В центре трансформного разлома [1979 Риффо Клод, Ле Пишон Ксавье

Утром 9 июля море приковывает к себе всеобщее внимание. Бунтовавшие накануне волны явно поунялись, но не настолько, чтобы успокоить мало искушенного человека. На их гребнях все еще бегают белые барашки, но волнение заметно улеглось. Мы все до того захвачены наблюдениями за состоянием моря, высотой волнения, силой ветра, что уже можем прогнозировать погоду шестым чувством: мы судим о ней по тем усилиям, которые приходится прилагать, чтобы удержаться на ногах на палубе в килевую качку. Так авиаторы периода между двумя мировыми войнами, презрев показания приборов на пульте управления, "пилотировали своими ягодицами".

Спуск 'Сианы' за борт. Слева командир Паке помогает проводить операцию. На втором плане шлюпка с готовыми к действию водолазами.

Высота волны не превышает 2 метров. Спуск "Сианы" на воду возможен, хотя и не без некоторого риска. Правда, риск этот сведен до минимума после того, как на прошлой неделе в порту Понта-Делгада были приняты меры для усовершенствования работы портального крана и процедуры спуска аппарата на воду. Но драма, разыгравшаяся 30 июня, еще жива в памяти. Дело чуть не окончилось катастрофой. Не лучше ли переждать с этим первым погружением "Сианы" в Атлантике, ее "девственным погружением", как говорят наши американские друзья (которые каждый вечер принимают от нас новости по радио с некоторым, как нам кажется, сарказмом), не лучше ли начать вылазку, когда море будет по-настоящему спокойно?

Тогда у нас будут все шансы на успех. Но ожидание может слишком затянуться. А время не ждет. "Архимед" и "Алвин" совершают беспрерывные погружения. Чудесные погружения, точные и эффективные... В 8 часов окончательное решение еще не принято. Ле Пишон стоит за немедленное начало операции; командир Паке очень неуверен; Жарри колеблется. Исход дела зависит от него: его "да" перевесило бы чашу весов. Дается еще час на размышления и ожидание.

В 9 часов ситуация не меняется. Стойкие оптимисты горячо утверждают, что море успокаивается и что ветер ослабевает, правда, признаки этого пока еле заметны. Как бы то ни было, небо обложено тучами, а анемометр по-прежнему показывает 9 метров в секунду. Командир Паке решает совершить репетицию погружения; он разворачивает корабль против ветра и удерживает его в таком положении. Направления волнения и ветра на этот раз, слава богу, совпадают. Мы переходим на полуют и смотрим вниз, на воду. Море поднимается медленно, останавливается на делении 1 метр, затем без толчков возвращается в исходное положение. Пульсация происходит равномерно. "Ничего страшного!" - безапелляционно заявляет один из трех механиков "Сианы" Ален Массоль. Массоль, прозванный (никто не знает, почему) Лагадеком, носит длинную бороду, которую он имеет привычку теребить. Этот задорный малый, наполненный разными идеями, физически крепко сложен и выглядит молодо, а его речь изобилует крепкими выражениями из лексикона капитана Хэддока (Капитан Хэддок - пират из уже упомянутых в примечаниях "Приключениях Тентена". Поль Эрже вывел его любящим похвастаться и подвыпить, горластым, но симпатичным человеком. - Прим. перев.).

- Погода ничуть не лучше, чем 30 июня, - возразил боцман, который понимает что к чему, ведь это он в тот день наиболее решительно высказывался против погружения.

- Выждем еще часок, - соглашается с ним Жарри.

- Так будет надежней, - заключает командир Паке; он в явном замешательстве.

В 10 часов становится очевидным, что море успокаивается. Ветер ослабел до 8 метров в секунду. Барашков все меньше. Тотчас же принимается решение о погружении.

- Начинаем, - говорит Жарри. - Вы, командир, не возражаете?

Паке секунду колеблется. Спуск ныряющего блюдца на воду его не слишком тревожит. Но что будет через шесть-семь часов, когда оно вернется?.. Какая будет погода? Погода неустойчива, и прогноз дать трудно. Он объясняет это Жарри; тот обнадеживает Паке:

- Если погода начнет портиться, то всегда можно дать приказ о досрочном подъеме "Сианы" на поверхность.

Слова Жарри возымели действие. Командир приказывает:

В научной лаборатории согнулись над картой три океанавта, одетые в свои асбестовые костюмы: они в полной боевой готовности с 8 часов утра. Ле Пишон в последний раз поясняет, какого рода рельеф следует ожидать на, этом участке дна, так как имеющаяся карта не позволяет представить его в деталях. Место следования: дно трансформного разлома; глубина около 2700 метров. Дно здесь представляет собой V-образную долину с плоским дном и со стенками, поднимающимися в среднем под углом 30º на высоту 150 метров. Ширина долины на верхнем уровне составляет 500-600 метров. Ширина же самой глубоководной части, примерно на глубине 2800 метров, еще не установлена, но представляется весьма незначительной. Поставлена задача достичь этой впадины. Дело нелегкое, если учесть малые размеры конечного пункта назначения, но за последний год в системе навигации отмечены крупные успехи.

- Затем, - продолжает Ле Пишон, - мы взберемся по южной стене долины и обследуем продолжающее ее плато.

Именно в этой зоне имели место небольшие сейсмические толчки, землетрясения узко локального характера, зарегистрированные гидрофонами, которые "Кнорр" установил несколько месяцев назад. Таким образом, речь, вероятно, идет о зоне, где происходит трение между двумя литосферными плитами - Американской и Африканской. Это требуется уточнить на дне.

В соседнем помещении весь ушедший в карту Пласеро высчитывает местоположение "Норуа" по отношению к трем маякам, установленным в мае судном "Д'Антрекасто" в зоне разлома. Программное устройство вычислительной машины работает исправно. Два дня Пласеро стучит по клавишам и с опаской посматривает, как на экране зажигаются вздрагивающие красные цифры, указывающие расстояния. Точность превосходная, порядка 30 метров.

В 10 часов 15 минут Пласеро сообщает, что "Норуа" в нужном месте: операцию можно начинать.

Пилот Кьенци, бортинженер Скъяррон и Ле Пишон спускаются на палубу:

- Надеюсь, что на этот раз все будет в порядке, - произносит Кьенци насмешливым тоном.

За бортом "Сианы" уже подготовлен алюминиевый трап. Марсель Бертело и Ален Массоль в водолазных костюмах расположились в шлюпке, стоящей у правого борта. Третий механик "Сианы" Шопьян пристроился на гребном валу. Кьенци последним заходит внутрь "Сианы" и задраивает люк. Три человека замурованы в лодке. От остального мира их отделяет 8 сантиметров стали.

