Вместо послесловия

Походная жизнь, насыщенная встречами с дикими животными в лесу, в горных теснинах, на степных склонах, - занятие достаточно привлекательное и достойное настоящего человека. Но может возникнуть и такая реакция: живут же люди без печали, без забот - не работа, а сплошной туризм выходного дня! Однако в данных записках сознательно опущено многое из того, что можно отнести к туманному понятию "негативные явления". Забот хватает и у нас, работников заповедников (где их нет?!), плохо, что порой и охрана природы в целом, и заповедное дело осложняются субъективным отношением, выработавшимся десятилетия назад и кое-где благополучно процветающим и сегодня: зверушки, пташки - хорошо, но пусть это не мешает нам заниматься делом, выращивать хлеб, производить мясо, создавать другие материальные блага.

Как-то я показал директору заповедника статью об известном специалисте по бурому медведю В. С. Пажетнове, работающем в Центрально-лесном заповеднике. Валентин Сергеевич выпустил в лес прирученных медвежат и два сезона следил за ними, круглосуточно следовал по пятам, фиксировал каждый их шаг. Естественно, исследователь-медвежатник ночевал в лесу, пищу ему приносили к "месту работы". "Неплохо бы и нам организовать подобные углубленные исследования жизни животных", - высказал я свое мнение. Мысль оказалась крамольной. "А кто же за вас будет заниматься сенокосом, ремонтом жилья? Кого вывозить на сбор хлопка?" (Надо сказать, что "своего" хлопка в районе у нас нет, на сбор выезжаем в отдаленный, за сто-двести километров.) Выезд на полевые работы в таких условиях преподносится чуть ли не как подарок.

Один из научных работников (его встреча с браконьерами описана выше), которому, на зависть, все удавалось, работа спорилась и шла по плану, после семи лет жизни в заповеднике подсчитал, что за этот срок вынужден был овладеть - хорошо или только азами - одиннадцатью специальностями. Он стажировался и у зубного врача, лихо дергал коренные зубы у отловленных сурков, а по приготовленным из них препаратам имел возможность определять возраст животного. Конечно, универсалам везде дорога, но в наш век специализации эти одиннадцать ремесел иначе, как распылением, и не назовешь. В заповедниках идет жесткий отбор работников, и особенно он сказывается на научных сотрудниках. Попав в трудные условия, новичок присматривается, старается приспособиться и в первый год, как правило, никакой реальной продукции не выдает. По истечении года-двух кто-то уходит, кто-то остается, причем остаются не самые нужные и лучшие, а скорее, самые приспособившиеся. Нужда в кадрах настоящих исследователей для заповедников особенно обострилась в последние годы.

На усадьбе Чаткальского заповедника в Паркенте в вольерах для показа посетителям содержится косуля

В большинстве заповедников ведется так называемая "Летопись природы", считающаяся основной научно-исследовательской темой. Приятной неожиданностью стало признание за материалами "Летописи природы" большого мониторингового значения: заповедные территории рассматриваются как эталоны, как "нулевая точка отсчета", и сравнение их с окружающими районами позволяет выяснить, насколько "портит" природу в этих районах техногенез, превращающий ее в нечто аморфное, нейтрально именуемое окружающей средой. Ряд заповедников нашей страны обрели статус биосферных (Чаткальский и Сары-Челекский относятся к их разряду) - в них проводятся специализированные наблюдения для нужд биосферного мониторинга. Из всех видов мониторинга наиболее результативными оказались геохимический и геофизический, и их данные используются в первую очередь. Но развивается и биологическое направление, причем исследования прошлых лет стараются увязать с вновь проводимыми наблюдениями. С организацией биосферного мониторинга некоторые данные по природным процессам представляются как бы лишними - это "информационный шум", и его надо либо устранить, либо "просеять" и получить четкие сигналы-указатели о загрязнении, об изменении биологии и экологии того или иного живого организма. Следовательно, изучение природы в заповедниках поднялось на более высокую ступень, и усложнение программы требует от научных работников высокой квалификации, умения применять новое, что приходит (и то не всегда!) с годами работы. Частая сменяемость, текучесть кадров в заповедниках обнажили эту острую проблему, существовавшую давно. Попытка решить ее за счет сторонних научных организаций, привлекаемых в заповедник по договорам о содружестве, не всегда дает положительные результаты: научные учреждения преследуют свои узкие цели и задачи, "исповедуют" свои методические направления. Нужны серьезные меры, чтобы выправить положение.

