Глава вторая. "Нас 85 миллионов"

1 января

Корреспондент ТАСС по Новой Зеландии Сергей Зимин уже ждал меня в здании аэропорта.

Во время поездок приходилось много встречаться с коллегами, работающими в разных странах мира. И всегда был уверен, что если заранее предупредишь о своем приезде, то помощь и поддержка обеспечены. А это очень важно, особенно если приезжаешь в совершенно незнакомую для тебя страну.

Соблюдены формальности, полицейские и таможенники желают приятного пребывания в Новой Зеландии, мы покидаем аэропорт, и Сережа ведет машину в город. Он спрашивает о моих планах. Право, трудно четко ответить на такой вопрос. Ясно одно: нужно попасть на "Каллисто". Судно должно прийти в Окленд 3-го или 4 января. Видимо, разумнее всего завтра же вылететь из Веллингтона в Окленд и там разыскать нашего представителя Морфлота. А пока прошу Сергея отвезти меня в какую-нибудь недорогую гостиницу, где можно было бы немножко отдохнуть. Как-никак, а в общей сложности перелет занял почти сутки, к тому же сказывается разница во времени. Необходимо адаптироваться.

Зимин предлагает несколько видоизменить программу. Сначала свяжемся по телефону с представителем Морфлота и уже потом решим, как поступать дальше.

Предложение оказалось очень разумным, так как вскоре выяснилось, что никакого представителя Морфлота в Окленде нет, а о продвижении "Каллисто" все досконально известно в посольстве, куда регулярно поступают радиодепеши с судна. По последним сведениям, оно придет в Окленд 3 января. Таким образом, принимается решение провести оставшиеся два дня в новозеландской столице.

Вероятно, и вам часто приходилось слышать лестные отзывы о новозеландском климате. Дескать, в Новой Зеландии всегда весна и круглый год там цветут деревья. Правда, меня иногда одолевали сомнения. Скажем, если действительно в Новой Зеландии круглый год цветут яблони, то когда же на них вырастают яблоки? И вот сейчас, сидя в машине рядом с Сергеем Зиминым, обратил внимание на его теплый джемпер и тут же почувствовал, что мне почему-то прохладно в легком костюме. Казалось бы, лето в Веллингтоне должно быть в разгаре: как-никак, сейчас январь Южного полушария. Осторожно, чтобы не показать себя полнейшим профаном в вопросах местного климата и рассеянно посмотрев в окошко, так, между прочим, заметил:

- Что-то сегодня необычно холодная для вашей Новой Зеландии погода. Не так ли, Сережа?

Зимин посмотрел на меня с удивлением:

- По-моему, погода хорошая, ветер не такой уж сильный и дождя нет.

- А что, здесь часто бывают дожди и сильные ветры?

- На то и Веллингтон. Сейчас еще ничего, все-таки середина лета, а вообще-то погода здесь, именно в Веллингтоне, отвратительная, и самое неприятное - это ветер. Ребята из группы Гиббона Уэкфилда явно допустили промашку.

С ребятами из группы знакомого Зимину Гиббона Уэкфилда мне никогда не приходилось встречаться, даже не знал, кто они такие, но решил на всякий случай как-то среагировать:

- Да, ребята совершили промашку, но, может быть, не поздно еще ее исправить?

- Что вы - исправить вряд ли сейчас удастся. Раз они основали Веллингтон на этом месте, то теперь можно только предложить перенести столицу куда-нибудь в более уютный уголок.

Оказывается, Гиббон Уэкфилд руководил колонистами, которые в 1839 году высадились с корабля "Тори" на берег пролива Кука и в бухте Порт-Николсон основали в январе следующего года поселение Веллингтон. Спустя тридцать восемь лет Веллингтон стал столицей английской колонии Новая Зеландия.

Но вот отрывок из дневника известного русского мореплавателя Фаддея Фаддеевича Беллинсгаузена (запись от 7 июня 1820 года):

"...В четыре часа утра, когда мы находились в самом выходе из пролива в море, опять задул юго-восточный крепкий противный ветер со снегом, градом и дождем. Мы опять боролись с жестокостью ветра, не допускающего нас столь долгое время выйти из сего дикого и опасного пролива и простирать плавание в благотворные теплые страны.

Крепкий ветер с открытого океана, отражаясь от берегов в устье пролива, стремился с жесточайшею силой; до девяти часов утра мы держались в самой узкости, сделали пять поворотов; волнение развело чрезвычайное. Судя по силе свирепствующей бури, шлюпам надлежало бы остаться без парусов или с оными потерять мачты. Я спустился во внутренность пролива, закрепив марсели, и за мысом Стефенсом под штормовыми такселями привел в бейдевинд. Лейтенант Лазарев сему последовал, но когда спускался, тогда шлюп его, имея великий ход, не слушался руля и шел прямо в берег, доколе не закрепили крюйсель и грот-марсель".

