«Раз ступить ногой - и умереть!»
После поездки П. Ф. Анжу о Новосибирских островах не вспоминали шестьдесят лет - до тех пор, пока в 1881 году лейтенант Де-Лонг не открыл острова, названные его именем.
В следующем году ученый секретарь Императорского Русского географического общества А. В. Григорьев опубликовал статью, где высказал мысль, что острова Беннетта и Генриетты, открытые Де-Лонгом, - это «земли», виденные Геденштромом и Санниковым с Новой Сибири. Расстояния (до Генриетты - двести шестьдесят верст!) не смущали А. В. Григорьева, Он ссылался на случаи аномально далекой видимости в Арктике, особенно в ясные весенние дни. Так, по Ф. П. Врангелю, от устья Индигирки видны Деревянные горы на Новой Сибири, до которых триста двенадцать верст. В этом можно было бы усомниться, но еще М. М. Геденштром писал, что видел остров Столбовой от Мурашского селения в устье Яны, за двести шестьдесят верст... Действительно, в солнечные дни над островами часто держится облачность, которая зрительно приподнимает их надо льдом или водой, а феноменальная прозрачность воздуха в высоких широтах увеличивает видимость.
«После этого, - писал Григорьев, - не может быть сомнений в действительности существования земли, виденной Санниковым же в 1810 году на NW от северной оконечности Котельного острова». Между прочим, А. В. Григорьев первым употребил в печати словосочетание «Земля Санникова»...
В 1885 году Академия наук организовала по существу первую в истории научно-исследовательскую экспедицию на Новосибирские острова. Начальником был назначен медик, впоследствии флагманский врач Балтийского флота, Александр Александрович Бунге. Доктор Бунге к моменту, назначения работал заместителем начальника станции Международного полярного года в Сагастыре (Якутия). Помощником ему был приглашен кандидат зоологии Э. В. Толль.
По странной случайности список исследователей Новосибирских островов пестрит нерусскими фамилиями. Между тем все они, кроме американца Де-Лонга, хотя и вели свой дальний род от иноземцев, были русскими и по подданству, и по самосознанию. Э. В. Толль говорил: «Мы, русские, пользуясь опытом наших предков, уже по географическому положению лучше всех других наций в состоянии организовать экспедиции для открытия архипелага, лежащего на север от наших Новосибирских островов, и исполнить их так, чтобы результаты были счастливы и плодотворны...»
В задании экспедиции прямо не говорилось о поисках «Земли Санникова», главной задачей называлось изучение остатков «допотопных зверей». Полевые работы начались летом 1886 года. Они были омрачены тяжелым впечатлением: в Феклистова-поварне, что у мыса Медвежьего, Бунге и Толль обнаружили останки трех промышленников, пропавших за три года до этого. Очевидно, они умерли не от голода (неподалеку сохранился склад, где были не только продукты, но и табак, который обычно кончается первым), а от болезни либо стали жертвой какого-то несчастья. Кости двух тел были раздроблены и обгрызены, тогда как третий труп сохранился целым.
Экспедиция разбилась на две группы. А. А. Бунге провел лето на Большом Ляховском, наблюдая за современными животными, которые разочаровали его своей малочисленностью (за весь сезон видели одного белого медведя!), и растениями. Изучал он также ископаемый лед, собирал кости древних млекопитающих и с большой тщательностью, но безрезультатно искал окаменелости в наслоениях, обнажающихся на южном берегу острова. Доктор Бунге не мог знать, что эти очень древние толщи пережили погружение на большие глубины и соответственно воздействие огромных давлений и температур, что не способствовало сохранению в них органических остатков. (Только в 1973 году в этих породах при микроскопическом изучении были найдены акритархи - остатки вымерших планктонных одноклеточных водорослей, что позволило датировать возраст толщ протерозоем. Впрочем, некоторые ученые ставят под сомнение не только возрастную принадлежность, но и само органическое происхождение акритарх, считая их кристаллическими образованиями.)
Тем временем Э. В. Толль обследовал берега острова Котельного, где сконцентрированы основные выходы древних докай - нозойских пород, острова Фаддеевский и Новая Сибирь...
