Завал

Одинокая стоит посреди огромного разлива Сурхоба и впадающих в него Ясмана и Обикабуда чайхана. Одна-две машины всегда у дверей. Посетители сидят на дощатых помостах, устланных мягкими коврами и курпачи - стегаными ватными ковриками, обязательно разувшись. Чай только зеленый, черный здесь не пьют. Сахару к чаю дадут, если попросить, но обычно и этого нет, только лепешки, да еще бывает пичак - комочки сладкого высохшего теста, замешанного на бараньем жире. Довольно вкусно и сытно. Говорят, чайхана была здесь и до 1949 года - на окраине Хаита. Теперь поселка нет, а чайхана есть. Напротив на небольшом возвышении - памятник из белого крупнокристаллического местного мрамора. Женщина с точеным классическим горнотаджикским лицом. Скорбь, задумчивость, тишина - памятник надгробный.

Нас много, человек пятнадцать. Американские сейсмологи в основном, некоторые с женами. И несколько наших. Молоденькая миссис Дитерих, жена известного сейсмолога, кладет к подножию памятника букет маков - начало июня. Вокруг необычная для гор ширь, кругозор в некоторых направлениях километров на пятнадцать - двадцать. На юге, за Сурхобом, высится пик Петра Первого - высочайший в одноименном хребте. Завал - на северо-восток, Ясманское ущелье - на северо-запад. Воздух кристаллической чистоты. Нежная, еще весенняя, не тронутая жгучим летним солнцем зелень смягчает суровые очертания крутых склонов, изборожденных красными шрамами - срывами дерна и почвы. Эти срывы здесь особенно многочисленны, их все меньше по мере удаления от эпицентра землетрясения.

Американцы жадно спрашивают, записывают. Еще бы! Центральными пунктами советско-американской программы в области сейсмического прогноза стали по существу Хаит в СССР и разлом Сан-Андреас на западе США, где под угрозой катастроф были и остаются города Лос-Анджелес и Сан-Франциско.

Потом мы поднимаемся на завал. Я много раз ходил по нему, прыгал с глыбы на глыбу, вглядываясь в черные щели, зияющие до сих пор кое-где между камнями, любуясь мирными озерками с дикими утками и камышами, неожиданно появляющимися среди каменного хаоса. Я смотрел вниз, в долину, как бы совмещая себя с порывом грязекаменной стихии, несущейся на мирные дувалы...

В этот раз я угадывал все те же мысли и переживания на лицах наших иноязычных гостей. Вот рыжий Джон Бергер, молодой синеглазый весельчак, с явно обдуманным намерением отделился от группы, углубился в хаос завала, стал там на возвышении и полчаса простоял неподвижно, скрестив руки на груди, глядя вниз, в долину. Старый, мудрый мистер Кук, сейсмолог из штата Юта, остановился, не в силах побороть одышку. Указывая рукой на вздыбленные валы из камней, сказал: "Как большие волны" - и застыл, снова и снова окидывая долину печальным взглядом.

Валы и вправду похожи на застывшие волны. Их несколько на стрежне каменного потока. Каждый вал, подпруживая текущие по долине ручьи, образовал озеро. Большинство этих озер давно заилилось и вытекло через промытые в завале каналы. Заиленное дно такого озера становилось ровной площадкой, поросшей зеленой травой и кустарником, тенистыми деревьями. Странно видеть эти абсолютно ровные, как футбольные поля, площадки среди каменных нагромождений. На такой площадке у прозрачного ручья так и тянет построить дом и зажить в свое удовольствие. И жители Хаита так и поступали - строили и жили на зеленых лугах среди заросших остатков древнего и забытого, но точно такого же завала.

Почему люди так фатально привязаны к опасным местам? С какой-то настойчивой закономерностью такие подверженные периодическим катастрофам местности оказываются самыми привлекательными. Людей влечет склон вулкана, где природа буйствует в своей щедрости на плодородном вулканическом пепле. Кишлаки в Таджикистане чаще всего стоят на конусах выноса - наклонных ровных площадках, образованных плодороднейшей почвой, вымытой реками с гор.

