ПЯТНАДЦАТАЯ

У каждого города есть свой предмет гордости. О нем говорят, он в центре внимания. В Инте это — пятнадцатая шахта. Шахта не дала еще ни грамма угля, но уже в 1963 году она будет самой крупной во всем Интинском бассейне.

В первый же день по настоятельной рекомендации в горкоме комсомола мы поехали на строительство этой шахты.

Над голой тундровой равниной возвышаются два деревянных строения с остроконусной крышей. Оттуда идут в землю два ствола — скиповой и литьевой. А рядом несколько длинных бараков и невысокие здания из кирпича — будущие обогатительная фабрика и котельная. Все обычно. Шахта ничем не отличается от других — нет монументальности. Но глубоко в земле настоящее сокровище: восемь мощных рабочих слоев. Есть четыре пласта поменьше, победней, но, может быть, их и разрабатывать не будут, навек хватит первых.

Пять лет назад здесь была топь. Гиблое место. Зимой разлагающийся торфяник не поддается морозу, подмерзает только сверху, а летом зверь и тот обходит его стороной. Это и останавливало долгое время строителей. Но потом все-таки пришли сюда люди.

...Колыхался тоненький покров из умерших трав. Черная вода на обочине тропки ворчала, бродила, как в пивном котле. Шли со скоростью гусеницы. Теодолиты, треноги, ватерпасы, лопаты — на плечах. Наконец — намеченная точка. На одной из кочек установили обыкновенный деревянный колышек. Здесь будет скиповой ствол. Колышек — как на стройке первый кирпич, как перед атакой ракета. С такого колышка рождались шахты, с такого колышка начинались города.

Ненавистная вода и по сей день вредит строителям. Она срывает сроки, губит технику, требует затраты больших сил. Вода скапливается в каждой ямке. Она кругом. В сапогах, в шахтах, в трубах. Сочится, журчит, звенит, каплет за шиворот, колет, как шприц. Вдобавок идет дождь — мелкий, холодный, злой. Кюветокопатель лбом раздвигает жирную трясину, буксует, выбившись из сил и, отдохнув, ползет дальше. Вода нехотя стекает в отводные каналы. Стечет и снова возвращается — снегом и дождем.

Сегодня воды особенно много. Настоящий паводок.

— Неудачный денек выбрали, — говорит Миша Никулин, шахтный геолог. — Плавать-то умеете?

— В шахтах не приходилось, — отвечает Женя. — А искупаться не прочь. Жаль, вода грязная.

У Миши неоспоримое преимущество — большие резиновые сапоги. У нас горные ботинки, ноги давно уже мокрые.

В некотором отдалении от скипового ствола роют котлован для обогатительной фабрики. Нужна глубина девять метров, там начинается твердый грунт. Экскаватор стоит, опустив ковш, ждет, пока грузовики не подвезут щебень под его гусеницы — иначе он пройти не сможет. А грузовики где-то застряли по дороге.

Копают вручную. Молча. Вчерашние матросы Попович, Никандров, Комар, Залога, Заничев. «Первая ударная» — так любовно называет их главный инженер строительства Гаврилин. Он здесь же. Курит и хмуро поглядывает на ребят, на их тельняшки с потными кругами, на ноги, утонувшие в глинистой жиже.

- Попович! — зовет он широкоплечего здоровяка в заломленной бескозырке.

Тот выбирается из карьера, вытирая лицо брезентовой рукавицей.

- Устали твои ребята?

Попович носком сапога размазывает глину.

- Устали, — наконец сознается матрос. — Выбрасываем, а она, язва, обратно ползет.

- Наверное, не удастся вырыть, пока дождь идет. Придется обождать?

- Не надо. Пропадет тогда весь труд задаром. Все-таки сейчас хоть по метру, а углубляемся...

— Да, ты прав, ждать будем, котлован до верхов зальет, — соглашается инженер.

- Может быть, нам стенки закреплять?

Они молчат, смотрят на изрытые потеками стенки.

- Пробуй, — через минуту говорит инженер.

Попович одним прыжком очутился на дне котлована. Огромная лопата, отшлифованная до блеска, с силой втыкается в глину.

К Гаврилину подходит прораб.

- К ночи зальет, как пить дать! Давай насос, Виктор Владимирович!

Гаврилин молчит. Потом оборачивается к нам:

- Ну что с ним поделать? Тебя в «Крокодил» надо!

- Хоть на плаху, а насос давай!

Лицо у прораба решительное, не до шуток.

— Где я их наберусь? В скиповом вода, в клетьевом тоже, на амональном — до глотки. Найди! Или вот что, попроси у Денисова. У него вроде один свободен. На прицеп — и сюда!

Прораб убегает, по-журавлиному перепрыгивая через лужи.

...В скиповом стволе, от которого жилками разбегутся будущие штреки, не видно ни зги. Наверху Даже в самую темную ночь глаз различает силуэты, но здесь ни одной искорки не мелькнет. Как металлические шарики, звенят капли. Стенки скользкие и холодные. Масляный луч фонарика прыгает по черной стенке, по морской спецовке Миши Пикулина.

