Рассуждение четвертое, которое следует считать продолжением третьего, предыдущего

Среди предметов, плававших со мной на "Ра-2", была тетрадь в картонной обложке.

Половина ее исписана еще до путешествия и не моей рукой. Дальше - на многих страницах - колонки цифр, столбики плюсов и минусов, отрывочные фразы разными почерками: "о'кей", "не совсем", "неважно", "извините" и прочие, такие же содержательные. Будто мои спутники забавлялись, оставляя по очереди автографы на разлинованных листах.

Этих автографов с нетерпением ждали люди, интересы которых я на борту папирусного судна в меру сил и уменья представлял.

Судовому врачу "Ра" надлежало заниматься отнюдь не только практическим врачеваньем. Планировалась программа научных исследований, довольно обширная, и надо сказать сразу, что полностью выполнить ее не удалось. Прежде всего, мне не повезло как физиологу. Я думал, что проведу изучение водно-солевого обмена, но на "Ра" не было ни места, чтобы развернуть походную лабораторию, ни времени, да и сухопутная методика оказалась непригодной. Так что опыты эти, к сожалению, пришлось отложить.

Похожее вышло и с наблюдениями над вестибулярным аппаратом - они тоже были намечены и тоже, в общем, не осуществились.

Оставались задания, полученные от психологов.

Психологам наше плаванье давало идеальную возможность поставить эксперимент методом "вспомогательного "я"".

Метод этот в обыденной жизни известен еще с легендарных времен Гарун-аль-Рашида. Помните, как он инкогнито бродил по улицам ночного Багдада и заговаривал с горожанами? Ходжа Насреддин, неузнанный, в чайхане; Пушкин в красной рубахе среди крестьян на Святогорской ярмарке; Михаил Кольцов, за рулевой баранкой собирающий материал для репортажа "Три дня в такси", - все это в той или иной форме "вспомогательное эго", маскарад, предпринимаемый для того, чтобы увидеть явление "изнутри".

Не проскочить бы мимо Барбадоса. Фото Ж. Сориала

Впрочем, возможно, я здесь объединяю "вспомогательное "я"" с "включенным наблюдением". Первый термин - в ходу у психологов, второй - у социологов. Но социальная психология и социология настолько тесно связаны, и наблюдение так редко бывает чисто регистрирующим, пассивным, что можно пренебречь терминологическими оттенками: там и тут исследователь включается на правах участника в подопытную среду, что позволяет ему взглянуть на вещи более пристально и всерьез.

Мои друзья и коллеги хотели обязательно, чтоб всерьез. Они беспокоились, как бы мое "я", когда оно станет "вспомогательным", не попало впросак, и сочинили инструкцию, длинную - на добрую половину тетради в картонной обложке, - трогательно подробную, со сносками и примечаниями ("Не забывать выключать прибор! Подсядут батареи!"), с прощальной припиской: "Счастливый путь, Юра! До встречи!"

Три четверти инструкции относились к "гомеостату" - Фому самому, который требовалось "не забывать выключать".

Представьте себе несколько душевых кабин, в которые вода поступает последовательно. Теперь пусть в кабины войдут люди и, манипулируя кранами "Гор." и "Хол.", попытаются создать себе оптимальную температуру для мытья. Нетрудно догадаться, что это займет немало времени, так как сосед будет мешать соседу, бросать его то в холод, то в жар, пока наконец действия всех не согласуются.

Говорят, что именно в душевой профессору Федору Дмитриевичу Горбову пришла мысль об устройстве, на котором можно моделировать групповые взаимосвязи.

У меня был с собой "гомеостат", рассчитанный на трех операторов. Это значило, что три испытуемых могли одновременно взяться за ручки потенциометров и постараться как можно скорее загнать индикаторные стрелки на нуль. Однако электрическая схема приборов была такова, что, гоня свою стрелку, каждый создавал помехи стрелкам соседей - то есть требовалось, как в примере с душем, нащупать равнодействующую, согласовать манипуляции, выработать индивидуальную тактику с учетом стратегии общегрупповой.

Переговариваться и командовать не разрешалось: смотри на стрелку, улавливай ритм ее прыжков и самостоятельно принимай решения.

Тут сразу возникают сшибки характеров: кто-то беспорядочно крутит верньер, кто-то сердито отстраняется: "Ничего не выйдет, аппарат неисправен!", а иной возьмет и уведет свою стрелку влево от нуля, как можно дальше, чтобы зашкалило, - тогда у партнеров стрелки на столько же отклонятся вправо, их будут лихорадочно посылать на место и тем сообща помогать тебе, и ты добьешься победы раньше остальных, потому что применил тактику не ведомого, а лидера, заставил всю группу себе служить.

Новичок Мадани быстро приспособился к морской жизни

Любая подробность подлежала занесению в протокол: кто как себя вел, кто раньше закончил, сколько секунд или минут затратила на задание группа в целом.

Постепенно следовало задачу усложнять, перераспределяя ток, с тем чтобы движение стрелок становилось несимметричным. Сосед отклонил стрелку чуть-чуть, а у тебя она прыгнула в противоположную сторону на целых полшкалы; посторонние влияния стали сугубо мощными. Если все же их нейтрализуешь - значит, твой KB (KB - коэффициент взаимосвязи; величина условная, выражается дробью: отношение воздействия на партнера к воздействию на собственный стрелочный прибор) достаточно высок.

