Осенний пролет птиц на Северном Кавказе и охота на перепелов

Ранняя осень. Вчера еще была солнечная, теплая погода, а сегодня с утра небо начало хмуриться. Облака, появившиеся сперва небольшими группами у вершин западных гор, распространились к югу и востоку к снежным громадам Казбека и Джимарай-Хоха и к полудню заволокли густой пеленой все небо. Даже ближайшие хребты Лесистых гор скрылись в клубах низко нависших туч; горизонт сузился и весь покрылся молочно-белым туманом. К вечеру туман немного поднялся, но начал моросить мелкий дождь, вернее даже не дождь, а капельно-жидкий туман, оседая, покрывал влагой все окружающее...

В такие вечера ранней осени, бывающие обычно на Северном Кавказе в первую половину октября, идет массовый пролет птиц, летящих на юг.

Поздний вечер в городе Дзауджикау, столице Северной Осетии, расположенном у входа в ущелье Военно-Грузинской дороги. Городские фонари электрического освещения кажутся какими-то тусклыми, мутными пятнами, почти не дающими света. Часа через два после наступления сумерек воздух над городом начинает оглашаться голосами самых разнообразных птиц. Птиц не видно, только изредка, зорко присматриваясь к ограниченному пространству, освещенному городскими фонарями, можно заметить смутные силуэты и контуры каких-то птиц, появляющихся из мрака на короткие секунды и снова исчезающих в темноте ночи. Голоса летящих птиц звучат непрерывно и, кажется, что их несметное количество. Попробуем разобраться в этих звуках ночи.

Вот характерно щебечет стая тиркушек, грустно, через короткие паузы, свистят турухтаны, откуда-то сверху доносится глухое карканье рыжих цапель, слышен сиплый голос квакв, тихо переговариваясь между собой пролетают песочники, звонкий писк стай перевозчиков врывается высоким дискантом в этот общий хор, уныло перекликаются чибисы.

Стая сменяет стаю. Голоса птиц, сливаясь друг с другом, неумолчным гомоном звучат из ночного мрака.

У берегов Терека, протекающего через город, птичьих голосов еще больше; летящие стаи птиц, ориентирующиеся, видимо, по узкой ленте реки, блестящей в сумраке тумана, скапливаются здесь в особенно большом количестве.

Дико заунывные крики авдотки покрывают собой остальные птичьи голоса. Начинаясь над самой нашей головой, они, удаляясь, замирают где-то вдали, а затем снова начинают звучать с новой силой; тихо, успокоительно посвистывая, проносится стайка чирков-свистунков, звеня быстро машущими крыльями; откуда-то слышен глухой «кашель» бекасов, чокают певчие дрозды, трещат стаи скворцов, с чириканьем пролетают какие-то мелкие птички, а затем снова свист песочников, карканье цапель, щебет тиркушек.

Изредка из вышины неба, из мрака ночи, слышится курлыканье журавлиных стай, летящих ночами гораздо ниже, чем днем.

Птицы, стремящиеся на юг по привычной им через опыт многих поколений воздушной дороге, натыкаются у входа в ущелье на скалы горных хребтов, всюду покрытые густою мглою, теряют ориентировку, не будучи в состоянии разглядеть ущелий, по которым им надо лететь, и все снова и снова возвращаются к городу, фонари которого, образующие светлое зарево, отражающееся на низко нависших тучах, оказывают на птиц какое-то притягивающее действие.

Стаи, голоса которых несутся из тумана и мрака, в течение ночи много раз возвращаются от хребтов к городу, чтобы затем снова лететь в неведомую темноту. Количество летящих стай кажется гораздо больше, чем оно есть в действительности.

Кроме стай, летящих перекликаясь друг с другом, много птиц летит молча. Время от времени слышатся какие-то глухие удары о железные крыши городских домов - это жирные, осенние перепела, обессилившие и намокшие при полете во влажном тумане, опускаются с размаху вниз, не разбирая куда. За перепелами по улицам города идет оживленная охота. Ребята с фонарями бродят у стен заборов и домов и собирают ослабевших птиц, которые при внезапном освещении их лучами света не пытаются улететь, а лишь плотнее прижимаются к земле и позволяют взять себя руками. Особенно удачливые охотники собирают таким образом а вечер до 25- 30 перепелов.

