С чего начинается геология

Из множества геологических работ, можно сказать, классическая работа - геологическая съемка.

Чтобы провести съемку, надо мысленно содрать с какой-либо территории покров растительности, почв и нарисовать обнаженную поверхность коренных горных пород.

На одном листе геологической карты можно прочесть больше разнообразных сведений, чем в целой книге. Карта позволяет заглянуть в недра земли и восстановить геологическое прошлое.

Не сказать, что на съемке приходится сладко. Да ведь сладкое быстро приедается. Иной раз трудность работы прямо пропорциональна удовольствию от нее.

Особенно интересна геологическая съемка в местах, где природа богата и не слишком сильно изменена человеком. И конечно, работа должна нравиться; и чтобы люди

в отряде подобрались хорошие, дружные; и масштаб съемки был бы не слишком мелкий, но и не слишком крупный; и работать «с понятием», ответственно и по возможности самостоятельно.

Так уж счастливо сложились обстоятельства: все эти условия оказались для меня выполненными в экспедиции на Западный Саян.

Работал я в составе небольшой партии Аэрогеологического треста. И хотя название треста определенно указывало на принадлежность к легкокрылой авиации, передвигались мы во время маршрутов только пешком. Да это и хорошо.

С тех пор сохранился у меня первый собственный геологический отчет. Он начинается так:

«Работы проводились на восточном склоне Кузнецкого Алатау и в прибортовой части Минусинской котловины.

По административному делению территория относится к Таштыпскому району Хакасской АО РСФСР.

В задачу партии входило проведение завершающих работ по созданию государственной геологической карты.

До этой экспедиции один сезон довелось мне работать в Средней Азии, в отрогах Кураминского хребта, недалеко от Ташкента. Места были интересные.

В обрывах слои известняков, изогнутые причудливыми складками, выступали чисто и наглядно. На горных седловинах изменчивые ветры приносили то сладкое дыхание медуницы, то свежий, как снег, запах мяты, то какие-то пряные смеси полусухих трав. А вдали открывалась до горизонта плоская равнина. Пересекающие ее машины угадывались по широким шлейфам пыли.

Даже сорокаградусный зной и редкие скудные источники, истоптанные стадами, не портили своеобразной красоты этих мест. Да вот беда - мои отношения с начальником были скверные. Он, ущемляя мою «профессиональную гордость», отрядил меня на кухню.

Узбеки - прекрасные кулинары и не прочь изготовить плов или шашлык. А мои поварские таланты способен оценить лишь голодный человек. Не мудрено, что мне доверили самую черную кухонную работу. Только в конце сезона, когда времени оставалось мало, а работы много, начальник решил использовать мои не слишком

солидные геологические познания, дополненные некоторым практическим опытом.

Я был глубоко обижен. Но - работа есть работа. Пришлось обзавестись смирением и заодно научиться обслуживать своих товарищей.

Вот и вышло: Забайкалье приучило терпеть некоторые лишения, Средняя Азия смирила с неприятной работой. Теперь пугаться было нечего.

Так я и заявил своим новым коллегам при первом удобном случае: «Готов на любую работу. Ничего не боюсь».

Начальник ответил: «Ну, ты, кажется, от ложной скромности не умрешь. В общем-то, экзамен на смелость будут у тебя принимать медведи».

В поле мы ехали поездом, не скоро, с пересадкой в Ачинске. За это время наш маленький отряд, занимающий одно купе (рабочих надо было вербовать на месте), хорошо спелся. Мы успели переговорить обо всем на свете. И, между прочим, начальник, добродушно улыбаясь, припомнил мою похвальбу:

- Конечно, ты не менее смел, чем знаменитый Тартарен. Не сомневаюсь. Но на всякий случай, на всякий-всякий невероятный случай знаешь, что надо делать? Не знаешь? Надо молиться!

- Со страху, ясное дело, и не то можно...

- Ну нет! Тут все проверено, серьезно и, учти, полезней всяких таблеток. Если хочешь, научу тебя этой молитве. Тем более, не я ее выдумал.

И он научил меня молитве. Она оказалась стихотворением. Это стихотворение читал я когда-то прежде. Но стихи, как и люди, раскрываются не всегда, не сразу да и не каждому.

В этот раз полузабытые строки представились мне отточенными, блестящими, как стрелы. Они впивались в меня - одна за одной - и оставались во мне.

И в тот год, и позже, когда мне бывало туго и оставалось время для раздумий, я снова и снова возвращался к этим строкам. Они мне помогали.

 Если... 

 О, если ты спокоен, не растерян, 

 Когда теряют головы вокруг, 

 И если ты себе остался верен. 

 Когда в тебя не верит лучший друг, 

 И если ждать умеешь без волненья, 

 Не станешь ложью отвечать на ложь, 

 Не будешь злобен, став для всех мишенью, 

 Но и святым тебя не назовешь, - 

 И если ты своей владеешь страстью, 

 А не тобою властвует она, 

 И будешь тверд в удаче и в несчастье, 

 Которым в сущности цена одна, 

 И если ты готов к тому, что слово 

 Твое в ловушку превращает плут, 

 И, потерпев крушенье, можешь снова - 

 Без прежних сил - возобновить свой труд, - 

 И если ты способен все, что стало 

 Тебе привычным, выложить на стол, 

 Все проиграть и вновь начать сначала, 

 Не пожалев того, что приобрел, 

 И если можешь сердце, нервы, жилы 

 Так завести, чтобы вперед нестись, 

 Когда с годами изменяют силы 

 И только воля говорит: «Держись!», 

 И если можешь быть в толпе собою, 

 При короле с народом связь хранить 

 И, уважая мнение любое, 

 Главы перед молвою не клонить, 

 И если будешь мерить расстоянье 

 Секундами, пускаясь в дальний бег, - 

 Земля - твое, мой мальчик, достоянье, 

 И более того, ты - человек! 

Р. Киплинг

(Перевод С. Маршака )