Обо всем этом можно рассказывать долго, но боюсь слишком отвлечься.

Кроме "гомеостата", в моем арсенале были разнообразные тесты.

С тестами пришлось повозиться, особенно с так называемым Миннесотским опросником, - о нем инструкция предупреждала сочувственно: "...Значительная по времени работа, но она необходима". Шутка ли - 566 вопросов, касающихся самых различных сторон личности!

Хорошо хоть формулировки предполагали лишь односложный ответ, да или нет, плюс или минус. Я зачитывал по порядку строку за строкой из длиннющего перечня. Некоторые из них в наших обстоятельствах звучали комично: "205. Иногда я не могу удержаться от того, чтобы где-нибудь что-нибудь не стянуть". Испытуемые ставили в своих листках под соответствующим номером соответствующий значок: "минут, минус, минус, минус, минус - плюс ("не знаю, не уверен точно"), минус, минус, плюс...".

Выяснялись любопытные вещи. Оказывалось, между прочим, что ни Тур, ни Норман, в отличие от Жоржа и Карло, не испытывают повышенной тяги к путешествиям, что всем, кроме Карло, нетрудно разговориться в автобусе с незнакомым человеком, что Жоржа не волнует, как думают о нем другие, а Сантьяго и Нормана - волнует, и очень, - но, разумеется, не ради подобных "открытий" огород городился. Результаты опроса должны были быть обработаны всесторонне и тщательно, позднее, на берегу.

Использовались и другие опросники, кроме Миннесотского, - тест Солла-Розенцвейга, например: серия из двадцати четырех картинок, и на каждой - неприятная ситуация. Гостья разбила любимую вазу хозяйки, официант нагрубил клиенту, шофер не доставил вовремя пассажира к поезду. Представь себе, что пострадавший - ты, и кратко, не раздумывая, вырази свое отношение к событию.

Показываю товарищам картинку: расстроенный портье вручает постояльцу полуразорванную газету. Над головой портье, в "пузыре", - его извинения: "Простите, ради бога, это мой мальчик, он нечаянно..." Что бы сказали на месте постояльца?

Тур (незлобиво, но чуть саркастически): Я полагаю, газету еще можно прочесть?

Сантьяго и Жорж (мирно): О'кей, забудем.

Карло (с огорчением): Что за шалун! Вы не должны были давать это ребенку!

Mадани (сдержанно): Ладно, но не давайте детям чужие вещи.

Следующая картинка. Двое ссорятся. "Вы лжец, и вы сами это прекрасно знаете!" - бросает в лицо один другому.

"Если я и лгу, то не так хорошо, чтобы самому верить в это", - парирует Тур.

Сантьяго переходит в нападение: "Почему?! С чего вы взяли, что я лжец?!"

Жорж и Карло испытывают желание оправдаться: "Вы не правы", "Вы ошибаетесь".

Мадани недоумевает: "Пардон, не ослышался ли я?"

Игра? Да, и нехитрая, с ее вариантами вы могли встретиться, скажем, на страницах журнала "Наука и жизнь" или "Семья и школа". Она непритязательна, но в то же время дает материал для психологических изысканий. В ее ходе определяется, как испытуемый реагирует на фрустрацию, то есть на условия, когда нужно внутренне напрячься, чтобы преодолеть определенную трудность.

Забавно было отождествлять себя с посетителем кафе, лишившимся шляпы но недосмотру гардеробщика, или с влюбленным, к которому опаздывают на свиданье, между тем как вокруг нас кипели волны и разгуливался ветер: наша фрустрация была несколько более значимой. Но то, как мы ее переживали, в значительной степени отражалось в наших откликах па шуточные рисунки, и записям, сделанным вроде бы из баловства, предстояло в дальнейшем стать довольно важным документом.

Таблицы тестовых испытаний, протоколы опытов на "гомеостате" складывались как бы в серию репортажных снимков жизни экипажа "Ра", в коллекцию микросрезов нашего внутреннего состояния. Срезы повторяли, подкрепляли, дополняли друг друга - проба на лидерство, проба на общительность, проба на тревогу, - но у всех у них был органический недостаток: одномоментность, дискретность.

Ужин. Фото Ж. Сориала

Остановленное мгновенье перестает быть мгновеньем; кинопленка, если ее рассматривать на свет кадрик за кадриком, живого ощущения движенья не дает.

Чтобы заполнить неминуемые пробелы между поперечными срезами, требовался еще один срез, продольный, протяженный во времени. Им должен был явиться мой дневник.

Психологи специально и настойчиво предупреждали меня, чтобы я вел его без пропусков, изо дня в день, подробно, отмечая мельчайшие штрихи поведения товарищей, обращая сугубое внимание на оттенки их эмоций. О том, чтобы столь же пристально я наблюдал за Юрием Сенкевичем, даже не было речи. Это подразумевалось само собой.

Вот к дневнику сейчас и вернемся.

Первые его страницы, как и в прошлом году, необычайно оптимистичны.

Мы съезжались в Сафи в радужном настроении. Что нам теперь могло угрожать? У нас появился мореходный опыт, мы "притерлись", приспособились один к другому, прошли что называется полосу прибоя - что для нас повторный рейс?