На усадьбе Чаткальского заповедника в Паркенте в вольерах для показа посетителям содержатся горные козлы. Фото Е. И. Соина.

История заповедного дела в нашей стране - это непрерывная цепь шатаний, бесконечная смена руководящих принципов и стратегий, порой противоположных (интересующиеся могут подробно ознакомиться с историей заповедного дела по многочисленным публикациям Ф. Р. Штильмарка). Руководство отраслью, понимая, что в наш рациональный век идеи заповедности вряд ли вызовут у деловых людей поддержку и вообще положительную реакцию, всеми силами старалось "пристроить заповедники к какому-нибудь направлению, производящему материальные блага. В порядке вещей было (а в некоторых заповедниках практикуется и сейчас) сменить вывеску лесхоза на вывеску заповедника... и оставить все как прежде. Заповедно-охотничьи хозяйства, соболиные, сайгачьи заповедники, лозунги типа: "Превратим заповедник в цветущий сад!"- это все практика заповедного дела.

Порой неразбериха приводит к тяжелым последствиям. Так, на начальном этапе после организации Сары-Челекского заповедника (было это лет двадцать - двадцать пять назад) областное и районное руководство, наезжая в Сары-Челек для улаживания "пограничных споров", крепко возмущалось: "Почему занимаетесь обманом? Когда просили территорию под заповедник, уверяли, что вас интересуют только звери, теперь выкладываете на стол Положение о заповедниках, пытаетесь вырвать из хозяйствования весь природный комплекс". И осталось при своем "руководящем" мнении: десятилетиями после организации заповедника соседний с Сары-Челеком совхоз выкашивал значительные площади "заповедных" угодий, тянул автодороги с головокружительными серпантинами на ранее недоступные участки. Нельзя сказать, что руководство заповедной отраслью ничего не предпринимало в защиту. Сары-Челек, так же как и Чаткальский заповедник, волей судеб оказались под покровительством сильного и богатого ведомства (нынешнего Госагропрома СССР)^*. Нужны заповеднику грузовики - сколько угодно; строить надо - берите средства сколько освоите! В свое время было принято решение о сокращении поселка на территории Сары-Челекского заповедника, выселении "лишних" людей - людей, не связанных с заповедником. Каждый выселяемый двор - это тысячи и тысячи рублей компенсации за дом, надворные постройки, садовые участки. Но всякий очередной директор заповедника, неукоснительно выполняя волю своего ведомства, шутя, можно сказать, левой рукой нейтрализовал то, что делал правой: каждый тянул за собой "хвост" специалистов, шоферов и прочая. А каждый новый работник - это десяток голов крупного и мелкого скота, пополнение отар, численность которых в заповеднике упорно не хотела сокращаться. По прошествии двух десятилетий, в течение которых план по денежным компенсациям регулярно выполнялся, обнаружилось, что численность населения сократилась незначительно, но не осталось и "лишних", посторонних для заповедника людей. Неужели раньше при подсчетах ошиблись? Однако все сложилось гораздо проще. Двадцать лет назад в обслуживании населения были заняты единицы - не более восьми процентов трудоспособных. На моей памяти в Арките носили домотканые штаны-шамбары и халаты-чапаны из грубой шерсти, уважая их за добротность и непромокаемость. Ткачеством занимались на свежем воздухе пожилые байбиче, растягивая основу на вбитых в землю колышках. Ныне к Сары-Челеку вплотную подступила цивилизация: к примеру, построена телеприемная подстанция "Орбита", телефон протянут в центр заповедника - к самому озеру. В результате доля обслуги выросла до одной трети, все оказались при деле, многие должности специалистов годами вакантны. Если же привести цифры естественного прироста населения (следует признать, что понятие "планирование семьи"- пока что сугубо научный термин для всей Средней Азии), то станет понятным, что акция "выселение лишних людей" захлебнулась и крылатая фраза "Деньги могут все!" в условиях Сары-Челека не подтвердилась. Все мы умны задним числом, но ведь с самого начала было ясно, что из заповедника нужно выселять весь поселок, а не выхватывать отдельные дворы. Неприглядная картина открывается ныне из Аркита: прилежащие склоны, несмотря на крепкие сетчатые изгороди, вытоптаны, выбиты до земли. Правда, чем дальше от поселка, тем свежее и богаче травостой, и наиболее "заповедными" угодья становятся уже за границей заповедника в соседнем лесхозе.