Вот вам и страна, где круглый год - весна.

2 января

Первые дни Нового года в Новой Зеландии - праздничные. Музеи, однако, работали, и не хотелось упускать случая познакомиться поближе со страной, хотя бы с помощью музейных экспонатов, если уж нет возможности совершить путешествие по Новой Зеландии.

Исторический музей Веллингтона находился совсем рядом с мотелем, а неподалеку виднелось оригинальное здание Карильон-мемориала в память о новозеландцах, павших в двух мировых войнах. В музее было немноголюдно, если быть точным, то в первые полчаса я был единственным посетителем.

В нескольких залах размещена экспозиция животного мира страны. Меня буквально ошеломил вид чучела гигантского страуса. В Африке приходилось видеть страусов, но они по сравнению с новозеландскими показались бы цыплятами: тут посредине зала стояла исполинского роста, не меньше трех метров, птица. В сторонке лежало яйцо, может быть, муляж яйца, хотя надпись на табличке гласила, что это настоящее яйцо птицы моа, так назывался этот страус. На всякий случай переписал в блокнот все данные об этой моа. Таких птиц насчитывалось более двадцати видов. Этот экземпляр - "динорнис гигантус". Моа очень быстро бегают и обладают незаурядной силой, причем дерутся ногами. Моа - вегетарианцы, но не брезгуют рыбными блюдами, а также едят раков и моллюсков. Живут по берегам рек и озер, иногда забредают в леса.

Я уже представил себе, как стану рассказывать, вернувшись в Москву, об одной из своих встреч с моа на берегу Новозеландского озера, но тут обратил внимание на приписку мелким шрифтом. Оказывается, последнего моа уничтожили на Северном острове за два с половиной столетия до моего приезда в Веллингтон. На Южном, правда, немного позже. Таким образом, встреча с моа состоялась только в зале этого музея.

Большой раздел посвящен коренным жителям страны - маори. Здесь можно познакомиться и с первобытным искусством этого народа, жилищами маори, домом собраний, где проводились религиозные церемонии, оружием, предметами быта. Все это давало довольно полное представление о коренных новозеландцах. Вот только о том, как пришельцы из Англии уничтожали коренное население, в экспозиции музея ничего не говорилось. Трагедия маори - трагедия большого народа с древней культурой, обычаями, традициями. Рассказ об истории маори не входит в мою задачу, и излагать содержание многочисленных трудов наших и зарубежных историков не имеет смысла. Но уходил я из музея со сложным чувством. Осмотр оставил горький осадок. Конечно, в отличие, скажем, от австралийцев, новозеландцы сейчас стараются "сохранить лицо" и загладить преступления, совершенные их предками по отношению к местным жителям. На бумаге маори даже пользуются теми же правами, что и белое население страны. Но из песни слова не выкинешь, и никакими памятниками и монументами, музеями и экспозициями не стереть рубцов, оставшихся от ран, нанесенных целому народу.

3 января

Вчера в посольство пришла телеграмма с "Каллисто". Судно войдет в порт Окленд 3 января. Все складывается очень удачно. Уже сегодня вольюсь в коллектив каллистян.

...Сережа Зимин подвез меня до аэродрома, и в иллюминатор я видел, как он стоял у выхода на летное поле.

Вот так прилетаешь, улетаешь, знакомишься с новыми, хорошими, симпатичными людьми... Не успел познакомиться - и приходится прощаться. С большинством из новых знакомых вряд ли когда-либо встречусь вновь, и от этого немножко грустно при расставании.

Самолет взлетел, приближалась встреча с Оклендом. Веллингтон казался уже чем-то далеким, хотя с момента, когда мы оторвались от дорожки аэропорта новозеландской столицы, прошло всего несколько минут.

Перед отлетом в Окленд, зная о своих ограниченных финансовых возможностях, поинтересовался у Сергея Зимина, во сколько долларов обойдется поездка на такси из аэропорта до морского порта, если даже учесть такую ситуацию, что мне попадется водитель, готовый поживиться за счет неопытности впервые прибывшего в Окленд иностранца. Сергей подумал и сказал: "От тринадцати до пятнадцати долларов". Пятнадцать так пятнадцать.

И вот мы приземляемся на оклендском аэродроме, я беру ручную кладь, бодро выхожу из здания аэропорта на площадь, сажусь в такси и вежливо прошу отвезти меня в порт.

