XXXII. 52°15′30″ северной широты. 55°34′40″ западной долготы

52°15′30″ северной широты. 55°34′40″ западной долготы

Острова Самоа, их природа, быт и нравы островитян настолько часто описывались, что я позволю себе опустить это и продолжаю рассказ о самом путешествии. Пусть эти слова, принадлежащие храброму капитану Фоссу, позволят и мне избавить читателя от повторения всего, что можно сказать о Батл-Харборе, о местном населении, промыслах, пристанях, сушилках для рыбы, лавках, складах и Гренфельской миссии. Можно добавить, что столь же много написано и о гостеприимстве, о благах цивилизации, о друзьях, об удовольствии, которое все это может доставить избитым и истерзанным странникам, и что непозволительно рассказывать об этом даже в таком частном повествовании. В самом деле, уже так много написано решительно обо всем, что, если в полной мере уяснить себе значение мудрых слов старого капитана Фосса, все писатели могли бы спокойно отложить в сторону перо и, полагая, что для достижения всеобщего взаимопонимания (этой предпосылки общественного благополучия и счастья) уже сделано все возможное, угомониться, начать выращивать и пожинать плоды этого счастья, подобно всем простым смертным. Однако писатели исходят из представления об исключительности своего бренного существования и продолжают писать. Таким образом, все это пустозвонное искусство становится лишь формой распространения предполагаемой исключительности или способом самовыражения. Позвольте же и мне, выступающему в роли писателя, облачиться в мантию собственного изготовления и, вполне довольствуясь доставшейся мне скромной долей в общем величии литературы, продемонстрировать низшую сторону моего "я", в расчете скорее на симпатию, нежели на похвалу.

Я недолюбливал помощника, мне не нравились его лицо, рост, фигура, его манера двигаться, говорить. Господи! Что за самодовольное нечленораздельное завывание! Это звуковое выражение тупого застоявшегося ума, загроможденного непереваренными фактами. Штурман! "Журналист" по паспорту, да еще студент к тому же. Что он мог изучать, этот студент? Этот игуанодон^* с Ривьеры, все время стремившийся лишь к тому, чтобы поскорее уложить куда-нибудь огромную массу своего тела. Эта кукушка в нашем гнезде, огромный изнеженный сластена, живущий под чужой крышей и на чужих харчах.

^* (Игуанодон, игуанодонт - ископаемое пресмыкающееся из группы птицетазовых динозавров. Передвигался на задних конечностях.)

- Довольно, - заявил я капитану. - Вот уже две недели, как я изо дня в день, за исключением трех раз, готовлю еду и мою всю посуду. Я выполняю всю работу, какая есть на борту, кроме работы матроса, но и в ней тоже участвую. Я целиком выстаиваю свои вахты.

- Это верно, - ответил капитан слегка виноватым голосом и с минуту поразмыслил. - Что, если мы сократим время вахты?

- Нет уж, - сказал я. - Я хочу нести вахту полностью.

И было решено так: я остаюсь коком, но они оба должны выполнять обязанности судомойки. С тех пор каковы бы ни были мои духовные услады, но мученичество было исключено из их числа. И если в результате грязные тарелки болтались в бадье по 23 с половиной часа в сутки, меня это не касалось, как, впрочем, не касалось и помощника, поскольку время от времени тарелки мыл шкипер. Лишь однажды кок позлорадствовал. Созвав экипаж к обеду и дождавшись, пока все удобно уселись, подоткнув под подбородок салфетки, глотая слюнки в предвкушении пира, он провозгласил:

- Ну, давайте ваши тарелки!

А в это время все решительно тарелки и блюдца, ножи и вилки лежали грязные в бадье на палубе.

4-е июля. Уже четыре дня сидим без дела. Оправданием служит сильный встречный ветер. Мы рассчитываем ночью отплыть. Запасы пополнены, кроме угля и воды, пополнить их должен был помощник, а теперь этим занимаемся мы с капитаном.

Вдруг я замечаю на пристани высокого худощавого старика с белой бородой, в голубой офицерской фуражке - капитан Мозес Бартлетт из Бригуса на Ньюфаундленде! Я подбегаю к нему и трясу руку старому приятелю.

- Ты ужасно изменился, - говорит он, - постарел.

Я окидываю его беспристрастным оком и от жалости могу сказать только одно:

- А ты, как всегда, молод и прекрасно выглядишь.

- У твоего бота, - говорит он, - слишком тяжелая оснастка. Боковая качка, должно быть, кошмарная.

Что ж, он прав.

Он продолжает:

- Чего теперь надо остерегаться, так это льда. Когда уйдете отсюда, держитесь вдоль берега до острова Раунд-Хилл, а там уж идите своим курсом по дуге большого круга до Гренландии.