Э. В. Толль первый исследовал геологию Новосибирских островов. Ему удалось выделить основные возрастные комплексы пород, слагающие острова. Он установил девонские и силурийские слои на севере и западе Котельного и триасовые толщи на юго-востоке. На Новой Сибири Толль описал разрез Деревянных гор, считавшихся одним из чудес Новосибирских островов. Горы невысоки: максимальная абсолютная отметка не превышает семидесяти пяти метров, но на фоне окружающей низменной суши и на фоне моря весьма приметны. Песчано-глинистые слои, слагающие Деревянные горы, смяты молодой складчатостью, разорваны разломами. Рельеф сильно расчленен: острые гребни, глубокие темные овраги, словно Кавказский хребет в миниатюре... Главной же достопримечательностью, давшей и название горам, были скопления древесных стволов, встречавшиеся, судя по описаниям, на их склонах. (Наши геологи специально искали эти богатые древесные скопления и не нашли. В толще пород встречаются пласты и линзы бурого угля, отдельные ветви, небольшие обломки влажной, тяжелой древесины, и только. Вероятно, стволы, которые видели Геденштром и Толль, уничтожены эрозией, а новые сейчас не вышли на дневную поверхность.) Эти древесные остатки предшественники Толля посчитали скоплениями современного плавника, который в те времена именовали «ноевщиной», по имени библейского Ноя, а происхождение их связывали со всемирным потопом. Целые штабеля стволов, принесенных морем, действительно часто встречаются на ныне безлесных островах. Однако на склонах Деревянных гор древесина была найдена на таких высотных отметках, до каких волна не достигает даже в самый сильный шторм. М. М. Геденштром сделал отсюда вывод, что территория острова Новая Сибирь интенсивно поднимается. Вывод свидетельствует о диалектичности его научного мышления, но фактическая основа оказалась иной. Тщательно изучив взаимоотношения древесных остатков с вмещающими их породами, Э. В. Толль сделал вывод, что древесина не принесена извне, а, прежде чем оказаться на поверхности склонов Деревянных гор, была заключена внутри толщи. Толль установил, что древесные остатки относятся к третичному возрасту, следовательно, в третичный период, предшествовавший современному, климат на территории нынешних Новосибирских островов был таким теплым, что здесь произрастали не только сосны, но и секвойи. (Последними работами нашего геолога Г. В. Труфанова возраст угленосной свиты Деревянных гор «снижен» еще более, до верхнего мела и самых низов палеогена.)
Деревянные горы на острове Новая Сибирь
13 августа 1886 года - в жизни Э. В. Толля произошло событие, определившее всю его дальнейшую судьбу. Стоя на северном берегу Котельного, в устье ручья Могур, он увидел по азимуту четырнадцать - восемнадцать градусов «ясные контуры четырех столовых гор с прилегающим к ним на востоке низким остроконечием». Картина была настолько четкой, что Толль не только определил расстояние до гор (около ста пятидесяти верст, или полтора градуса по широте), но и заключил, что они сложены трапповыми породами подобно островам Земли Франца-Иосифа.
С этого момента все дни, какие Толлю еще оставалось прожить на свете, были подчинены мечте о достижении увиденного острова.
Проводник Толля эвен Василий Джергели, которого Толль очень любил и часто вспоминал в своих статьях, сказал ему о «Земле Санникова»: «Раз ступить ногой - и умереть!»
В 1893 году Э. В. Толлю представилась возможность вновь посетить Новосибирские острова. Академия командировала его исследовать местонахождение трупа мамонта в районе устья Яны. Прибыв на место весной, Толль убедился, что останки не слишком интересны, однако решил еще раз осмотреть их после того, как растает снег, а пока посетить Новосибирские острова, благо в задании экспедиции был пункт, дававший свободу выбора действий: «Изучение неизвестных частей Сибири».
19 апреля Толль, его помощник лейтенант Евгений Иванович Шилейко и четверо каюров двинулись на собаках по известному маршруту: Святой Нос - остров Большой Ляховский. Поездка оказалась трудной, так как подготовились наскоро, а каюры, привыкшие к оленям, не умели обращаться с собаками. Тем не менее, успели объехать Большой Ляховский и Котельный, описать множество обнажений, пополнить астрономические и магнитные наблюдения, устроить «продовольственные депо» для Нансена, который тогда готовился к рейсу на «Фраме». А в оставшиеся дни лета Толль совершил еще феноменальный по длине маршрут по материку: дельта Лены - низовья Оленека - Анабарская губа - Хатанга - Дудинка на Енисее.
