Завершение

 Что удалиться, Медонт, побудило дитя мое? Нужно ль 
 Было вверяться ему кораблям, водяными конями 
 Быстро носящим людей мореходных по влаге пространной? 
 Иль захотел он, чтобы в людях и имя его истребилось? 

 Гомер «Одиссея» 

На острове Маре путешественников ожидают давно; погрузка дров длится не более часа. Отчалив от острова, они поворачивают на юго-запад и в первый раз бросают якорь у побережья Сулабеси из группы островов Сула. Какая была в том надобность, не сообщается. На остров, наверное, вообще не сходили, потому что Пигафетта не говорит ничего, кроме нескольких слов, о его жителях. Они - дикари, ходят обнаженными и не гнушаются человеческим мясом. Эти сведения, как он позже замечает, он получает от малайского лоцмана. Поэтому не стоит удивляться, что многие его описания индонезийского островного мира часто напоминают рассказы Шехерезады и Синдбада.

Индонезиец с Сулавеси. Иллюстрация XIX века

Рождественские дни проводят у Буру из архипелага островов Серама с богатым угощением на все вкусы:

«Там были рис, свинина, козлятина, сахарный тростник, кокосовые орехи, саго и лакомство из смеси бананов, миндаля и меда, которую заворачивают в листья и коптят».

В последующие дни «Виктория» пересекает море Банда и оказывается возле цепи островов, расположенных между Суматрой и Тимором. Мореплаватели пересекают ту цепь восточнее или западнее Солора, но попадают в ужасающий шторм, который сносит их далеко на восток, до острова Алор. Там они пробыли пятнадцать дней, так как в обшивке тяжело груженного корабля образовались повреждения. О людях с острова Алор сообщаются неприятные вещи. Они якобы завзятые каннибалы, во время частых военных походов одеваются в шкуры буйволов и украшают такую одежду ракушками, раковинами улиток, зубами свиней и козьими хвостами. Они имеют обыкновение вкалывать в волосы бамбуковые гребни; лук и стрелы из бамбука составляют все их оружие. «Это самые отвратительные люди во всей Индии». Но как скоро высняется, они лучше, чем их репутация. Как угрожающе ни выглядели жители Алора, несколько подарков их быстро примирили с пришельцами, даже находится человек, готовый сопровождать чужеземцев до острова, где всяких продуктов в избытке. Конечно, имеется в виду соседний Тимор. «Виктория» достигла его 26 января 1522 года.

Панорама острова Алор близ Тимора. На переднем плане европейцы и аборигены, стреляющие из луков. (Экспедиция Фрейкинета, 1818)

Во время перехода на Тимор Пигафетта напряженно прислушивается к сказкам, которые ему рассказывает лоцман. Так, например, здесь есть будто бы остров Арукете, где обитают кар­лики ростом не более локтя. Они живут в подземных пещерах, питаются рыбой и фруктами. Но самое примечательное у них - уши. Они такие большие, что одно ухо служит им постелью, другим они укрываются. К сожалению, сетует хронист, коварные течения и острые рифы серьезно затрудняют плавание на Арукете. Разумеется, ему вряд ли удалось бы воодушевить Элькано на поиски острова карликов, потому что капитана обуревают более серьезные заботы. Хотя на Тидоре было взято достаточное количество провизии, фрукты и овощи очень быстро портятся, а соли не хватает, чтобы как следует просолить мясо. Вот почему Элькано на Тиморе прежде всего пытается раздобыть для своей команды что-нибудь съестное. Итальянец тем временем так наловчился в языке, что свободно может сходить на берег один и вести переговоры с вождями острова Тимор. Поскольку требования испанцев кажутся вождям чрезмерными, Элькано в результате приказывает одного из них задержать до тех пор, пока друзья из его племени не купили ему свободу. Они отдали за него семь буйволов, пять коз и две свиньи. Моряки все-таки последовательно стараются умилостивить вождя дорогими подарками, в том числе полотном, топорами, ножами, зеркалами. И действительно, вождь отправляется к себе вполне удовлетворенный. Жадность жителей Тимора вызвана оживленной торговлей, которая здесь ведется. Как установили испанцы, купцы с Явы и Малакки удовлетворяют на Тиморе потребности в мастике и древесине сандалового дерева, имеющегося здесь в изобилии. Один раз они даже встретили джонку, прибывшую сюда с филиппинского острова Лусон, которую загружали белым благоухающим сандаловым деревом.