Жарри вынимает предохранительную чеку, которая блокирует балласт, находящийся в передней части ныряющего блюдца. Включается радиосвязь. Все готово. Начинается сложный маневр...

Командир Паке отдает приказ крановщику выбрать слабину стропов. Нейлоновые стропы натягиваются и вибрируют. Восемь матросов, по четыре с каждого борта, удерживают захваты, закрепленные с двух сторон "Сианы". Она перевязана, как колбаска салями, но еще не вышла из своего гнезда. Паке поднимает руку. Кран медленно понес девятитонный груз. Вот блюдце проделало до конца путь наверх и висит над краном. Бортовая качка практически отсутствует; килевая приподнимает корму "Норуа". В иллюминаторах появляются головы Кьенци и Ле Пишона. В их глазах ни тени беспокойства. Начинается операция переноса "Сианы" за борт. Это самая опасная часть работы. Тросы медленно движутся по блокам и скрипят. Корма "Норуа" проваливается в ложбину между двумя волнами на добрый метр. Резкое натяжение вынуждает матросов, страхующих аппарат, напрячься изо всех сил. У одного из них палуба уходит из-под ног. Боцман прыгает к нему и снова закрепляет скобу, установленную на планшире. Толчок. Мускулы напрягаются. В оттяжках вновь появляется слабина.

Теперь "Сиана" висит над полуютом. Надо отдать два захвата, испытывающие наибольшее натяжение. Два человека дотягиваются до них баграми: матросу на правом борту первая же попытка приносит успех, и закрепляющий крюк падает на палубу. Его напарник с левого борта действует неуверенно. Он горланит: "Дайте слабины, слабины!" Наконец-то и второй крюк снят. "Сиана" свободно висит в 2 метрах над водой. Портальный кран застывает... Паке секунду колеблется. Он выжидает благоприятной волны. Море бурлит. Но прежде чем волна успевает достичь наибольшей высоты, командир "Норуа" резко опускает руку: как вахтенный на авианосце. "Сиана" опускается, касается воды, погружается в пену и остается на поверхности океана, поддерживаемая тремя большими красными понтонами. Она метрах в двух за кормой "Норуа", все еще в объятиях двух страхующих ее оттяжек с захватами.

Вот подоспела шлюпка. Массоль погружается в воду, вскарабкивается на ныряющее блюдце, которое поднимается над водой сантиметров на двадцать. На четвереньках, наполовину захлестываемый волной, он силится сбросить гак с нейлонового стропа, который то туго натягивается, то расслабляется под действием волн. Борода Массоля покрылась пеной. Под маской его глаза мечут громы и молнии. Он считает, что крановщик слишком медленно травит лебедку. Огромный гак опасно раскачивается над головой водолаза. Он напоминает Посейдонова спутника, укрощающего морское чудовище.

"Норуа" наваливает кормой на "Сиану". Расстояние между ними сокращается чуть ли не до метра. Судну-носителю надо бы дать несколько оборотов винтом, чтобы отойти от "Сианы", но этого нельзя сделать до тех пор, пока с ныряющего блюдца не будут сняты оттяжки с захватами и пока Массоль не перестанет восседать на спине "чудовища". Пятнадцать критических минут... Паке, напряженный до предела, свесился с кормы. Он бессилен что-либо сделать и знает это. Если маленькая "Сиана" стукнется о "Норуа", то произойдет катастрофа. Подводная полиэстеровая часть рассыплется, как спичечный коробок под ударом кулака.

Над водой видна только часть 'Сианы'. Справа выступает радарный отражатель, аппарат, производящий фотовспышку, и радиоантенна. Буи служат для поддержания ныряющего блюдца на поверхности до начала погружения.

Массоль ныряет в воду и снимает последние два захвата. Он поднимает руки вверх: задание выполнено. Его охватывает детский восторг. Массоль переваливается через борт шлюпки, и Бертело подхватывает его в охапку, как мешок с картошкой. Паке сразу же командует, не повышая голоса:

Оставляя за кормой полосу пены, "Норуа" отходит от "Сианы" на 20 метров. Маневр окончен.

В конечном счете полный успех; всеобщий вздох облегчения... Воспоминание о 30 июня стирается.

Жарри и Паке поднимаются на мостик. Жарри в микрофон передает на "Сиану":

Затем, обращаясь к Бертело, сидящему на корме шлюпки:

Шопьян и Массоль направляются к понтонам, и вот уже они свободно плавают на поверхности.

- "Сиана", я "Норуа". Понтоны сняты, счастливого погружения, - говорит Жарри.

Из микрофона на командном пункте раздается серьезный голос Кьенци:

"Сиана" уходит под воду; несколько секунд еще виднеется ее желтая поверхность и наконец растворяется в синеве...

Пригнувшись на своих креслах, Кьенци и Ле Пишон уткнули носы в иллюминаторы. Позади них, упираясь спиной в переборку, скрючился Скъяррон. Над их головами еще отчетливо прослеживается водная поверхность: нити серебристых пузырьков, бомбящих неразличимый экран, который отмечает раздел между очень чистой, очень бледной синевой моря и серо-белым цветом неба. А вот еще пузыри - эти вырываются из-под днища ныряющего блюдца. Они устремляются к поверхности, затем увеличиваются в объеме, сплющиваются, как ртутные шарики, и исчезают на границе между воздухом и водой.

На 50-метровой глубине синева темнеет. Около иллюминаторов теснятся почти насквозь просвечивающие рыбки. Их не пугает этот огромный живой желтый организм. Он скользит вдоль их тесных рядов бесшумно, медленно... Незваный гость кажется безобидным: колебания воды, вызываемые им, не имеют ничего общего ни с ударной волной, которую посылают плавники громадных кашалотов, ни с той внезапной, гудящей, неистовой вибрацией, которая сопровождает нападение быстрых, словно молнии, тунцов на мирное стадо "пасущихся травоядных" (рыб, питающихся фитопланктоном) на глубине 100-200 метров, куда может проникнуть свет, обеспечивающий образование растительного корма в океанах.

Так на первом этапе погружения "Сиана" минует зону, где кишит жизнь, образуя настоящий "суп" из животных и растений, который любопытно было бы рассмотреть через увеличительное стекло: большинство из этих организмов невидимо глазу, но под линзами микроскопа или лупы они предстают в таком богатстве форм, какое только может вообразить себе человек. Они различаются и по расцветке - синие, розовые, ярко-красные... Образы, рожденные сюрреалистическим воображением...

