Край земли!

4 апреля у какой-то реки⁶ путешественники наконец встретили молодого португальского солдата, метиса. Он назвал себя Чиприано; живет на том берегу с двумя подчиненными ему солдатами; переплыл сюда, чтобы набрать здесь пчелиного воска. Он охотно приглашает к себе путешественников.

Все солдаты передового поста, которым командует Чиприано, - метисы. Они выстроились перед своим приятным на вид и весьма опрятным домиком и приветствовали пришельцев. Власти Анголы послали их сюда, чтобы подчинить местное племя, которое доставляло немало хлопот торговцам. Теперь эти солдаты живут среди покоренных людей и перебиваются кое-как торговлей и земледелием, ибо правительство им ничего не платит.

Перед домиком Чиприано Ливингстон разбивает свою ветхую и дырявую палатку. А португалец, принимая чужестранцев, опустошил весь огород, забил даже вола, о вознаграждении же и слышать не хочет. Он лично приглашает Ливингстона к столу, на завтрак подает земляные орехи, поджаренную кукурузу, отваренные клубни маниоки, на десерт - гуаву и мед, а на обед - птицу. Перед едой и после ее рабыня поливает господам воду на руки. К такому этикету, надо полагать, Ливингстон должен будет привыкнуть в Анголе: у каждого португальца имеются свои рабы.

После трех дней перехода экспедиция прибыла в Касанже (Шасенге) - португальское поселение, наиболее удаленное от западного побережья. Дома, плетеные каркасы которых обмазаны глиной, окружены огородами и деревьями. В Касанже проживает около сорока португальских купцов - или, как здесь говорят, "офицеров". Да, они одновременно и то и другое. Некоторые из них обогащаются тем, что снаряжают и отправляют с товарами внутрь страны своих торговых агентов из местного населения.

Португальцы оказывают Ливингстону всяческое гостеприимство. Местный комендант приглашает его к себе на ужин и на ночь дает ему приют в своем доме, а утром преподносит ему приличную одежду. He забывает он проявить заботу и о голодных макололо, не требуя за это платы. Другие жители Касанже также очень гостеприимны, хотя Ливингстона они считали английским агентом, который исследует эти места для борьбы с работорговлей. Он же всегда представляется как миссионер; ведь он и является им на самом деле или, по крайней мере, все еще верит, что это так. Португальцы лишь понимающе ухмыляются: как может миссионеру прийти в голову заняться определением географической долготы и широты? "Вы доктор медицины и одновременно математик? Вам подобает быть больше чем просто миссионером, вы ведь знаете, как исчисляется долгота. Скажите-ка лучше, какой чин у вас в английской армии?" Очень странным для них, католиков, кажется и то, что этот человек считает себя священником, хотя у него есть жена и дети.

Португалок здесь нет. Мужчины прибывают в Африку только затем, чтобы делать деньги, а потом возвращаются в Лиссабон. Поэтому они редко берут с собой жен, и, следовательно, из них не получается настоящих колонистов. Так как эту страну они не рассматривают как свою новую родину, то и не возделывают здесь землю, не разводят скот, а только торгуют местной продукцией - воском и слоновой костью. Продовольственные и потребительские товары получают из Португалии, Америки и Англии.

До недавнего времени португальские купцы в отдаленных от побережья местах вместе со слоновой костью и пчелиным воском открыто покупали и рабов, по две-три сотни в каждую поездку, чтобы те на своих спинах доставляли товары к побережью. Оттуда товары вместе с носильщиками вывозились в заморские страны. С тех пор как берега Анголы начали патрулировать английские крейсеры, препятствовавшие вывозу рабов, португальцы нашли другие способы транспортировки грузов: по приказу губернатора правители здешних деревень должны были выделять купцам за небольшое вознаграждение носильщиков, а купцы в свою очередь вносили соответствующий налог правительству.

