6. Высочайшая беседа

Приезд Григория Ивановича Шелихова в Петербург на первых порах оказался весьма неудачным: государыня продолжала путешествие по югу России. Зато, пользуясь досугом, ему несколько раз удалось побывать и серьезно побеседовать с президентом коммерц-коллегии графом Александром Романовичем Воронцовым. Весьма скептически настроенный к российским начинаниям, совершенно не доверявший им, этот англофил после нескольких бесед с Шелиховым убедился в том, что видит перед собой незаурядного человека, обладающего, несмотря на отсутствие образования, серьезным и зрелым государственным умом. Шелихов обнаруживал глубокие познания в области китайской торговли, а замыслы его о превращении случайных посещений побережья Америки в постоянные заселения очень понравились графу Воронцову.

Правда, он продолжал насмешливо улыбаться при упоминании о головокружительном и мощном развитии Ост-Индской компании, с которой Шелихов сравнивал будущее своей торговой компании, собираясь успешно конкурировать с ней.

В конце концов, Воронцов обещал всяческую поддержку начинаниям Шелихова и серьезно обсуждал с ним вопросы, которые необходимо было поднять перед государыней.

- Одного не делайте, - предупреждал он Шелихова, - не упоминайте о вашем стремлении к получению монопольных прав, так как государыню раздражает самое даже слово «монополия».

Императрица приехала, но остановилась в Петербурге проездом только на несколько дней. Тем не менее, Шелихов удостоился приглашения присутствовать при высочайшем выходе.

Всем виденным на большом выходе императрицы он был буквально потрясен и вместе с тем глубоко разочарован: он терпеливо, больше месяца, ожидал возвращения Екатерины из путешествия в Тавриду, твердо надеясь на то, что при представлении, давно назначенном ею самой, ему удастся толково объяснить значение для государства развития русских поселений на американском континенте. И вдруг произошло то, чего менее всего ожидал Шелихов: она не сказала ему ни одного слова.

К Зимнему дворцу он подъехал в карете четверкой цугом, осуществляя недавно дарованное именитым купцам право ездить не на пролетке, а в карете - пусть все видят, каковы российские «купчишки»! К сожалению, его карета буквально потонула в море дорогих экипажей знати. Во дворце он был оглушен высокопоставленным сборищем, до отказа наполнявшим обширную кавалергардскую комнату. Ярмарочный гомон разодетой толпы как бы нарочито игнорировал священное местопребывание только что вернувшейся государыни, находившейся тут же, где-то в соседних апартаментах, за одной-двумя дверями. Шелихов с опаской поглядывал на двери, в которых должна была появиться «сама». Неожидан­но дверь действительно стремительно распахнулась... для одного только человека - это был гофмаршал. Он не успел произнести обычного «шш-шш», как наступила мертвая, жуткая тишина. Толпа образовала широкий проход через всю комнату и застыла в низ-ком поклоне; вдали показалось шествие, впереди которого медленно, величавой походкой выступала Екатерина, сопровождаемая капитаном гвардии с одной стороны и кавалергардом в чине полковника - с другой.

«Какая величественная и красивая!» - подумал Григорий Иванович, нагибаясь в поклоне почти до полу.

Освеженная приятным путешествием и длительным отдыхом, помолодевшая, она подчеркнула это свое возрождение возобновлением забытого было обыкновения наряжаться на выдающихся торжествах в длинное белое платье. Порфира на плечах и маленькая, украшенная брильянтами корона на голове придавали ей самой и всему шествию нечто сказочное. По плечам низко свисали в изобилии локоны роскошных белых как снег припудренных волос. Четко выделялись скрещенные на груди муаровые «ленты с орденскими знаками, а несколько выше них с шеи падали на грудь нитки крупных чистых жемчужных ожерелий. Высоко держа голову, чуть-чуть наклонив ее на мгновение в ответ на поклон, она проплыла в дворцовую церковь. За ней потянулась нескончаемой лентой нестройная вереница присутствовавших.

Стоя почти все время на цыпочках и не сводя глаз с поразившей его своим величием Екатерины, Шелихов не слыхал ни торжественного и полнокровного густого церковного хора придворных певчих, ни громовых раскатов протодьяконской октавы, изо всех сил провозглашавшей «многолетие». В каком-то полузабытьи, не прикладываясь ко кресту, он прошел в обширный для представления государыне зал, где тотчас же дежурным чиновником ему было указано место в ряду удостоенных высочайшего представления...