Погружение "Сианы" на глубину - не просто падение, характерное, например, для "Архимеда". Она не признает вертикали, по которой всякое тело прямым путем попадает на дно благодаря силе тяжести. Ввиду своей слегка эллипсоидальной формы и дифферента, который ему задает пилот (чем выше по сравнению с носом сидит корма, тем быстрее происходит погружение), блюдце уходит в море по настоящей геометрической спирали, почему у его пассажиров и возникает странное ощущение. Ведь они никогда не совершали путешествия по подобной траектории. Их телам в основном знакомы падение под прямым углом, по кривой, верчение по правильному кругу на карусели, маятникообразные движения качелей, гипербола, которую вычерчивает самолет, идущий на посадку и касающийся дорожки. Те, кому доводилось прыгать с парашютом, испытали, как сердце готово выскочить из груди и как перехватывает дыхание в опьяняющем падении с головокружительной высоты со скоростью 250 километров в час по параболе, заданной виражом самолета. И только те, кому пришлось иметь дело со спиральными траекториями, всегда говорили о них с ужасом; это пилоты, которые в силу обстоятельств, не имея возможности что-либо изменить, позволяли машине перейти в "штопор", который в большинстве случаев заканчивался катастрофой. Думается, у них не оказывалось ни досуга, ни желания испытать редкое удовольствие, которое доставляет человеку ощущение перемещения в пространстве сразу в трех измерениях по той кривой, которая описана во многих учебниках по геометрии, но которая весьма непривычна для обитателей суши.

"Сиана" "ввинчивается" в глубины океана. На глубине 150 метров синева исчезает. Все заволакивают тяжелые осенние облака. За иллюминаторами простирается в бесконечность вечный траур зловещего мира глубин.

Все три члена экипажа заняты делом. Кьенци перекачкой ртути слегка меняет дифферент блюдца. Корма приподнимается на несколько градусов. Скъяррон вот уже несколько минут не сводит глаз с компаса.

- Этот компас свихнулся, - говорит он, обеспокоенный. - Судя по всему, наш курс его не устраивает!

Поистине никогда и ничем не взволнуешь Каноэ.

Этот человек как скала. Он перенял ее крепость. Он всегда миролюбив и улыбчив, но в нем скрыто львиное сердце. 15 лет он следовал за Кусто по всем морям мира, а в 1970 году попал в ряды CNEXO в качестве главного пилота "Сианы".

- Я тебя слышу, - отвечает он спокойно. - Компас у нас магнитный. Спирали на него не действуют.

Для "Сианы" исчезло понятие севера, понятие юга; она спускается в чрево моря. Тихо, как сухой лист, падающий с дерева на пороге зимней ночи...

Наступает ночь. Полная. Ночь, которую никогда не освещали никакое солнце, никакой свет. Как до начала мироздания или в конце его. "Сиана" идет в другой мир, где царят мрак, холод, большое давление. В мир, созданный не для людей, не знающий смены времен года, мир, в необъятности которого вехи времени не имеют больше никакого значения.

Нет ли некой тройной связи - разумеется, чисто поэтической - между медленным курсом этого корабля, погружающегося в сумрачную пучину, испытывающего избыток давления, и тем, что придумал Ланжевен (Поль Ланжевен (1872-1946) - французский физик и общественный деятель. Научные исследования вел в разных направлениях, в частности много нового внес в теорию относительности и релятивистской электродинамики. - Прим. перев.), сверкающим, устремленным к звездам со скоростью света, сметающим для своих вымышленных пассажиров классическое понятие времени? Теоретически обитатели ланжевеновской ракеты не будут стареть во время полета в космос. А что происходит с теми, кто спускаемся на дно самого глубокого из всех океанов? Создается впечатление, что минуты и часы бегут быстрее в этих странных краях, где чувствуешь себя поистине вне времени.

Что касается надводного мира, то он периодически напоминает о себе покорителям глубин. Аппарат TUUX выплевывает слова, которые раздражают:

- Сообщите вашу глубину... Повторите... Вас понял... Вы пробовали правый двигатель?.. Он работает нормально... Спасибо...

Конечно, там, наверху, они делают свое дело. Конечно, необходимо проверить действие двигателей, необходимо следить за напряжением в электросети, смотреть на компасы (репитеры), анализировать показания эхолота. "Сиана" - не водный велосипед, который бездумно резвится в бухте Сен-Тропез. "Сиана" - снаряд, сконструированный по последнему слову техники, стоящий миллионы франков, оснащенный опытнейшими из опытнейших инженеров и выполняющий задание, задуманное несколько лет назад. Следовательно, требуется предельная серьезность. И тем не менее... До чего было бы хорошо пребывать на грани мечты и действительности в этом стальном коконе, идущем в неизвестный мир...

Воскресают все старые мечтанья. Мечтанья, свойственные мальчишкам, этим шальным жеребятам с содранными коленями, клянущимся освободиться однажды от силы земного притяжения и полететь к звездам, подобно ангелам или астронавтам, мечтанья, свойственные юношам, листающим пожелтевшие страницы книг Жюля Верна и охотно сравнивающим себя с капитаном Немо, чувствующим как в душе у них появляется страстное желание устремиться в неведомые края, сметая все препятствия. Это их внутреннее желание отвечает врожденной потребности изучения и покорения Вселенной, потребности, которая гложет человека с момента его появления, с той самой поры, когда, согласно Книге Бытия, первой человеческой чете было повелено: "Наполняйте землю и обладайте ею".

Но имеет ли еще смысл это повеление? Разве на Земле человек не все исследовал и не все покорил и, по утверждению кое-кого, даже уничтожил, загрязнил? Впрочем, разве мы не видели еще в детстве, как сужаются, подобно шагреневой коже, последние неисследованные территории? Появление каждого нового атласа влекло за собой исчезновение на материках огромных белых пятен, на которых ранее стояла надпись "Terra incognita", а под ней, в минувшем столетии, - "Hic sunt leones..." (Здесь живут львы (лат.). - Прим. перев.). Времена открытий, говорили нам, кончились.

Но мы тем не менее знали, что это неверно, что остается еще много девственных мест. И действительно: на очереди стояли внеземное пространство и море, прежде всего море, последняя неисследованная, не подчиненная человеку территория. Как еще далеко до претворения в жизнь другого повеления господа бога людям, о котором написано в Книге Бытия: "И да владычествуют они над рыбами морскими..." За два миллиона лет человек последовательно освоил все континенты. Теперь надо думать об океане. Трое представителей рода человеческого шестым чувством понимают, что они находятся сегодня у истоков этого удивительного подвига. Смутные мечты, скрывавшиеся в самых тайниках их душ, разбужены этим сенсационным, медленным, без заметного ускорения, уходом в ночь, их тела словно скользят, скользят в жидкости, более плотной, чем воздух, и в то же время достаточно подвижной.

