1862-й - злополучный год

Неделю спустя после возвращения Ливингстона на судно его навестил епископ Макензи, прибывший из Магомеро. Будущее миссионерской станции рисовалось ему в радужном свете. Пока Ливингстон исследовал озеро, здесь произошло важное событие: ваяо потерпели поражение и были изгнаны; теперь они уже выражали желание жить в мире с англичанами. В окрестностях Магомеро под покровительством миссии поселились многие маньянджа. Макензи верил, что на этом нагорье работорговле скоро придет конец и в недалеком будущем миссионерская станция сможет обеспечивать себя продовольствием: его люди усердно взялись за возделывание полей и разбивку садов. В январе, примерно через два месяца, из Англии должны были приехать сестра епископа и жена миссионера Бэррупа. Побеседовав, епископ Макензи простился с Ливингстоном и ушел в хорошем настроении, но Ливингстону больше не пришлось его увидеть.

Экспедиция вскоре отправилась на "Пионере" вниз по реке Шире, а затем по Замбези, но на сей раз добралась до побережья по другому рукаву Замбези, где дрова для парохода было легче добывать, чем на Конгоне.

30 января из Англии прибыл ожидавшийся пароход "Горгона". Он привел на буксире бриг, на борту которого оказались не только сестра епископа и жена Бэррупа, но и Мэри Ливингстон, решившая сопровождать своего мужа в будущей экспедиции.

Бриг доставил части и детали изготовленного по желанию Ливингстона разборного металлического парохода. Он был предназначен для плавания по озеру Ньяса. Для покупки парохода Ливингстон ассигновал две тысячи фунтов. Однако фактические расходы на его приобретение достигали свыше шести тысяч фунтов, что поглотило большую часть гонорара, полученного им за книгу о путешествиях. Этот пароходишко получил название "Леди Ньяса". На "Пионер" погрузили столько, сколько он мог принять за один раз; остальные детали парохода уложили в две шлюпки с "Горгоны". Затем три до отказа нагруженных транспорта поплыли вверх по Замбези.

Новый год начался для Ливингстона хорошо: его жена снова вместе с ним; прибыл ожидавшийся пароход, предназначенный для изучения озёра Ньяса. Его радовало также, что в Магомеро все шло благополучно. Ничто, казалось, не предвещало, что 1862 год станет черным годом для него и для университетской миссии.

Вверх по реке они двигались очень медленно: на Замбези был паводок, вызвавший очень мощный встречный поток, да и машины "Пионера" давно нуждались в осмотре и кое-каком ремонте. Ливингстон решил сделать остановку около Шупанги - как раз на полпути между дельтой и Сеной, - чтобы выгрузить детали судна "Леди Ньяса", собрать его и буксировать до порогов Мёрчисона на реке Шире. Это, естественно, сильно задержало экспедицию, и для преодоления пути, который она первоначально надеялась пройти за шесть дней, потребовалось теперь целых шесть месяцев.

За несколько дней до прибытия "Пионера" в Шупангу капитан Уилсон и доктор Кёрк выехали вперед на двух судовых шлюпках, чтобы доставить барышню Макензи и госпожу Бэрруп в Магомеро: им незачем было долго оставаться здесь, ибо на миссионерской станции, конечно, их ждут.

В Шупанге "Пионер" причалил к берегу. Ливингстон и его жена остановились в доме, где находилась штаб-квартира португальского губернатора во время похода против Марианну. Не теряя времени, экспедиция приступила к сборке парохода "Леди Ньяса".

Прошло лишь несколько недель, а обе судовые шлюпки с капитаном Уилсоном и доктором Кёрком неожиданно вернулись. С ними были и обе дамы. Они не доехали до Магомеро, так как уже в деревне вождя Чибисы в верхнем течении Шире узнали, что епископа Макензи и миссионера Бэррупа нет в живых.