Антонио Пигафетта заполняет страницу за страницей днев­ника рассказами о всевозможных диковинах, про которые узнает во время пребывания на Тиморе. Особенно глубоко потряс его обычай сжигать на смертном костре вдов:

«Если на острове Ява умирает какой-нибудь знатный человек, принято сжигать его останки. Его же любимую жену украшают гирляндами цветов, потом три-четыре мужчины носят ее в паланкине по всему городу. И тогда, когда ее ближние плачут и причитают, она пытается их успокоить и радостно заявляет: «Не проливайте обо мне слезы, ведь уже сегодня вечером я опять соединюсь с моим любимым мужем!» Как только достигают того места, где тело названного покойного предают пламени, она еще раз утешает родных и бросается в огонь, который пожирает останки ее мужа».

Такой ужасный религиозный обряд на самом деле был распространен среди сиамских буддистов и индийских индуистов. Во всем индонезийском районе сообщения об аналогичном обряде позже поступали только с острова Бали.

Как сжигают умерших брахманов и как их жены сжигают себя сами в том же огне. Рисунок из мастерской де Бри (1598)

Возможно, отталкивающий обряд возымел свои результаты. Не зря же лоцман рассказывает, что к западу от Явы есть будто бы остров, где живут одни только женщины. Если кто-нибудь из мужчин решится ступить на его землю, то его убивают, точно так же как новорожденных младенцев мужского пола. На само собой разумеющийся вопрос, откуда вообще там берутся дети, рассказчик дает вполне определенный ответ - от ветра. Мы не знаем, вознамерились ли корабельный юнга Айамонте и солдат Салданьо изменить такое положение дел, когда дезертировали и спрятались на Тиморе. Остается лишь пожелать, чтобы им посчастливилось прожить необременительную жизнь, на которую они надеялись и которую вполне заслужили.

Лоцманы не упускают возможность рассказать их терпеливому слушателю о птице Рухх из арабских сказок. Здесь ее зовут Гаруда, живет она на высоких, до самого неба, деревьях, растущих в Китайском заливе на отдельных выступах суши, омываемых бушующими, свирепыми стремнинами. Питается она буйволами и слонами, которых без труда доставляет прямо по воздуху себе на дерево. Помимо таких историй и захватывающих описаний трудностей, подстерегающих сборщиков ревеня в Камбодже³¹, много говорится о легендарном богатстве китайского императора, о золоте, серебре и жемчуге. Пигафетта делает великое дело, когда записывает все «небылицы»: и амазонки, и птица Рухх были на самом деле, одни - у Сокотры, другая - на Мадагаскаре³².

Только действительность была далеко не так прекрасна и беззаботна, как в тех сказках. Что же касается ревеня, он оставался в Европе на ближайшие два столетия высокоценимым, импортируемым из Азии лекарством. И наконец, то, что говорится об императоре Китая, задолго до того поведал Марко Поло.

Робкий вопрос, заданный Пенелопой в приведенном перед гла­вой эпиграфе накануне плавания, в которое вступила «Виктория» в ночь с десятого на одиннадцатое феврался 1522 года, кажется вполне оправданным. Моряки должны были пересечь весь Индийский океан из конца в конец, причем оставаться далеко в стороне от гаваней, предоставляющих португальцам, следующим в Индию, убежище и провизию. Парусный маршрут в 6000 морских миль отделяет их от мыса Доброй Надежды, а оттуда - все 4000 морских миль до побережья Испании. Несмотря на то, что такой переход по тем временам был исключительно смелым начинанием, превзойденным разве что Магеллановой одиссеей через Тихий океан, хронист первого кругосветного плавания посвящает ему лишь несколько слов. Мотивы его действий очевидны. Так же как он избегает упоминать имя Элькано, точно так же он пытается принизить и его деяние. Для Пигафетты его «отрада и надежда, утешение и светоч» угас у острова Мактан, он мало ценит то, что происходит после. Такое отношение несправедливо, ведь Элькано уже почти не имеет ничего общего с бывшим мятежником из Сан-Хулиана. И уж конечно, моряки, которые везут его домой, в первую очередь заслуживают того, чтобы их труд был по достоинству оценен.