В последующие годы Э. В. Толль в публичных выступлениях и в академической печати с активностью, доходящей до фанатизма, пропагандирует идею экспедиции на «Землю Санникова».
Его убежденность в существовании «земли» подчиняет себе факты и выстраивает их в свою систему. Анжу не видел «землю»? Но ведь промышленники не сомневаются в ее существовании. Нансен, пройдя 19-20 сентября 1893 года в районе «Земли Санникова», ее не обнаружил? Значит, он прошел севернее, а «земля» ориентирована в широтном направлении. Густые туманы, стоящие всегда над Великой Сибирской полыньей, помешали, видимо, ее заметить. (Эту идею академик В. А. Обручев продолжал развивать вплоть до предвоенных лет: реально существующий огромный архипелаг Северная Земля не был замечен ни Норденшельдом с «Веги», ни Нансеном с «Фрама», ни Толлем с «Зари».) Оленьи рога, виденные Де-Лонгом на острове Беннетта, пишет Э. В. Толль, принадлежат не современному оленю, который не может туда попасть, а оленю - современнику мамонта, жившему в постплиоценовое время, когда остров Беннетта с «Землей Санникова» соединялись в единую сушу. Впрочем, в 1902 году Толль сам наблюдал на острове Беннетта самых что ни на есть современных, живых оленей (тридцать голов).
Какая сила влекла Толля на север? Была ли это свойственная пресытившемуся повседневностью горожанину тяга к необычному, которая сегодня заставляет нас верить в «Несси» и в чудовище из якутского озера Хайыр (хотя совершенно ясно, что популяция крупного животного нуждается в широком ареале, чтобы обеспечить себе пищевые ресурсы и избежать губительного близкородственного скрещивания, и не может долго существовать в замкнутом пространстве)? Вряд ли. Э. В. Толль искал не чудеса, а разгадку тайн недавнего геологического прошлого Арктики: существовал ли материк в районе и к северу от современных Новосибирских островов? Когда и почему он распался? Почему вымерли мамонты? Толль стремился добраться до сути явлений, а это - счастье и мука настоящего исследователя. Работы экспедиции встретили отклик в передовых слоях русского общества, в числе ее активных сторонников были академики Д. И. Менделеев, А. П. Карпинский, Ф. Б. Шмидт, адмирал С. О. Макаров.
В это же время стал известен и план Канадской полярной экспедиции под руководством Бернье, который своим опорным пунктом выбрал «Землю Санникова». Возможно, подстегнутые этими сообщениями правительственные круги поддержали инициативу Академии об организации Русской полярной экспедиции. Подготовка велась с размахом, с широким освещением в прессе: это должно было символизировать интерес властей к отдаленным арктическим владениям России и охладить аппетиты иностранного капитала. Министерство финансов отпустило сто пятьдесят тысяч рублей золотом, в Норвегии приобрели китобойное судно «Harald Harfager» грузоподъемностью четыреста сорок три тонны. Судно, в России названное «Зарей», имело машину в двести двадцать восемь индикаторных сил, но могло ходить и под парусами. Э. В. Толль лично подобрал специалистов-энтузиастов и укомплектовал экспедицию лучшим отечественным и зарубежным снаряжением, аппаратурой, продовольствием.
21 июня 1900 года «Заря» торжественно покинула Петербург. Началось плавание, рассчитанное на три года.