Их неосмотрительность обернулась трагедией. В ожидании прибытия дам оба миссионера отправились им навстречу. Их не остановили ни сильные дожди, ни могучий паводок на реке Шире. Оба они вскоре заболели, так как постоянно были мокрые, но продолжали свой путь. Маньянджа из-за сильного течения отказались везти их в лодках. Тогда вызвались три макололо, и все сели в одну лодку. Вечером они решили устроить стоянку на берегу реки, но москиты их так донимали, что пришлось вернуться в лодку и плыть дальше. В темноте лодка попала в водоворот и перевернулась. Люди, правда, остались живы и даже лодку сумели спасти, но все вещи - одежда, продовольствие, медикаменты - пропали. Насквозь промокшие, усталые, искусанные москитами, путники всю ночь провели в лодке, вытянутой на берег. Утром они продолжили путь, и в тот же день епископа свалил тяжелый приступ лихорадки. Больного пришлось перенести в ближайшую деревню, находившуюся под властью недружелюбного вождя. Там епископа положили в хижину на циновку, где он пролежал три недели без всякого присмотра, без лечения, почти без пищи и умер. Бэрруп, у которого началась дизентерия, тоже едва держался на ногах; предчувствуя кончину, он велел похоронить его на берегу Шире. Тогда макололо решили везти миссионера в лодке обратно в Магомеро. Когда лодка прибыла туда, ослабевший Бэрруп совсем не мог идти - макололо сделали носилки из веток и принесли его в Магомеро. Там он вскоре и умер.

Спустя несколько дней после возвращения капитана Уилсона, доктора Кёрка и обеих дам приплыли на лодках из Магомеро миссионер Уоллер и еще несколько участников миссии. Дела там шли все хуже и хуже, наступил голод; от нехватки пищи страдали как миссионеры, так и жители окрестных деревень. Миссионеры, в том числе и покойный епископ, были также повинны в случившемся. Вопреки совету Ливингстона не вмешиваться в споры между африканцами они вступили в борьбу с ваяо, охотившимися за невольниками, сожгли одну деревню и даже забрали у них овец и коз. Ваяо же, поддержанные португальцами, поставлявшими им боеприпасы и ситец, в отместку уничтожили весь довольно богатый урожай маньянджа. Затем в довершение всех бед наступила засуха. Ища спасения от голода, Уоллер раздобыл взаимообразно несколько лодок и отправился вниз по реке, чтобы достать там продукты.

Позже Ливингстону стало известно, что Уоллер достал продовольствие и повез его вверх по Замбези и Шире, но, не доходя до порогов Мёрчисона, узнал, что его коллеги сбежали из Магомеро и отправились вниз по реке Шире. Во время перехода по жаркой низменности умерли еще два миссионера.

Ливингстон не мог оставить Шупангу, пока "Пионер" не перевез остальные детали "Леди Ньяса". Но ему очень хотелось как можно скорее покинуть эту вредную для здоровья местность, где непрерывно свирепствовала лихорадка. В середине апреля заболела лихорадкой и госпожа Ливингстон. Несмотря на лечение и заботливый уход, здоровье ее быстро ухудшалось. Хинин вызывал у нее лишь рвоту и оказался бесполезным. Больная лежала без сознания, и 27 апреля с заходом солнца Мэри Ливингстон навсегда покинула мужа и своих детей.

Перенеся тяжелый удар, самый тяжелый в его жизни, Ливингстон продолжал работу в Шупанге. В июне "Пионер" доставил последнюю партию деталей судна "Леди Ньяса". После этого члены экспедиции приступили к выравниванию берега Замбези для спуска судна, рубили и обтесывали стволы пальм для стапелей, и 23 июня состоялся наконец спуск на воду "Леди Ньяса". Но пока грузили экспедиционное имущество, наступило сухое время года, и уровень воды в Замбези и Шире настолько упал, что нельзя уже было буксировать новое судно до самых порогов Мёрчисона, как предполагалось. К тому же португальцы стали требовать пошлину за проезд по Замбези.

Встретившись с таким препятствием, Ливингстон решил направиться на "Пионере" к реке Рувума, на которую у португальцев не было претензий. Но прежде надо было починить машины и руль "Пионера", и поэтому к устью Конгоне удалось отплыть только в начале сентября.

Непредвиденные дефекты судна, постоянно менявшийся уровень воды, быстрины и мелководье реки - все это привело к задержке экспедиции на многие месяцы. Пересекая несколько лет назад весь материк, Ливингстон собрал гораздо больше сведений, чем сейчас, хотя на этот раз в его распоряжении было намного больше денег и транспортных средств, чем тогда. Но, имея все это, он оказался в большей зависимости от многих внешних факторов, на которые при всей своей энергии и решительности он не мог оказать какое-либо влияние.