13 февраля берег Тимора теряется из виду. Элькано велит взять курс на юго-юго-запад, чтобы достичь 40-41°. Он это предпринимает «из страха перед королем Португалии». Правда, такой курс приводит его одновременно в места, где господствуют южноиндийские антициклоны, влияние которых уже во вторую неделю марта доставит морякам много неприятностей. Юго-восточный пассат стих, шесть дней подряд западные штормы мешают поднять все паруса, поставлен только один, изодранный в клочья. В результате они попали в зону устойчивых западных ветров и вынуждены, напрягая все силы, крейсировать под штормовым парусом или беспомощно дрейфовать. Их верные спутники, голод и цинга, тут как тут. Плохо просоленное мясо стало слизистым и червивым и издавало отвратительный запах, вода протухла.

Однажды, 18 марта, увидели вздымающиеся из воды контуры какой-то земли - то был остров Амстердам или остров Святого Павла. Но все попытки достичь его ни к чему не привели. Не удавалось ни приблизиться к острову, ни продвинуться вперед. Прошло целых два дня, а манящий остров по-прежнему недоступен, но потом корабль снова движется вперед, все убыстряя ход. Во всяком случае, так считает кормчий Франсиско Альбо, пытавшийся в апреле установить пройденное расстояние, оказавшееся, по его подсчетам, весьма значительным. С каждым днем ошибки в расчетах, которых без знания географической долготы просто невозможно избежать, множатся. Таким образом, оказалось, что «Виктория» в действительности находилась на 700 морских миль восточнее, чем предполагал Альбо. 5 мая он решил, что уже миновали мыс Доброй Надежды. Через три дня на горизонте появилась земля: беспорядочные цепи холмов, частично поросшие темным кустарником, частично с оголенными песчаными склонами.

То, что в иных случаях встречают с ликованием, сейчас внушает ужас. Два дня корабль следует на северо-запад, казалось, опасный мыс должен быть давно позади, но изможденные мореплаватели вынуждены признать, что находятся всего лишь у юго-восточного побережья Африки. По-видимому, река, в устье которой они через день бросили якорь, - это сегодняшняя Кейскама. В ее окрестностях тщетно разыскивают съедобные растения и дичь, поэтому кое-кто впадает в уныние.

«Некоторые из нас, будь то больные или здоровые, потребовали править в гавань, названную португальцами Мозамбик. Они настаивали на этом потому, что корабль набрал много воды, что мы страдали от стужи, и особенно потому, что мы питались одним только рисом и водой, так как из-за недостатка соли все мясо протухло и кишело червями. Но другим все же честь была дороже жизни, и они решились плыть в Испанию, даже если это будет стоить им жизни».

Моряки без того на грани гибели. Следуя вдоль побережья в южном направлении, с колоссальным трудом удается избегать остроконечных пагубных рифов. Довольно часто столбы дыма выдают, что местность обитаема, но пристать к берегу мешают утесы, сплошь усеявшие все подступы к нему. Возникает впечатление, что мыс обогнуть вообще невозможно. Волны высотой с гору да ледяные воющие ураганы продолжают игру с каравеллой. 16 мая сильный порыв ветра срывает с ее фок-мачты стеньгу и прикрепленную к ней рею. И тем не менее через три дня изнуренные, измученные непрерывной работой у помп люди на корабле, частично лишенном такелажа, обогнули предгорья мыса Доброй Надежды. Попутные ветры понесли корабль на север, но мукам не пришел еще конец, поскольку скудное питание на борту - рис и вода - не могут их даже уменьшить. С щемящей тоской думают моряки об острове Святой Елены, дарующем возможность отдыха проплывающим мимо португальцам. Там, конечно, подстерегают каперы. Но жажда жизни пока сильнее отчаяния. Однако долго продолжаться так не может. В ближайшую неделю умирает двадцать один человек - испанцы, португальцы, индонезийцы. Их спутникам недостает сил подобающим образом похоронить умерших. Страдания притупляют чувства. Пигафетта равнодушно смотрит, как выбрасывают за борт трупы, и делает только одно наблюдение: лишь тела христиан тонут с обращенными к небу лицами.