Я как заправский психолог-консультант выдал Туру уйму рекомендаций, основанных на материале прошлого плаванья: надо сдерживать Нормана, если будет покрикивать, надо почаще похваливать Жоржа, надо, чтобы на долю Карло выпадала работа в основном систематическая и ритмичная, а Жоржу, наоборот, пусть достаются авралы, усилия кратковременные, но зато требующие полнейшей самоотдачи. А сам я должен быть более инициативен и более терпим к слабостям спутников, и пусть Тур, ежели что, не стесняется меня одернуть

Тур слушал внимательно - и обронил загадочную фразу: "Надеюсь на новичков".

Это было странно, даже обидно. Робкий вежливый Кей. Мадани в пиратской повязке - на них, выходит, надежда? А мы?!

- Мы слишком привыкли друг к другу, - объяснил Тур.

- Позволь, так это ж хорошо, что привыкли!

Тур скептически хмыкнул. И оказался прав.

Едва схлынула предстартовая горячка и улеглось возбуждение, связанное с началом пути, мы почувствовали, что дышится на борту "Ра" не совсем как раньше.

Выяснилось, во-первых, что мы меньше, чем в прошлом году, стремимся к общению. Зачем оно нам? Разве и без того каждый о каждом не знает уже все-все?

Во-вторых, обнаружилось, что мы перестали друг друга стесняться. Разгуливаем, фигурально говоря, в неглиже, не боимся ненароком задеть собеседника словом или жестом, откровенность наших реплик иногда чрезмерна и граничит с бестактностью.

И, наконец, в-третьих, открылось, что, как ни парадоксально, нам служат не всегда полезную службу воспоминания о "Ра-1".

"Ра-1" был нашим черновиком, и теперь мы словно переписывали черновик набело, с огромным тщанием, уверенные, что уж нынче-то не наврем ни в единой строчке, совершим чудеса каллиграфии и стилистики. Однако, корректируя опыт минувшего плавания, нам не к чему было обратиться, кроме как к собственной памяти, а память - штука коварная, она смещает масштабы, переоценивает ценности, собственные промахи смазывает, чужие - усугубляет...

Из летописи 'Ра-1'. Мы ободрали корабль как липку, взяв с него все, что могло при-годиться для музея в Осло

У одного не шло из головы, что в прошлом году его слишком много со всех сторон воспитывали, и он, вероятно, поклялся себе, что впредь этого не допустит, и в штыки встречал любой совет.

Другой считал, что на "Ра-1" он был чересчур безотказен и покладист, и настроился этой ошибки не повторить.

Третий полагал, что за свои идеи достоин большего уважения, чем до сих пор ему оказывалось, и то вставал в позу обиженного, то лихорадочно распоряжался, то сетовал и грустил.

Я... - но обо мне пусть скажет кто-нибудь другой. Я тоже не без греха. И не раз на "Ра-2" казнился мысленно: "Так в прошлом году ты бы не поступил".

Наблюдалось, впрочем, и обратное. Благоприятно изменился Норман. Он оставил менторский тон, и сразу работать с ним стало легко, и хотя он по-прежнему произносил сентенции, они уже не раздражали, ибо не вызывало сомнения, что делается это из самых добрых чувств.

Да, дважды в одну и ту же реку, то бишь, в океан, не войдешь. Вода другая, и ты другой, с этой точки зрения дубль, который пришлось нам делать, явился для психологов неожиданным подарком. Возник особо выгодный случай подглядеть динамику совместимости!

Как бы тщательно ни подбирать, допустим, космонавтов для совместного полета, сколько бы вариантов их группового поведения ни просчитать загодя на ЭВМ, - все равно, пока повторно не обследуешь их на финише, считай, что ничего не предусмотрел. Да и финиш - значит ли он, что под проблемой подведена окончательная черта? Человеческий организм не всегда мгновенно реагирует на происшедшее. Реакция зреет, зреет - и вдруг качественный скачок, взрыв, с опозданием на месяцы и годы! Гипертония! Невроз!

Вероятно такое? Увы, вероятно.

Что предпринимать, чтобы такого не случилось?

Пользоваться всякой возможностью, чтобы изучить не результат, а процесс. Не только действие, но и преддействие, и последействие - лишь тогда точно определится, к примеру, кто больше вредит себе - вспыльчивый или сверхсдержанный, от чего больше проку группе - от шумных "идей" или от молчаливого несогласия.

Скажете: это прописи. Этому в школе учат. Эмоции, загоняемые вглубь, вредны; упрек молчанием более тягостен, чем открытое выяснение отношений, -

Верно! Все верно!

А на сколько процентов верно - на девяносто или на семьдесят пять?

И для каждого ли характера верно одинаково?

И для каждого ли сочетания характеров?

И при каких коллизиях?

И для каких сроков?

Мы еще слишком мало знаем, что приобретаем и чем рискуем в общении...

В прошлом плавании тоже были опросы и тесты, и ценность этих данных бесспорна. Но она повысилась вдвое, когда оказалось, что сведения, полученные, как считали, уже "на выходе", - на самом деле взяты "из середины": одноактная пьеса обернулась двухактной, до финального занавеса опять далеко, и актеры могут выкинуть любой сюрприз, даже поменяться ролями.

Роли остались прежними, однако рисунок их обнаружил тягу к изменению.

Наш покинутый 'Ра'

Общительный, жизнерадостный, судя по тестам "Ра-1", прекрасно чувствующий себя в коллективе человек по тестам "Ра-2" выглядит несколько замкнутым и настороженным, вечно готовым к защите, причем показательно, что на многие пункты опросника он не дал нынче однозначных ответов.

