Кубачи

Красота мира беспредельна. Мне казалось, что нет на свете ничего прекраснее, ничего удивительнее, чем горная страна Верхняя Сванетия. Семь раз и во все времена года летал я туда на самолете, приезжал на машине и ходил пешком через перевалы. И все не мог налюбоваться на эти горы, на их жителей - гордых сванов и не уставал восхи­щаться замечательной архитектурой, своеобразием средневе­кового искусства (фрески, чеканные по серебру иконы, резное дерево, оружие), обычаями и традициями, сложившимися веками. Но вот попал я в далекий дагестанский аул Кубачи, и он сразу же затмил прошлые впечатления, заставил забыть о них.

Селение Кубачи - это небоскреб, положенный на склон

Представьте себе народ, который живет всего в одном ауле. И у этого народа своя история, свои тысячелетние традиции, свой язык, своя национальная одежда, своя про­фессия. Не знаю, есть ли в мире что-либо подобное этому удивительному аулу.

Мы ехали в Кубачи в начале ноября, поэтому горы были уже в снегу и выглядели как настоящие высокие горы. На самом деле они не так уж и высоки, во всяком случае, вечных снегов и ледников здесь нет. На побережье Каспий­ского моря шел дождь, было тепло и сыро. Проезжая мимо бесконечных виноградников, моря мы не видели, оно было скрыто туманом совсем рядом от дороги. Ощущалось лишь его дуновение.

Потом был лес, состоящий из дуба, бука и различных ив. Лес кончился при въезде в горы. Началось буйство красок - кусты желто-лимонные, оранжевые, красные перемежались с участками зеленой еще травы, с серыми и рыжими скалами, замшелых скал бородами свисали пучки трав. С подъемом горы скалы становились все выше и переходили в стены. Дорога вилась над пропастью. Облака неподвижно висели уже под нами, а дорога перед машиной дымилась, словно вдоль нее шли бесконечные горячие источники. Это испарялся свежий снег. После небольшого, снегопада появилось жгучее солнце, и снег стал испаряться. Не таять, а сразу превращаться в пар. Обычное для гор явление, сублимация называется. Людей, увидевших это впервые, оно заставляет удивляться: что такое, дорога дымится, снег исчезает на глазах, а земля остается сухой?!

Самое лучшее состояние всяких гор - солнце после снега. (Конечно, если снег не очень большой и не грозит лавинами.) Мир представляется таким ярким, что невозможно на него смотреть, режет глаза. Насыщенная зелень склонов, чистая синь неба, слепящий снег. Миновав спуски и подъемы, проехав мимо нескольких селений и аулов, взбираемся по последнему серпантину. Дальше и выше уже некуда - Кубачи.

Дома лепятся у крутого склона один над другим, как бы вырастая один из другого, селение выглядит со стороны пчелиными сотами. Дома, как и скалы вокруг, серые, только балконы, двери и рамы окон у всех домов окрашены в ярко-голубую краску. Наверное, другую просто не завозили в магазин. А может быть, это так и должно быть, ибо здесь она не раздражает своей яркостью и даже повторяет цвет неба. Говорят, Расула Гамзатова спросили в Америке, показав ему самый большой небоскреб: «Есть такие в вашей стране?» И он ответил: «Есть. У нас есть еще больше. Только он не вертикальный, а положен на крутую гору. Ночью светится точно так же. Это аул Кубачи».

Кубачи - название турецкое. Оно означает «кольчужники». По-ирански оно звучало иначе - Зирихгеран. Смысл почти тот же. Кубачи очень древнее селение. Истоки его истории и культуры уходят в первое тысячелетие до нашей эры. В прошлом веке вокруг истории Кубачей возникало множество самых невероятных теорий, гипотез и предполо­жений. Кое-кто считал, что культура кубачинцев целиком персидская и ничего самобытного в ней нет. Были даже и такие, которые утверждали, что культуру эту привезли с собой «франки». Эта легенда о происхождении кубачинцев одно время была даже самой распространенной. В предании говорится, что шамхал Тарковский просил короля Франции прислать сорок оружейников и тот выполнил его просьбу. Сначала французы жили в Тарках, потом переселились в Дербент. Они оказались неуживчивым народом, без конца затевали драки, ссорились с жителями города, и дербентцы их выгнали. Французские оружейные мастера поселились в горах у даргинцев и назвались «карбуками».

В эпосе «Дербент-наме» кубачинцы рассказывают о своем римском происхождении. Будто бы они были взяты Александром Македонским из Рима в его поход для изготовления оружия и осели в горах, создав аул Кубани. Поэтому во все времена они были только мастерами-оружейниками и никог­да не занимались ни земледелием, ни скотоводством. Взяв жен из соседних аулов, они постепенно утратили свою латынь и выработали кубачинский язык. Это, конечно, только легенды, но легенды, которые живут в Кубачах и поныне.

Крупнейшая работа нашего века по Кубачам принадлежит Е. М. Шиллингу. Имеются десятки книг и научных статей по истории и культуре Кубачей, изданных и в последние десятилетия.