Даже те, для кого честь дороже собственной жизни, вынуждены признать, что очень скоро жестокое море поглотит и их самих, и их имена. Принимается решение плыть к островам Зеленого Мыса, чтобы сторговать там провизию и африканских рабов, которые в дальнейшем будут обслуживать помпы. Таким образом, 9 июля мореплаватели достигли острова Сантьягу, занятого португальцами. Моряки говорят, что прибыли из испанских владений в Америке, в районе экватора попали в сильный шторм, который искорежил их корабль и пригнал его сюда. Покупаются две полные лодки провианта, и хотя это один только рис, но все же спасение. Пигафетта просит товарищей, отправляющихся на берег, узнать, какой здесь день недели. Ответ всех изумляет - четверг. Но судя по записям в дневнике хрониста и по данным кормчего Альбо, сейчас должна быть среда. Что же, они ошиблись и уже достаточно длительный срок все церковные праздники отмечают не в те дни? Эта мысль приводит их в отчаяние. Только позже кругосветные мореплаватели узнают, что выиграли день, так как двигались вслед за солнцем, следуя по тому же пути, который совершает наше светило.

Матросы Андрес Бланко и Эстебан Бретон в рисе больше уже не нуждаются. И ни в одном списке тех, кто первыми обогнул земной шар, не встретишь их имена, между тем они тоже достойны этой чести, так как меридиан Севильи давно пересечен. Остальные нездоровые члены экипажа поправляются медленнее, чем хотел и мог бы себе позволить Элькано. Поэтому 14 июля он решается еще раз направить лодку к берегу, чтобы теперь доставить хлеб, мясо и рабов. Поскольку испанцы не располагают достаточным количеством денег, они берут с собой три центнера гвоздики. Один раз торговля завершилась удачно, во второй раз лодка назад не вернулась. Элькано подозревает самое худшее, всю ночь ждет и не следующий день смело входит в гавань, которую до сих пор избегал даже на отдалении. Но те тринадцать человек, двенадцать европейцев и один индонезиец, давно арестованы. Их выдала гвоздика. Некоторое время Элькано ведет переговоры с португальцами, потом замечает, что четыре каравеллы готовятся начать охоту за «Викторией». Он спасается бегством, и истерзанной команде и дряхлому кораблю удается уйти от преследования. Их осталось всего лишь двадцать два - восемнадцать ев­ропейцев и четыре индонезийца; слишком мало, чтобы управлять каравеллой; все, по словам Элькано, «измождены до такой степени, что невозможно себе представить». Но свершается чудо. 15 августа корабль проходит между островами Фаял и Флориш из архипелага Азорских островов, а 4 сентября взору открываются крутые скалы, мерцающие светлыми красками. Это мыс Сан-Висенти - юго-западная оконечность Пиренейского полуострова.

"Виктория". Рисунок из "Сборника мореплавания..." Хульсиуса (1603)

Корабль, который два дня спустя встал на рейде Санлукар-де-Баррамеды, вызывает любопытство: его паруса заштопаны, выгорели на солнце, на них едва можно различить рисунки религиозных символов, изменившихся до неузнаваемости. Изодранные знамена запутались в такелаже, из растрескавшейся обшивки судна торчат клочья пакли. Когда алькальд порта и сопровождающие его лица поднялись на борт, они увидели только двадцать два человека, многих застали спящими, в горячке, слишком измученными, чтобы ликовать по поводу возвращения на родину. Да, здесь вроде бы припоминают об армаде из пяти каравелл и двухсот шестидесяти пяти моряков, которая три года назад под развевающимися вымпелами покинула гавань. Но ведь она уже давным-давно пропала, сгинула в ледяных южных краях света, или ее поглотила пучина на другой стороне Земли. Внимательно, испытующе осмотрели чиновники все вокруг, разглядели четырех темнокожих людей с необычными чертами лиц, от них не ускользнул и аромат пряностей, поднимающийся из трюма. У алькальда щемит сердце, когда он пожимает руку Элькано. Замешательство проходит, стоило только прибыть лодке с вином, хлебом, мясом и дынями. Превосходен, изыскан вкус этих продуктов, от которых так долго приходилось отказываться. Люди откусывают благоухающий хлеб, едят дыни, измазав лица их соком, уговаривают индонезийцев отведать дары их родины. Из гавани прибывают пятнадцать матросов, они отремонтируют оснастку корабля для дальнейшего пути в Севилью. Вернувшиеся с «Викторией» на родину упиваются успехом, болтают и хвастают, в то время как Элькано в своей каюте составляет письмо императору:

«Почтительнейше уведомляем Ваше августейшее величество, что мы, в числе всего восемнадцати человек, вернулись на одном из пяти кораблей, посланных Вашим величеством на поиски пряностей под командой славной памяти капитана Фернана де Магеллана. Дабы скорее оповестить Вас о наиважнейших событиях нашего плавания, я теперь же кратко опишу их.