Нет нужды в деталях описывать это путешествие - сохранился и издан в 1959 году подробнейший дневник Толля под названием «Плавание на яхте «Заря»». Дневник этот в отличие от многих других дневников не подвергся последующей авторской правке - Э. В. Толль погиб. Дневник Толля - это не литературное произведение, но по нему можно снять фильм. А можно и не снимать, а просто прочесть и увидеть полярные пейзажи, участвовать в научных наблюдениях, узнать живых людей - спутников Толля. В этом - обаяние книги. Много строк он посвятил своим товарищам, их автобиографическим рассказам, услышанным во время совместной вахты или за ужином в кают-компании. В дневниковых записях барона Толля больше места отдано матросам, чем ученым или офицерскому составу, возможно, потому, что это был новый для него круг общения. «Чем больше я общаюсь с матросами, - писал он, - тем больше ценю природные способности русского народа - матросы располагают к себе своей приветливостью, тактичностью, скромностью, кроме того, они сметливы и отважны». Очевидно, непоказной, естественный демократизм во все времена был свойствен людям с исследовательским складом натуры независимо от их положения в обществе.
Отстояв первую зиму у берегов Таймыра, «Заря» более чем через год после старта, 9 сентября 1901 года, оказалась в районе предполагаемой «Земли Санникова». «Малые глубины говорят о близости земли, - записывает Толль в дневнике, - но до настоящего времени ее не видно». Матрос из «вороньего гнезда» разглядел только подковообразный ледовый пояс, а за ним - полосу свободной воды. «...У меня закрадываются тяжелые предчувствия... но довольно об этом!» На следующий день сгустился тяжелый туман. Дальнейшие поиски были бессмысленны, Толль неожиданно почувствовал облегчение: «Теперь совершенно ясно, что можно было десять раз пройти мимо Земли Санникова, не заметив ее».
16 сентября в лагуне Нерпалах, у западного берега острова Котельный, судно встало на вторую зимовку.
Начало зимовки было радостным. Экипаж «Зари» встретился с участниками отряда геолога К. А. Воллосовича, который все лето 1901 года готовил на островах страховочные продовольственные склады для экспедиции. Константин Адамович Воллосович был ярким, темпераментным человеком, великолепным рассказчиком, и общение с ним подарило Толлю много приятных часов. В составе отряда были и другие образованные, близкие по духу люди, среди них двое политических ссыльных - инженер-технолог М. И. Бруснев и студент О. Ф. Ционглинский.
Сам К. А. Воллосович оценивал свои научные успехи скромно, сетуя на то, что сложные обязанности по устройству складов не позволили отдаться полностью научным изысканиям. А между тем именно Воллосович, основываясь на собственных наблюдениях и частично на материалах Э. В. Толля, высказал ряд оригинальных идей о геологии островов: система тектонических разломов разбивает палеозойские отложения западной стороны Котельного и формирует ее рельеф и конфигурацию берега; возраст базальтов, развитых в долине Балыктаха, молодой; третичные отложения в отличие от послетретичных смяты в складки подобно древним толщам (вопрос о наличии кайнозойской складчатости много лет после этого вызывал споры, и, очевидно, только исследования нашей экспедиции в районе Деревянных гор и на стрелке Анжу окончательно подтвердили мысль К. А. Воллосовича).
В течение зимы «Заря» работала как стационарная метеорологическая и геофизическая наблюдательная станция. Осуществлялись кратковременные маршруты на собаках. В январе Толль покинул яхту и направился в район Святого Носа, чтобы забрать там почту и отправить свою. Кто ждал в тундре почтовый самолет, тот легко поймет, почему Толль отправился в трехмесячный поход на материк.
А ранней весной, когда было еще далеко до освобождения «Зари» из ледового плена, было принято решение направить в дальние маршруты две партии. 11 мая трое под начальством зоолога А. А. Бялыницкого-Бирули вышли на Новую Сибирь, а 5 июня Э. В. Толль, астроном Ф. Г. Зееберг и двое промышленников - Василий Горохов и Николай Дьяконов - взяли старт похода по маршруту Котельный - Фаддеевский - мыс Высокий на Новой Сибири - остров Беннетта. В феврале 1920 года на допросе в Иркутском ревкоме неудавшийся «верховный правитель России» адмирал Колчак, который ходил на «Заре» гидрографом, вспоминал: «Шансов было очень мало, но барон Толль был человеком, верившим в свою звезду, в то, что ему все сойдет, и пошел на это предприятие». Между тем Эдуард Васильевич Толль отнюдь не был склонен к авантюризму. Это был аналитик, вдумчивый и дотошный до педантизма исследователь, с огромным чувством ответственности. Именно как аналитик он рассчитал, что ограниченные запасы угля скоро заставят «Зарю» уйти и новой возможности увидеть «Землю Санникова» - а Толль именно с этой надеждой шел на остров Беннетта, - быть может, не представится никогда.