Наш лидер минувшим летом был то что называют нормостеник - все личностные качества в "золотой середине". Теперь он тоже слегка умерил контактность, стал более замкнутым по сравнению с самим собой прежним - глядя на розенцвейговские картинки, он в основном отшучивается, но именно это отшучиванье свидетельствует о том, что он желал бы скрыть: налицо фрустрационная загруженность, беспокоит Тура океан, беспокоит корабль, беспокоим мы.

Среди его ответов тоже нынче многовато неопределенных: ни да, ни нет, надоело, неохота, и шли бы вы, психологи, со своими опросниками куда подальше.

Разумеется, он не произносит этого вслух; напротив, он подчеркнуто вежлив и деликатен, хотя заметно, чего ему стоит порой не дать волю нервам и не сорваться.

А вообще мы теперь срываемся чаще и по более пустяковым поводам, чем на "Ра-1".

В первом плавании взаимное недовольство вспыхивало сперва исключительно по "производственным" мотивам: не за ту веревку тянул, не туда поворачивал весло, не так бросал плавучий якорь.

Помню, как рассердился Норман, когда я наладил треугольный парус, нацепил его на штаг всеми петельками, разобрал фалы и, ужасно гордый собой, скомандовал поднимать, и вдруг открылось, что парус прикреплен вверх ногами!

Норману трудно было поставить себя на наше место, понять нашу неумелость, нашу скованность в непривычной обстановке, и он не давал нам спуску; властный его голос звучал на "Ра-1" чуть чаще, чем требовалось. Еще нужно учесть, что Норман при старте был болен, отдавал приказы из спального мешка, и от сознания собственной беспомощности ему постоянно чудилось, что его распоряжения выполняются недостаточно четко и быстро.

Позже мы - неумехи - поосвоились, приобрели некоторую сноровку, и причины неурядиц должны были бы исчезнуть. Но не тут-то было. Чем дальше, тем неуклоннее "горячие точки" перемещались из производственной сферы в бытовую, житейскую: спутник не устраивал не столько тем, как работает, сколько тем вообще, что он не таков, каким ты желал бы его возле себя иметь.

Характерен пример с Абдуллой. В его адрес у меня в дневнике немало высказываний, суть которых в одном: Абдулла моется пресной водой, и это безобразие. Почему, собственно, безобразие? Воды на борту (первое плавание!!!) вдоволь, контроля за ее потреблением нет. А вот как это так, я обхожусь соленой, Абдулла же привередничает - чем он лучше других? Тем. что мусульманин? Коран ему не велит? Подумаешь, как говорил в "Золотом теленке" камергер Никита Пряхии: "У всех коран!"

Когда с водой стало немножко поджимать и Абдулле были запрещены пресные омовения, я отметил это в дневнике с удовлетвореньем: отошла коту масленица.

К тем же дням относится другая запись: "Норман из тех, кто чистит зубы не утром, а вечером, и это меня настораживает". Ну, кто бы из нас в нормальных условиях ставил свое отношение к соседу в зависимость от того, чистит он зубы вечером или утром?!

Поучительно перечитывать собственные каракули....

Я накапливал их день ото дня, заполняя страничку за страничкой, заботясь, чтобы поточней да поподробней, - но только теперь, спустя год, замечаешь, какая безжалостная информация зафиксирована в дневнике обо мне самом, о моем драгоценном "я", ничуть не идеальном, брюзжащем насчет соломинки в чужом глазу, а в своем не замечающем и бревна...

Дорогие мои собратья по плаванию! Если будете читать эту книгу, простите мою пристрастность, я ведь не следил за вами с облаков, я был с вами на мокрой палубе, среди путаницы канатов, - и там, на "Ра-1", и здесь, здесь палуба тоже мокра, так же перепутываются снасти и вырывается из рук весло, и парус не желает подниматься. Но мы уже гораздо лучше, неизмеримо уверенней справляемся со всем этим, едва не автоматически в нужную минуту приходим друг другу па помощь, и житейские нюансы нас уже беспокоят меньше, острота взаимного восприятия сгладилась - что нам теперь-то, казалось бы, делить?

На борту 'Шенандоа'. Тогда мы еще не знали, что спустя год успешно повторим свой маршрут. Фото Д. Харбор

А столкновения по-прежнему возникали, бессмысленные, беспричинные - как правило, они гасились в зародыше и разрешались смехом, но и смех был лихорадочный и преувеличенный.

Нечто неуловимое и бесформенное висело над нами, зудело в уши, заставляло злиться по мелочам, лишало сил, обволакивало нолем вялости и апатии.

Что ж, предприятие, в коем мы участвовали, не было воскресной прогулкой; мы жили в обстановке реальной опасности и сознавали эту опасность, из минуты в минуту, из часа в час, и так многие дни - нагрузка на психику нешуточная.

Весьма вероятно, что на нас влияла не только общая длительность путешествия, но и - особенно! - его двухэтапность. Пусть специалисты разбираются, по мне кажется, что провести в море четыре месяца подряд нам было бы легче, чем в два приема.

Был еще фактор, менее явный, но могущественный, - мы все о нем догадывались, а сформулировал его профессор Сантьяго Хеновес, позже, в статье, написанной вскоре после нашего возвращения.

Сантьяго ввел в употребление термин "нелимитированная активность". Вот что при этом имелось в виду.