Мы достигли 54° за линией экватора и нашли там пролив, который вел в море, находящееся между владениями Вашего величества [американские] и Индией. Пролив этот имеет в длину сто лиг.

Войдя в это море, мы, хотя ветер дул попутный, плыли три месяца и двадцать дней, не встретив иной земли, кроме двух маленьких... островов. Затем мы достигли архипелага со многими островами, богатыми золотом. Там наш капитан Фернан де Магеллан погиб со многими другими. Так как нас было уже слишком мало для продолжения плавания на всех кораблях, мы бросили один, а на двух других поплыли от острова к острову, пока с божьей помощью не отыскали Молуккские острова. Это случилось через восемь месяцев после смерти нашего капитана.

Чудеса Индии: бамбук, мангровы, дурьян. Рисунок из мастерской де Бри (1600)

Там мы нагрузили ооа корабля гвоздикой; следует уведомить Ваше величество, что на пути к Молуккам мы нашли камфору, корицу и жемчуг. Когда же мы вознамерились вернуться в Испа­нию, оказалось, что один из наших двух кораблей дал большую течь. Чтобы привести в порядок, его необходимо было полностью разгрузить. Но поскольку слишком много было бы потеряно времени, прежде чем оба корабля через Яву и Малакку могли бы отправиться на родину, мы отплыли на одном. Мы поклялись верно служить Вашему величеству и доставить Вам весть о нашем открытии или умереть и отдались на милость господню.

По пути мы побывали на множестве очень богатых островов, в том числе на островах Банда, где цветет мускат и произрастает мускатный орех, на Яве, где произрастает перец, а также на Тиморе, изобилующем сандаловым деревом, кроме того, на всех этих островах много имбиря. Ветки всех этих растений с плодами, взятые на упомянутых островах, мы привезли с собой и покажем Вашему величеству. Кроме того, мы привезли договоры о дружбе со всеми королями и правителями означенных островов, подписанные ими самолично, где они отдают себя как вассалы под Ваше владычество.

Чудеса Индии: слон, крокодил, носорог, бородавочник. Рисунок из мастерской де Бри (1600)

Когда мы покинули последний остров, то более пяти месяцев поддерживали силы только зерном, рисом и водой, не приближаясь ни к какой земле из страха перед королем португальским. Ведь он разослал по всем своим владениям приказ захватить нашикорабли, чтобы Ваше величество никогда больше о нас не услышало. Во время этого перехода у нас умерло от голода двадцать два человека и почти полное отсутствие провизии заставило нас зайти на один из островов Зеленого Мыса.

Правитель острова захватил лодку с тринадцатью нашими людьми. Он намеревался отправить и меня, и всю команду на корабле, шедшим с грузом пряностей из Каликута в Португалию. Он утверждал, что только португальцам дозволено разыскивать пряности, и он отрядил четыре корабля, чтобы нас перехватить. Но все мы единодушно решили, что скорее погибнем, чем позволим португальцам взять нас в плен. Превозмогая величайшие мучения, ибо денно и нощно мы работали у помп, выкачивая воду из корабля, ослабевшие и изнуренные до крайности, мы продолжали плыть, и нам посчастливилось с помощью бога нашего и святой девы Марии по прошествии трех лет плавания войти в гавань Санлукара.

Обращаюсь к Вашему величеству с просьбой потребовать от короля Португалии освобождения тринадцати человек, которые так долго Вам служили. Вашу милость должно обрадовать, что мы оплавали всю окружность земного шара: поплыв на запад, мы вернулись с востока. И еще смиренно прошу Ваше величество милостиво разрешить команде в знак признания тяжких трудов, голода и жажды, стужи и жары, которые претерпевали люди, вер­но служа Вашему величеству, ввезти в страну товары, купленные ими на собственные средства, без налогов и пошлин» (цитируется по Кёлликеру).