- Сейчас ее куда меньше, а тогда был настоящий потоп, — бросает через плечо Миша.

Скользим по трапу ниже и ниже. Думаем об этом самом «тогда»...

Стенки скипового ствола должны быть прочней гранита, должны простоять до тех пор, пока из шахты не выберут последний килограмм угля. Если ремонтировать скип, надолго остановятся все участки сложного шахтного хозяйства.

Но когда делали скиповой ствол, воды было так много, что цемент вымывался, в бетоне образовывались раковины. С большим трудом пробитый сквозь болото, вечную мерзлоту и камень стометровый ствол пропускал воду, как решето.

Приезжали на шахту специалисты. Определили, что водоносный слой проходит в самой середине скипа. Чтобы преградить путь воде, выдвинули два варианта: один дорогой, второй ненадежный.

Первый вариант заключался в том, чтобы ствол на уровне водоносного пласта сделать из тюбингов. Тюбинг — это изогнутый металлический кирпич. Из него делается круговая кладка. Скрепляются тюбинги болтами, а промежутки для уплотнения заливаются свинцом. Первые участки Московского метро построены как раз из таких тюбингов. Тюбинговое крепление очень надежное. Но для этого надо было выдолбить бетон прежнего крепления, чтобы сохранить размеры ствола. Стоимость тюбангового перекрытия ствола превысила бы миллион рублей.

Второй вариант несколько проще. Нужно вокруг ствола пробурить скважины и через них нагнетать цементный раствор. Но закроет ли цемент трещины в скипе? Не будет ли эта работа походить на игру в прятки? Можно качать и качать цемент, а вода по другим руслам все равно будет течь через скип.

Михаил спускался в ствол, ощупывал крепления, высчитывал. И придумал.

Пришел к Гаврилину.

— Надо, — говорит, — перехватить воду на подходе.

— Скважинами?

— Да. Пробурить их не сверху, а снизу. Это ближе. Вода пойдет в рудничный двор, а оттуда общим насосом ее легко выкачать на поверхность.

Гаврилин поехал к Жилину, главному инженеру комбината «Интауголь».

- Неплохо... Пробуй!

- А денег?

— Денег не дам. Нет в смете таких расходов.

- А на убытки есть в смете?

- Немного есть.

- Да нам не пуд надо. Тысяч двенадцать...

Бурили снизу. Промокали до нитки. Вода — лед. Чуть выше нуля. Последние восемь метров проходили без остановки. Иначе водяной напор сорвет всю работу бурового станка. Под напором не поднять бурового снаряда вверх. Ночью из скважины хлынула вода, которая раньше подтачивала стенки скипа. Через день закончили бурение другой скважины. Основной ствол — сердце шахты — был спасен.

...Мы идем, спотыкаясь на каждом шагу. Черной громадой висит над головой потолок. Его поддерживают рудничные стойки. В одном месте пласт осел, и бревна в обхват толщиной, на сжатие крепче металла, подломились как соломинка.

- Сторонись! — доносится снизу.

Стараемся слиться со стенкой. Мимо со скрежетом проносятся вагонетки, груженные породой.

Мы — внизу, под зловещим тундровым болотом.

Здесь вспоминаются певучие предания коми.

«Далеко за снежным царством, в глубине под морем белым тенью ночи зимней скрыта теплая страна. Солнце ходит там неуклонно, и леса там зверя полны, для теней богато пищи — боги жизнь их стерегут. Под землей вода не мерзнет, оставаясь вечно талой — все грехи земли смывает перед входом в мир бессмертья...».

Да, мы находимся в «мире бессмертья». Но живут здесь не тени, а крепкие, мускулистые люди, не жертвы болота, а его победители.

Во время проходки шахты они откопали немало жертв болотистой тундры. Были найдены кости лошади, погибшей в первые дни стройки. Нашли инструмент, лопаты, ватерпас, кирки. Хранятся у Михаила Никулина и кости мамонтов, обитавших здесь в эпоху оледенения. А однажды откопали какие-то странные останки. Долго спорили, что это такое: корень дерева или кость? Послали находку в Академию наук. Ученые ответили, что строители нашли кость редкого пресмыкающегося, который жил миллионы лет назад. В честь города Инты назвали этого древнейшего обитателя планеты интинским крокодилом.

...И черное небо, и унылые, будто скорчившиеся от холода, строения, и неприглядные шахты могли бы вызвать тоску. Но странное дело, было так радостно, будто кругом солнечно и тепло. Радостно за сильных упрямых людей, за Поповича, за Гаврилина, за Мишу Никулина и за прораба с длинными журавлиными ногами, за всех, кто, несмотря ни на что, побеждает холода и болота.

Погода переменчива. Может быть, завтра солнце осветит неуютную тундру, а, возможно, оно не сумеет прорваться сквозь тучи, и задует метель. Но закаленных людей не переменишь. Они знают, что делают и ради чего идут сюда. Их уголь займется в топках жарким огнем, и разольется тепло по городам трудовой северной земли.