Е. М. Шиллинг (1949) считает, что кубачинцы - аборигены, они заселяют эту территорию с древнейших времен, что «кубачинцы представляют собой по существу группу или часть крупного дагестанского народа даргинцев, занимающих монолитную территорию, на фоне которой собственно кубачинцы являются лишь небольшой «точкой» или «островком»». Такова осторожная научная формулировка. Но если вы собственными глазами увидите Кубачи, архитектуру, национальные одежды, услышите в автобусе язык кубачинцев и людей из соседнего с ним аула Уркарах, то воочию убедитесь - это совершенно особая народ­ность, сознающая свое своеобразие и умеющая им гор­диться.

Арки, ступени, туннели, плоские крыши каменных домов - таково древнее дагестанское селение

Кубачинцы всегда были оружейниками. Изготавливали они не только мечи, щиты, кольчуги, шлемы и панцири, но и всевозможные другие предметы из железа - стремена, удила, котлы, ножи и т. д.

В V-VII веках ремесло древних кубачинцев, как и их искусство, достигает большого расцвета. Нам известны уже отдельные профессии зирихгеранцев, в то время они уже делились на литейщиков, кузнецов, золотых и серебряных дел мастеров. Высоко были развиты ремесла камнерезов и гончаров. В Эрмитаже хранится большое бронзовое блюдо с рельефными изображениями и бронзовый кувшин с изобра­жением птиц-памятники художественной культуры Куба­чей V-VII веков.

Имеется документ, свидетельствующий о том, что куба­чинцы в VII-VIII веках платили дань арабам не баранами, быками и буйволами, как жители других селений, а порохом. Они откупались через шамхала, поставленного арабами, тридцатью мерами пороха. В Дагестане с давних времен умели изготавливать порох. Серу добывали из земли в районах селений Мочох, Гоцатль и Гоцо, селитру получали из плесени, которую соскабливали с сырых скал. Не могу этому не верить, так как имел возможность убедиться в этом сам.

В подземельях Сванетии потолок и стены покрываются беловато-серым налетом плесени, которая свисает хлопьями. Старики меня уверяли, что из нее хорошо делать порох. Я взял горсть этой плесени и отвез для анализа химикам Московского университета. Оказалось, что вещество в боль­шом количестве содержало селитру.

В X и XI столетиях Зирихгеран был уже широко известен на Востоке как поставщик любого оружия того времени и различных предметов домашнего обихода, изготовленных из металла,- медных и бронзовых котлов, стремян, удил. Тор­говля шла через Дербент.

Интересное описание Кубачей первой половины ХII века (1131-1158) приводится в публикации, которая называется «Путешествие Абу Хамида Аль-Гарнати в восточную и центральную Европу». «А недалеко от Дербента,- пишет араб,- есть большая гора, у подножия которой два селения; в них живет народность, которую называют зирихгеран, то есть бронники; они изготавливают всякое воинское снаряже­ние: кольчуги и панцири, и шлемы, и мечи, и копья, и луки, и стрелы, и кинжалы, и всевозможные, изделия из меди. Все их жены и сыновья, дочери, и рабы, и рабыни занимаются всеми этими ремеслами. И хотя нет у них пашен и садов, добра и денег у них больше, чем у других, потому что со всех сторон привозят к ним люди всякие блага».

Хорошо известна шашка князя Мстиславского, храняща­яся в фондах Оружейной палаты в Москве. Это памятник кубачинского оружейного искусства XVI века.

До XVII столетия оружие горца состояло из лука, стрел, сабли, кинжала и копья. Во время военного похода он надевал еще кольчугу и шлем. А в XVU веке на Кавказе стало появляться огнестрельное оружие. Еще через сто лет, в XVIII столетии, Кубачи становятся центром его изготовления. Горец уже вооружен так, как его описывает М. Ю. Лермонтов в «Измаил-Бее».

На нем чекмень, простой бешмет,
Чело под шапкою косматой,
Ножны кинжала, пистолет,
Блестят насечкой небогатой;
И перетянут он ремнем,
И шашка чуть звенит на нем;
Ружье, мотаясь за плечами,
Белеет в шерстяном чехле;
И как же горца на седле
Не различить мне с казаками?

Ювелирная отделка оружия Кубачей славилась уже дале­ко за пределами Востока. С 1770 по 1783 г., находясь на русской службе, на Кавказе жил немецкий врач А. Рейнеггс. Вот что он пишет о кубачинском оружии и Кубачах (1868): «...они вежливы, спокойны, трудолюбивы... Большая часть их занята торговлей. Они также известные мастера, которые выделывают оружие, пистолеты, сабли, ножны, панцири. Их работа злато- и сереброкузнечная очень похожа на работу Аугсбурга и Карлсбада, так как ни Персия, ни Анатолия не имеют таких умелых мастеров, их изделия всюду находят спрос и дорогую оценку...»

На Кавказе делали оружие не только в Кубачах. Центра­ми его изготовления были я другие аварские, лакские и даргинские селения Дагестана, такие, как Кумух, Сограталь, Гоцатль, Харбук и т. д. Но художественная обработка оружия шла в Кубачах. Гравировка, насечка золотом по серебру, стали и кости, филигрань и разноцветная эмаль дагестанских мастеров были самобытны и неповто­римы.

