Посвящается Гулливеру

Посвящается Гулливеру

Может рассказать читателю о самых обыкновенных событиях и герой одного из романов о дальних странствиях, созданных в XVIII веке. Он рассуждает, что "книжный рынок и без этого перегружен книгами путешествий" и что для современников его уже стали привычными всяческие чудеса: "... В настоящее время нет ничего, что показалось бы нашему читателю необыкновенным..."

"И это заставляет меня подозревать,- продолжает он свое рассуждение,- что многие авторы менее заботятся об истине, чем удовлетворении своего тщеславия и своей корысти и ищут только развлечь невежественных читателей. Путешественник заверяет, что сам он поступит иначе: "... Моя история будет повествовать только о самых обыкновенных событиях, и читатель не найдет в ней красочных описаний диковинных растений, деревьев, птиц и животных или же варварских обычаев и идолопоклонства дикарей, которыми так изобилуют многие путешествия"^*.

^* (Д. Свифт. Путешествия в некоторые отдаленные страны света Лемюэля Гулливера, сначала хирурга, а потом капитана нескольких кораблей. М., 1967.)

И в самом деле, знакомясь с романом, можно видеть, что скромный и вдумчивый рассказчик неукоснительно выполняет свое обещание. Он всячески заботится о точности описаний, о том, чтобы верно, не приукрашивая, передать любую деталь. В путешествиях он старается собрать лишь проверенные сведения, все подсчитать и измерить. Характерно такое, например, немногословное, но насыщенное фактами и цифрами сообщение об одной из посещенных им стран:

"Страна эта плотно населена, ибо она заключает в себе пятьдесят один большой город, около ста крепостей, обнесенных стенами, и большое число деревень. Для удовлетворения любопытства читателей достаточно будет описать Лорбрульгруд [то есть столицу страны.- Н. Ф.]. Город этот расположен по обоим берегам реки, которая делит его на две почти равные части. В нем свыше восьмидесяти тысяч домов и около шестисот тысяч жителей. Он тянется в длину на три глонглюнга (что составляет около пятидесяти четырех английских миль), а в ширину - на два с половиной глонглюнга".

Путешественник поясняет, что определить размеры столицы ему помог король описываемого государства:

"Я сам произвел эти измерения на карте, составленной по приказанию короля и нарочно для меня разложенной по земле, где она занимала пространство в сто футов. Разувшись, я прошел несколько раз по диаметру и окружности карты, сосчитал число моих шагов и без труда определил по масштабу точное протяжение города".

Не приходится удивляться, что карта столицы страны была на редкость большая. Ведь речь идет о стране великанов, а там все большое - и люди, и карты. Для того чтобы разговаривать с королем, путешественник должен был забираться к нему на ладонь.

Как известно, Лиллипутия, Бробдингнег и другие страны, посещенные им, не помечены на географической карте. Чем же связано бессмертное произведение социальной сатиры "Путешествия Лемюэля Гулливера..." с жанром путешествий, с книгами о путешествиях не фантастических, а реальных?

В XVI-XVIII столетиях литературная форма "путешествий" оказалась притягательной для писателей, разных по характеру своего творчества. Пожалуй, ни в какие другие эпохи эта форма не применялась писателями столь широко и многообразно. Путешествуют герои Сервантеса и Рабле, о своих путешествиях повествуют рассказчики в "Утопии" Томаса Мора, в "Новой Атлантиде" Фрэнсиса Бэкона, в "Городе Солнца" Кампанеллы. Путешествуют герой "Истории севарамбов" Дени Вераса и герои произведений Дефо и Свифта, Фильдинга и Смоллета. Все эти классические произведения принадлежат одни к социальной утопии, другие к сатире, третьи знаменуют начало развития реалистического романа, но в них используется один и тот же прием - "путешествие",- становящийся традиционным.