Современная цивилизация поставила человека в условия, при которых ритм его жизни размерен и упорядочен. Восемь часов работы, восемь - сна, восемь - досуга, - в таком режиме масса благ, однако есть из него и роковое следствие: попадая в обстановку экстраординарную - а это может случиться со всяким, - излишне "зарегулированный" человек с трудом и не сразу приспосабливается, его цивилизованность начинает ему мстить.

Путешествуя на "Ра", мы оказались в некотором смысле - не удивляйтесь сравнению - в положении людей первобытных. Большая часть нашего времени тратилась на борьбу за существование; мы по нескольку суток подряд отдыхали лишь урывками, и то зачастую, едва успев прилечь, вынуждены были тут же вскакивать и возобновлять эту самую "активность без лимита", ненормированную, не санкционированную никаким НОТом, - а организм протестовал, требовал чередования труда и покоя, газеты утром и телевизора перед сном.

Я, конечно, упрощаю. Среди нас не было обывателей, повседневная жизнь которых регламентировалась бы по хронометру "от сих до сих". Тот привык засиживаться за полночь над пишущей машинкой, этот не ведал удержу ни в работе, ни в развлечениях - а развлечения тоже могут быть весьма утомительны, - но в любой одержимости, в любой безалаберности содержится своя система, а тут мы ее утратили, мы не принадлежали себе, лишились права выбора, за нас выбирали ветер и волны.

Дело даже не в физической усталости, хотя мы ее испытывали постоянно, - дело в "ни отдыху, ни сроку", в треклятом чувстве, когда не знаешь, доспишь ли до рассвета или выкликнут на аврал, в полчаса или в полсуток управишься с ремонтом брезентовой стенки. Управился наконец; доволен, счастлив - сдюжил, не сплоховал, вроде бы и не выдохся особенно, - и вдруг ловишь себя на том, что ужасно хочется обругать соседа: чего он опять запиликал на гармошке? И понимаешь ведь, что он тоже только что трудился как вол, и музыка сейчас для него - утешение, и мотивчик такой симпатичный - все понимаешь и ничего не можешь с собой поделать.

Так вода, бурля у дамбы, ищет лазейку, щелочку - и находит необязательно там, где ждут.

Помню, мальчишкой я с приятелями баловался: брал баллон воздушного шарика, нацеплял, примотав ниткой, на водопроводный кран, пускал струйку и смотрел, что произойдет.

Происходил обычно в конце концов скандал, тем более, что кухня, где это проделывалось, была коммунальная.

Вспоминая встречу с физалией

Но раньше возникало упоительное зрелище: шар раздувался, набухал, покрывался разводами - и взрывался, как бомба. Причем за долю секунды можно было предугадать, где он лопнет, - на цветной поверхности вспухало белое пятно, значит, здесь у пленки самое слабое место.

Из бессчетного количества взорванных шаров не оказалось и двух, у которых это место совпало бы.

Почему я об этом вспомнил сейчас? Сижу на завалинке, вокруг - будни: Сантьяго дразнит Жоржа, Норман играет на гармонике, Кей улыбается и молчит...

Мы очень разные! Очень! И на то, что происходит с нами, откликаемся по-разному. И кто знает, что с нами сталось бы, если бы давление извне в нашей группе не уравновешивалось таким же мощным давлением изнутри!

Ни для кого из нас не тайна, что доплывем мы или не доплывем - зависит только от нас. От каждого - и, более того, - от всех в целом. Вместе, всегда вместе, вопреки фрустрациям, стрессу, нелимитированной активности и прочим жупелам, - только вместе, в этом спасенье и победа и торжество концепции, которую мы взялись доказать.

"То, что объединяет человечество, является естественным и должно поощряться, и, наоборот, то, что разъединяет людей, является искусственным и должно быть преодолено".

Это строки из декларации, которую мы все подписали в конце прошлого плаванья. И мы верим, черт возьми, искренне верим в то, что мы подписали!

Завершался очередной опыт с "гомеостатом", я заполнял протокол и согласно инструкции отключал батареи. Скоро им пришлось отключиться надолго, моего исследовательского пыла хватило на два-три сеанса, затем уже душа не лежала и руки не доходили и хитроумный прибор впал в длительную спячку, -

Но опыт все равно продолжался. Он был непрерывен. И когда на мостике я глядел на компасную стрелку и старался предвосхитить ее рывки и прыжки, мне казалось порой, что это - стрелка "гомеостата", и океан тащит ее в одну сторону, ветер - в другую, а я - в третью, но равнодействующая есть, она обязательно отыщется, мы же не враги, мы союзники, нам нужно лишь согласовать усилия, примериться как следует один к другому.

А если бы взглянуть на наш корабль сверху - как идет он зигзагами, сбивается с курса и вновь возвращается на курс, карабкается на пенистые гребни, скрипит рулями, хлопает парусом и движется, движется, неторопливо и неодолимо, - весь корабль мог показаться гигантской стрелкой на океанской шкале.

Им управляют по очереди восемь непохожих людей. Восемь вахтенных сменяются у румпеля, восемь мужчин зовут во сне близких. Им представляется иногда, что плаванье невозможно затянулось, что сил больше нет, что партнеры не оправдали надежд, - но гигантская стрелка говорит о другом, она неопровержимо доказывает: восемь пар рук работают так, как надо, восемь пар глаз одинаково пристальны, восемь индивидуальностей несмотря ни на что находят общий язык, -

Не знаю, как для кого, но для меня ценнее и значительнее любых протоколов строки, которые я вписывал в дневник регулярно, не кривя душой:

"Обстановка па "Ра-2" нормальная".