Не оставшаяся ли это у нас в клетках память о той поре, когда наши далекие предки передвигались по теплым водам болот, пока их жабры не научились поглощать кислород из воздуха и не превратились в легкие? А это двойственное ощущение умиротворенности и страха, когда ты закупорен в жарком стальном яйце, наполненном внутренней жизнью, которая течет в латунных венах, которая трепещет в тысяче электрических цепей?

Образ моря заложен в нас так же глубоко, как образы огня, леса, зияющей в горе пещеры. И когда мы проникаем в его пучины, невозможно не ощутить всеми фибрами души волнение, граничащее со священным трепетом.

Прошло уже сорок пять минут с тех пор, как "Сиана" скрылась под водой. На командном пункте "Норуа" Жарри отмечает время и Достигнутые глубины в судовом журнале, который открыт на штурманском столе. Рядом стоит Пласеро.

- Они прошли половину пути, - замечает Жарри; затем, обернувшись к Пласеро:

- Незначительное течение относит их к западу. Но этим можно пренебречь. Они по-прежнему на оси разлома.

В системе навигации возлагаются большие надежды на усовершенствование, внесенное в 1973 году. Отныне подводный аппарат несет на себе маяк, аналогичный тем, что устанавливаются на дне, так что теперь можно привязаться к местности непосредственно с командного пункта подводного аппарата. Программа, заложенная в компьютер, по всей видимости, действует исправно...

В отсеке Кьенци прижался лбом к иллюминатору. Он только что включил прожекторы. Световой нимб вспыхнул над носовой частью "Сианы". Ле Пишон тоже приник к иллюминатору, который изнутри покрылся струйками воды. Он стирает их рукой с такой осторожностью, словно боится слишком нажимать на этот небольшой усеченный конус из плексигласа. Это единственное окно во внешний мир кажется столь же хрупким, как родничок новорожденного. Трудно представить, что на этой глубине вода давит на ныряющее блюдце с силой порядка 13 тонн. С некоторого порога эти числа не имеют особого значения... Забортный свет рассекает только ночь. Впечатление пустоты, ничтожности. Поверхность иллюминатора холодна, как лед. Ле Пишон понимает, почему перед погружением Кьенци советовал ему надеть на голову плотную шерстяную шапку и надвинуть, ее пониже на лоб...

- Незачем понапрасну разряжать батареи, - цедит сквозь зубы Кьенци. - Зрелище не стоит того.

- Ги, как с кислородом, нормально? - спрашивает он у Скъяррона.

- Нормально, разве что несколько выше парциальное давление, короче, удушье не грозит.

Из аппарата TUUX совершенно ясно доносится голос Жарри:

Обитаемый отсек наполняется гудением. Скорее даже шипением. Шумом миксера, сбивающего майонез...

Кьенци внимательно смотрит на вольтметр. Все в порядке. Двигатели можно выключить.

- "Норуа"! Я "Сиана". На глубине 2000 метров двигатели действуют исправно. Никаких замечаний нет.

Жарри беспокоится за двигатели. С самого начала погружения, а по сути дела, с момента выхода из Тулона эта мысль преследует его неотступно. Ночами ему случается просыпаться с думой о двигателях "Сианы", и дума эта не дает ему больше уснуть; так он и лежит без сна до тех пор, пока рассвет не изгонит его из постели, нервного и раздраженного.

Двигатели - их называют двигателями "газового исполнения" - сконструированы по-новому: якорь у них вращается не в масле, как у двигателя "Архимеда" и всех других подводных аппаратов мира, в азоте. Выравнивание давления воды и давления внутри двигателя происходит благодаря резиновой емкости. Подобные двигатели уже давно применяются на глубинах от 350 до 400 метров и обладают таким несомненным преимуществом, что руководство CNEXO приняло решение оборудовать ими "Сиану". Но при этом возникало сомнение: будет ли принцип действий, удовлетворительный при 400 метрах, столь же удовлетворителен на глубине 3000 метров? Кроме того, необходимо было утроить их мощность. CNEXO пошел на этот риск. Первые испытания, проведенные в Средиземном море, не дали убедительных результатов.

Одним словом, ход "Сианы" не был еще полностью отрегулирован. Ничего странного нет, если учесть, что требуется два или три года серьезных испытаний, прежде чем подводный аппарат становится по-настоящему надежным, избавляется от всех непредвиденных случайностей и болезней роста! До этого "Сиане" было еще далеко... Но тем не менее безопасность ныряющего блюдца и членов его экипажа не подвергалась сомнению. Подводный аппарат все же - не самолет или ракета, двигателям не обязательно обеспечивать его живучесть; если они откажут, то он всегда может всплыть. Но если это произойдет на самом дне - он просто не оправдает свое назначение.

С такими мыслями Жарри, устроившись перед аппаратом TUUX, ждет посадки "Сианы" на дно. На глубинах 500, 1000, 1500 и 2000 метров работа двигателей, по мнению Кьенци, была нормальной. Но испытание нельзя считать закончившимся до тех пор, пока блюдце не достигнет глубины 2800 метров в заданном районе разлома. Теперь остается только ждать и надеяться.

Эхолот на борту "Сианы" показывает сейчас, что до дна остается 500 метров. Погружение продолжается. Подводный аппарат проходит между отвесными бортами разлома. Ги Скъяррон делает гримасу, вытягивает сначала одну ногу, затем другую. Судороги. Он все время согнут в три погибели, как плод в утробе или египетская мумия. В таком положении ему предстоит провести еще несколько часов... Кьенци проводит последнее испытание двигателей. Стрелка вольтметра дрожит в корпусе, дергается туда и сюда и, наконец, успокаивается. Давление нормальное. "Боги моря нам покровительствуют", - думает он. Эту добрую новость он сообщает Жарри. Затем обращается к Ле Пишону:

Ле Пишон, распростертый на своем тюфяке, головой упирается в борт. Он вопрошает себя: что ждет их на дне? Каков будет рельеф? Такой ли он расчлененный, как в рифте, открытом во время первого погружения в августе 1973 года? Однако в нем не чувствуется беспокойства. Скорее наоборот, его объемлет тайное ликование. Если и здесь все так, если пейзаж так же хаотичен, как на дне рифта, то он получит высшее удовольствие, взбираясь по склонам, поднимаясь вдоль обрывов, медленно скользя над пропастью... "Сиана" настолько легче "Архимеда", настолько подвижнее, проворнее, что в умелых руках Кьенци она играючи преодолеет все препятствия. В перспективе настоящий праздник.

8 часов 45 минут. Скъяррон включил гидролокатор Страцца. На экране вырисовываются два параллельно вытянутых пятна со смутными контурами. Они медленно вращаются вокруг центрального светового пятна - полный круг совершается через каждые сорок секунд, - сопровождая "Сиану" в ее спиральном спуске. Это эхо, посылаемое двумя бортами долины - восточным и западным, - находящимися по обе стороны от ныряющего блюдца.