Водитель отчего-то несколько странно поглядел на меня, почему-то переспросил, действительно ли мне нужно в порт, включил счетчик, и мы поехали. Мягко урчал мотор, и мимо проносились аккуратные, ухоженные поля, на них гуляли ухоженные овцы, и вскоре с правой стороны, вдали стали видны городские постройки. По моим данным, в этой части Новой Зеландии должен был находиться всего лишь один город - Окленд. Но водитель почему-то вдруг свернул с шоссе на боковую дорогу, и я сразу же разгадал его желание: видимо, здесь тоже бытовала таксистская поговорка: "На автомобиле 50 километров - не крюк". В подобных ситуациях мысль работает четко. Я протянул руку и деликатно тронул водителя за плечо:

- Вот что, друг, мне нужно в порт Окленда. Если же вы собираетесь вести меня туда через Веллингтон, то я как пассажир от такого путешествия категорически отказываюсь.

Не могу сказать, достаточно ли четко по-английски была выражена эта мысль, но, видимо, водитель почувствовал недовольство клиента. Остановив машину у обочины, он заглушил мотор, и мы приступили к выяснению отношений.

- Там находится Окленд,- произнес я, показав рукой направо, где минуту назад еще виднелись силуэты городских зданий.

- Да, там Окленд,- подтвердил водитель.

- Вход в порт находится рядом с центром города. Не так ли? - задал я провокационный вопрос.

- О нет,- энергично запротестовал шофер.- Порт находится вон там.- И он показал в противоположную сторону.

- Но мое научно-исследовательское судно стоит в порту, в ста метрах от центра города,- возразил я.

- Значит, это не военное судно?

- Конечно, это самое что ни на есть мирное судно,- чуть возбужденно ответил я и тут же понял свою ошибку.

Я просил доставить меня в "нэви-порт", и шофер вез пассажира в "нэви-порт", а нужно было сказать "комэршиал порт", потому что "нэви-порт" означает "военный порт", а танкеры, сухогрузы, туристские лайнеры и прочие суда, включая научно-исследовательские, приходят в "комэршиал порт".

На экзамене по английскому языку за такую ошибку мне поставили бы двойку, а здесь приходилось расплачиваться звонкой монетой. Но я еще легко отделался: представляете, что было бы, если бы шофер вдруг привез советского журналиста на территорию новозеландской военно-морской базы, где его вряд ли приняли бы с распростертыми объятиями.

Водитель повернул машину и, весело посвистывая, покатил в Окленд. Мелькали столбы электропередач, еще быстрее мелькали цифры на счетчике, и, когда мы остановились у массивной ограды, опоясавшей территорию порта, таксометр щелкнул последний раз, дав знать, что содержимое кошелька пассажира должно уменьшиться на 35 долларов. Вот во что обходится пренебрежение к тонкостям английской лексики.

Сторож у проходной показал, как пройти к причалу, куда пришвартовалось судно, и через несколько минут я уже поднимался по трапу на борт "Каллисто", становящегося с этого момента моим домом на ближайшие два месяца.

На верхней ступеньке трапа нового члена экспедиции встречал представитель экипажа "Каллисто". По красной повязке на рукаве можно было догадаться, что это должностное лицо, наделенное особыми полномочиями. Выглядел он, как и полагается лицам с особыми полномочиями, солидно. Шорты с безукоризненной стрелкой, тщательно отутюженная рубашка с короткими рукавами, белые гольфы и ослепительно блестевшие ботинки подчеркивали значимость занимаемого им поста. Первый встреченный мной каллистянин обладал к тому же довольно солидной фигурой, на круглом лице выделялись пышные усы, концы которых опускались вниз, придавая ему сходство с Бальзаком.

- Варанов,- скромно представился он, вопросительно посмотрев на меня.

- Игнатьев,- так же скромно отрекомендовался я и пожал протянутую руку.

На этом диалог был прерван появившимся Баденковым, который тут же пригласил посмотреть отведенную для корреспондента "Правды" каюту номер 5. На дверях висела табличка: "Старший электрик".

- Мы решили поместить вас,- пояснил Юрий Петрович,- в этой каюте старшего электрика Виктора Прондяева. Его - верхняя койка, ваша - нижняя. Пожалуйста, располагайтесь. А потом пойдем ужинать.

Когда вошел владелец каюты, то показалось, что каюта съежилась. Настолько он был крупного телосложения и обладал к тому же солидным басом. Виктор оказался человеком очень в общежитии приятным, с врожденным чувством такта. Конечно, кому хочется пускать к себе жильца и превращать свою отдельную квартиру в общежитие, но Виктор принял постояльца очень радушно.