Учитель математики Аранинской средней школы Х-М. Хашаев нашел письмо, написанное по-арабски в конце XVIII века ханом Аварским кубачинцу Кази-Хаджи-Адда.

«Вы всегда мои поручения лучше всех исполняли, - пишет хан Аварский, - ценю достоинство друзей, посылаю 700 рублей серебра с едущим с этим письмом Гасан Эфенди и рабом моим Иса. За эти деньги прошу купить на шесть человек полное вооружение со всеми принадлежностями, не исключая и пистолетов. Оправа оружия должна быть сделана серебром и иным по вашему искусству...»

Кубачинское оружие XVIII века можно отличить только по орнаменту и манере ювелирного искусства. Своей пись­менности у народов Дагестана в прошлом не было, подписан­ное и датированное оружие попадается чрезвычайно редко. Самые ранние образцы художественного оружия с подписями относятся к концу XVIII-началу XIX века. К этому време­ни прекратилось как раз изготовление старинного боевого снаряжения, производство кольчуг, шлемов, «зеркал», щитов. Такие вещи кавказского происхождения встречаются нынче весьма редко.

Своей вершины кубачинское искусство художественной отделки оружия достигает, несомненно, в XIX веке. Оружие кубачинских мастеров этого времени высоко ценили знатоки и коллекционеры не только на Востоке, но и в России и в Западной Европе. В этом столетии взоры многих выдающих­ся людей России были устремлены на Кавказ. А. Марлинский, А. Полежаев, А. Пушкин, М. Лермонтов, Л. Н. Толстой в своих произведениях не раз описывали кавказское оружие. Вот, например, у А. Полежаева:

На кровлях, в окнах, у ворот 
Кипящий, ветреный народ, 
Богато убранный, одетый 
Как кизильбаши персиан; 
Там - атаманский ятаган; 
Там ружья, сабли, пистолеты 
Блестят, сверкают серебром 
В своем наряде боевом.

В прошедшем столетии был большой спрос на кавказское оружие. В первой половине века царизм вел завоевательную войну на Кавказе. Дагестан же во главе с Шамилем объявил газават - священную войну против неверных. Каждый муж­чина на Кавказе был вооружен. И самые дорогие, самые красивые кинжалы, сабли н пистолеты, украшенные грави­ровкой, насечкой, филигранью и эмалью, выходили из знаменитого аула. Такое оружие носили ханы и мюриды Шамиля. Сам имам отличался скромностью в одежде и оружии. Помните у Толстого в «Хаджи-Мурате»: «Вообще на имаме не было ничего блестящего, золотого или серебряного, и высокая прямая, могучая фигура его, в одежде без украшений, окруженная мюридами с золотыми и серебряны­ми украшениями на одежде и оружии, производила то самое впечатление величия, которое он желал и умел производить в народе».

В России развивался капитализм. «...Шло вытеснение туземных вековых «кустарных» промыслов, падающих под конкуренцией привозных московских фабрикатов. Падало старинное производство Оружия под конкуренцией привоз­ных тульских и бельгийских изделий, падала кустарная выделка железа под конкуренцией привозного русского про­дукта, а равно и кустарная обработка меди, золота и серебра, глины, сала и соды, кож и т. д.; все эти продукты производи­лись дешевле на русских фабриках, посылавших на Кавказ свои изделия» (В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 3, с. 594).

В конце века в Кубачах вдруг возникло новое занятие, давшее и своих профессионалов. В аул все чаще стали приезжать из-за границы антиквары и скупать старинные вещи. Вскоре и сами жители аула стали возить им «антики». Во многих городах Европы возникли маленькие антикварные «фирмы» кубачинцев. Они приносили определенный и нема­лый доход селению и укрепляли традицию собирать старин­ные вещи и устраивать в каждом доме небольшой музей. Старинную утварь, «антики» и сейчас можно встретить почти в каждом кубачинском доме. Но об этом чуть позже. Сейчас же вернемся, наконец, в сам аул.

Надо сказать, все, с чем познакомились в Кубачах, мы видели благодаря Расулу Алиханову, вместе с ним и в какой-то степени его глазами. Расул - потомственный мастер кубачинской чеканки. Его отец Алихав Ахметов был вели­ким мастером. Достаточно прийти в Москве в Музей Револю­ции и посмотреть на саблю его работы. На серебряно-черном кубачинском орнаменте вы увидите золотые цветы с ясным и четким силуэтом. Алихан Ахметов работал всю свою долгую жизнь, его произведениями люди любовались почти во всех частях света.

Расул Алиханов, его сын, человек не менее известный. К нему тоже давно пришла мировая слава, работы его экспони­ровались на многих международных выставках. Он заслу­женный деятель искусств, лауреат Государственной премии имени Репина, депутат Верховного Совета СССР. О нем на­писана уже не одна книга, да и сам Расул - автор нескольких книг о кубачинском искусстве. Он небольшого роста, человек скромный, застенчивый. Перед нашим приездом Расул праздновал свое пятидесятилетие. У него большая семья и всегда полон дом гостей. Когда мы спускались к этому дому по крутому склону, изрезанному между домами неудобными тропинками, я спросил у Расула, сколько у него детей. Он весь засиял и ответил вопросом на вопрос:

- А у вас сколько?