- Обе стенки, северная и южная, отстоят от нас на 300 метров. Значит, мы находимся на самой оси зоны разлома, - говорит Ле Пишон. - Скъяррон, надо бы увеличить диапазон дальности гидрой локатора. Обзор стал маловат.

И действительно, два пятна последовательно сдвигаются к центру экрана.

- Эхо слишком резкое, - включается в разговор Кьенци. - Склоны, должно быть, чрезвычайно крутые. Я уменьшу угол погружения.

Он пускает в ход ртутный насос. "Сиана" принимает более горизонтальное положение, и скорость спуска становится меньше. У трех акванавтов одна только мысль: на что походят эти две скалы, между которыми погружается их судно?

- Маяк в 400 метрах к югу, - объявляет Скъяррон.

Действительно, на экране появляется крупная светящаяся точка, которая светится все ярче при каждом переключении диапазоне дальности. Это сигналы, поступающие от четырех акустических маяков, которые стоят на якорях в 100 метрах от дна. Кьенци торжествует:

- Адмирал сдержал слово. Он нас вывел на стометровку от искомой точки!

8 часов 55 минут. 20 метров до дна. Глубина 2760 метров. Экран гидролокатора показывает, что южная стена в 30 метрах, зато северная - более чем в 60 метрах.

- Мы несколько уклонились к югу, - говорит Ле Пишон. - Внимание, Кьенци, мы сейчас подойдем к очень крутому склону.

Кьенци включает светильники и прижимается лбом к иллюминатору. Ле Пишон следует его примеру. Они таращат глаза, пытаясь рассмотреть что-либо в ночи за световым гало. Ничего не видно. Тем не менее склон рядом. Экран гидролокатора, дальность действие которого теперь самая наименьшая - 150 метров, испещрен тысяча ми эхо-сигналов.

Об этом и говорит контрольный звонок. Пилот вытягивает руку; его нос прижат к иллюминатору.

Еле заметный толчок указывает на то, что произошла посадка. Проходит две секунды. Сейчас в отсеке можно было бы услышать, как пролетает ... бабочка. Ле Пишон превратился в соляную статую Его нос, прижатый к иллюминатору, совершенно сплющился, глаза устремлены вперед.

- Дно, - говорит Кьенци. - Я его вижу прямо перед нами.

- Я тоже, - откликается Ле Пишон и нажимает кнопку, включая магнитофон.

Перед ними вырисовывается очень крутой склон - более 50º, Он завален черными, как сажа, остроугольными скалами всевозможных размеров, покрытыми налетом белой пудры. Этот пейзаж напоминает ложбину в каменной осыпи, какие встречаются в горах на суше.

Но удивительная "растительность", усеивающая лежащие вокруг глыбы, ничем не походит на наземную.

- Подай немного назад, Кьенци, и попытайся закрепиться на том покрытом осадками уступе у самого подножия откоса, - предложил Ле Пишон.

Следует легкий толчок, похожий скорее на ласковое прикосновение, как будто блюдце погладила чья-то гигантская рука. Белое облако окутывает иллюминаторы. Это взбаламученный винтами незначительный слой ила. Но вот туман рассеивается. По другую сторону иллюминатора, не далее чем в 20-30 сантиметрах, появляется но белое-пребелое. В сравнении с ним самые прекрасные песчаные пляжи мира показались бы серыми. Этот "снег", откладывающийся по нескольку сантиметров за тысячелетие, органического происхождения. Его образуют известковые скелеты микроскопических водорослей, которые, как манна небесная, с незапамятных времен падают и падают с поверхности сквозь водную толщу 2800 метров, постепенно заполняя все углубления рельефа. Ковер, расстилающийся вокруг "Сианы", как зимняя степь, является на самом деле грудой скелетов, впервые извлеченной из абсолютного мрака, который царит здесь. Облако, поднятое во время приземления, теперь совершенно рассеялось, сметенное легким течением, идущим в западном направлении; его скорость, по оценке Ле Пишона, от 7 до 10 метров в минуту, то есть четверть узла.

Таким образом, это течение направлено в зону пересечения рифта и трансформного разлома.

Кьенци заставляет "Сиану" подвсплыть. Ртуть перегоняется с носа в корму, и вот блюдце принимает горизонтальное положение. Оно готово тронуться. Скъяррон уже сообщает на борт "Норуа":

На поверхности компьютер подтверждает, что подводный аппарат приземлился на северном склоне долины. Это, по-видимому, самое глубокое в окрестности место. Пласеро отмечает точку посадки на карте, а Жарри сообщает "Сиане" ее место.

- Нет, - отвечает Кьенци. - Его экранируют неровности рельефа. Наше местоположение мы можем знать лишь от вас. Вы нас поняли?

- Понял, - ответил Жарри. - Мы не спускаем с вас глаз!

Ле Пишон, захваченный пейзажем, диктует на магнитофонную ленту:

- 9 часов 03 минуты. Мы у подножия осыпи, лицом к югу. Речь идет о заостренных обломках подушек, покрытых марганцевой корочкой. Они самых разных размеров, от 10 до 30 сантиметров. Осыпь покрыта легким слоем осадков, но марганцевая патина на подушечных глыбах доказывает, что они очень древнего происхождения. Вокруг много губок.

- Ну что, похоже на рифт? - спрашивает Кьенци, первый раз погрузившийся в эту зону.

- Отнюдь нет. Это явно более древние формы, сильно раздробленные, угадываются места смещений, - отвечает Ле Пишон. - Давайте начнем со сбора образцов на случай, если нашу вылазку по каким-либо причинам придется закончить раньше времени, - добавляет он.

Кьенци осматривает коренные породы, громоздящиеся под не "Сианы".

- Что вас интересует? - спрашивает он без долгих разговор - Вот тот черный булыжник, что справа.

Кьенци разворачивает манипулятор, раскрывает три зажимных пальца, медленно продвигает его по направлению к глыбе, аккуратно обхватывает ее и рывками приподнимает. Операция не удалась. Обломок породы выскользнул и упал, взметнув облако ила. Приходится начинать все снова, теперь уже на ощупь...

'Сиана' захватом манипулятора берет пробу на склоне с подушечными обломками, упавшими на дно трансформного разлома. Глубина 2695 метров.

Зажим снова закрылся. На сей раз удачно. Кьенци с предосторожностями подтягивает добычу к металлическому контейнеру-накопителю и бросает ее туда.