Письмо Элькано императору Карлу V приведено здесь, во-первых, потому, что кратко и емко дает оценку первому кругосветному плаванию и его мотивам. Во-вторых, оно раскрывает меру сострадания и единения людей, принявших в нем участие. Правда, их содружество продлится только несколько дней. 8 сентября они причаливают в Севилье и приветствуют город оглушительным салютом. Прежде чем они смогут насладиться заслуженной славой и рассказать падким на сенсации зевакам о патагонских великанах, о птице Рухх и ужасах морей, им надо сделать одно важное дело. Девятого числа сентября месяца 1522 года можно видеть примечательную картину - восемнадцать босых, одетых в рубище, мужчин бредут по дороге в церковь Санта-Мария-де-ла-Виктория. Там когда-то были освящены знамена армады, там они клялись в верности Фернану де Магеллану, сейчас они благо­дарят господа бога за свое счастливое возвращение, молятся за спасение душ умерших и за возвращение на родину тех, кто остался на Тидоре и Сантьягу.

Не все их молитвы были услышаны. Только арестованные на островах Зеленого Мыса в скором времени получают свободу и возвращаются домой в Испанию, после того как император Карл специально попросил об этом португальского короля. Значительно хуже обернулись дела с командой «Тринидада». Моряки покинули Тидоре 6 апреля 1522 года, когда местные плотники привели в порядок корабль. Поначалу многие европейцы поддержали войско раджи острова Хальмахера в одном из военных походов. Видимо, Гонсало Гомес Эспиноса не мог или не хотел удержать своих подчиненных от таких действий. Так как Элькано сгрузил 60 центнеров гвоздики и Эспиноса тоже не хотел чрезмерно перегружать корабль, пять человек остались на острове для охраны товаров. Конечно, он очень рассчитывал на то, что на Молуккские острова в скором времени прибудет испанский флот, которому эти пятеро могли бы пригодиться. Таким образом, после смерти Жуана Лопиша Карвальу, скончавшегося в феврале, оставалось только сорок восемь моряков, которые в апреле миновали западное побережье Хальмахеры и поплыли на север. Потом они повернули на восток и в последнюю неделю месяца вышли в просторы Тихого океана. Мореплаватели предполагали, что от испанских владений в Центральной Америке их отделяет 6000 морских миль - в действительности же это расстояние превосходит 9000 морских миль. Им не дано было убедиться на практике в своем заблуждении, потому что постоянно дующий северо-восточный пассат препятствовал их продвижению вперед. Из-за ветра моряки были вынуждены взять северо-восточный курс, который сначала привел их к двум островкам из группы Палау, затемк Марианским островам. Там испанцы высадились на одном из северных островов, по-видимому, это был Агриджан, и похитили местного жителя. Потом они снова попытались в самоотверженной схватке с ветром продвинуться навстречу цели, однако все их усилия ни к чему не привели. Путь для парусных судов, который они искали, был открыт и пройден только спустя сорок три года.

Опять Тихий океан показывает свои ужасы. Довольно скоро большая часть провизии была съедена, питались теперь одним рисом и водой, все страдали от цинги. Мученики моря до такой степени ослабли, что решили, что черви гложут и пожирают их изнутри. Отчаявшись, превозмогая страх, вскрывают они тело первого умершего и копаются во внутренностях. Конечно, они не находят ничего, что могло бы объяснить разрушение их организма. Это произошло, видимо, уже тогда, когда было принято решение повернуть назад. Ибо «Тринидад» попал в самой северной точке обратного плавания на широте 42° в шторм, буквально опустошивший судно. Палубные надстройки на носу и корме были разрушены, паруса - порваны, грот-мачта треснула в двух местах.

Итак, спустя пять месяцев после отплытия с Тидоре Эспиноса и его спутники вынуждены были отступить. Они направились назад к Марианским островам, где вместе с ранее похищенным островитянином бегут трое испанцев. Ничто - ни призывы возвратиться, ни заверения, что они не будут наказаны, - не заставило их вернуться в общество тех, кто, как они полагали, больны таинственной болезнью. Небезынтересно узнать, что Гарсиа Хофре де Лоайса, под руководством которого испанский флот в 1525-1526 годах первым проследовал по пути Магеллана, встретил на Тиниане одного из тех дезертиров, единственного оставшегося к тому времени в живых.