- Именитый купец российский Григорий Иванович Шелихов из Америки, по всемилостивейшему соизволению вашего величества, - услышал он над собой чей-то голос.

Государыня молча протянула руку. С благоговением, как к иконе, приложился к ней Григорий Иванович и опустился на колено, склонил голову, ожидая вопроса. У него вдруг задрожал от волнения подбородок и судорога сковала челюсти. Он твердо помнил, что может отвечать только на вопросы, и, затаив дыхание, ждал, трепеща от одной мысли, что, может, вопрос еще воспоследует, а он не в состоянии проронить ни слова... Казалось, прошла целая вечность. Григорий Иванович вдруг почувствовал довольно бесцеремонный толчок ногой и понял, что надо вставать. Вставая, он уже не видел ни императрицы, ни лиц придворных - все слилось в безликую толпу. Он отошел в сторону и закрыл глаза, а затем медленно направился к выходу...

Через два дня государыня уехала в Царское Село проводить там обычный летний отдых. Надежды на ожидаемую беседу не было никакой... И вдруг приглашение в Село. «Поддержка Воронцова», - решил Шелихов.

Направляясь на прием, Григорий Иванович волновался: он не на шутку боялся, что, когда увидит величественную императрицу вблизи, язык его снова прилипнет к гортани. Однако, проходя мимо громадного трюмо, несмотря на волнение, он внимательно оглядел себя и с удовольствием увидел элегантно, даже роскошно, но не кричаще одетого, привыкшего к дворцовым паркетам придворного, а не какого-то рыльского «презренного купчишку». Расшитый, украшенный кружевами кафтан красиво облегал стройную фигуру. Безукоризненной формы сильные, упругие ноги в атласных белых чулках и красивых туфлях с затейливыми пряжками легко, по-молодому несли их обладателя.

Войдя в широко распахнутые двери кабинета, он быстрым взглядом окинул комнату с одиноко сидевшей за столом в профиль ко входу пожилой, полной и невысокой дамой...

Где же государыня?.. В этой стареющей, небольшого роста женщине он никак не мог признать виденной им величественной императрицы, образ которой так ярко запечатлелся у него в памяти.

Робость исчезла и даже сменилась какою-то жалостью к ней, когда он увидел ясные следы свежего слоя пудры, припухшие мешки под глазами и густую сеть лучистых морщинок... Тихий мягкий голос императрицы и пригласительный жест сесть вывели его из оцепенения.

- Я радуюсь вашим успехам, господа российские купцы, - сказала Екатерина, милостиво протягивая руку.

- Стараемся, ваше императорское величество, как только можем, во имя любезного нам отечества и вашей славы, матушка государыня, - Шелихов низко наклонил голову.

- В чем особо нуждаетесь? - спросила Екатерина. - Не обижаете ли туземных обитателей при ясашных сборах?

- Ясак, ваше величество, алеуты платят охотно, дикие же коняги и другие народы сопротивляются, сами по-звериному обитают и в умягчении нравов через веру православную зело нуждаются...

Екатерина взяла в руки перо и, придвинув к себе лист бумаги, что-то отметила.

- Пробовали просвещать светом христианского учения?

- Ваше величество, с христианского увещевания повсеместно начинали. Дикие американцы великое усердие стать христианами являют, от них же первыми - племена алеутские... В воинской помощи, матушка государыня, також нуждаемся. Иноземцы, особливо бостонцы и аглинские купцы-мореходы, не токмо товар перебивают и знатные цены зря назначают, да на нашу к тому погибель на порох и пушки выменивают. Ловом же, звериным сами не промышляют.

- Своими силами не можете справиться?

- Справляемся, ваше величество, да надолго ли сил наших хватит? Большие тысячи войска требуются, а сами поставить можем только две или три тысячи, да и то не дюже надежных... Крепости тоже строить надобно... Торопиться надо захватить острова к полдню ближе, земля наша дюже прохладная, не родит, дожди тоже превеликие... Хлеб у нас дорогой, возим далече, из Сибири...

Екатерина сначала было записала, потом отчеркнула написанное и поставила сбоку большой вопросительный знак.

- Сами-то между собой дружно ли живете, российские промышленники?

Шелихов молчал.

- Говори без утайки...

- Плохо меж собой живем, матушка, чего таить. До кровопролитных дел доходим и тем сами себе прибытки уменьшаем.