- У нас двое, - сказала за меня жена.

Расул улыбнулся.

- Ну, у меня чуть побольше.

- Сколько же?

- Вот точно сказать не могу, - лукаво прищурил глаза Расул, - иногда бывает десять, иногда одиннадцать.

Когда мы пришли к нему в дом и познакомились с его женой Манабой, то узнали, что детей у них десять. Старший уже женатый, а самый маленький-Алихан, названный так в честь деда, имел от роду всего восемь месяцев и пребывал на руках у мамы. По старшинству это выглядит так: Ахмет, Патимат, Абдусалям, Гаджимуса, Заракия, Алигаджи, Марьям, Ибрагим, Абдулиман и Алихан. Все сыты, ухожены, чисто одеты. Все дружны, веселы, помогают матери и маленьким, никакого крика, никакой раздраженности и усталости. И никакой спешки. Большая счастливая семья. Традиции семейного мастерства продолжает пока Абдусалям, он тоже чеканщик. Мы видели его работу-две вазы с черно-белым кубачинским орнаментом. Серебро, гравировка, чернь. Их готовили к отправке на выставку. Очень красивые вещи.

Приехав в Кубачи, мы, естественно, пошли сразу на фабрику ювелирных изделий, где нас и передал Расулу ее директор. Но пока идешь к фабрике через весь аул, поража­ешься его экзотичностью и отмечаешь про себя: «Сюда надо прийти. Отсюда надо потом посмотреть. Это обязательно надо сфотографировать». Аул видишь с двух сторон, и с каждой он смотрится по-разному. Если идешь от автобусной остановки, видишь дома с изнанки: старинная каменная кладка, камен­ные арки, переходы, таинственные молчаливые дворики.

Если смотреть на все это через видоискатель фотоаппарата, то получаются средние и крупные планы. А когда глядишь на аул от ювелирной фабрики или с веранды дома Расула, то охватываешь общий план селения целиком. Тот самый небоскреб, о котором говорил Расул Гамзатов амери­канцам. Дом, вырастающий из дома, дома, стоящие друг на друге. Только я никогда не смотрю на мир через фотоаппарат и снимаю лишь тогда, когда виденное уже уложено в какую-то систему. Никогда не снимаю кинокамерой. Это требует времени, энергии и отвлекает от самого волнующего, самого интересного, когда даже карандаш с блокнотом помеха. Пусть что-то забудется, лучше записать все вечером, перед сном. Главное то, что порождает виденное в тебе самом, и то, что уже не забудешь, раз оно тебя взволновало. А мелкие детали пусть забываются, они и не нужны.

По этому поводу хорошо сказал писатель Владимир Солоухин, писатель, каждую новую книгу которого я жду и читаю с радостью и волнением. Он отправлялся в какую-то поездку, и я спросил у него:

- Едешь собирать материал?

- Нет, зачем... Просто еду смотреть, - сказал он. - Писатель не может собирать материал, он просто должен жить.

Памятников архитектуры в Кубачах сохранилось немно­го, лучше сказать, почти не сохранилось ничего из того, что было оставлено предками кубачинцев, что могло бы напом­нить о замечательной истории аула.

Древние стены

Крепостных стен давно уже нет. Стоят остатки крепости да женской мечети XII века. А надо сказать, мечетей было здесь двенадцать, и среди них строения замечательные. В верхней части аула хорошо видны остатки двух больших круглых башен - Кунакля-кала и Акаиле-кала. Обе башни утратили верхние этажи и приспособлены под жилье. Теперь они двухэтажные (а было еще пять этажей), и в них пробиты окна, рамы которых окрашены в тот же ярко-голубой цвет. Была наверху еще одна башня, круглая Батиртала-ци, да разрушили ее в 1936 году. Зачем разрушили, никто не знает.

Есть в Кубачах и другие башни. В среднем квартале - башня Циляля-кала, а в нижнем квартале - башня Иргана-кала. Последняя четырехугольная. Во всех этих башнях, конечно, живут люди. Построена крепость в ХIII-XIV веках для охраны населения от врагов. Это были сооружения общественные, башни даже отдаленно не напоминают родо­вые башни Сванетии. Эти гораздо больше, массивнее. Башня Кунакля-кала, например, имеет в диаметре двадцать метров.

По легендам, аул кольчужных мастеров в давние времена был окружен каменной стеной необычайной высоты и толщи­ны. В каждой из башен крепости постоянно жило по сорок богатырей - батырте. Ими были самые умелые в военном де­ле юноши селения. Выходить из своих башен и посещать родных они не имели права, пока не окончится их срок службы родному аулу.

Каждый дом кубачинца - своеобразный музей

Современные жилища кубачинцев, те самые серо-желтые, вырастающие друг из друга дома, тоже весьма экзотичны. Чуть-чуть воображения, и рядом с одетыми в белые воздушные «казы» женщинами увидишь в старых каменных двориках мужчин в кольчугах с саблей на боку, на голове у них мисюрки.