Их товарищам потребовалось шесть недель для преодоления расстояния между Марианскими островами и островом Хальмахера, который смогли наконец увидеть только восемнадцать моряков. Двадцать семь моряков не перенесли сверхчеловеческих страданий, выпавших на их долю. Когда испанцы бросили якорь у острова Хальмахера и считали, что спасены, они узнали, что тем временем произошло на Тидоре. 13 мая, через пять недель после их отплытия, на рейде Тидоре появился Антониу ди Бриту во главе португальской эскадры и потребовал от султана Альмансора выдачи испанских товаров и их хранителей. При виде семи кораблей и трехсот вооруженных воинов, которыми командовал Бриту, Альмансор вынужден был подчиниться ультиматуму. Как потом подсчитал Кристобаль де Аро, Бриту представилась возможность захватить тогда оружия, предметов снаряжения, обменного фонда торговли и пряностей общей стоимостью в 200000 дукатов - по сегодняшним понятиям миллионная пожива.

Эспиноса тем не менее надеялся на великодушие победителей. У него и не было другого выхода. В конце концов, Испания и Португалия не ведут друг против друга войну, и вполне можно было допустить, что восемнадцать тяжело больных моряков не будут рассматриваться как представители вражеских вооруженных сил. Поэтому он дал Бриту знать о своем прибытии, после чего португальцы заняли «Тринидад» и пригнали его к побережью острова Тернате. О великодушии не могло быть и речи. Корабль был полностью разгружен, с его командой обошлись как с преступниками, португальскому знатоку пряностей Афонсу ди Лорозе Бриту приказал тут же отрубить голову. В те же самые дни закончил свое существование «Тринидад», бывший когда-то флагманским кораблем Магеллана. Во время шторма он наскочил на риф и разбился, но его обшивка и шпангоуты были спасены и употреблены при строительстве крепости, которую португальцы начали возводить на Тернате. А новые хождения по мукам его экипажа только-только начинались. Арестованных принуждали выполнять самые тяжелые работы, кормили впроголодь, исполь­зовали любую возможность унизить их перед островитянами. Когда в феврале 1523 года первых из них доставили в Индию, Бриту выражал в своем сопроводительном письме живейшее сожаление по поводу того, что они вряд ли способны перенести тяготы местного климата. Вообще он предлагал всех арестованныхпопросту обезглавить. И хотя его желание, полное сострадания, не было удовлетворено, колониальные власти Индии тоже, казалось, рассчитывали, что лишения и тропическая лихорадка и без того их изведут. Только в январе 1525 года Эспиноса сумел при помощи одного дружески настроенного матроса переправить в Испанию письмо, в котором рассказывал императору Карлу V об их судьбе:

«Из двадцати одного человека [с командой фактории], вернувшихся на Молукки, к настоящему времени здесь осталось в живых только шестеро. Некоторые умерли от постоянного недоедания, кое-кто сумел бежать на джонках и маленьких кораблях. Больше, чем от ареста, мы страдали от нехватки пищи; с нами здесь обходятся хуже, чем если бы мы попали в плен к варварам. Я целую руки Вашего святейшего величества и милостиво прошу покончить с таким положением дел и вызволить нас из плена».

В конце 1525 года оставшиеся в живых члены экипажа «Тринидада», всего лишь четверо, были доставлены из Кочина в Лиссабон и там снова брошены в застенок. Один из них, «маэстре Ганс», - первый немец, обогнувший земной шар. Он не перенес эти новые семь месяцев тюрьмы. Только его друзьям по несчастью - Эспиносе, священнику Моралесу и матросу Хинесу де Мафра, а также ранее бежавшему из Индии кормчему Леону Панкальдо - было суждено снова увидеть Испанию. Из документов следует, что 2 августа 1527 года они были приняты при дворе в Вальядолиде.

Да, таков был итог первого кругосветного плавания. Из двухсот шестидесяти пяти моряков назад вернулись только те шестьдесят, что дезертировали на «Сан-Антонио», и те тридцать четыре человека, что остались в живых и вернулись назад с Элькано и Эспиносой. Из пяти кораблей, высланных в плавание, три пропало. Не поддаются счету аборигены, убитые во время плавания европейцами. Дорогая цена. Но если изучить конторские книги, предприятие не выглядело столь уж безотрадно. Принимая во внимание стоимость «Сан-Антонио» и «Виктории», их оснащения и особенно цену доставленного в Испанию груза пряностей (7,9 миллиона мараведи), Кристобаль де Аро в 1537 году, когда были произведены все причитающиеся выплаты пенсий, жалованья, прочих денежных возмещений - нередко после длительных судебных разбирательств, - определил чистую прибыль в 346216 мараведи.