У светлых пятен городских фонарей кружатся, бесшумно взмахивая крыльями, козодои, иногда в освещенные стекла домов ударяются усталые зорянки, славки и пеночки.

Следом за стаями пролетных птиц летят различные хищники, питающиеся ими. Ночами хищных птиц не видно и не слышно. Хорошо вооруженные, могущие постоять за себя, они никого не боятся, им не от кого скрываться, перелеты они совершают днем.

На утро, после туманной осенней «пролетной» ночи, над Дзауджикау и, особенно, в ближайших окрестностях города, встречаются многочисленные соколы-чеглоки, ястребы-перепелятники и орлы-карлики, охотящиеся за мелкими усталыми птичками, нередко пролетают соколы-балобаны, ловящие добычу покрупнее, поодиночке и небольшими группами кружатся различные луни, пустельги и кобчики, обследующие огороды и выгоны в поисках грызунов и крупных насекомых.

Гомон кружащихся над городом птичьих стай продолжается 4-5 часов, начиная понемногу затихать ко второй половине ночи, перед началом рассвета. Начинающий бледнеть горизонт, дающий возможность различать окружающие предметы, очевидно, помогают птицам ориентироваться; стаи, блуждавшие над городом целую ночь, находят нужное им направление и улетают дальше... Интересно, что на следующий день после такого ночного пролета в городе и ближайших окрестностях его остается минимальное количество летевших ночью птиц. В городских садах и парках, окружающих Дзауджикау сплошным кольцом, на пригородных огородах встречаются в эти дни лишь одиночные стайки рыжих цапель и квакв, устраивающихся на дневку, чаще всего на высоких хвойных деревьях городских садов, отдельные стайки авдоток, днюющих на открытых выгонах, да одиночные, ослабевшие и больные кулики разных видов. Вот, пожалуй, и все птицы, задерживающиеся здесь.

Перепел

Остальные птицы, для которых расстояние в 150-200 километров («два летных часа») не играют существенной роли, либо пролетают через открывшиеся им при проблесках раннего утра перевалы Военно-Грузинской дороги в равнины Закавказья, либо летят на места своих постоянных осенних «жировок», куда-нибудь на побережье Каспийского моря...

Не для всех птиц, однако, эти ночные странствования над Дзауджикау оканчиваются благополучно. При экскурсиях по Военно-Грузинской дороге в такие осенние «пролетные» дни можно бывает видеть соловьев, каменок, горихвосток, чеканчиков и других мелких насекомоядных птичек, которые, утомившись от безрезультатных ночных блужданий, не могли осилить с наступлением дня подъемов через перевалы и остановились отдохнуть в долине Терека у проходящего шоссе. Усталые птички с взъерошенными перышками, нахохлившись, слетают почти с каждого камня и почти каждого придорожного куста. Они так устали, что подпускают к себе на три-четыре шага и, при желании, некоторых из них можно схватить руками.

Сады города, в которых в это время еще остаются несобранные плоды яблонь и груш, кишмя кишат славками, горихвостками, мухоловками и пеночками. Птички порхают по кустам и деревьям, разыскивают насекомых, клюют мягкие сочные груши.

Плачевно оканчиваются перелеты в пасмурные дождливые ночи и для отяжелевших усталых перепелов.

Те из них, которые не спустились на крыши домов и на улицы города Дзауджикау, видимо, не решаются отлететь далеко от ближайших окрестностей города, куда хоть незначительно проникает свет от электрических фонарей окраинных улиц, и погружаться в непроницаемый мрак сырого ночного тумана. Поэтому вся масса пролетных перепелов опускается ночью на картофельные плантации, кукурузные поля и на ближайшие городские огороды.

Еще до наступления рассвета все охотники города отправляются на охоту за перепелами. Утренний свет едва начинает брезжить, а ближайшие окрестности города оглашаются уже грохотом непрерывных выстрелов. Выстрелы следуют друг за другом, напоминая пулеметные очереди, часто сливаясь в громкие залпы.