Предполагалось, что осенью «Заря» снимет обе партии. Но ледовая обстановка сложилась крайне тяжелой, и судно не смогло пробиться ни к острову Беннетта, ни к Новой Сибири. После трех неудачных попыток, оказавшись перед угрозой нехватки угля, лейтенант Ф. А. Матисен, остававшийся за командира «Зари», принял решение следовать в бухту Тикси. Можно представить себе чувство, с каким подходил он к берегу - без Толля и без Бялыницкого. Профессор В. Ю. Визе пишет прямо, что решение Матисена стоило жизни Э. В. Толлю и его спутникам. Однако в материалах тех лет (а сохранилось много печатных и архивных документов Академии наук, связанных с Русской полярной экспедицией) нет ничего, что бросало бы тень на действия Матисена. Очевидно, современники, лучще видевшие конкретную обстановку, понимали, что другого выхода не было.
В руках Ф. А. Матисена находилась инструкция, оставленная ему Толлем: «Что касается указаний относительно Вашей задачи снять меня с партией с острова Беннетта, то напомню только известное Вам правило, что всегда следует хранить за собой свободу действия судна в окружающих его льдах, так как потеря свободы движения судна лишает Вас возможности исполнить эту задачу.
Предел времени, когда Вы можете отказаться от дальнейших стараний снять меня с острова Беннетта, определяется тем моментом, когда на «Заре» израсходован весь запас топлива до 15 тонн угля».
Оставалась надежда, что Толль вернулся на Новую Сибирь, встретившись там с группой Бялыницкого. Но в декабре последний возвратился в Казачье, на Яне. О Толле он ничего не слышал. Академия наук срочно организовала спасательную группу во главе с М. И. Брусневым.
В распоряжении Бруснева были только собачьи упряжки. А как попасть на остров Беннетта? Зима, море от материка до острова Котельного сковано льдом. К северу же от Котельного - полынья, открытое зимнее полярное море. «Заря», требующая капитального ремонта, стояла во льду бухты Тикси (проданная позже фирме купчихи Громовой, «Заря» так и не вышла больше в море, разрушающиеся останки ее много лет можно было видеть на том же месте; этот участок акватории и сейчас называют в Тикси рейдом «Зари»). Других судов в районе не было. Казалось невозможным достичь острова Беннетта раньше, чем через навигацию, то есть в 1904 году. Но гидрографом А. В. Колчаком и боцманом «Зари» Н. А. Бегичевым был предложен план: снять с «Зари» китобойный вельбот, волоком по суше от Тикси до Усть-Янска, а затем по льду моря доставить его на Котельный, откуда на веслах идти через открытую воду...
Вряд ли когда-нибудь раньше я задумывался о Колчаке как о человеческой личности. Для нас это имя еще со школьных уроков истории лишь олицетворение кровавого белогвардейского террора в Сибири. Но вот я прочел в дневнике Э. В. Толля: «Наш гидрограф Колчак - прекрасный специалист, преданный интересам экспедиции...» Какие же качества характера привели этого безусловно смелого и волевого человека к позорному финалу? Через два с половиной месяца после начала плавания «Зари» бесконечно доброжелательный к людям Э. В. Толль записывает: «Меньшим запасом терпения обладает гидрограф: он находит местность отвратительной» и т. д. А. Никифор Бегичев, который тесно общался с Колчаком и на «Заре», и во время спасательной экспедиции, а позже вместе с ним уехал на японский театр военных действий, много раз упоминает в своих дневниках о заносчивости, грубости и необузданной вспыльчивости Колчака. (Во время одного из конфликтов самолюбивый боцман чуть не зарубил своего начальника лопатой.) Трудно подозревать Н. А. Бегичева в предубежденности: делая свои бесхитростные записи, он не мог предвидеть, кем станет Колчак через двадцать лет. К тому же обо всех без исключения остальных офицерах и ученых «Зари» Бегичев пишет с большой теплотой.