(Эта плодородная почва - лёсс. Откуда здесь лёсс? Каждое лето, а часто и в начале осени прозрачная горная даль мутнеет, становится желтой и даже коричневой. Иногда с базы экспедиции не видно даже ближайших обрывов противоположного берега Сурхоба - это две-три сотни метров. Солнце с трудом пробивается через эту мглу, холодает. На фруктах, овощах, на оставленных вещах появляется пыльный, жирный на ощупь налет. Афганец, ветер с юга, несет взметенную там пыль обширных равнин, разоренных полей, заносит ее чуть ли не в стратосферу и тысячелетие за тысячелетием откладывает эту пыль в горах Памира и Южного Тянь-Шаня. Происходит удивительное географическое явление. На высоких горных вершинах, классических областях сноса наращиваются метры почв. Часто этот процесс явно опережает темпы сноса. И тогда горы, скалистые по бокам, в обрывах, сверху представляют собой плодороднейшие поля. Когда-то каждый метр лёссового склона и даже вершины гор обрабатывались и поддерживали существование жителей изолированных в горах кишлаков. О природе лёссов спорят. Некоторые доказывают, что лёссы чуть ли не ледникового происхождения. Тот, кто видел регулярность и масштабы выпадания плодородной пыли из афганца, не может не стать решительным сторонником "эоловой" теории образования лёсса.)

Естественно, по конусам выноса периодически проносятся всё сметающие и погребающие сели - грязекаменные потоки, уничтожая сады и постройки. Люди ставят города (и Хаит так стоял) у слияния рек, где очень часто пересекаются глубокие разломы, а в местах пересечения повышается вероятность сильного землетрясения. А Хаит стоял к тому же на завале, оставшемся от предыдущего, древнего, такого же или еще более сильного землетрясения.

В природе многие процессы не единичны, а подвержены цикличности, возврату на круги своя. Я разговаривал с хаитским таджиком, хорошо помнящим землетрясение и жизнь хаитцев до катастрофы. Человек верующий, он убежден, что Хаит наказан аллахом за грехи: поселок якобы выделялся в долине свободой нравов во взаимоотношениях мужчин и женщин. Но он отлично помнит, что вершина над поселком была очень странной, необычной. Она была раздвоена по гребню, как бы разрублена неведомым страшным ударом. Геологи называют такую структуру вершинным грабеном. Мой друг душанбинский геолог Валерий Кучай считает вершинные грабены верным признаком сильнейших древних землетрясений и много показывал их мне с воздуха во время облета Сурхобской и Алайской долин. Саимрон - так зовут хаитца - пацаном много раз лазил в странную щель на вершине. Там били ключи и было зелено - прекрасное пастбище. Но старики считали это место нехорошим. Именно по вершинному грабену раскололась гора во время главного толчка 10 июля 1949 года, и половина ее, четверть кубического километра гранита, рухнула вниз, ударила в противоположный борт ущелья, взметнулась (стоячая эта волна хорошо видна и сейчас) и, ударяя, шарахаясь от борта к борту, каменной массой кинулась вниз.

Снова и снова прокручивает природа эффектный и страшный сценарий. Удар землетрясения - вынос миллиардов тонн камней в долину, снова удар. Все в ту же точку, как будто с целью. С целью... Иногда в науке полезно такое нарушение философской схемы - в конце цепочки причин и следствий поставить как бы "цель", конечный прогнозируемый результат процесса.

Что же происходит в районе Хаита?

Здесь сходятся под тупым углом две близширотные структуры. Одна, более древняя - долина Сурхоба - широким корытом устремляется на восток, к китайской границе. Другая, более молодая, соединяющая в одну прямую долины рек Комароу и Ясмана, выходит навстречу долине Сурхоба, но на этой прямой линии встает препятствие - гранитная глыба горы, нависшей над Хаитом. Землетрясение каждый раз бьет в точку, куда нацелилась прямая как стрела долина Ясмана.