Традиционные формы жилищ не очень-то изменились. Дома в Кубачах большие, просторные, в несколько комнат, но с теми же плоскими крышами, выложенными камнем площадками и лесенками, ведущими с одного этажа на другой, поскольку дом построен на крутом склоне.

Перед этим мы были в кумыкском селении Утамыш. Там удивляет отсутствие старых домов, совершенно не осталось саклей, все дома новенькие и одинаковые, с двухскатными крышами, покрытыми шифером. Таким образом, мог выгля­деть новый поселок и где-нибудь на целине. В облике его нет ничего кавказского, дагестанского. В Кубачах тоже есть дома-коробки, но они, слава богу, стоят так, что не портят самобытности и неповторимости всего архитектурного ансам­бля, если так можно сказать применительно к Кубачам.

По моей просьбе Расул, прежде всего, повел нас по фабрике. Она называется Кубачинский комбинат художественных изделий. Несколько цехов, в них длинные столы. За столами сидят люди, выполняющие только одну какую-нибудь операцию. Что же делают на художественном комбинате? Конфетницы, подстаканники, ложки. И все. Больше в ассортименте ничего нет. Именно этим занимаются десятки мастеров, способных прославить свои Кубани на весь мир. Идет ширпотреб. Точно такие же подстаканники можно было бы изготавливать в Коломне, скажем, или в Казани. Для этого великого умения, особого мастерства не нужно, тысяче­летних традиций тоже.

- Расул, но есть же в Кубачах мастера, которые изготавливают действительно художественные изделия?- спрашиваю я, пораженный увиденным.- Ведь я собственны­ми глазами - видел на выставках прикладного искусства замечательные вещи!

- Есть у нас такие мастера, пять человек их теперь осталось,- говорит Расул,- если хотите, я вас познакомлю, посмотрите, как они работают. Но нет ни одного из них со специальным образованием, все самоучки мы здесь.

Амузгинские клинки, отделка кубачинская. Оружие высокоценимое на востоке

Проходим по узким коридорам комбината, поднимаемся по лестнице на второй этаж и входим в небольшую комнату, где у окон склонились над своими изделиями два мастера. Знакомимся. Гаджимахмут Магометов - чеканщик, тоже за­служенный деятель искусств РСФСР, лауреат премии имени Репина. Работает над овальной серебряной тарелочкой. Вы­ковыривает штихелем серебро, оставляя поверхность со старинным рисунком. Это и есть знаменитая кубачинская чеканка. Потом вещь пойдет в чернение. Рядом с ним работает филигранщик Шали Шахаев. Пинцетом сворачива­ет и укладывает в кружева тончайшую серебряную проволоку, накладывает на нее и припаивает к ней серебряные шарики-зернь. Рождается удивительной красоты серьга. В форме ее, в орнаменте также старинная кубачинская традиция.

После этого мы идем на склад готовой продукции. Там в витринах выставлены драгоценные изделия из серебра с чернением и золочением. Есть тут и только что сделанные кинжалы. Их заказывают для подарка.

Тут Расул начал вынимать из большого сундука и ставить на стол сокровища Аладдина - черненные по серебру тарелки своей работы с изображением фантастических зверей, вазы с такой же гравировкой своего сына Абдусаляма, ажурный кувшин со стеклом работы отца - Алихана Ахметова, изящной формы кумган с рюмками Гасан-Гусейна Чапкаева и, наконец, красочное блюдо, выполненное в технике перегородочной эмали Абдурахманом Хаджи Халикуловым. Не описать мне всю эту красоту, не под силу. Изящество форм, законченность композиций, необыкновенной красоты орнаментовка и, что, наверное, самое важное, во всяком произведении искусства - вкус, чувство меры. Не мешает даже парадность, богатство этих вещей, ибо все это предус­матривается в законченности, в окончательном впечатлении, производимом на зрителя. Какое богатство фантазии, какое чувство прекрасного и фантастическое мастерство!

В этом и проявляется традиция. Расул не просто ходил по своему аулу, он смотрел, имел глаза, как говорится. Срисовы­вал орнаменты с надгробных памятников кладбища, что находится прямо посреди аула, со стен старинных домов, переносил на бумагу знаменитые «албанские рельефы» с изображением людей и животных, сохранившиеся кое-где на стенах кубачинских строений. Он искал в музеях и у коллекционеров кубачинское оружие, старинные кумганы и тоже перерисовывал, запоминал... В результате появился созданный им альбом, который называется «Кубачинский орнамент».

Кубачинцы предпринимают все, чтобы сохранить тради­ции, чтобы не дать умереть, исчезнуть бесследно их искусству. В кубачинской средней школе учитель истории, он же мастер-гравировщик Абдул-Халик Гусейнов, организовал учебные мастерские, где ребята учатся глубокой гравировке, филиграни, зерни, обработке камней и изготовлению ювелирных изделий. Три учителя труда, три мастера, работают с детьми. Гусейнов добился специального учебного плана для их школы. В свободное время ребята стали приходить уже на комбинат и самостоятельно изготавливать разные красивые вещи. .