...Вельбот, весивший семьдесят пять пудов, был поставлен на нарты, которые едва тянули сто шестьдесят собак. Восемь смельчаков почти не вылезали из лямок. Весной вельбот был доставлен к Михайлову стану на юге Котельного. Как только море вскрылось, пошли дальше где на веслах, где под парусом, а где опять волоком. Недалеко от мыса Песцового встретили машиниста «Зари» С. М. Толстова, который с тремя якутами тщетно ожидал прихода на Фаддеевский группы Толля. (О Толстове Толль несколько раз упоминал в своем дневнике. Ему нравилось, что матрос говорил по-французски, а однажды во время совместной вахты обсуждал с ним книгу Келлера «Жизнь моря». Позже С. М. Толстов жил в Дудинке, где был осужден в арестантские роты за помощь мятежным участникам так называемого «Туруханского бунта», а, отбыв срок, работал наблюдателем на дальней метеорологической станции в Восточном Саяне. По свидетельству местных жителей, он отличался крайне мрачным и вспыльчивым характером. В 1914 году С. М. Толстов, удостоенный Золотой медали Географического общества, был обвинен в убийстве известного томского геолога С. П. Перетолчина. Хотя суд прекратил следствие, подозрения остались, и обстоятельства трагического происшествия специально изучались академиком С. В. Обручевым, который пришел к убеждению о невиновности Толстова.)
Пройдя по абсолютно на этот раз чистой воде, вельбот легко, за двое суток, достиг острова Беннетта. В 17 часов 17 августа подошли к берегу у мыса Эммы, и в тот же момент матрос Василий Железников, стоявший с крючком на баке, увидел у среза воды крышку от алюминиевого котелка, каким пользовался Толль. На берегу лежали четыре ящика с геологическими коллекциями, а в поварне, наполовину заполненной смерзшимся снегом, нашли кое-какие приборы, листы из астрономии Циглера, обрывки платья, кожаную портупею для геологического молотка. Под кучей камней лежал обшитый парусиной ящик, в нем находился круг Пистора и документ, адресованный президенту Академии наук. В записке приводились краткие сведения о геологии острова Беннетта, о его современных обитателях, о птицах, пролетавших над островом с севера на юг. «Вследствие туманов земли, откуда прилетели эти птицы, также не видно было, как и во время прошлой навигации Земли Санникова». (И здесь он не забыл о Земле Санникова!) «Отправимся сегодня на юг. Провизии имеем на 14-20 дней. Все здоровы.
Губа Павла Кёппена 26.X 1902 г.
острова Беннетта 8.XI 1902 г.
Э. Толль.
На полярной станции Котельный висит мемориальная доска:
Эдуард Васильевич Толль
вступил впервые на Ново-Сибирские острова
2 мая 1886 г.,
погиб во время работ
Русской полярной экспедиции
в 1902 г. вместе со своими
доблестными спутниками
Ф. Г. Зеебергом, Н. Дьяконовым
и В. Гороховым
Академия наук СССР
Якутская АССР
Лето 1928 г.
Астроном и магнитолог Фридрих Георгиевич Зееберг умолял взять его на «Зарю» хоть кочегаром, если не найдется места в научной группе. Охотники Николай Дьяконов и Василий Горохов, напротив, очень не хотели покидать Котельный и пошли с Э. В. Толлем только из уважения к нему ().
Д. А. Вольнов у символической могилы Э. В. Толя и его спутников на острове Беннета, 1956 год
Не вернулся с островов и врач «Зари» Г. Э. Вальтер. Доктор Вальтер плохо владел русским языком, но любил пошутить, и неправильности произношения еще усиливали юмористический эффект от его монологов в кают-компании. Человек сугубо кабинетный, доктор ни в чем не хотел отставать от своих товарищей-полярников. На острове Нансена он застрелил годовалого оленя и на спине притащил его на корабль. С этого дня он почувствовал сердечное недомогание, которое все усиливалось. В октябре Толль записал в дневнике, как в свободный час в приятной беседе с доктором они обсуждали план своего возвращения домой через Нагасаки, Коломбо и Берлин, а утром 3 января 1902 года доктор Вальтер умер. В инструкции Э. В. Толля лейтенанту Матисену первым пунктом записано:
«Сооружение на могиле покойного доктора Германа Эдуардовича Вальтера железного креста и ограды, заготовленных во время зимы благодарной командой «Зари» в память возлюбленного их доктора...»