- Вот это,- объяснял он,- ваш шкаф для одежды. Эта половина стола - тоже ваша, здесь можно разместить ваши вещи, а если есть что-либо из съестного, то положите в холодильник. Одним словом, чувствуйте себя как дома.

После ужина Баденков предложил совершить небольшую экскурсию по "Каллисто". Длина судна 80 метров, ширина - 16, осадка - 6 метров. У "Каллисто" три палубы и трюмы. На верхней палубе расположены штурманская рубка, радиорубка, капитанская каюта и каюты начальника экспедиции, старпома, первого помощника, второго штурмана, начальника рации и ученого секретаря экспедиции и переводчицы Ольги Гусаковой.

- Остальные,- пояснил Баденков,- шестьдесят с лишним человек разместились в каютах второй и третьей палубы. Там еще теснее, чем у вас с Прондяевым.

- А товарищ Баранов, который встретил меня у трапа, он какой штурман - второй или третий?

- Женя Баранов матрос палубной команды. Толковый человек,- ответил Баденков.- А сейчас,- произнес он,- я расскажу вам о нашем судне...

Юрий Петрович, видимо, решил сообщить мне все технические сведения о "Каллисто", но он не подозревал, что я, готовясь к экспедиции, откопал интересный материал и знал о судне больше, чем он предполагал. Чтобы показать свою компетентность, я предложил Баденкову пройти в лабораторию, а затем осмотреть аквариум и кинозал.

Начальник экспедиции как-то странно посмотрел на меня, но, будучи человеком воспитанным, промолчал и пошел в носовую часть судна. По дороге зашли в помещение столовой.

- Осмотрите наш кинозал,- сказал Юрий Петрович, показав на столы, где были поставлены большие миски с ароматным борщом.

- Но, простите, это же столовая?

- Конечно, столовая, но после ужина здесь показывают фильмы.

- А кинозал?

- Специального кинозала, конечно, на "Каллисто" нет. А сейчас пойдем в лабораторию.

Мы спустились еще на двенадцать ступенек и вошли в большое помещение, похожее на склад, с той, правда, разницей, что к правому и левому борту были прикреплены длинные столы, заставленные какими-то колбами, ретортами, микроскопами, сосудами под марлей, а посредине размещались закрытые шкафы.

- Это и есть наша лаборатория. Раньше здесь был рыбный цех, но рыбу на "Каллисто" ловят удочками, а помещение передано в распоряжение ученых.

В "научном рыбцехе" духота стояла неимоверная, и маленькие вентиляторы, прикрепленные к столам почти у каждого рабочего места, перегоняя жаркий воздух, не приносили никакого облегчения.

- А где же у вас в лаборатории кондиционеры?

- Кондиционер - роскошь, нам пока недоступная. Правда, в каютах они установлены, и, когда выйдем из Окленда и станем приближаться к тропическим районам, их, вероятно, включат.

- Так,- произнес я,- а теперь покажите мне, пожалуйста, аквариум, а потом хотелось бы посмотреть на глубоководный аппарат "Тинро-2".

- Прошу прощения, Олег Константинович, но никакого аквариума и "Тинро-2" у нас нет. Я догадываюсь, что вы черпали сведения о "Каллисто" из источника, знакомого мне. Видимо, вы читали журнал "Техника - молодежи" и видели схематический рисунок нашего судна. На рисунке есть и аквариум, и кинозал, и "Тинро-2". Все очень красиво расписано, но автор приукрасил действительность. Художник нарисовал на корме "Тинро-2", а там у нас из досок сколочен бассейн, мы зовем его "лягушатник". И еще на палубе стоит стол для пинг-понга, и можно повесить волейбольную сетку. Так что между "Каллисто" - рыболовецким судном и "Каллисто" - научно-исследовательским судном разница минимальная, и, по сути дела, в полном смысле научно-исследовательским судном "Каллисто" можно назвать лишь с большой натяжкой. Условия для работы здесь тяжелые. Это понимаем и мы, и иностранные ученые, которые были в предыдущих походах и участвуют в этой экспедиции. Я прошу обязательно писать о "Каллисто" без всяких прикрас и сглаживаний острых углов, а то вдруг какому-нибудь читателю попадется картинка, нарисованная художником в журнале, и он может подумать, что у нас не "Каллисто", а кусочек рая, плывущего по бирюзовым волнам Тихого океана от атолла к атоллу.

Конечно, я тут же постарался заверить Баденкова, что уж из-под моего пера не выйдет ни одной строки, не отражающей Истины. "Правда, и только правда!" - таков девиз нашей информационной группы.

Я уже собирался подняться на палубу, когда по трапу быстро спустился высокий, черноволосый, с аккуратной бородкой, стройный моряк.