Мы сидели в комнате, которая служит в доме Расула Алиханова гостиной (ковры и книги в больших, во всю стену шкафах), беседовали о кубачинских традициях в ювелирном искусстве. Мы - это Расул, Абдул-Халик Гусейнов, мой студент Осман Идрисов и я. В другой комнате жена Расула Манаба и моя жена говорили о тряпках. Речь шла у них о настоящих тряпках, о лоскутах. В какой-то момент моя жена оторвала нас от важного мужского разговора и попросила меня посмотреть на эти лоскутки из парчи, которые Манаба разложила на полу. Я увидел кусочки самой различной парчи, начиная со старинной русской и кончая современной парчой, шитой уже не настоящей золотой нитью. Такие кусочки материала называются здесь «вахбатала» и пред­ставляют собой одно из главных богатств кубачинских женщин. Из них шьют «чухту».

Женский разговор за рукоделием

Я уже говорил, что женщины в ауле Кубачи носят свою национальную одежду, которую можно увидеть только здесь. Одежда эта очень старого покроя, архаического типа. Преж­де всего, платье-рубаха. Оно как раз характерно для всего Дагестана с местными отличиями и добавлениями. У куба­чинских женщин оно расширяется книзу, покрой у него как у туники, оно без воротника, с неглубоким вырезом посередине. Платье шьется из бархата, плюша или парчи. Цвет должен быть ярким - синим, зеленым, темно-красным. Зимой носят также парчовую, шитую в талии шубку без воротника с короткими рукавами и вырезом на груди. По краю такой шубки идет узкая меховая оторочка.

Довольно сложный головной убор состоит из трех частей. Сначала одевается эта самая чухта, представляющая собой не что иное, как квадратную повязку со шнурком, сшитую из парчовых лоскутов самого разного цвета. Прямо как лоскутное одеяло, только величиной в полметра. Поверх чухты одевается «каз» - длинная повязка из тонкой белой материи, желательно с продетыми в нее золотыми нитями. Она сплошь окутывает голову и плечи, прикрывая щеки и подбородок и спускаясь сзади почти до земли. Каз украшается каймой, вышитой золотыми нитями, и такими же кистями. Ночью Манаба зашла в комнату, где мы спали, и показалась мне благодаря казу привидением. Зимой поверх каза одевается еще «тале» - шелковая или бумажная шаль.

- А что, Расул, мужчины носят у вас черкески? - спросил я, вернувшись в мужскую компанию.

- Нет, теперь уже не носят, перестали.

- Чего так?

- Какая черкеска без кинжала? Да к тому же молодежь уже не заставишь надеть черкеску, не модно.

- Своя национальная одежда - не модно?! Сколько лет вы носили черкеску? Лет триста, четыреста? А сколько лет модными были пиджаки с подкладными плечами или пиджа­ки без плечей?! Сколько времени продержались в моде узконосые ботинки? Пять лет. У народа со своими тысячелет­ними традициями не может, не должно быть всеобщей моды. Ваши женщины не поддаются влиянию моды, а женщины в первую очередь падки на эти вещи. - До которого же времени в Кубачах изготавливали ору­жие? - продолжаю разговор.

- До конца войны делали кинжалы, - отвечает мне Абдул-Халик, - после перестали. В гражданскую войну было много оружия, готовили его для красных партизан. В Кубачах, а особенно в соседнем Харбуке делали любые пистолеты и револьверы, всех систем, какие требовались.

Об этом я читал. В 1935 году харбукцы сделали за неделю маузер, который невозможно было отличить от настоящего. Сделали они его по заказу Музея народов СССР.

Заговорили о различных подделках. Кубачинцы были на это большие мастера. Расул вышел и принес тяжелый подсвечник в виде вазы. Поставил на стол:

- Вот посмотрите внимательно, что это такое. Поглядели. Форма, рисунки, сюжеты персидские. Надписи по всей вещи тоже персидские. Похоже, вещь старинная.

- Был у меня тяжелый момент, решил я продать эту вещь в Эрмитаж, - начал рассказывать Расул. - Посмотрели специалисты, говорят, что это Персия, XVIII век. И тут вдруг заходит Орбели. Мудрый был старик, все видел, все знал. Иосиф Абгарович.

- Что такое?

Мы ему объясняем, так и так. А он посмотрел и давай вдруг хохотать. «Кубачинские штучки, - говорит,- знаем мы их! Смотрите, видите клеймо? Магомет Канатуев - вот кто ее автор. И делал он эту вещь в конце прошлого века для продажи в Европу. Гениальная подделка! Знаю я его вещи, сам однажды попался. Волшебник был Магомет Канатуев!»

- Очень мне нужны были деньги, - заканчивает свой рассказ Расул, - но раз такое дело, не стал я продавать, привез обратно. Где теперь найдешь такое?!

- Мой отец делал «антики»,- говорит Абдул-Халик, - делал он мазутные светильники. Под камин они ставятся.

Раньше было как? Азербайджанцы возили к нам на верблю­дах мазут. Мать моя помнит, рассказывала. Приходил к нам караван верблюдов в аул, а в бурдюках - мазут. Закупали его сразу на весь год. Так было испокон веков. И всегда он горел под камином в этих самых светильниках. Расул, у тебя есть?! Покажи.