Когда Ливингстон отправлялся в дальнейший путь, купцы Касанже снабдили его рекомендательными письмами к своим друзьям в Луанде с просьбой принять его у себя дома: гостиниц там не было. Некоторое время португальцы торжественно сопровождали Ливингстона, а их рабы несли его в гамаке. Сколь ни было сильно у него чувство отвращения к рабству, с рабовладельцами он расстался "с чувством глубокой благодарности за их бескорыстную доброту".

До конечной цели путешествия-побережья - оставалось еще 300 миль. Двигаясь от одного португальского поста к другому, Ливингстон приближался к побережью медленно; измученный частыми приступами лихорадки, он сильно ослаб, иногда вынужден был делать длительные остановки. В доме одного коменданта он даже выпил для подкрепления первый с тех пор, как прибыл в Африку, бокал вина; впрочем, от употребления алкоголя и табака он всегда воздерживался. Однако лихорадка подорвала и его духовные силы: "Хотя я не прекращал своих наблюдений, однако не очень-то ориентировался ни во времени, ни в пространстве, не мог даже твердо держать в руках инструменты и производить простейшие вычисления; поэтому определение географического положения многих мест пришлось отложить до того времени, когда буду возвращаться из Луанды. Просыпаясь по утрам, я нередко обнаруживал, что моя одежда так пропитана потом, как если бы меня только что окунули в воду. Напрасно я напрягал силы, чтобы изучить наречие, на котором говорят в Анголе, или составить словарик новых для меня слов. Я забывал даже дни недели и имена моих спутников; были моменты, когда я едва ли мог бы назвать собственное имя, если бы меня вдруг спросили".

В конце мая 1854 года сопровождающие Ливингстона люди впервые в своей жизни увидели океан. Онемев от удивления, долго оставались они недвижимы. Позже они делились с Ливингстоном своими думами, возникшими у них при взгляде на море: "Мы, как и наши предки, верили, что мир бесконечен, но вдруг мир заявляет нам: тут мой конец, меня больше нет".

Ливингстон же глядел на море с чувством глубокого успокоения: его радовало, что первую часть своих планов он выполнил, не пролив ни капли крови, не потеряв ни одного человека. В целом путешествие прошло успешно, задача выполнена, доказано, что из глубинных районов материка можно добраться до западного побережья, хотя путь этот пока труден.

Португальцы утвердились на западном побережье Африки еще в конце XV столетия, в тот период, когда они занимались поисками морского пути вокруг Африки в Индию, славившуюся своими богатствами. Этот путь они искали, чтобы захватить в свои руки торговлю с азиатскими странами, которой до того занимались почти одни арабы, и тем самым заполучить огромные барыши. Вначале они обосновались на Гвинейском побережье и вблизи устья реки Конго. Местные властители кое-где приняли христианство, навязанное им португальскими миссионерами. Главной побудительной причиной к этому было желание заполучить в португальцах, вооруженных огнестрельным оружием, сильного союзника в борьбе против враждебных соседей. Стремясь укрепить здесь свое господство, португальцы охотно оказывали им помощь.

В XVI столетии наблюдается упадок могущества португальского королевства, и африканцы предпринимают попытки сбросить чужеземное господство. В результате португальцы были вынуждены покинуть район Конго. Теперь они сосредоточивают свои силы в Анголе, где утвердились давно, с 1490 года⁷; а столетием позже один из завоевателей, уполномоченный короля, а затем губернатор этой местности, основал город Луанда, ставший административным центром колонии. Как и на Гвинейском побережье, в Анголе португальцы ставили своей задачей завладеть прибрежной полосой и заселить ее. Они неоднократно посылали экспедиции в глубь материка, чтобы установить связь со своей колонией Мозамбик, лежащей на восточном побережье материка. Но эти попытки оказались тщетными. В результате португальцы отказались от мысли исследовать и покорить глубинные районы Южной Африки. Все сведения об этих местах они получали лишь от "помбейруш" - местных торговцев, которых отправляли в глубь материка с эскортом, набранным из жителей побережья. Главная их цель - захват или покупка рабов. Живой товар свозили в португальские фактории на побережье, а затем грузили на суда и отправляли в обезлюдевшие колонии европейских держав на американской земле. В результате слабо организованные племена глубинных областей материка за несколько столетий были обессилены и деморализованы.