На "Пионере", имевшем слишком глубокую осадку, Ливингстон продвинулся еще меньше, чем два года назад. Правда, он предвидел это и решил плыть вверх по реке на двух судовых шлюпках. Но и это оказалось нелегко: при столь низкой воде река изобиловала песчаными отмелями. К. тому же во многих местах образовались запруды из деревьев, принесенных в половодье.

Но Ливингстону не терпелось решить вопрос, соединяется ли Рувума в своем верхнем течении с озером Ньяса или нет, и если да, то можно ли использовать ее для прохода судов от океана до озера хотя бы на короткий период, во время высокой воды. Если это так, то тем самым для английских купцов и миссионеров был бы открыт доступ к озеру Ньяса, не контролируемый португальцами.

В первую неделю плавания почти никто не встретился путешественникам. Деревень здесь не было видно: они прятались в густых джунглях, что в какой-то мере спасало жителей от охотников за невольниками и грабителей. Да и в тех деревнях, где побывали путешественники в последующие недели, жители выглядели столь напуганными, что Ливингстону трудно было купить даже продукты, пока одна женщина не осмелилась продать им курицу. С ее легкой руки все стали предлагать кур, муку.

На левом берегу Рувумы на плодородной равнине стояли покинутые деревни. Обитатели же их ютились во временных хижинах и прибрежных низинах. Почти все свои пожитки и продовольственные запасы они оставили в деревнях: им было не до того, чтобы спасать вещи, хотя бы самим спастись. Невольничья . дорога тянулась от озера Ньяса до гавани Килва, пересекая эту местность. В определенный сезон, когда по ней проходили работорговцы, опасно было оставаться в деревнях.

Однажды путешественники заметили, что за ними вдоль берега следует группа воинов, вооруженных луками и кремневыми ружьями. Они явно намеревались напасть на экспедицию, ибо на изгибе реки обогнали ее лодки. Вдруг над головами путешественников прожужжала стрела. Ливингстон приказал отойти как можно дальше от того берега, на котором находились воины, а одному из своих африканских спутников велел по мелководью выйти навстречу им и, как обычно, объяснить, что чужеземцы пришли сюда не ради войны, а лишь для того, чтобы исследовать реку и наладить торговлю хлопком и слоновой костью.

В то время как переводчик обращался к воинам, несколько их прыгнули с берега в воду, направляясь к лодкам; на ходу они натягивали тетиву и целились в сидящих в лодке. Стоявшие на берегу также держали наготове кремневые ружья и стрелы. Заросли за их спиной образовали хорошее прикрытие: выстрелив, они одним прыжком могли оказаться в укрытии и, будучи невидимыми, вновь зарядить ружья или вытащить новую стрелу из колчана. Так как смелость нападающих всегда возрастает, если им покажется, что противник плохо вооружен, Ливингстон велел переводчику сказать им, что он и его спутники вооружены лучше и боеприпасов у них достаточно. "Но мы, - продолжал Ливингстон, - не хотим проливать кровь детей того же "великого отца", которому принадлежим к мы, и, если вы вынудите нас драться, то вся вина падет на вас". Такое увещевание не являлось чем-то необычным: вступая в войну друг с другом, африканские племена, как правило, прибегали к таким словам. После длительных переговоров предводитель нападавших и его воины сложили оружие и ждали прибытия посланника.

Проплыв свыше полутораста миль, экспедиция встретила препятствие - каменистые пороги с узким проходом, через который можно было пройти только на пироге. До исходного пункта работорговцев на восточном берегу озера Ньяса оставалось еще около пятнадцати дней пути. На западе, в направлении озера, над равниной возвышалась голубая цепь гор. Совершенно не верилось, чтобы мелкая Рувума выше стала более удобной, чем здесь для прохода шлюпок или даже для пароходов. Местные жители предупреждали еще об одном трудном участке в верхнем ее течении, где, говорят, однажды разбилась лодка с рабами. Многие жители и здесь утверждали, что Рувума вытекает из озера Ньяса, правда, в своем истоке она, мол, очень узкая. И все же, несмотря на пороги Мёрчисона, добраться до озера, по-видимому, легче по реке Шире, чем по Рувуме.

Ливингстон все же был доволен достигнутыми результатами и решил возвратиться, сожалея, правда, что ему так и не удалось найти истоки Рувумы. После месячного плавания на "Пионере" он со своими спутниками возвратился в Шупангу.