Расул приносит светильник. Формой он напоминает сотейник или соусник, только сверху до половины закрыт. Горящий фитиль просто лежал на носике светильника.

- Такие вот светильники и делал отец. А потом закапывал их на несколько лет в землю, чтобы за «антик» сходили.

Абдул-Халик и Расул наперебой и с удовольствием рассказывают о всевозможных кубачинских подделках.

- Когда я был маленький, - говорит Расул, - я носил самые разные царские медали. Они еще сохранились у меня. Они были совершенно неотличимы от настоящих. Только коллекционеры смогли обнаружить подделку.

- Нет, не только коллекционеры, - возражает Абдул-Халик, - мне товарищ дал как-то горсть медалей, чтобы отлить дюжину ложек. Посмотрел - только шесть настоящих, а остальные все кубачинские.

- В трудное время, во время войны соседние селения, - говорит Расул, - монет у нас не брали за хлеб или за картошку, давай им только бумажные деньги.

- Да... вздыхает Абдул-Халик, - очень плохо было в войну. - Мы картошку до этого не сажали в Кубачах, не знали совсем земледелия. И вот, многие уникальные вещи шли на обмен, продавались за бесценок. Зарплаты на комбинате не хватало на один день. Последние кинжалы тогда от нас ушли.

- Огнестрельное оружие исчезло из Кубачей, - подхватывает Расул, - в тридцатых годах. До этого старые ружья и пистолеты в каждом доме висели на стенах и кучами валялись в углах. Все собрали, и с тех пор - пусто.

Было такое время. Совсем недавно, просматривая в Исторической библиотеке литературу по старинному оружию, наткнулся я на книгу Г. Б. Дзягурова «Кустари в стране гор». Она была не разрезана, ее никто никогда не читал. А книжонка весьма любопытная. Больно уж хорошо отражено в ней время. Не мог я удержаться от того, чтобы не сделать такую, например, выписку из этой книги: «Кинжал и саблю горец сменил на сельскохозяйственные орудия, на станок рабочего и кустаря. Сами кустари-оружейники осознали это и переходят на производство и ремонт сельскохозяйствен­ного и домашнего инвентаря. Бывшие оружейники организу­ют артели «Долой кинжал», «Серп и молот» и другие, сами агитируют против выработки кинжалов и прочего оружия». Теперь это звучит несколько забавно, но тогда для горцев не было ничего серьезнее. Это наша история, трудное время становления нашего государства. Жизнь людей в корне перестраивалась, и кто мог тогда помышлять о сохранений, сбережении старинного оружия как предмета искусства, как памятников художественной культуры народов!

Теперь оружия в Кубачах мало. Как это ни парадоксаль­но, кубачинское оружие надо искать в Москве, в Ленинграде. А если что-то случайно и осталось, кубачинцы ни за что не отдадут: каждый кубачинец обязательно коллекционер. Ха­рактерная черта жителей аула, о ней надо рассказать чуть подробнее, стоит того.

Старинные наручи кубачинской работы

В доме Расула Алиханова есть комната, которую, скорее всего можно было бы назвать домашним музеем. Одна стена этой комнаты от пола до потолка занята полками, на которых стоят изделия из металла - медные «мучалы» в виде ведер, «нукнусы» - для муки, «кулии» - крышки для небольших котлов в форме шлемов, русские стеклянные кувшины и штофы ХVIII-XIX веков. Все украшено чекан­кой и гравировкой, работа в основном местная, но есть вещи персидские, русские и даже западноевропейские.

Другая стена целиком увешана фарфором и керамикой, главным образом в виде тарелок и различных блюд. Чего только нет! И кузнецовский фарфор, и бирюзово-черная майолика Ирана, и французская тарелка с изображением Наполеона, и изящный японский фарфор, и узорная керами­ка Средней Азии, и блюда, изготовленные двести лет назад здесь, в Кубачах. Третья стена занята старыми коврами (свернутыми и поставленными за нехваткой места вдоль стены), старинными тканями и драгоценной парчой, вися­щей на специально оборудованных шестах. В четвертую стену встроен камин-очаг, украшенный замечательной резь­бой по камню. Древний кубачинский орнамент, причудливые разводы «мархарая». На полу ковер, но он не покрывает всего пола, и можно разглядеть, что пол сложен из сланцевых плит неправильной формы, а швы между ними промазаны белой глиной.

В дагестанских аулах еще можно встретить старинные украшения из серебра

Комната-музей в доме Алихановых доставила много удовольствия, но не очень удивила: Расул как никак мастер, большой художник, и встретить такую коллекцию предметов искусства в его доме вполне естественно. Каково же было наше удивление, когда мы узнали, что подобные комнаты-музеи имеются в Кубачах в каждом доме. Вот это было уже совершенно невероятно и никак не сообразовывалось со всем тем, что приходилось раньше видеть на Кавказе.

Возьмем хотя бы ту же Сванетию. Я бывал в самых разных сванских домах, но ни в одном из них не видел на стене какого-либо украшения. Стены голые. А тут что ни дом, то музей.- Кубачинцы-истинные собиратели, настоящие ценители искусства и старины, и они имеют право на владение этими сокровищами. Коллекционирование - еще одна старинная и замечательная традиция Кубачей.