Луанда, куда Ливингстон прибыл в 1854 году

И лишь в XIX столетии португальские работорговцы попали в затруднительное положение. В 1833 году в британских колониях рабовладение было отменено законом. Правда, рабовладельцы не подвергались экспроприации, ведь они принадлежали к господствующим классам. Правительство выкупило у них рабов, выплатив владельцам 20 миллионов фунтов стерлингов. Но положение рабов едва ли улучшилось: поскольку у них не было земли, они вынуждены были работать за нищенскую плату на плантациях бывших господ.

Да и в XIX столетии даже в колониях самой крупной тогда Британской империи рабский труд местного населения оставался основой хозяйственной деятельности, принося сказочные богатства господствующим классам Великобритании. Но в конце XVIII и в начале XIX века то и дело вспыхивают восстания рабов. Кроме того, социально-экономическое развитие шло к тому, что наемный труд оказался выгоднее принудительного. Все это привело к отмене рабства. Разумеется, британское правительство не упустило случая представить миру отмену рабства как благородное и человеколюбивое дело, и Давид Ливингстон, как всегда простодушный и доверчивый, принял слова за истину.

В интересах британских промышленников и купцов было позаботиться о том, чтобы и другие европейские державы запретили поставку африканских рабов в свои колониальные владения. Прежде всего необходимо было прекратить вывоз невольников в Америку. Хотя другим колониальным державам ничего не оставалось делать, как присоединиться к требованию запретить торговлю рабами, - Франция, правда, приняла такой закон с оговорками, - но на практике это доходное занятие еще долго продолжало процветать. Закрывая глаза на все нарушения и втайне даже потворствуя им, португальское правительство лицемерно заявляло о согласии со своим могущественным союзником. И только когда у побережья Анголы появились британские крейсеры, чтобы силой подкрепить намерения Великобритании, работорговля стала приходить в упадок. Как раз в это время и прибыл Ливингстон в Анголу. Однако нелегально работорговля продолжалась вплоть до конца XIX столетия.

В Луанде, главном городе Анголы, проживало тогда двенадцать тысяч человек; примерно 3/4 их составляли африканцы, из них около пяти тысяч - рабы; 1/5 приходилась на метисов, остальные - португальцы. Последние жили в каменных домах, местное же население обитало в глинобитных лачугах.

Единственный в городе англичанин, некий Габриэль, находился здесь в качестве уполномоченного британского правительства по борьбе с работорговлей. Больного путешественника он принял очень радушно и предоставил ему кров в своем доме. "Никогда не забуду того блаженства, которое ощущал, засыпая на настоящей английской постели, после того как я шесть месяцев вынужден был спать на голой земле".

Несмотря на покой и заботливый уход, которым окружили Ливингстона в доме Габриэля, он день ото дня слабел. Вскоре после его прибытия в гавань Луанды зашли британские крейсеры. Морские офицеры не преминули навестить соотечественника, который первым из европейцев прибыл в Луанду из неведомых глубин материка. Они любезно предлагали при первой же возможности отправить его в Англию.

Предложение было заманчивым: съездить на родину, после столь длительной разлуки снова увидеть Мэри и детей, отдохнуть, прийти в себя... Но как ни велик был соблазн, он не вправе ему поддаться. Ведь он выполнил пока лишь первую часть своих планов; предстояла вторая: из внутренних областей материка пробиться к восточному побережью Африки. К тому же у него есть долг перед спутниками - проводить их на родину.