- Познакомьтесь, Олег Константинович, это Арзамасцев - один из двух наших знаменитых водолазов.

- Иван,- протянул руку водолаз.- Очень приятно познакомиться.

- Мне тоже очень приятно с вами познакомиться,- искренне произнес я,- потому что мы вроде коллеги. Тоже когда-то во время войны был водолазом и в этой экспедиции надеюсь тряхнуть стариной. Даже костюм с собой прихватил. Правда, не водолазный, а аквалангиста.

- Я с удовольствием посмотрел бы на ваш костюм, а то экипировка у нас, признаться, не высшего класса.

- Нет,- возразил я,- куда мне тягаться с вами, у вас же и беспроволочный телефон вмонтирован в маску, и даже пользуетесь под водой кассетными магнитофонами.

По реакции Арзамасцева понял, что, кажется, опять дал маху. Баденков поспешил на выручку.

- Видишь ли, Иван, Олег Константинович почерпнул сведения о снаряжении аквалангиста из известной всем нам статьи журнала. Помнишь, там есть рисунок, где аквалангист "Каллисто" облачен в костюм посложнее, чем у инопланетянина. Там даже нарисована дубинка для отпугивания акул и еще черт знает что. Вот,- повернулся Юрий Петрович ко мне,- ни кассетного магнитофона, ни двустороннего беспроволочного телефона подводного действия - ничего этого у Ивана Арзамасцева и Саши Нечипоренко, наших аквалангистов-водолазов, нет. То есть пока нет. Может быть, в будущем удастся достать нечто подобное для других экспедиций, а сейчас, несмотря на все наши усилия, приходится довольствоваться малым.

На сей раз я не стал давать еще одну клятву Баденкову, но сам твердо решил ни на йоту не отступать от истины.

Может быть, сейчас кто-нибудь из каллистян читает эту книгу и сообщит, сдержал я слово или нет. Со стороны всегда виднее.

Виктора Бабаева я нашел в каюте третьей палубы, сплошь заставленной чемоданами с аппаратурой, железными коробками с пленкой, аккумуляторами, другими необходимыми вещами, которые обязательно должны быть у него под рукой.

Дойдя до каюты Бабаева, Баденков со вздохом облегчения произнес:

- С этого момента пусть Виктор Павлович переходит в ваше полное распоряжение, и я возлагаю на вас всю ответственность за его творческую деятельность.

Мне не совсем был ясен смысл этой фразы, но, не желая вдаваться в подробности, решил промолчать, а выяснить потом у Виктора.

Оказалось, что Баденков, имея довольно смутное представление о работе кинооператора и о том, как делается кино, но, считая своим служебным долгом давать какие-то указания и директивы Бабаеву, сам того не подозревая, узурпировал функции режиссера.

- Вы знаете, Олег Константинович,- пожаловался Бабаев,- каждый раз, когда мы сходили на берег, Баденков требовал запечатлеть на пленку деятельность группы Таргульяна, а профессор Таргульян все время копал ямы. И на острове Био копал ямы, и на Соломоновых островах, и на Папуа - Новой Гвинее. Одни ямы и ямы. Сюжета нет, интриги нет. Скажем, если бы кто свалился в выкопанную яму или наткнулся бы на какие-то там черепки, древние осколки, кости мамонта, если бы мамонты водились в этих краях, то это еще куда ни шло. Но ничего такого не происходило, и одна яма была похожа на другую, только глубина разная. Если дать профессору Таргульяну волю, то он все острова Океании перекопал бы.

- Но,- осторожно пытался возразить я, стараясь не подорвать авторитет начальника экспедиции,- может быть, в этом копании ям заключен глубокий внутренний смысл и вам просто не удалось раскрыть психологический образ копающего ямы профессора?

- Почему же не удалось, все зрители увидят, сколько кубометров земли вынуто за столь короткий срок одним человеком. В жизни не видел подобного энергичного профессора, хотя, по правде сказать, они почти все в экспедиции такие неуемные. Если бы в Океании существовали белые ночи, то, дай им волю, и ночью собирали бы свои гербарии и копали ямы. Но, поверьте мне, кино из этого не получится. Однажды на Норфолке меня загнали в самую чащу "снимать науку". А что может получиться на пленке, если снимать пришлось почти в полной темноте?

Пришлось успокаивать Бабаева, обещая неограниченный простор для творчества во время предстоящих стоянок, заодно я пытался убедить, что отснятый материал, где запечатлена выемка грунта, окажется необычайно ценным.

