, если не начисто (таков, например, жесткий статус наших государственных заповедников - эталонных участков природы, сохраняющихся в своей первозданности).

В одной любопытной книжечке издания 1893 года, принадлежащей перу епископа Алеутского и Аляскинского Николая (Зиорова), повествуется о том, как автор инспектировал состояние дел православных церквей, деятельность духовных пастырей на некогда российских территориях. В частности, епископ вспоминает, как после долгих мытарств плавания по аляскинской реке Кускоквим до бывшего редута Михайловского, потом назад, взошел он у острова Ситхи на туристический американский пароход. Заметьте - туристический еще в 1892-1893 годах! И не где-нибудь в тропиках, а в дебрях Аляски. Значит, уже столетие тому, даже значительно раньше, американцы научились извлекать из вполне понятного человеческого любопытства к земным красотам прямую выгоду. Епископ перечисляет приглянувшиеся ему черты американских туристов, прежде всего подчеркнутую религиозность ("Студент Лайман каждый раз, ложась спать и вставая, становился в уголок (каюты) и, сложив руки на груди, погружался в молитву: это продолжалось несколько минут. Есть ли у нас что-либо подобное?"), лад и порядок в семейных отношениях и пр. Из "смешных их сторон" неглупый и рассудительный епископ заметил тем не менее "чрезмерную", на его взгляд, "страсть к учености" и прямо-таки "помешанность" на всяких древностях и раритетах: "В каждом растоптанном лапте, в каждом чурбане, валявшемся на дороге, они усматривали достопримечательное и немедленно наводили свои фотографические аппараты и снимали. Я в душе смеялся над этой их наивностью. На Ситхе их интересовали русские древности; и чего только они не покупали: тут были и старые кастрюли, и продырявленные тазы, никуда не годные портмоне, разные монеты, пуговицы и пр. Платили большие деньги,- и, принося ко мне, показывали свои "достопримечательности" и спрашивали моего мнения. Когда же я советовал им все эти "древности" выбросить за борт, они начинали и сами смеяться над собою, но "древности" все-таки уносили с собою в каюты".

Такие красоты да не снимать, такую землю да не показывать людям?!

Слишком многое из прошлого в простоте души и небрежении, и впрямь покатываясь со смеху, выбрасывали мы прежде за борт, да нередко выбрасываем и сегодня. Слишком часто, увлеченные "громадьем" преобразовательных планов, отмахивались от всего прочего, якобы пустячного. До туризма ли было?

Но сейчас пора бы уже и поумнеть, "шагами саженьими" не проходя мимо того, что в существе своем и необходимо каждому из нас, и прекрасно, и даже прибыльно для государства.

Так ли, нет ли, но туризм на Командорах с точки зрения иных, зачастую и властью облеченных, нечто эфемерное, за что ни переходящих знамен, ни годовых премий не получишь, шубы, иначе говоря, не сошьешь. При том, что, вполне допустимо, острова будут убыточны даже при четко организованном туризме. Но важно добиться, чтобы

он влил живую кровь в экономику района, во всяком случае, направил ее в другое, менее опустошительное для островов русло. Да и сам по себе туризм должен все же себя оправдать, ведь желающих сюда попасть неисчислимо, как бы дорого ни обошлась путевка. Сюда охотно поедут иностранцы, если только мы не побоимся их пустить (а мы иногда даже собственной тени боимся, особенно же - какого бы то ни было проявления инициативы). Всего-то и нужно два-три маршрута, доступных не только молодым, но и пожилым. Хорошенького понемножку. Иначе, как мы знаем, индустрия туризма по мере ее развития тоже способна разрушать и опустошать. Одна гостиница - мало, две - ладно, три - уже обременительно для островов, ведь понадобятся и подъездные пути, спортивные площадки, дрова, уголь и сервис в промежуточных приютах, всего не перечислишь и заранее не учтешь.

Да, выгода от этой земли не в серебре и злате. Не в полезных ископаемых. Не в том, чтобы собирать здесь рекордные урожаи (хотя картошка растет прилично, а стадо коров самое удойное на Камчатке). Не в распахивании ее тундр и измельчении гумуса, сносимого свирепыми ветрами. Не во вскрытии все новых и новых карьеров для нужд всепоглощающего увлечения разнообразным строительством (от которого никуда и не уйти, пока здесь такое многолюдство). Не в том эта польза. А в том, чтобы ходить здесь и дышать, быть может, не таким уж стопроцентнокислородным, но, безусловно, не канцерогенно-задымленным, кристально чистым воздухом, вертеть оголтело головой и смотреть на все, что плавно или расщепленно-дико расстилается перед взором, а то и сужается вдруг до пойманной в объектив какой-нибудь прелестно-интимной забавности.

В пылу накаленных межведомственных споров, в шуме сражений за чистоту и сохранность прозрачно-целебных вод Байкала и нетронутость самой природой разумно направленных рек беспокойство из-за каких-то океанических островков, затерявшихся на вселенском отшибе, может показаться кое-кому излишним и малоубедительным. Но сколько таких островков в пределах страны, захламленных в итоге человеческого легкомыслия или тщеславия! Там, там и там - вот вам в совокупности еще один Байкал, взывающий к нашему благоразумию и милосердию.

Так получилось, что однажды три года кряду жил я на острове Беринга в доме, утвержденном на краю крутой террасы, и в окна ослепительно неохватно, без обозначения берега, сразу рвался океан, только океан, живая вода, ничего иного ни слева, ни справа. Своей как бы даже ирреальностью, стоило лишь глянуть на ту неохватность, картина сообщала всегда острый настрой чувствований. К тому же есть время в апреле, когда солнце проходит на закат где-то как раз за островком Арий Камень - навалом базальтовых глыб, облюбованных шумными колониями птиц. Чем раскаленней диск светила, тем черней и загадочней силуэт островка, как бы впаянного в него. Закаты здесь, когда нет дождя и тумана, восхитительны, сродни, наверное, тем картинам, которые можно наблюдать лишь в космосе. Да и что тот космос? Самое бесценное, в то же время самое пронзительно доступное, чего мы порой как бы и не замечаем в его естественности,- вон оно, за той откованно-красной дорожкой, что пролегла по тихой глади океана к сверкающей слитности птичьего островка и солнца.

Как нам сохранить это пронзительное, пока еще доступное? Какие для этого нужны слова и поступки? Какой глагол, жгущий сердца?

Я рад, что жил на командорской-земле, что знаю ее вот уже скоро тридцать лет.

Рад, что она есть, и очень надеюсь - пребудет. 1959-1987 гг.

Командорские острова - Краснодар