В томе «Известий Императорской Академии наук» за 1903 год есть фотография могилы: белый лютеранский крест, сваренный из четырех труб; обрамленная тонким металлическим венком надпись латинским шрифтом; вокруг креста обширная ограда из шести столбов, соединенных якорными цепями.
...Летом 1973 года наша экспедиция была на мысе Вальтера - крайней западной точке острова Котельного. Крест стоит, хотя сильно поржавел, но ни венка, ни надписи уже нет, столбы ограды повалились, а якорные цепи кто-то сложил горкой у основания креста. Над тундрой тонко свистит ветер, внизу, под обрывом, лежат на отмели льдины-стамухи, и, когда волна накрывает их, слышно, как звенит вода, проливаясь вниз через сосульчатое тело льдины...
Адмирал С. О. Макаров писал: «Все полярные экспедиции... в смысле достижения цели были неудачны, но если мы что-нибудь знаем о Ледовитом океане, то благодаря этим неудачным экспедициям». Толль не нашел «Землю Санникова». Однако научное наследство, оставленное им, быть может, более ценно для нас, чем если бы он открыл еще один остров в Ледовитом океане.
Все печатные труды Э. В. Толля базируются на материалах двух его первых кратковременных поездок. Результаты последней экспедиции обработать не довелось, и в этом невосполнимая потеря для нашей науки. Остались дневниковые записи. Остались коллекции. На мысе Высоком М. И. Бруснев нашел четыре ящика с образцами. Еще четыре ящика и корзина с образцами были обнаружены на острове Беннетта. Полностью они были вывезены оттуда только в 1914 году экспедицией на ледокольных транспортах «Таймыр» и «Вайгач». Коллекции много лет изучались, служа важным источником информации о геологии Новосибирского архипелага; они жили уже самостоятельной, отдельной от их собирателя жизнью.
Кем был Э. В. Толль по своей научной специализации? А. А. Бунге писал в свое время, что помощником ему был назначен «кандидат зоологии» барон Толль. Во всех последующих источниках Э. В. Толль именуется геологом. Толль окончил естественноисторический факультет Дерптского университета, где изучал сначала минералогию, затем увлекся медициной, а на последних курсах - зоологией. Работая на рубеже XIX и XX столетий, в еще отдаленном преддверии научно-технической революции, Э. В. Толль обладал всесторонней эрудицией естествоиспытателей прошлых эпох, одновременно счастливо избежав дилетантизма. Толль профессионально мог выполнить магнитные наблюдения и определить виды встреченных птиц или растений. При этом он был геологом: предметом его научной мысли была земная кора в ее эволюционном развитии.
«Вся доступная нам природа образует некую систему, некую совокупную связь тел, причем мы понимаем здесь под словом тело все материальные реальности, начиная от звезды и кончая атомом...» () - писали К. Маркс и Ф. Энгельс. Не знаю, читал ли Э. В. Толль Ф. Энгельса, но в своем подходе к познанию геологических явлений он следовал этому принципу, стараясь охватить всю сложную и противоречивую совокупность причинно-следственных связей в развитии земной коры. Выражаясь современным языком, Толль мыслил системно. Он размышлял о причинах расцвета и вымирания ископаемых животных (палеоэкология), о распределении суши и моря в древние эпохи (палеогеография), что обусловлено тектоническими процессами, зарождающимися в глубинных горизонтах Земли, о палеоклиматологии. Ища ответ на вопрос, почему на ныне безжизненных полярных островах обнаруживаются остатки теплолюбивой третичной флоры, существовавшей здесь геологически совсем недавно, Э. В. Толль приходит к выводу об изменении положения полюса.
Э. В. Толль работал в период, когда чрезмерная специализация - следствие безудержного накопления фактов - еще не угрожала самому существованию геологии как целостной науки. Сегодня принято считать, что объем информации в каждой отрасли слишком велик, чтобы одна человеческая голова могла вместить несколько отраслей. Отсюда - узкая специализация. Но всегда ли узость эквивалентна глубине знаний и переходит ли количество в качество выдвигаемых учеными концепций?