Перепела, утомленные и обессиленные, сидят буквально всюду - в высоких бурьянах, растущих у дорог и тропинок, среди кочанов капусты, в помятой желтой ботве картофеля, среди высоких стеблей кукурузы, в густой траве мочажин и болотец, разбросанных по огородам.

Охотники с помощью собак, а часто и просто «самотопом» выискивают ослабевших птиц и избивают их целыми сотнями. Жирные перепела поднимаются в двух-трех шагах от охотника, летят медленно и ровно. Стрельба «в угон» очень легка, в случае промаха перепел снова опускается в шагах 150-200 от места взлета и вновь легко разыскивается охотниками с собаками; единственное затруднение может встретиться в нехватке зарядов.

Перепела вылетают из-под ног поодиночке и по нескольку штук вместе; от выстрела часто с разных сторон поднимается еще по пять-шесть птиц.

Методически обследуют партии охотников огородные участки. В особенно выгодном положении оказываются попавшие первыми на «свежий» огород, еще не обысканный ранее прошедшими стрелками. Количество охотников прибывает с каждым часом. Запоздавшие проходят, конечно, по местам уже обследованным предыдущими стрелками, но, в сущности, это не имеет серьезного значения - перепелов такое количество, что перемещающиеся с места на место птицы или уцелевшие после неудачных выстрелов, или слетевшие не стрелянными, снова опускаются на те же огороды для того, чтобы быть вспугнутыми вновь и вновь и, в конце концов, очутиться в сумках охотников.

Часам к двенадцати дня интенсивность стрельбы несколько ослабевает, у охотников кончаются заряды и они направляются с полными сумками дичи по домам для нового снаряжения и возобновления запаса патронов. Много перепелов перебито, а оставшиеся в живых получают краткую передышку.

Количество охотников с 3-4 часов дня делается еще большим, чем утром, и стрельба возобновляется с прежней силой.

Количество добытых перепелов у многих охотников начинает переваливать за сотню, а 30-60 штук «на ружье» - средняя обычная добыча стрелка.

Стрельба продолжается до наступления темноты, а наиболее ретивые охотники продолжают искать перепелов даже в сгустившемся сумраке, когда можно стрелять только «на зорю» по птице, летящей низко над землей.

На следующий день обычно, охота продолжается. Как правило, перепелов делается гораздо меньше, особенно, если ночь была ясной. В случае же повторения ненастных туманных ночей такие массовые остановки перепелов могут повторяться в течение нескольких дней подряд и взамен убитых птиц на огороды ежедневно подсаживаются новые и новые партии их.

В некоторые годы такие остановки масс перепелов повторяются с промежутками в несколько дней, вплоть до десятых чисел ноября; в другие, - в случае, если стоит продолжительная ясная погода, перепела пролетают не останавливаясь, и такую осень охотники Дзауджикау считают по перепелам «не урожайной».

Конечно, такого рода охота особенного удовольствия не доставляет и никакого спортивного интереса иметь не может. Стрельба ожиревших птиц (а перепела иногда бывают так жирны, что, испуганные собакой, не могут сразу взлететь в воздух и предварительно пробегают, быстро взмахивая крыльями, несколько шагов по земле) очень проста, и самые неискусные стрелки делают промахи редко. Работа собаки по пролетным перепелам также отличается чрезвычайной примитивностью. Чрезмерное количество усталой малоподвижной дичи, подпускающей собаку вплотную, не позволяет собаке ни показать остроты своего чутья, ни красоты поиска, ни сделать картинной стойки. Разница между работой кровной охотничьей собаки и какой-нибудь крючкохвостой дворняжки при этой охоте почти отсутствует.

Описанная охота, по существу, не имеет того воспитательного характера настоящей охоты, при которой для отыскания дичи, для овладения ею необходимы знания повадок дичи, умение находить ее, сноровка, опыт и развитая наблюдательность, характеризующие охотника и натуралиста. Эти качества, как показал опыт Великой Отечественной войны, позволили ряду охотников сделаться замечательными разведчиками и снайперами, заслужив высокое звание Героев Советского Союза.

Охота на измученных перепелов принимает вид бойни и, конечно, ничего, кроме негодования, у людей, ценящих природу и уважающих жизнь животных, вызвать не может.