Пусть она не всегда была нормальной. Важно, что и дни, омраченные конфликтами, я характеризовал так, а не иначе, то есть отделял в сознании своем злаки от плевел, истинное от наносного и был уверен в том, что, как бы нынче солоно ни пришлось, утро вечера мудренее. И мои товарищи, без сомнения, были в этом уверены так же.

Эксперименты на "гомеостате", как и тестовые испытания, показали, между прочим, что почти у всех членов экипажа - сильное "я". Почти в каждом из нас заложены возможности лидерства, и это в теории чревато осложнениями: представьте себе судно, на котором восемь капитанов, а подчиняться не хочет никто.

К счастью, на практике этого не случилось. Очевидно, потому, что человек - не раб своих характерологических особенностей и способен, когда надо, их обуздать. Примечателен в этом отношении "феномен Карло".

Карло Маури, отвечая на Миннесотский опросник, выдал странное соотношение: свыше пятидесяти процентов его ответов трактовались "за лидерство" - и столько же "за зависимость". В сумме получалось таким образом больше ста, что как будто противоречило здравому смыслу. Можно ли обладать свойствами и начальника, и подчиненного сразу?!

Так рождалась эта книга. Фото Ж. Сориала

Оказывается, можно. У Карло был богатый экспедиционный опыт, он привык действовать в составе малой группы. Идя в альпинистской связке, нужно быть готовым и безоговорочно подчиняться, и - в случае надобности - моментально взять руководство на себя.

Такая "двуединость" требует значительной духовной прочности. Карло на борту "Ра" зачастую испытывал сильнейшее нервное напряжение: желать вмешаться - и не позволять себе этого, иметь точку зрения - и понимать, что твой голос не решающий.

Правда, положение облегчалось тем, что он испытывал глубокое уважение и доверие к Туру. Раз уж подчиняться, то совсем не безразлично кому.

Впрочем, речь не только о Карло. И нам, остальным, порой ударяло в голову - перетасовать, переставить, решить по-своему, настоять на своем, - и опять-таки, если мы сдерживались, то в первую очередь потому, что нашим руководителем был Тур.

Как мы к нему относились, я уже говорил достаточно. Однако пиетет пиететом и обаяние обаянием, а в долгом походе на одних априорных, изначальных симпатиях командиру не продержаться. Авторитет - не недвижимость, а капитал, постоянно находящийся в обращении; нажить его трудно, а потерять - легко.

Дни проходили за днями, спадали розовые завесы, романтические ореолы тускнели, а капитал Тура тем не менее умножался - уже не тот, не прежний, заработанный на "Кон-Тики" и в экспедиции на остров Пасхи, а здешний, сегодняшний, теперь единственно для нас приемлемый, поскольку на "Ра" имело значение только то, что совершалось на "Ра".

Был и впрямь у Хейердала какой-то акуаку, талисман, помогавший ему управляться с нами...

Незадолго до своего отъезда из Москвы в Сафи я разговаривал о предстоящем путешествии с моим другом, кандидатом медицинских наук Михаилом Алексеевичем Новиковым.

Новиков рассказал о том, как ставил опыты на "гомеостате" с восемью операторами. Пока задачи шли простые, группа решала их стихийно, по принципу "каждый сам за себя". Но вот задание усложнилось, потребовалась большая координированность действий - и тут же возникла нужда в ком-то, ответственном за общую групповую стратегию, в руководителе, который должен партнерами управлять. Чем группа многолюднее, тем раньше такой момент наступает, поскольку нужно разделить обязанности, создать управленческую систему с наиболее влиятельным во главе.

- Постой, а как же Курт Левин? - спросил я.

Курт Левин, эмигрировавший в США от фашизма немецкий ученый, один из виднейших психологов мира, в середине тридцатых годов исследовал, как влияет психологическая атмосфера на эффективность группы. Левин сравнивал анархическую, демократическую, автократическую модели; вышло, что лучшие результаты - там, где демократия.

Значит, Левин ошибался?

Нет, не в том дело; оказывается, между демократизмом и единоначалием нет четкой границы, все зависит от приемов управления. Если руководитель осуществляет полный набор управляющих действий, эффективность автократической группы ничуть не меньше, чем демократической.

Новиков объяснил мне, что он понимает под "полным набором". Сейчас в свою очередь я попробую объяснить это вам.

Некто закапризничал, жалуется на нездоровье - всем вокруг ясно, что не так уж он болен, и от капитана ждут поступков, -

А капитан медлит.

Капитан с наслаждением отругал бы его за эти "штучки" и отправил бы к румпелю, но нет гарантий, что тут же не возобновится полемика, не разгорятся страсти, не появятся обвинители и защитники, - и Тур отпускает притворщика с вахты, берет на себя его дежурство, хотя сам устал ничуть не меньше других.

Единоборство с парусом всегда опасно: человек за бортом здесь - навсегда за бортом

Это не либерализм, не отступление, не сдача позиций. Просто Тур понимает сложность взаимоотношений в коллективе, сознает, что Париж стоит мессы, что единение экипажа дороже внеочередных часов у руля.