4 января

В кают-компании на маленьком столике - телефон. Связь с внешним миром. Правда, в Москву позвонить нельзя, а соединиться с любым из абонентов оклендской телефонной сети - пожалуйста. Это как нельзя кстати. Сейчас главное для нас с Виктором связаться с Дафнией Болдуин - ответственным секретарем оклендского отделения Общества Новая Зеландия - СССР. Конечно, можно было бы попробовать самим отснять достопримечательности города и его окрестностей, но все же целесообразнее сделать это с помощью Дафнии Болдуин. Во-первых, она покажет нам самые интересные места, во-вторых, у Дафнии есть машина и она сама ее водит.

Несколько раз пытался связаться с Дафнией по телефону, но безуспешно.

Время таяло. Бабаев нервничал, а у нас еще не было отснято ни одного метра пленки об Окленде.

После обеда по селектору объявили: "Желающие могут поехать на экскурсию в местный научно-исследовательский институт". Отказываться неразумно, может, удастся собрать любопытный материал. К тому же, вероятно, завтра ученые института придут на "Каллисто", им покажут судно, лабораторию. Один из сотрудников института - доктор Ватт - пойдет с нами в рейс. К нам присоединится еще один новозеландский ученый - доктор Скоффилд.

Бабаев отправился в город на "свободную охоту". Просто побродить с кинокамерой, авось удастся снять небольшой репортаж на улицах Окленда. А я присоединился к группе ученых, направляющихся в институт.

Расположен он на оклендской окраине, впрочем, может, и не на окраине, так как, кроме центра города, большинство улиц застроено небольшими коттеджами, невысокими, утопающими в зелени зданиями. Город не город, пригород не пригород, так, дачный район.

Принимал нас доктор Хой, директор отдела. Институт принадлежит Департаменту научных и промышленных исследований. На первый взгляд может вызвать недоумение: при чем здесь промышленность? Ведь институт с ярко выраженным естественным уклоном, и два его самых больших отдела занимаются один болезнями растений, а второй - энтомологией. Кроме того, здесь есть почвенное бюро, отдел прикладной математики, отдел диагностики. Но не нужно забывать специфику Новой Зеландии. Недаром жители этой страны не устают повторять, что в Новой Зеландии население - 85 миллионов. И добавляют: "Из них 3 миллиона людей и 82 миллиона овец". Все здесь крутится и вертится вокруг шерсти, мяса, пастбищ и т. п.

Сейчас основные темы, разрабатываемые учеными института, связаны с рекомендациями по борьбе с болезнями трав и по сохранению пастбищ. Институт выращивает новые сорта растений, изучает сопротивляемость трав действию химических препаратов, разрабатывает методы борьбы с засолением почвы. Филиалы института разбросаны по всей стране.

Доктор Хой показал нам замечательную коллекцию насекомых. В ней восемьсот тысяч экземпляров. Я с особым интересом рассматривал раздел, посвященный бабочкам. Меня поразило в новозеландской коллекции обилие тропических бабочек. Но доктор Хой заметил, что институт работает не только в Новой Зеландии, но и в тропиках, на островах Океании.

Руководство института заключает договоры на разработку тем с министерством сельского хозяйства Новой Зеландии и даже с различными фермерскими объединениями. За представленные институтом рекомендации выплачиваются определенные договорами суммы.

Может быть, с одной стороны, это и хорошо, но новозеландские ученые, вздохнув, признались, что завидуют своим советским коллегам, которые могут разрабатывать теоретические темы. "Нам,- говорили они,- довольно сложно заниматься чистой теорией, так как от нас ждут, и как можно быстрее, конкретных результатов. Безусловно, и министерство, и фермеры понимают важность теоретических разработок, но желают, чтобы вложенные ими деньги тут же приносили прибыль от наших разработок и рекомендаций".

Новозеландские ученые пригласили советских коллег совершить небольшую экскурсию и осмотреть ряд живописных уголков недалеко от Окленда. Так сказать, немножко развлечься и отдохнуть.

У наших ученых довольно своеобразное представление об отдыхе. Они не взяли с собой ни волейбольного мяча, ни гитары, ни даже ракеток для бадминтона, а быстренько погрузили в багажники автомашин рюкзаки с полиэтиленовыми пакетами, лопаты, какие-то кирки, рулетки, пустые банки и склянки.

Прибыв на место, они не обратили ни малейшего внимания на пепельного цвета волны, бесшумно катившиеся одна за другой, на песчаный берег пляжа; их почему-то не заинтересовали шустрые, лохматые собаки, деловито командовавшие отарами овец, гулявших на ярко-зеленых пастбищах.