Неутомимые заботы Габриэля и медицинская помощь английских судовых врачей в конце концов помогли восстановить силы и здоровье Ливингстона. Прежде всего он счел нужным позаботиться о своих спутниках. Габриэль подарил им новые хлопчатобумажные костюмы и красные шапки. Ливингстон водил их по городу. Полные изумления, внимательно рассматривали они церковь, приемный зал губернаторского дворца и многоэтажные каменные дома португальцев. Они и представить себе не могли прежде, что люди могут жить в многоэтажном доме друг над другом. Теперь они увидели: это не хижины, а "горы со многими пещерами".

Командиры крейсеров пригласили спутников Ливингстона посетить военные суда. На борту, указывая на матросов, Ливингстон говорит: "Это мои земляки. Королева послала их сюда, чтобы воспрепятствовать торговле черными невольниками". Первоначальный страх макололо постепенно исчезает, и они смешиваются с толпой матросов и без всякого смущения берут предлагаемые им хлеб и говядину. Командир корабля разрешил даже выстрелить из пушки - это может, какой полагал, поднять уважение черных и коричневых парней к англичанам, которые так любезны с ними! Ливингстон пояснил им, что и пушки предназначены для того, чтобы воспрепятствовать работорговле, - для доверчивых африканцев это хорошее основание для дружбы с англичанами! Не ускользает от их внимания и то, с какой почтительностью встречают Ливингстона офицеры и матросы. "Мой престиж крайне поднялся в их глазах, ибо то, о чем они могли лишь предполагать, теперь подтвердилось: среди своих земляков я был уважаемым человеком, и с тех пор они всегда относились ко мне с очень глубоким почтением".

В начале августа Ливингстон снова перенес тяжелые приступы лихорадки. Прошло несколько недель, он отдохнул, пришел в себя и тут обнаружил, что его люди тем временем выполняют подвернувшиеся работы: собирают в окрестности дрова и продают их в городе, а когда прибыло судно с грузом угля, предназначенного для крейсеров, они работают на разгрузке. На заработанные деньги макололо покупают одежду и различные предметы, которые намереваются взять с собой на родину.

До недавнего времени Луанда была перевалочным пунктом работорговли. В гавани "черную слоновую кость", как называли рабов, грузили на суда. Сборы от работорговли были главной статьей дохода Португалии в этой колонии. И хотя в Луанде она стала приходить в упадок, однако при господствовавших в Анголе порядках вряд ли можно было ожидать полной ее ликвидации. Небольшое жалованье, которое выплачивалось чиновникам, вынуждало людей искать любые другие побочные доходы, а поскольку торговля невольниками давала наибольший доход, то они не брезговали заниматься ею. Глубоко укоренившаяся коррупция открывала бесчисленные лазейки, чтобы обойти правительственный запрет.

Ливингстон вскоре понял, что для Португалии Ангола - своего рода штрафная колония. Солдаты, офицеры и чиновники отправлялись сюда для отбывания наказания за разного рода проступки, совершенные на родине. Поэтому благосостояние страны и проживающего здесь населения ни в малейшей мере не интересовало "белых невольников". Им хотелось как можно скорее обогатиться, чтобы потом припеваючи жить на родине.

И местный епископ, исполнявший в то время должность губернатора, и купцы Луанды всецело поддержали намерения Ливингстона установить мирную торговлю Анголы с внутренними районами. А когда Ливингстон готовился в обратный путь, они послали для Секелету подарки: коня, полную форму португальского полковника, двух ослов - это животное имеет иммунитет против укусов мухи цеце, - а также образцы всевозможных предметов португальской торговли. Из всех подарков лишь конь не достиг места назначения: он пал в пути. Кроме подарков Ливингстон взял с собой запас хлопчатобумажной ткани, боеприпасы и бусы для меновой торговли, а каждого из своих людей снабдил ружьем, чтобы внушить уважение к экспедиции у разного рода встречающихся племен. Для транспортировки грузов епископ предоставил в его распоряжение двадцать носильщиков.