Можно с основанием полагать, что эпоха великих географических открытий выразилась в литературе Ренессанса и века Просвещения не только развитием жанра путешествий в собственном смысле, но и многообразным использованием приемов и сюжетов этого жанра. Это было естественным, закономерным. "Рамки старого orbis terrarum были разбиты; только теперь, собственно, была открыта Земля" (К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 20, стр. 346). Эти слова Ф. Энгельса напоминают о том, что эпоха великих географических открытий обозначила и начало нового видения мира.

Однако литературный прием - "путешествие" - остался по сути малосущественным, внешним для сравнительно многих произведений, например для произведений социальной утопии типа "Утопии" Томаса Мора или "Новой Атлантиды" Фрэнсиса Бэкона. Гулливер же вошел в литературу путешествий надолго, причем не как сторонний посетитель, а скорее как редкостный и почетный гость.

Ныне книге о Гулливере и ее автору посвящена обширная литература. Внимание исследователей привлекает прежде всего Свифт - великий сатирик и Свифт-фантаст. Линии связи этой книги с литературой путешествий часто рассматриваются как традиционные соотношения пародии и действительности. Примеры таких соотношений в области жанра "путешествий" известны с древности вспомним "Правдивую историю" Лукиана).

О пародийном замысле Свифта можно судить уже по обращению к читателю Ричарда Симпсона - вымышленного издателя Путешествий Гулливера".

В одном из повторных изданий книги появилось "Письмо капитана Гулливера к своему родственнику Ричарду Симпсону". В том письме капитан Гулливер мимоходом упоминает еще одного своего "родственника" - Вильяма Дампира. Это имя уже не вымышленное. Дампир - знаменитый мореплаватель, флибустьер, втор записок о проделанных им морских путешествиях, был широко известен читателям, современникам Свифта. На некоторых страницах "Путешествий Гулливера" писатель пародирует иль описаний Дампира. Само название корабля, на котором Гулливер отправился в плавание в 1799 г.,- "Антилопа" - напоминает о корабле Дампира "Косуля": в том же году мореплаватель вышел на нем в путь к берегам Австралии. Напоминает, впрочем, это название и о корабле "Золотая лань". На нем плавал английский пират Фрэнсис Дрейк, прославившийся кругосветным путешествием - вторым после Магеллана. Пародируются не только идиллические названия кораблей пиратов, но и описания путешествий, составленные английскими мореходами XVII-XVIII столетий. По мнению исследователей творчества Свифта, он относится к литературе морских путешествий в общем-то пренебрежительно. "...Свифт просто "изобразил" стиль презираемой им литературы, в данном случае "правдивый язык" записок мореплавателя",- замечает, например, автор интересных работ о Свифте В. С. Муравьев^*.

^* (См. В. С. Муравьев. Путешествие с Гулливером. М., 1972.)

В этой связи высказывались мысли и о своеобразном просчете Свифта. Автор "Гулливера" думал, что "закроет" жанр "путешествий". Много стараний приложил Свифт, чтобы, выдавая от лица вымышленного издателя книгу, которая якобы "дышит несомненной правдой", издеваться над точностью и достоверностью всяких путевых записок. А ему поверили - почти поверили. Избыточная сила достоверности и убедительности действовала со страниц "Гулливера"^*. Д. М.Урнов, которому принадлежат приведенные строки, с основанием сопоставил два бессмертных произведения - "Гулливера" и "Робинзона Крузо" по присущей им обоим удивительной убедительности.

^* (См. Д. М. Урнов. Робинзон и Гулливер. М., 1973.)

Известны суждения самого Свифта, которые, если отнестись к ним всерьез, позволяют предположить, что автор "Гулливера" был склонен "закрыть" в литературе не один только жанр путешествий. Он писал, например, так: "...Автор, который имеет в виду один город, одну провинцию, одно царство или даже один век, вообще не заслуживает перевода, равно как и прочтения". К недостойным прочтения авторам относил, кстати, Свифт и Даниэля Дефо, о котором он отозвался однажды кратко: "...безграмотный писака". Впрочем, Дефо отзывался о Свифте не менее резко, хотя и несколько в ином духе. Распре этих двух больших писателей уделяли соответствующее внимание биографы.