- Разворот на 180º - и в дорогу, - решает Ле Пишон, только что сфотографировавший образец, чтобы опознать его на поверхности. - Мы спустимся на самое дно долины, а затем взберемся южную стену.

Плавно, без малейшего сотрясения, "Сиана" парит над простершейся внизу белой долиной в 30 сантиметрах над грунтом. Кьенци дал дифферент на нос под углом 30º, и оба наблюдателя очутился кверху ногами, головой вниз, прилепившись к иллюминатору но ми, практически бороздящими дно. Неожиданно склон резко по вверх. Блюдце отрывается от него. На удаляющемся дне среди скальных обломков выделяется очень большой блок, образованный подушечных кусков, сцементированных в монолитную глыбу.

- На откосе огромный кусок брекчии, - диктует Ле Пишон "Сиана" достигла нового уступа шириной в несколько метров устланного обломочным материалом, на котором устроились несколько губок и горгонарий, веером развернувших свое кружево. Блюдце не останавливается и продолжает путь вдоль склона, пошедшего вертикально вверх.

- Разлом! Остановитесь, остановитесь, Каноэ! - возбужденно восклицает Ле Пишон.

Кьенци разворачивает "Сиану" и ведет блюдце параллельно разлому.

- Никакого сомнения, это очень свежий разлом, ориентированный на запад, а точнее на 285º. Такое направление предсказывала модель, - диктует Ле Пишон. - Четырехметровая стена говорит Я вертикальном сбросе, который буквально рассек обломочный материал на этом склоне. Совершенно черные обломки подушек частично погружены в беловатую массу, образуя брекчии.

Пока Ле Пишон наговаривает на магнитную ленту геологические данные, "Сиана", отклоняемая течением, соприкасается с трансформным разломом. Противный скрежет отдается в головах трех подводников. Слышать его так же приятно, как скрежет корпуса машины о стену гаража. С той только разницей, что обшивка у машины надежнее, чем у подводного аппарата... Кьенци осторожно высвобождает ныряющее блюдце и поворачивает его носом к югу:

Это откос, покрытый осыпью. Он поднимается и теряется во мраке. "Сиана" спустилась вдоль стены и оказалась в V-образной котловине. Глубина 2795 метров. Сразу же за кормой - вертикальный сброс, а впереди - откос, идущий под углом 30º.

Никто из трех акванавтов не думает о том, что над их головой нависло 3 километра воды и что на каждый квадратный сантиметр гондолы давит 300 килограммов. Однажды Кьенци попытался рассчитать общее давление, производимое на "Сиану". И получил число, заключающее внушительное количество нулей...

- Невероятно, - говорит Ле Пишон. - Нет никаких следов внутреннего днища. Подножия северного и южного склонов соприкасаются. По всей видимости, мы находимся в очень активной зоне, где постоянно появляются новые формы благодаря деформации сдвига между двумя бортами. Иначе дно желоба быстро заполнилось бы беспрерывно падающим обломочным материалом. Подтверждением этому служит прекрасный вертикальный разлом, который мы только что миновали.

- Что дальше? - спрашивает Кьенци; он считает, что положение, занятое на дне желоба, крайне неудобно. - Может быть, пойдем вверх?

- Да, берите курс 180º, будем подниматься вдоль южной стены. Кьенци создает максимальный дифферент на корму: +50º.

Теперь оба наблюдателя перешли в положение, близкое к вертикальному, и должны как следует упереться локтями, чтобы не соскользнуть вниз. Что касается Скъяррона, то он пристроился у кормового борта, скрючив ноги, словно утробный плод. Странное впечатление: кажется, будто на этот крутой склон аппарат всползает на четвереньках.

- Смотрите! - восклицает Кьенци. - Что-то вроде дороги. "Сиана" пересекает на склоне дорогу шириной метра в три, возникшую в результате обвала. Она до самой впадины спускается настолько прямолинейно, как будто садовник провел ее по веревочке. Это наследие одного из последних обвалов коренных и осадочных пород, которые периодически вызываются сейсмическими потрясениями. Словно один из камнепадов, думает Ле Пишон, какие можно встретить у подножия крутых склонов в дорогих сердцу Шукруна Пиренеях.

- Следуйте за обвальным потоком, - говорит он.

Обломки всех сортов образуют настоящую косу. Некоторые, почти метровой высоты, пропахали склон, оставив на его поверхности глубокие борозды. Ле Пишон с иронией произносит вполголоса:

- Скоро вот уже миллион лет, как обвалы подобного рода следуют по склонам один за другим, угрожая полностью засыпать эту долину. Но долина так и не заполняется. Торжествует тектоника!

- Новая бочка Данаид (Согласно древнегреческой легенде, дочери аргосского царя Даная по приказанию отца (ослушалась только одна из пятидесяти) убили своих мужей в первую же брачную ночь, за что были осуждены на том свете вечно наполнять водой бездонную бочку. - Прим. перев.), - бросает Кьенци.

Скъяррон, недовольный тем, что не имеет возможности участвовать в зрелище, ворчит:

- Миллион лет! А откуда вы знаете? Вы даже не могли нам сказать, на что походит дно.

Ни тот, ни другой ему не отвечает. Они поглощены созерцанием пейзажей, которые сменяются слишком быстро и которые требуют неослабного внимания из-за очень плохой видимости.

Перед носом "Сианы", как молния, мелькнула фотовспышка...

- Я ее подкараулил! - крикнул торжествующий Кьенци.

То, что он подкараулил, было маленькой красной креветкой, контрастно рисовавшейся на громадной белоснежной губке, которая раскинулась на вершине базальтового блока. Креветка весьма напоминала осу на грибе, изготовившуюся к атаке.

Без всяких усилий "Сиана" продолжает подниматься вдоль стены, по-крабьи легко перемещаясь по течению, сносящему ее к запади Через каждые десять минут "Норуа" указывает ее местоположение которое Скъяррон наносит на карту. Фотовспышки сопутствуют описанию, которое Ле Пишон не перестает диктовать. Стена похожа на гигантскую лестницу, вырубленную серией вертикальных сбросом (в среднем через каждые 10 метров), создающих тектонический рельеф. Сбросы были похоронены под обломками, образующими крутые откосы, усеянные в нижней части крупными глыбами, с многочисленными следами лавин, которые теряются во мраке ночи. Иногда в верхней части склонов появляется вертикальная стенка разлома, обнажающая поверхность коренной породы. Затем следует уступ, довольно ровная округлая поверхность которого погребена пой чистой скатертью осадков. Именно на таких уступах пристраиваются животные разных видов и необычных форм.

Когда подводный аппарат поднялся на один из них, Кьенци неожиданно воскликнул:

В нескольких метрах прямо перед нами возникает на крупной черной глыбе длинное белое привидение. Оно похоже на амфору с широкой горловиной. Это губка отменной величины, высотой более метра.