- Это очень дурно, - недовольным голосом отметила императрица. - А чего же поделить не можете?

- Набольшого не имеем, которому все бы повиновались, а хозяев много - каждый хочет сорвать, жадничает.

Екатерина нахмурилась: ясно было, что неуклюжий намек Шелихова на монополию не понравился.

- Не помиритесь, - твердо сказала она, - чиновника своего пошлю, ему повиноваться будете.

- Силы рабочей, матушка государыня, недостаточно имеем, - постарался Щелихов перевести разговор на другое. - А ремесленников, почитай, и совсем нет.

- Много надобно?

- Да человек бы ста полтора, хотя из сибирских ссыльных, что на поселение выписаны. Многие бы по своей охоте...

Екатерина записала и тихо сказала: «Дам».

- Калгов покупать у них бостонцы и аглинские мореходы предлагают, - вопросительно проговорил Шелихов и, подумав, добавил: - Ремесла иные из них знают...

- Калгов не надо, - нахмурившись, ответила Екатерина и кивнула головой в знак того, что аудиенция окончена.

Шелихов понял и встал, но был остановлен мягким жестом красивой белой руки государыни. Она, низко наклонившись к столу, что-то искала.

- Ах, вот, - она поднесла ближе к глазам исписанный листочек и, пробежавши его про себя, заметила: - Не сказал ничего о школах, о болезнях...

- Школы, ваше величество, стараемся иметь везде и грамоту распространяем, грамотные работники самим весьма нужны, а вот лекаря хушь бы одного и то не имеем...

Екатерина отметила.

- А какими больше болезнями хворают у вас?

- Вереда разные, животом тоже страдают - улитками морскими отравляются да травами дикими. Горячка тоже косит немало...

- А оспа? - живо перебила его Екатерина. - Оспу необходимо прививать, хотя я думаю, что у диких, вероятно, это будет трудно - будут бояться. А сами вы себе прививали?

- Да, ваше величество, у меня привита десять лет тому назад.

- В один год со мною, - улыбнулась Екатерина. - Но ее надо возобновлять, я уже возобновила один раз, года два тому назад, вот! - и, вздернув к плечу широкий рукав, поднесла к глазам сконфуженного и оторопевшего Шелихова обнаженную до плеча руку. На правом предплечье ясно были видны две оспины. - Да, да, несомненно, будет трудно, придется, пожалуй, действовать через их лекарей. У них есть такие?

- Лечат у них, ваше величество, шаманы.

- Попы ихние?

- Колдуны.

- Попробовать, однако, следует... - она позвонила. Вошел кабинет-секретарь.

- Поговори, голубчик, вот с ним, - кивнула она на стоявшего Шелихова, - насчет прививки оспы американским народам. Да вот посмотри и остальное, - она протянула вошедшему обе записки.

Щелихов, пятясь к двери, вышел. Беседа с кабинет-секретарем, державшим перед собой записки Екатерины, продолжалась часа полтора. Он живо интересовался путешествием Шелихова на острова, но особенно иркутским житьем-бытьем и Якобием.

В подробной беседе с секретарем Григорий Иванович затронул еще два существеннейших для русских владений в Америке вопроса, прежде всего - о самостоятельном отдельном порте на Охотском море в устье реки Уды. Помимо преимуществ чисто морских, место это имело и особое торговое значение, создаваемое ежегодной в течение трех месяцев - августа, сентября и октября - оживленной пушной ярмаркой. Другим вопросом было дарование купеческим компаниям права самим заключать торговые связи и вести свободную торговлю с Японией, Китаем, Кореей, Индией, Филиппинскими и другими островами на Тихом океане.

От секретаря Шелихов узнал, что государыня действительно очень интересуется американскими делами и успехами русских промышленников и что «по случаю покушений со стороны английских торговцев и промышленников на производство торгу и промыслов звериных на Восточном море» с ее стороны английскому правительству давно уже сделано соответствующее представление.

Докладывая государыне о впечатлениях от своей беседы с Шелиховым и отдавая дань его уму и обширным познаниям в торговле, кабинет-секретарь, смеясь, сказал:

- Хитрый и умный мужик, из тех, про которых говорят: «глаза завидущие, руки загребущие»... Однако пользу государству может принести немалую.

- Надо подумать о награждениях ему и его компаниону, - заключила Екатерина.

Через три месяца Шелихов вершил дела уже у себя в Иркутске.