Вместо того чтобы любоваться природой и дышать свежим воздухом, одна группа ученых тут же рьяно бросилась копать ямы, другие сосредоточенно бродили по песчаной косе, собирая невзрачных моллюсков и любовно заворачивая в полиэтилен мокрые косматые водоросли, валявшиеся у кромки воды. Здесь я еще раз убедился, сколь скудны мои познания в области почвоведения, биологии моря, строения земли и еще многих и многих наук, и с грустью подумал о тех трудностях, которые придется преодолевать во время написания корреспонденции для родной газеты.

5 января

Очень удачный день для нас с Бабаевым. Переводчица экспедиции Ольга Григорьевна Русакова наконец-то дозвонилась до Дафнии Болдуин, и сегодня мы все съемочное время провели в ее обществе.

Впервые увидал Бабаева в действии. Он жаден до работы. Снимает с удовольствием. Мои функции свелись к одной: смотреть, чтобы он в один присест не израсходовал всю пленку. На Окленд мы могли потратить не больше пятисот метров. Чтобы вы могли отчетливо представить себе, чему они равны, поясню, что пятьсот метров пленки проходят на экране за 16 минут 20 секунд. Конечно, Виктору хотелось отснять все - и старичков-пенсионеров, отдыхающих в жаркий январский день у голубого бассейна, и покрытые шапками красных цветов "рождественские" деревья. А разве мог он оставить за кадром один из самых длинных в мире мостов? Или же несколько необычные правила перехода улиц пешеходами?

Таких правил я не встречал нигде. Представьте себе уличный перекресток. Идет поток машин слева направо и справа налево, из боковой улицы протискивается на главную магистраль, а с главной магистрали вырывается на боковые улочки. А пешеходы скапливаются на всех четырех углах перекрестка и терпеливо ждут. Но вот зажигается красный свет. Машины все разом останавливаются, а люди пересекают перекресток в разных направлениях и идут кому куда вздумается. Через минуту зажигается зеленый свет: "стоп!" для пешеходов, сигнал для начала движения автомашин.

Недалеко от центра, на одной из оживленных магистралей Дафния вышла из машины и показала на два окна пятого этажа дома на противоположной стороне улицы. Там виднелась вывеска: "Общество Новая Зеландия - СССР". Естественно, мы тут же попросили у нашей хозяйки разрешения организовать съемки в помещении Общества.

Представьте себе две небольших комнатки, одна из которых - библиотека, она же читальный зал и приемная. Все стены заняты стеллажами с книгами о Советском Союзе, о нашем народе, нашей жизни. На столике - подшивки советских газет, журналов. Дафния подарила нам по экземпляру книги, написанной новозеландцем Мервином Кулом, где рассказывалось о посещении автором нашей страны.

6 января

Отход назначен на 18 часов. Сегодня мы прощаемся с Новой Зеландией. Вчера вечером из Москвы прилетел последний участник экспедиции академик Владимир Евгеньевич Соколов. Наконец-то все в сборе. В полдень на "Каллисто" в гости к нашим ученым пришли новозеландские коллеги, и Баденков показывал им свое хозяйство.

Доктор Хой дал московскому телевидению исчерпывающее интервью, состоявшее из одной фразы: "О, я очень доволен развивающимся контактом между учеными моей страны и Советского Союза".

К двум часам дня присутствующие уничтожили весь запас приготовленных бутербродов. Новозеландцы пожелали нам счастливого пути и сошли по трапу на свою новозеландскую землю. Как принято говорить, прием прошел в теплой, дружественной обстановке.

До отхода оставалось часа четыре, а к "Каллисто" еще то и дело подъезжали грузовики с какими-то ящиками, картонными коробками, полиэтиленовыми мешками, набитыми картошкой, капустой и морковкой. Хозяйственник Анатолий Таторин вместе с коком Николаем Бендясовым пересчитывали грузы, командовали, в какой трюм что загрузить. Третий штурман Валерий Петров принимал у членов экспедиции остатки неизрасходованной новозеландской валюты. Боцман Юрий Педьков хлопотал возле баковых лебедок. Словом, все были заняты подготовкой к отплытию. Но так как парадный трап еще не убрали, то паломничество местных жителей на "Каллисто" продолжалось. Одним хотелось посмотреть, что это за советское научно-исследовательское судно, о котором писали местные газеты. Другие просто пришли взглянуть на советских людей, пожелать им доброго пути.

Мне запомнился старик, отрекомендовавшийся старым коммунистом. Он сказал, что давно, еще до второй мировой войны, был в Советском Союзе, работал несколько месяцев в Магнитогорске, потом вернулся в Новую Зеландию и в 1941 году вступил в Общество Новая Зеландия - СССР. Он даже немножко говорил по-русски. Хотя с тех далеких времен прошло уже сорок лет, он хорошо помнил своих советских друзей и все допытывался, нет ли в составе нашей экспедиции магнитогорцев. Магнитогорцев на "Каллисто", к сожалению, не оказалось. Когда же Баденков подарил ему на память значок Дальневосточного пароходства, то наш гость растрогался до слез.