Похоже, природа "не успокоится" здесь до тех пор, пока не пробьет две оставшиеся перемычки на этой прямой - выступ у Хаита и водораздел Комароу и Ясмана, эпицентр другого крупного землетрясения, Гармского, 1941 года. Для чего "нужна" природе такая прямолинейность и законченность, не совсем ясно. Может быть, здесь закладывается новый великий разлом, подобный Сурхобскому?

Эпицентр Хаитского землетрясения, "извержение" каменных масс из расколовшейся горы. Вблизи это все еще свежая, не затянутая временем рана.

Сколько завалов, подобных Хаитскому, в скрытом и явном виде разбросано по просторам великой горной страны Памиро-Тянь-Шаня?

Основатель научной сейсмологии академик Б. Б. Голицын в 1915 году доложил на заседании физико-математического отделения Академии наук о сильном землетрясении, потрясшем сердце Памира. "С тех пор прошло более четырех лет, - сказал Борис Борисович, - и об этом землетрясении, вероятно, все забыли бы, если бы впоследствии не обнаружилось, что в тот же самый день и час произошел на Памире около местечка Сарез громаднейший обвал горы, заваливший собою часть долины реки Мургаб, или Бартанг, на месте которой образовалось озеро" (Голицын тогда, впервые в истории сейсмологии, подсчитал энергию Памирского землетрясения и кинетическую энергию обвала. Оказалось, эти энергии очень близки по величине. И Голицын предположил, что возможен хотя бы частичный возврат к обвальной теории очага землетрясения, характерной для древнего географического этапа в изучении подземных толчков. Может быть, не обвал вызван землетрясением, а, наоборот, сотрясение земли - обвалом?

Как позже выяснилось, Голицын ошибся. Энергия обвала может быть и большой, но она плохо проникает в толщу планеты и не способна вызвать мощную сейсмическую волну. Впрочем, слабые "географические" землетрясения - реальность. Когда в 1972 году по ущелью Малой Алма-атинки на столицу Казахстана шел грандиозный грязекаменный поток - сель, остановленный, к счастью, специальной противоселевой плотиной выше высокогорного катка Медео, первыми заметали, что в горах происходит что-то странное, сейсмологи. Скважинные сейсмографы сотрудника нашей экспедиции Е. И. Гальперина записали весь ход несостоявшейся катастрофы - все удары грязекаменной массы о борта ущелья и последний самый страшный удар о рукотворную преграду, спасшую город.).

Мургаб был перегорожен стеной высотой 600-700 метров. В этих глубочайших недрах был заживо похоронен небольшой кишлак Усой. Это во много раз больше, чем толща камней над Хаитом. Сарезское озеро нынче - одна из достопримечательностей Памира. Оно глубокое, затопленный кишлак Сарез лежит на глубине четверти километра, и это еще мелкое место.

...Многие красивые горные озера обязаны своим существованием подобным катастрофам, и они таят в себе опасность других бед. Таким было озеро Иссык над Алма-Атой, подпруженное древним завалом от древнего землетрясения. Оно существовало и радовало глаз сотни или тысячи лет, пока другая могучая стихия, сель, грязекаменный поток из набухшей ледниковой морены, не выплеснул озеро, пробив плотину. Мой старый знакомый Евгений Коломеец отдыхал в тот день на Иссыке и наблюдал катастрофу... плывя на лодке по обреченному озеру. Чудом оставшись в живых, он на всю жизнь сохранил воспоминание о противном ощущении: тебя выплескивают, как муху из чашки, и ничего нельзя сделать...

Озера рождаются и гибнут, и это нормальные проявления жизни растущих, непрерывно сотрясаемых гор. Но в горах и рядом с ними живут люди. И они не хотят быть мухами перед неистовством слепой судьбы...