А вот, немного подальше, и третья. Они тут повсюду. "Сиана" передвигается по полю живых стел, впервые обласканных светом! Целый сад огромных мраморных цветов, напоминающий также кладбище, уставленное погребальными урнами.

Скъяррон, не имевший возможности насладиться спектаклем, присоединился к Ле Пишону. Иллюминатор сейчас поделен на двоих. На несколько мгновений, зачарованные, они умолкают. Нет больше ни комментариев, ни фотовспышек.

- Сказочно, - предельно просто шепнул Скъяррон.

Но очень скоро они приходят в себя. Прошло сорок пять минут с тех пор, как начался этот глубоководный бег с препятствиями, и они уже сроднились с пейзажем. Рейд в сторону для осмотра разлома, ориентированного с севера на юг перпендикулярно к склону. Затем перелет через порядочную горку цилиндрической формы, также ориентированную с севера на юг, что Ле Пишона совершенно сбился с толку. А "Сиана" на глубине 2720 метров ползет над склоном, крутизна которого неожиданно уменьшается.

- Внимание, Каноэ, прямо перед нами трос! - вскрикнул Ле Пишон.

Кьенци ничего не видел, но инстинктивно он выключает двигатели и приникает к иллюминатору...

И только теперь он замечает, что на самой вершине округлого холма белеют непонятные змеевидные предметы одинаковой величины. Ле Пишон, лежащий ничком над крутым склоном, отстоящим от него на два метра, вдруг вообразил, что он окопался в траншее, а перед ним тянутся ряды колючей проволоки. Затем он понял: трос. В мае текущего года "Кнорр" сообщал, что он вынужден был бросить свой трал, который теперь растянулся на дне на протяжении добрых шести километров. Так оно и есть.

Разлом, обнажающий призматические структуры базальта на северном склоне трансформного разлома, глубина 2300 метров. На переднем плане к стене прикрепилась колония шестилучевых кораллов, на втором плане видна виргулярия.

Кьенци весь внимание. Ему известно, что самое страшное для подводного аппарата - попасть в противолодочную сеть или в шлаги затонувших тросов. В самом центре Атлантики риск попасть в такую западню вроде бы сведен до минимума. Но абсолютных гарантий никто не мог бы дать. За предшествующие годы многие суда приходили в эту зону драгировать дно, и некоторым из них, как и "Кнорру", пришлось обрезать стальной трос, если дночерпатель зацеплялся за одну из неровностей рельефа, подобных тем, что сейчас находятся перед глазами у акванавтов.

Колония виргулярий на наносной площадке, северное плато трансформного сброса, глубина 2650 метров. Эти восьмилучевые кораллы, подчас достигающие в длину 10 метров, своим основанием внедряются в ил. При первом же прикосновении к их стволам они начинают люминесцировать.

- Виргулярии! - наконец со смехом говорит Кьенци. Особая форма животного мира, весьма характерная для этих глубин. Они живут колониями: их длинные щупальца толщиной с карандаш прихотливо искривляются, и тогда их скопления принимают вид хаотического нагромождения колючего кустарника или спутанных между собой витков проволоки. Питаясь, как и все прикрепленные животные, тем, что приносит течение, они большей частью устраиваются на площадках, которые хорошо омываются медленными струями, периодически меняющими свое направление под действием суточного прилива.

- Ги, что показывает вольтметр? - внезапно спрашивает Кьенци спокойным-преспокойным голосом.

- Авария двигателя с левого борта, - говорит Скъяррон. - Он больше не действует.

"Сиана", чья судьба вверена теперь лишь двигателю правого борта, крутится на одном месте; внося беспокойство в колонию виргулярий, которые покорно пригнули свои спирали, чуткие к движениям воды.

Правый двигатель остановлен, и "Сиана" хрупким брюхом мягко опустилась на камни.

- Этот чертов газовый двигатель! - ворчит Кьенци.

- Что можно предпринять? - осведомляется Ле Пишон.

- А можно попытаться конец пути проделать на одном двигателе? - снова задает вопрос Ле Пишон.

Он почти умоляет ответить "да", умоляет, как ребенок, лишенный прогулки в экзотический сад.

- Прежде чем подняться, я очень хотел бы взять образцы одного из этих обломков с откоса, что перед нами, - делает заявку Ле Пишон.

Перед пуском правого двигателя он через иллюминатор бегло обозревает пейзаж. Никаких видимых препятствий. Вибрация указывает, что двигатель работает. "Сиана" медленно снимается со дна, царапая корпус, затем ускоряет ход небольшими рывками, используя течение для компенсации эффекта вращения, .которое задает судну асимметрично расположенный винт.

Дав аппарату немного подрейфовать, Кьенци заставляет его замереть на склоне. Мастер своего дела этот Каноэ. Безупречно точная работа. Перед носом блюдца разворачивается манипулятор. Образец взят с легкостью. Вдруг стрелка вольтметра подпрыгивает...

- Все, теперь кончено! - заключает Кьенци. - Хода нет. Ги, запрашивай разрешение на всплытие.

- Съедим пока что по сандвичу, - робко предлагает Скъяррон.

- Дурацкие сандвичи, я говорил, что не надо их брать!

Как большинство моряков, Кьенци суеверен. Он вовсе не проявив восторга, когда начальник перед самым погружением принес эти огромные куски хлеба с паштетом,

- Это вынудит нас подняться в час завтрака, - проворчал он тогда.

Инцидент 30 июня заставил экипаж прислушаться к предупреждениям боцмана, что нельзя начинать работу в воскресенье.

- В воскресный денек работа не в прок, - говорил на бретонском диалекте боцман, закоренелый рыбак и по повадкам бретонец до мозга костей.

Голос звучит бодро. Жарри только что переговорил с командиром. На горизонте ни одного корабля, море спокойно. Все благоприятствует возвращению "Сианы" на поверхность.

'Сиана' только что поднялась на поверхность.

Кьенци сбрасывает балласт, теперь подъем обеспечен. "Сиана", облегченная, отрывается ото дна. Последний прощальный взгляд на грациозных виргулярий, исчезающих в ночи. Начинается длительно возвращение на поверхность...

- Надо же, как раз тогда, когда мы подошли к самому южном плато! - расстроенно, говорит Ле Пишон.

Путешествие по дну продолжалось один час двадцать минут.

На борту "Норуа" при известии о выходе двигателей "Сианы" из строя воцарилось уныние. Жарри созвал на совещание Бертело Шопьяна, Массоля. Они уже в курсе дела. На корабле новости разносятся молниеносно. Особенно дурные. Состоялся серьезный разговор.