Чем же отличаются изделия кубачинских ювелиров от изделий других довольно многочисленных златокузнецов Кавказа? Технику чернения, глубокой гравировки, золотой насечки и эмали можно увидеть и на других кавказских подносах, кумганах или рогах для вина. Прежде всего - орнаментовкой. По рисунку легко отличить кубачинское изделие от грузинского, армянского или азербайджанского. Поэтому стоит поподробнее рассказать о кубачинском ор­наменте. Кубачинский орнамент менялся, естественно, во времени и в разные столетия выглядел по-разному. Однако несколько композиций, основные узоры применялись веками и приняли традиционные формы. Живы они и теперь.

Можно назвать несколько основных типов кубачинских орнаментов - тутта накиш (ветви), мархарай накиш (заросли), миндрума накиш (клетчатый), лумла накиш (каемчатый, обрамленный). Довольно прочно устоялся в кубачинских художественных изделиях орнамент русского характера - москов накиш, составленный из самых различных цветов, подсолнухов и колосьев. Иногда среди них можно видеть фантастических птиц.

Тутта - один из самых древних кубачинских орнаментов, он встречается на очень старых могильных плитах и пред­ставляет собой ветвь, от которой в разные стороны отходят другие ветки с листьями и цветами. При симметричной композиции тутта может быть двух-, четырех- и многосторонней.

Мархарай - орнамент асимметричный и вписывается в любую форму, его длинные, изгибающиеся в виде спиралей линии можно уложить как угодно и украсить различными цветами.

«Я упомянула орнамент «мархарай»,- пишет Манаба Магомедова, замечательный кубачинский мастер, работающий в Тбилиси (1974),- это основное «оружие» в арсенале гравера. Он создан в процессе многовековой деятельности златокузнецов. У «мархарая» нет симметрии, несведущему трудно найти начало основы орнамента и его окончание. Этот орнамент построен в виде специальной линии, обряженной разнообразными украшательными элементами. Преимущество этого орнамента в том, что им можно заполнить любой уголок гравируемой вещи - он необычайно гибок».

Миндрума - клетчатый рисунок, сетка, каждая ячейка которой представляет собой отдельный элемент в виде цветков, листьев и других форм. Орнамент трудный и встречается редко. Лумла накиш заполняет обычно обрамля­ющие полосы или завершает верхние части предметов (кувшинов, ваз). Им хорошо делать окаймление. Говоря о кубачинских орнаментах, следует назвать и тамгу, по форме она что-то вроде медальона, розетки или фигурного окна. Тамга дословно означает «пятно». Такой орнамент встречается на обратной стороне кинжальных ножен, если лицевая сторона их выполнена глубокой гравировкой или фили­гранью. Обычно тамга наносится чернением, но иногда в сочетании с гравировкой. При распределении узоров исполь­зовалось сопоставление и гравировки, и черни, и насечки, и филиграни, и эмали.

Наконечник кинжала, оформленный зернью

Это сочетание было всегда гармонично. Обычно главную роль играла все-таки глубокая гравировка, ее узор обусловли­вал уже и рисунок черни. В то же время глубокая гравировка служила фоном для выделения центрального мотива, выпол­ненного резной костью или эмалью. Иногда композиция вещи строилась на основе черневого узора, по которому вводился узор гравировки. Такой прием применялся при украшении обратной стороны кинжала. К этому могла быть сдержан­но добавлена позолота, что давало цветовое соотношение черни, мерцающего гравировкой серебра и золотых пятен.

Золото становится популярным у кубачинских мастеров с середины XIX столетия, его используют все больше и больше для насечки по железу, кости, рогу и даже по перламутру. На рукоятках кинжалов и сабель появляются в это же время скульптурные изображения звериных и птичьих голов и сидящего с поджатыми ногами человека.

К концу прошлого столетия и в начале нынешнего в Кубачах производилось особенно много нарядного и дорогого оружия для гвардии, для двора и казачьего офицерства. Оружие красивое; но в то же время с измельченным рисунком, с некоторой суховатостью линий и статичностью орнамента. Художественный вкус и чувство меры у кубачин­ских мастеров сохранялись всегда, но все-таки самое краси­вое, самое лучшее из того, что было сделано в Кубачах, я бы отнес к началу и середине XIX века. Очень приятно было найти подтверждение этой мысли у искусствоведа Э. В. Кильчевской (1962): «Богатство и разнообразие расти­тельных узоров, особенно в золотой насечке по вороненому железу, красота и изящество каждой детали, орнамента, певучий, плавный ритм завитых стеблей и листьев при логичности композиционного построения нашли в кубачин­ском оружии XIX века свое блестящее завершение».

Посмотрите, пожалуйста, еще раз на кубачинский орна­мент, посмотрите внимательно. Теперь, если вам попадется изготовленный на Кавказе кумган, блюдо или кинжал, вы вспомните этот рисунок и отличите кубачинскую работу от грузинской, азербайджанской, армянской или осетинской. А отличив, вспомните об этом ауле и о его народе.