Это и есть инверсия знака регулирования. Отказ от немедленного достижения частных целей ради достижения прежде всего целей общегрупповых.

Поступая так, Тур словно отклоняет стрелку "гомеостата" в заведомо противоположный край шкалы. Теперь весь экипаж неодобрительно настроен к "трюкачу": "Тур за тебя дежурит, эх ты..." - и пользы от этого неодобрения куда больше, чем от капитанского выговора. Хитрецу не удалось сыграть роль беззащитной жертвы, на что он, возможно, втайне надеялся...

Другое событие. На борту "Ра-2" идут споры, строить или не строить на корме брезентовую стенку.

Тур уверен, что лоскутом ткани от океана не отгородишься. Вырази он это во всеуслышание, молви властное командирское слово - и вопрос будет решен.

Но Тур говорит: "Не знаю. Не уверен, что поможет. Я лично - против. Но давайте попробуем".

При таком подходе к проблеме он как руководитель в любом случае не проиграет: удастся эксперимент - прекрасно, все, что лучше для "Ра", лучше и для Тура, и он первый признает свою неправоту. Не удастся - ну, что ж, зато у Юрия и Сантьяго прибавится опыта, опыт без риска не приобретается, в следующий раз не семь, а двадцать семь раз отмерят, прежде чем резать.

Так советует и житейская мудрость: учи плавать на глубоком месте. А по-научному это называется временный обмен функциями, сознательная уступка инициативы младшему партнеру.

Сколько я встречал на своем веку командиров, бравших горлом и железной хваткой! Тур не таков. Он избегает вмешиваться в мелкие свары, как бы не замечая их (выжидание) или стремится сгладить углы ироническим замечанием, трезвым, спокойным словом (инициальная коррекция). Но если уж его глаза становятся маленькими и колючими (принуждение) - берегись!

Вот вам пять приемов управления; все они только что перечислены. Тур пользуется их гаммой, интуитивно чувствуя, когда какую клавишу нажать. Оттого и единоначалие его не обременительно, и лидерство его, как я уже упоминал, не формально.

Любопытно в этой связи взглянуть на поведение другого члена экипажа, Сантьяго Хеновеса. У Сантьяго в первом плавании стремления к лидерству были сильны, и в пределах своей подгруппы (помните? - Сантьяго, Жорж, я) он оказывался, как правило, достаточно изобретателен и гибок. Но - только в пределах подгруппы! В отношениях с остальными участниками экспедиции он практиковал в основном инициальную коррекцию - вносил предложения, советовал, комментировал действия спутников. Что ж, для темпераментного члена экипажа, официальными полномочиями не облеченного, такая форма активности естественна. Сантьяго не лез в вожди, но не прочь был намекнуть, что при необходимости не оплошал бы. И намеки его производили известное впечатление. Однажды, к концу путешествия на "Ра-1", мы провели социологическую игру: заполнили анкету "выбор старшего". Если бы Хейердала не было, кому бы мы доверили собой командовать?

Так выглядит 'Ра-2' с верхушки мачты. Платформа над хижиной - очень удобный багажник

Из шестерых опрошенных пятеро проголосовали за Сантьяго Хеновеса.

Следовательно, наша группа расценивала Сантьяго как своего фактического сублидера.

На "Ра-2" многое изменилось. Кое-кто стал неизмеримо более контактен, но зато у иных поубавилось темперамента, прежние подгруппы распались, возросла психологическая напряженность - да, еще раз подчеркиваю, во втором плавании нам пришлось гораздо трудней. Тем важнее его уроки.

Именно на "Ра-2" уточнились окончательно положения, которые позднее мы с М. А. Новиковым сформулировали и которые я сейчас кратко изложу.

1. Восемь человек порознь - совсем не то же самое, что восемь человек в группе. Например, Карло сам по себе и Карло в компании, Сантьяго в одиночестве и на людях, Карло рядом с Сантьяго и те же в присутствии Кея - все это варианты резко различающиеся. В группе происходит процесс взаимного привыкания, адаптации, и меру эффективности коллектива так же немыслимо предсказать по индивидуальным качествам его членов, как по состоянию отдельных деталей нельзя заключить, хорошо ли будет работать собранный из них механизм - особенно если не знаешь точно, в каких условиях ему придется работать.

При комплектовании экспедиционной группы необходимы проверочные групповые тренировки.

2. Хоть Тур и воскликнул однажды: "Моя ошибка, что на "Ра-2" - прежний экипаж!" - вряд ли он в этот миг запальчивости говорил то, что думал. Конечно, новички, Кей и Мадани, помогали нам уже одним своим присутствием. Инстинктивно, пытаясь не уронить перед ними марку "Ра", мы подтягивались, застегивались на лишнюю пуговку, что, несомненно, было благом. И все же, если бы любому из нас предложили на выбор, идти ли в новое путешествие, в третье, с ветеранами или с новобранцами, каждый высказался бы за привычный состав: тут уже хоть известно, какого подхода требует Карло, какого - Сантьяго, а какого - Жорж, Норман или Юрий, кто что заведомо может, а чего заведомо не может, как на кого влиять, кому что прощать, - как подумаешь, что все эти сведения придется добывать по крупицам заново! Благодарим покорно, от добра добра не ищут, старый друг лучше новых двух.

Проверочные тренировки должны быть многократными и длительными, с тем чтобы участники будущей экспедиции имели возможность хорошо узнать друг друга еще до старта.