'Сиану' поднимают на борт судна-носителя. В центре стоят боцман, Шукрун и Франшто. На заднем плане с обнаженным торсом — Жарри.

Через полтора часа "Сиана" появится на поверхности. Ремонтные работы в случае надобности придется вести всю ночь. На худой конец можно будет установить запасные двигатели; слава богу, что они хоть есть. Важно к следующему дню подготовить новое погружение. Пласеро является с сообщением о том, что, по его подсчетам, "Сиана" прошла по дну 525 метров. На маршрутном листе он вычертил ее путь в виде буквы "S". Маршрут связывает северную и южную стены. Таким образом, первая часть задания выполнена. Исследовано дно разлома и начато изучение южной стены. Но время пребывания на дне ничтожно мало. Рассчитывали минимум на пять-шесть часов...

В 12 часов купол "Сианы" желто-канареечного цвета рассекает поверхность в 300 метрах позади "Норуа". Со своей радиоантенной, торчащей из воды, она походит на небольшое морское чудовище, намеревающееся поплескаться в море. За время отсутствия подводного аппарата волны поунялись, а ветер ослабел до легкого бриза. Через несколько минут шлюпка подтянула "Сиану" к корме "Норуа". Быстро закреплены подъемный крюк и захваты с оттяжками. Кран вырывает из воды ныряющее блюдце, сверкающее снаружи, но не изнутри... За его иллюминатором видна грусть. Едва "Сиану" усадили в гнездо и три члена ее экипажа выбрались из люка, как Шукрун и Беллеш бросились к контейнеру-накопителю с собранными образцами, который Кьенци тотчас открыл, схватили два обломка подушек и, присев на корточки, тут же приступили к их изучению с лупой в руках.

- Это не коренные породы, - шепчут они разочарованно. Выход подводников не ознаменован обычным праздником. Образуются две группы. Вокруг Ле Пишона толпятся ученые.

- Там полно осыпей, прорезанных широтными разломами. Массивные породы нигде не выходят на поверхность. Обломки подушек слишком хаотичны, чтобы по ним можно было проследить движение по разломам.

Но самое большое оживление вокруг Кьенци и Скъяррона. Увы, они могут только подтвердить весть о поломке двигателей.

- В двигатели попала вода, - пришел сказать Бертело. Диагноз был поставлен скоро. По прибытии "Сианы" группа механиков набросилась на мертвые двигатели, сняла их с корпуса и переправила в контейнер-мастерскую.

- Газ, должно быть, проник через сальник и растворился в масле, - сразу же объявляет Жарри.

Действительно, сальник, предохраняющий от проникновения газа, затянут в трубопровод. Сразу нарушилось уравновешивающее давление, вследствие чего в двигатель просочилась вода. Проблема растворения газа в масле под давлением в 300 килограммов в свое время не была рассмотрена всесторонне. Теперь об этом жалеют, но слишком поздно сокрушаться о том, что уже непоправимо. Вечером Жарри принимает решение установить два двигателя проверенного типа, которые Ален Сиар имел благоразумие заказать за два месяца до отправки. Конструкторы не внесли в них ничего оригинального. Якори, как обычно, вращаются в масле, точно так же как на "Архимеде". Теоретически они не должны были бы преподнести неприятных сюрпризов. Но... в Тулоне не нашлось времени проверить их на большой глубине.

Угрюмый обед. Ни у кого не появляется настоящего желания воздать честь пантагрюэлевскому меню, которое составил кок. Меню, в которое, как и каждый день, входят две закуски, два первых блюда, два мясных... И все это в двойном или почти в двойном размере, как во время свадебных пиршеств в начале века за столом у истинных буржуа.

Итак, грустный обед. Командира это задевает, так как он любит за столом веселье, безмятежную непринужденность, старые истории, рассказываемые во всех кают-компаниях всех морей мира. А у Ле Пишона, Шукруна и Беллеша одна только мысль - подняться в научную лабораторию и восстановить там маршрут, проделанный сегодня по дну.

- Идите, идите, - отвечает командир совершенно по-отечески.

Погружение восстанавливается пядь за пядью, каждое наблюдение водворяется на свое место. Прослушивается сделанная на дне магнитофонная запись, выверяется курс подводного аппарата, на карту наносится топография местности. Фотопленка еще в стадии проявления, но общая картина проясняется. Самая глубоководная зона чрезвычайно активна, это зона интенсивного раскалывания на пластины шириной от 10 до 15 метров. Здесь накопились обломки вулканических пород, общая мощность которых достигает нескольким десятков метров. Увы, когда "Сиане" пришлось всплывать, она еще только входила в зону активного раскалывания. Поэтому пока неизвестно, до каких пределов она простирается и каковы ее размеры.

- Кроме того, у нас по-прежнему нет доказательства, что движение, обусловливающее это раскалывание, действительно связано с трением плит вдоль широтной линии, как это следует из модели, - говорит Беллеш.

- Нам были бы нужны доподлинные разломы в консолидированных осадках, - вздыхает Шукрун.

Действительно, в однородных осадочных породах скольжении двух блоков по разные стороны разлома оставляет следы в вид особой штриховки. По ним можно определить направление движения. Трое ученых делают расчеты, склонившись над схемами. Какова 6удет цель ближайшего погружения? Она им ясна: эти две плиты; Американская на севере, Африканская на юге, как два огромных плота толщиной от 10 до 15 километров, трутся одна о другую и неумолимо расходятся в своем медленном дрейфе примерно на 2 сантиметра в год. Титаническая картина... Но как получить формальный доказательства? А вот как: Беллеш, который будет погружаться на дно в следующий раз, продолжит маршрут от той точки, где Ле Пишон закончил свой. Цель: открыть во что бы то ни стала границы этой зоны активного раскалывания и поискать в осадках те самые разломы, о которых мечтает Шукрун.

- Очень мало надежды обнаружить их на дне долины, - задумчиво говорит Ле Пишон. - "Кнорр" в прошлом году показал, что дно здесь находится в беспрерывном движении. Он регистрировал до десяти небольших землетрясений в день! А внезапные крупномасштабные: смещения случаются раз в десять или пятнадцать лет. И каждый раз на дне происходят десятки обвалов. Я видел всюду лишь засыпанные ложбины.

В 10 часов Жарри с улыбкой, но без особого подъема (все сразу же почувствовали это по его взгляду, в котором сквозит беспокойство) сообщает, что новые двигатели установлены на место, батареи заряжаются и что (добрая новость!) якори вышедших из строя двигателей не пострадали. Они сейчас сушатся в ... кухонной печи.

Погружение завтра утром в 10 часов, пилотировать будет Кьенци, следить за аппаратурой - Леру, наблюдать - Беллеш.