Для нашей темы интересней, пожалуй, отметить то, что рассудительные герои произведений Дефо и Свифта - Робинзон Крузо и Лемюэль Гулливер - по самому складу своему не могли бы одобрить подобную распрю. Путешествия помогли, видимо, Гулливеру разобраться во многом, хотя в начале их он чрезмерно почитал королевскую власть, даже "лиллипутскую", а под конец слишком предался мизантропии. Но и в Лиллипутии, и в стране великанов - Бробдингнеге, и в Лапуте, и в стране гуигнгнмов Гулливер великодушен и добр. Таким и остается он в читательской памяти-доброжелательным, рассудительным, научившимся размышлять о виденном, сравнивать и делать выводы из сопоставлений. А эти размышления и выводы таковы, что заслуживают прочтения и по эталонам, предложенным Свифтом,- в них подразумевается не "одно царство" и даже не "один век". Вот как рассуждает, например, Гулливер о колониальных захватах, совершаемых "по праву открытия". Он рассказывает, как растолковывали ему, будто долг его - английского подданного представить докладную записку о сделанных им открытиях, поскольку все земли, открытые подданным, принадлежат его королю. Справедливо ли это, раздумывает путешественник:

"Правду говоря, меня берет некоторое сомнение насчет справедливости, проявляемой государями в таких случаях. Например, буря несет шайку пиратов в неизвестном им направлении; наконец юнга открывает с верхушки мачты землю; пираты выходят на берег, чтобы заняться грабежом и разбойничеством; они находят безобидное население, оказывающее им хороший прием; дают стране новое название, именем короля завладевают ею, водружают гнилую доску или камень в качестве памятного знака, убивают две или три дюжины туземцев, насильно забирают на корабль несколько человек в качестве образца, возвращаются на родину и получают прощение. Так возникает новая колония, приобретенная по божественному праву".

При чтении этих строк могут припомниться не только пиратские корабли и колониальные захваты, происходившие в далеком историческом прошлом. Не потеряли свою актуальность размышления Гулливера и для более поздних времен. Разве не такова и в дальнейшем была практика колонизаторов:

"При первой возможности туда посылают корабли; туземцы либо изгоняются, либо истребляются; князей их подвергают пыткам, чтобы принудить их выдать свое золото; открыта полная свобода для совершения любых бесчеловечных поступков, для любого распутства, земля обагряется кровью своих сынов. И эта гнусная шайка мясников, занимающаяся столь благочестивыми делами, образует современную колонию, отправленную для насаждения цивилизации среди дикарей-идолопоклонников и обращения их в христианство".

Устами Гулливера эти слова произносит великий сатирик, написавший одну из самых реалистических книг о путешествиях фантастических.

Основательно ли мнение о том, что в "Путешествиях Гулливера" Свифт выступил, помимо прочего, противником жанра литературы путешествий, что он намеревался создать убийственную пародию на этот жанр? Несомненно, есть доводы в пользу этого мнения. И все же не случайно получилось так, что Гулливер завоевал сердца читателей именно как путешественник, а не как пародия на путешественника. Произошло то, что не раз бывало с героями произведений больших писателей: герой вышел из повиновения, из предписанных ему заранее рамок и норм поведения и поэтому стал еще значительнее и интереснее для читателей.

Так или иначе, но книга о Гулливере оказалась не "закрытием" жанра путешествий, а блистательной победой этого жанра. Около трех столетий она остается одной из тех книг, откуда узнают впервые о дальних и удивительных путешествиях любознательные жители страны детства. А много позднее, покинув эту страну, они снова нередко возвращаются к книге о Гулливере - ведь она и поныне помогает познавать мир, мысленно путешествовать, размышлять о виденном в странствиях.