^* (С июля 1988 года Чаткальский и Сары-Челекский биосферные заповедники переданы в подчинение вновь организованного Государственного комитета СССР по охране природы.)

В заповедном деле важно, сказав "а", сказать и "б". Свою роль научно-информационного ресурса заповедник может выполнить в полной мере только при стопроцентном изъятии территории из хозяйственного пользования. Государство многое теряет, выключая из хозяйственного пользования определенную территорию под заповедник. Добавим к этому немалые расходы на содержание, а применительно к Сары-Челеку - расходы на выселение людей. Взамен государство ожидает получить и научную продукцию, и сохраненный генофонд растений и животных. И вся эта заповедная "продукция" может быть смазана, обесценена самым незначительным вмешательством человека в ход природных процессов. Неважно, десять или тридцать процентов от нормального и допустимого оно составляет: главное - сам факт вмешательства! Сейчас можно только гадать, сколько потеряно государством как в результате того, что в свое время территорию Сары-Челекского заповедника выключили из интенсивного хозяйственного пользования, так и в результате того, что Сары-Челек так и не довели до уровня настоящего заповедника.

Сары-Челекский заповедник зашел в тупик еще и потому, что проблемы его копились быстрее, чем решались (по правде - ничего не решалось!). Выход из тупика важен не только самому Сары-Челеку: его бедами страдают и другие заповедники. Положение его как биосферного заповедника обязывает дать пример положительного решения и для других учреждений подобного рода.

Загрязнение окружающей среды, как известно не признающее границ и грозящее тяжелыми и пока непредсказуемыми последствиями, оказалось в центре внимания соответствующих научных учреждений. Выше говорилось, что заповедники в своих исследованиях по программе "Летописи природы", сами того не ведая, занимались мониторингом природной среды. Неоценимыми оказались многолетние ряды данных по отдельным животным, растениям, растительным сообществам. Поэтому проще было перевести некоторые существующие заповедники в ранг биосферных, чем создавать новые биосферные районы, станции. Функции биосферных заповедников многообразны: наряду с охраной и исследованием природного комплекса необходимо заниматься экологическим просвещением населения, организовывать на своей территории обучение и стажировку специалистов, в том числе и иностранных. Входя в международную сеть биосферных территорий, наши заповедники, само собой разумеется, должны подчиняться всем правилам, разработанным для них. Но заповедники нашей страны имеют свою специфику, и следование международным правилам порой может стать шагом назад. Взять хотя бы идею зонирования - биосферный район или территория делится на три зоны: заповедное ядро, буферную зону и зону традицонного хозяйственного использования. В нашей стране, где вся земля принадлежит государству, более подходяща иная схема (кстати, ее отстаивают ведущие ученые - специалисты заповедного дела): заповедник - это ядро, буферная зона организуется в смежных хозяйствах и закрепляется на правовой основе, заповедник требует от смежных хозяйств придерживаться ведения традиционного сельского хозяйства, то есть не применять минеральные удобрения, пестициды, мощную технику, электропастухи и пр.