В 17 часов 50 минут по селектору раздался голос Владимира Яковлевича Осинного: "Команде готовиться к отшвартовке, у кого в каютах имеются посторонние лица, просьба проводить их на причал".

Конечно, старпом знал, что никаких посторонних лиц в каютах нет, но порядок есть порядок. Матрос, моторист Володя Демченко, закрепил стропы, и трап подняли лебедкой. В капитанской рубке уже находился лоцман. Свистя, выпуская клубы черного дыма, подошел ярко-красный буксир, носивший странное имя "Один". Прозвучала новая команда: "На корме, отдайте продольный шпринг!" Но почему-то шпринг мы не отдали, а, наоборот, два новозеландца сбросили канат с чугунной тумбы на причале, и если это и был шпринг, то мы взяли шпринг к себе на борт. Последняя, так сказать, ниточка, связывавшая нас с новозеландской землей, оборвана.

Медленно отойдя от причала, "Каллисто" выходит в открытый океан, и, как положено, командование принял на себя капитан Евгений Карпович Микульчик. А все свободные от вахты вышли на верхнюю палубу, прощаясь с Новой Зеландией, с ее тремя миллионами жителей, с доктором Хоем, с учеными из института, с Дафнией Болдуин, откликавшейся на русское имя Даша, и многими другими славными людьми, с которыми довелось познакомиться и подружиться за так быстро пролетевшие четыре дня пребывания на новозеландской земле.

Виктор Бабаев, как всегда не расстававшийся с кинокамерой, еще пытался отснять совершенно уникальные, неповторимые, как ему казалось, кадры оклендского моста, одного из самых длинных мостов в мире, поймать в объектив чаек, паривших над кормой. Одним словом, как-то продлить момент прощания с Новой Зеландией.

Рейс продолжался.

А для меня он начался.

Начиная с этой страницы, в конце каждой главы я стану предоставлять слово для краткого научного комментария профессору Павлу Алексеевичу Каплину.

Комментарий к главе второй

Экспедиция на судне "Каллисто", о которой рассказывается в этой книге, не была похожа на обычные океанологические экспедиции. В ее составе были географы, почвоведы, ботаники, зоологи - люди сухопутных профессий. Экспедиция изучала не сам океан, а острова в океане, экологические условия формирования фауны и флоры.

Проблема изучения природы океанических островов настолько важна, что Международная организация по науке и культуре - ЮНЕСКО - включила ее в важнейшую программу международного сотрудничества ученых разных стран "Человек и Биосфера" (МАБ). В этой программе под № 7 значится проект международного сотрудничества "Экология и рациональное использование островных экосистем".

Почему мы выбрали для изучения острова тропической зоны океана? Ведь есть острова, лежащие у берегов нашей страны, для исследования которых нет необходимости организовывать четырехмесячную экспедицию в дальние страны. Во-первых, конечно, острова нетропической зоны, расположенные в Японском, Охотском, Карском и других наших морях, изучаются нашими учеными давно и всесторонне. Во-вторых, к сожалению, все острова, лежащие у берегов нашей страны, строго говоря, не являются настоящими островами. Это - частицы континентов, отделенные от суши, как правило, неширокими проливами. Их геологические структуры не изолированы от континентальных. Значит, для того чтобы изучить проблему всесторонне, в глобальном масштабе, необходимо исследовать природу типичных океанических островов, большинство из которых расположены в тропическом пространстве Тихого океана. В 1971 году впервые было организовано на судне Академии наук СССР "Дмитрий Менделеев" географическое изучение островов тропико-экваториального пространства Тихого океана.

Хотя "Каллисто" гораздо меньше, чем "Дмитрий Менделеев", но в экспедиции на "Каллисто" приняло участие гораздо больше "сухопутных" ученых-естественников. Во время рейса "Дмитрия Менделеева" профессору А. Г. Воронову, например, приходилось совмещать профессии ботаника и зоолога. На "Каллисто" же изучением растительности занималось четыре человека, зоологов было пять человек, среди которых был специалист по птицам, специалист по животным, населяющим почвенный покров, и т. д. Во время рейса "Каллисто" исследования каждого отдельного острова и по длительности были более продолжительны, чем в период плавания 1971 года.

Очевидно, для того, чтобы был более ясен характер нашей работы, для того, чтобы у читателя не возникали вопросы, зачем профессор везде копает глубокие ямы, я буду в последующих главах рассказывать о том, что конкретно делали наши ученые во время высадок на острова.