3. Течение адаптации умозрительно не предусмотришь. Разные люди приспосабливаются по-разному, ив наших экстремальных обстоятельствах вероятны парадоксы. Кто бы мог подумать, что балагур, компанейский парень в аварийных ситуациях (сорвало парус, сломалось весло) будет отчуждаться, выбирать себе занятие, которому можно отдаться единолично? И кто бы, с другой стороны, предположил, что нелюдимый в тех же ситуациях проявит тягу к партнерам, к совместным действиям, к особенно активному участию в делах группы?

Первая операция на папирусном судне. Врач и пациент обмениваются комплиментами. Фото К. Маури

Ни тому, ни другому такое поведение органически не свойственно, они не имеют соответствующих навыков, суются в воду, не зная броду, - и от этого труднее и им самим, и тем, кто с ними сотрудничает. Командирам экспедиций, подобных нашей, следует неувязки такого рода иметь в виду - и строить тренировки так, чтобы в их процессе моделировались не второстепенные, а существенные стороны событий, к которым готовятся.

Условия проверочных тренировок должны быть максимально приближенными к "боевым".

4. Эффективность группы не обеспечить каким-либо одним наперед заданным фактором. Авторитет руководителя? Мало! Всеобщее благорасположение? Мало! Совпадающие стремления? Мало! То есть мало любого пункта в отдельности, тут важно и то, и другое, и третье - и что кто-то любит Тура и не любит Юрия, и что все любят Тура, и что каждый хочет выжить и доплыть, и что кому-то не нравится приемник, а кому-то - губная гармошка - иначе говоря, при адаптации членов группы образуется сложная сеть самых разнообразных связей, именно она в целом и определяет конечный результат.

Предусмотреть хитросплетения этой сети заранее в тонкостях нельзя, но выявить общие тенденции при внимательном искушенном взгляде можно.

В проверочных тренировках весьма желательно участие специалиста-психолога.

5. В любой группе есть связи формальные (иерархия руководства, специализация по должностям) и есть неформальные, спонтанно возникающие, по склонностям и интересам. Идеальный случай - когда те и другие совпадают полностью, но это вряд ли достижимо, значит, нужно добиваться хотя бы приблизительного соответствия.

Особенно это касается руководителя. Сверхумелый, но отчужденно ведущий себя командир, возможно, добьется успеха, однако весьма дорогой ценой. Обстановка в экспедиции будет очень тяжелой.

Рекомендации психолога важны не только при подборе группы, но и при распределении функций внутри нее, в частности, при назначении руководителя.

6. Эмоции типа "он мне нравится" или "я его не переношу" являются безусловно важным элементом упомянутой сети связей. Но ставить развитие группы в зависимость от них одних, как это принято у иных исследователей, нельзя. Эмоциональные ориентации не основополагающи, а производны: копнешь поглубже, и обнаружится - "Он мне нравится, потому что знает дело", и даже "Я его не переношу, но он знает дело", - то есть сперва объективная ценность, а потом уже красивые глаза.

Влюбиться "просто так" можно разве что в манекен на витрине. Самую безотчетную, самую необъяснимую симпатию мы обосновываем, пусть незаметно для себя, бессознательно. Капризы наших чувств - надводная часть айсберга, который главной своей массой, как известно, находится под водой.

Высокая степень профессиональной подготовленности членов группы - даже оставляя в стороне остальные аспекты - с чисто психологической точки зрения уже обязательна.

7. Последнее и главное.

Для того чтобы эффективность группы была наивысшей, каждый ее участник должен четко осознавать общественную значимость как своих действий, так и действий товарищей, действий всей группы в целом.

Из пушек не стреляют по воробьям; великая энергия рождается для великой цели.

Преодолевая неминуемые трудности и принося неминуемые жертвы, человек должен знать, во имя чего он это делает; чем престижней задача, тем здоровей - при прочих равных - психологический климат. Причем престижность подразумевается не только логически расчисленная - этого мало, - но и "пропущенная сквозь сердце".

Экспедиционная группа должна представлять собою союз единомышленников, спаянных и вдохновленных сознанием важности выполняемой цели.

Конечно, нельзя, ни в коем случае нельзя предположить, что экипаж космического корабля, совершающего многодневный полет, будет как бы сколком с нашей компании, как бы двойником экипажа "Ра"...

Однако закономерности развития групп имеют достаточно общий характер. Тем более, что для группы, состоящей уже из трех-четырёх человек, не говоря о восьми, - Достичь полной совместимости весьма трудно, если вообще реально: слишком узок круг людей, из которых придется выбирать, специальность космонавта - редкая. Значит, речь может идти лишь об относительном психофизиологическом балансе - и об исключении из предполагаемого экипажа явно противопоказанных друг другу и коллективу лиц.

В бамбуковой хижине тесно, но уютно. Фото К. Маури

А это и есть, примерно, наш вариант: полные антагонисты отсутствуют, налицо баланс, но приблизительный, с вытекающими отсюда проблемами.

Возьмут старт звездолеты с интернациональными экипажами, в арктических льдах, на антарктических плоскогорьях вырастут интернациональные научные городки, человечество научится жить дружнее и сплоченнее - и тогда, может быть, в его памяти хоть на секунду мелькнет тень папирусного суденышка, крошечной бабочки, присевшей на океанскую гладь, - бабочки, на чьем крыле нарисовано общее для детей Земли Солнце...