Однако нашлись и сторонники "международного", оказавшегося мягким, правила. Стандарт выдерживать всегда трудно: содержать нетронутой всю территорию хлопотнее, чем, допустим, половину или одну треть, располагающуюся к тому же в центре заповедника. Из этих соображений провели зонирование в Сары-Челеке. Коснулись модные веяния и Чаткальского заповедника. Дело в том, что по ряду обстоятельств оба существующих участка заповедника оказались недоступными для посещения исследователями из сторонних научных организаций и тем более иностранными специалистами и учеными. Руководство заповедника много сил и времени отдало, доказывая, что необходимо распространить режим заповедания на примыкающий к Майданталу бассейн Акбулаксая, доступный и для автотранспорта. "Но там же много скота выпасается!"- напоминают в инстанциях. "А ничего, новые правила разрешают и допускают выпас скота и в заповеднике", - успокаивают руководители заповедника. В узком кругу высказывается мысль, что, окрепнув, постепенно можно удалить и скот. Приводишь пример Сары-Челека с его проблемами, ссылаешься на историю заповедного дела, которая представляет нескончаемую цепь хозяйственных поползновений на основной принцип заповедания - изъятие и невмешательство (зона традиционного хозяйствования - что это, если не очередное поползновение хозяйственников на неприкосновенность заповедника?!), - в ответ слышишь обвинения в паникерстве, непонимании задач и текущего момента, тактики и стратегии заповедного дела.

Между тем состояние охраны природы, использование природных ресурсов в регионе не оставляет места для радужных надежд, благих намерений. Возвращаясь однажды в начале августа с участка, застал я на Учхате знакомого пожилого чабана в хлопотах по перекочевке. Спросил, чего же так рано спускается отара в предгорья на жнивье? "Травы здесь не осталось", - был ответ. Из дальнейших разговоров выяснилось, что раньше, полтора-два десятилетия назад, на летних пастбищах выпасалось в три-пять раз меньше скота, травы хватало до глубокой осени, а нынче в августе - пыль на выпасах.

Козы, как известно, съели Древнюю Грецию. В целях сохранения уникальных орехово-плодовых лесов одно время запретили содержание коз в зоне этих лесов, протянувшихся прерывистой полосой в среднегорном поясе Южной Киргизии. Но потом, по-видимому, забыли и о Древней Греции и о постановлении - организовали целый козоводческий совхоз (чего мелочиться!), выделив для него земли по соседству с Аркитским лесхозом. Пока что выпасы для коз не соприкасаются с лесными участками, но если возникнет бескормица - загонят не задумываясь.

Издревле традиции хозяйствования местного населения были основаны на пастбищном животноводстве. Лесхозы, будучи землепользователями, "хозяевами" земли, влачат жалкое существование: земли гослесфонда по сути являются кормовой базой для скотоводства. Проходит очередное лесоустройство (а оно приводится через десять - пятнадцать лет), таксаторы подводят итоги, и выясняется, что лесопокрытая площадь (то есть то, что следует называть собственно лесом) уменьшилась за ревизионный период на пять - восемь процентов. И это несмотря на усилия и значительные расходы на лесокультурные работы, которые проводятся местными лесхозами. До хозяйственников разного ранга с трудом доходит, что лес в засушливом климате бесценен, и трава, древесина, плоды - это только мизерная часть той пользы, которую приносит лес, но которую, как говорится, нельзя пощупать, измерить, посчитать: это и водоохранное, и почвозащитное, смягчающее климат, бальнеологическое, противоселевое, противолавинное значение и еще ряд "противо-" и "-защитных".

Как видим, состояние охраны природы в регионе вызывает опасения. И уж забот у работников заповедников, которые призваны стоять на передовых позициях в этом важном деле, в избытке. Простое сравнение территорий заповедников и смежных с ними хозяйств позволяет утверждать, что восстановление растительности и численности некоторых крупных животных в заповедных условиях протекает успешно. И Сары-Челек, несмотря на его отход от заповедных позиций, и Чаткальский заповедник уже давно выполняют роль резервата для обогащения смежных угодий ценными животными. Год от года возрастает роль заповедников в природоохранном просвещении местного населения и приезжих экскурсантов. А в последние годы роль заповедников возросла в связи с переводом их в разряд биосферных. И мы будем надеяться, что заповедники Западного Тянь-Шаня не только не сдадут завоеванных позиций, но обретут второе дыхание и в новых, сложных условиях внесут свой вклад в дело сохранения природы горного края.