Командирские мемуары
27 сентября. Стоим на борту "Капитана Чумакова", нашего вспомогательного судна, и ждем сигнала. Прыгаем в воду! Первыми по тросу с буйками, ведущему к "Черномору", направляются Калинин и Ломов. Открывают люк. Из шахты вырывается огромный клуб воздуха.
В 8.45 входим в подводный дом. Усольцев подключает кабели связи и электропитания. Устанавливаю радио- и телефонную связь с берегом. Принимаем первые поздравления.
Юра Калинин хлопочет с газоанализатором. Вот те раз! Кислорода больше нормы: шестнадцать процентов, надо - двенадцать. С плавбазы подкачивают азот. Проценты поубавились - стало четырнадцать. Дед успокаивает: ничего, мол, потом съедите! И правда - чего волноваться!
Появился первый представитель прессы - корреспондент Всесоюзного радио. Фамилию его не помню, но это тот журналист, который дал на радио информацию о нашем погружении... еще двадцать пятого числа.
28 сентября. Этот день запомнится подъемом вдоль мачты до верхнего яруса люксметров. Я поднялся на глубину девяти метров - всего на полминуты! Приятно чувствовать, что мы не привязаны, как черви, к грунту. Это был физиологический эксперимент Гриневича. Молодец, Дед! Правда, Слава Ястребов, начальник штаба экспедиции, очень разволновался, когда узнал об этом опыте.
29 сентября. Ночью был потоп: потек люк. Но в доме в это время царил страшный холод, и вставать не хотелось. Хотел продемонстрировать "командирское" хладнокровие! - повернуться на другой бок и заснуть.
Да где там! Не хватило характера. Встал. Из водолазной зоны доносилось непривычное журчание: из-под среднего люка текла маленькая струйка воды. Постояли, посмотрели. Течет. Разбудили Витю и Сашу. Еще постояли, еще посмотрели. Течет... Переглянулись, дело ясное - кому-то из нас нужно идти в воду, подняться наверх, на палубу "Черномора". А всем хочется спать, а в воде 12°, да и в лаборатории... Со сна мы уже продрогли, и за бортом - африканская ночь.
"Так кому идти?" - "Ну что же, я пойду", - тусклым голосом сказал Витя Усольцев. Глядя виноватыми глазами, мы помогли ему надеть гидрокостюм и акваланг. Витя плюхнулся в черную холодную воду. А каждый из оставшихся думал про себя в эту минуту, что именно он, а не Витя Усольцев, должен был пойти сейчас в воду. Я - потому что командир экипажа, Юра - потому что бортинженер, Саша - потому что тоже водолаз первого класса и намного моложе и здоровее Виктора...
Витя вышел, подкрутил гайки. Течь прекратилась.
1 октября. Наверху безоблачно. Легкое волнение. Легкий ветер. Вода у нас 20,5°!
Жаль, что не держатся подолгу лампы внешнего освещения. Очень интересно смотреть по ночам на соби-рающуюся у водолазной шахты всякую живность.
Потихоньку составляю список дел по "Черномору", которыми необходимо заняться зимой. Думаю, надо написать "Положение об акванавтах Института океанологии Академии наук СССР".
3 октября. Прихожу к убеждению, что один из главнейших критериев в комплектации экипажа - это вопрос о психологической совместимости его членов. Все-таки очень удачно получилось у нас, а ведь все мы - практически мало знакомые друг для друга люди из четырех городов. Хотя все-таки Юра нет-нет "цепляется" к Сане, а у того, видимо, самолюбие перетягивает чувство юмора. Обижается.
Юра мастерски копирует голос Сани, рапортующего Деду: "Кожа у всех чистая, руки-ноги на месте, как положено. В уши и прочие места не заглядывал. Саша".
Здесь позволим себе прервать командира. Пожалуйста, не удивляйтесь, если сейчас в нашу беседу вступит... международный гроссмейстер Давид Бронштейн, как увидим, вполне солидаризирующийся с командиром "Черномора":
- Далеко не последнюю роль играет так называемый комплекс психологической совместимости, испытание на который проходят космонавты и акванавты...
4 октября. Журналисты нас как будто не забывают. Постоянно где-то поблизости крутится фотокорреспондент Юрий Транквиллицкий из "Советского Союза". А сегодня у нас день "Известий". Прибыли Олег Галушко и Ростарчук.
Один из корреспондентского аквакорпуса - Юрий Транквиллицкий, спецкор журнала "Советский Союз"
Всех их поочередно "доставляли" к нам под усиленным конвоем наряда водолазов обеспечения. Очень приятно было побеседовать с полномочными представителями "верхнего мира", но, увы, чем дороже нам гости - а их у нас было немало, - тем быстрее и настойчивее просим мы их оставить наш дом.
"Помни о "кессонке" всяк сверху входящий" - такой плакат нужно было бы повесить у входа в водолазную шахту.
Когда Миша ушел, оставив диктофон, наболтали всякого на пленку. "Дорогие читательницы и читатели! Мы начинаем наш репортаж с борта подводной лаборатории "Черномор". Глубина - двадцать четыре метра! Внимание! В водолазной шахте плещется вода. И вдруг появляется наш друг Михаил Растрепчук, Растропчук, простите, Михаил Александрович Ростарчук!.." Жаль, что Юра перед отправкой диктофона наверх стер всю эту запись. Порадовался бы Миша...
5 октября. Хочется пойти погулять. Гуляю вечерами. Очень любопытно подсвечивать фонариком ершей, лежащих на дне. Их много. Упрямые. Не тронутся с места, пока стекло фонаря не коснется их носа. В свете фонарика они просвечиваются насквозь.
Люблю ночные дежурства. Приятно посидеть, можно почитать, написать письма, и смотри сколько хочешь на ставридок и окуней за иллюминатором. А иногда вскакиваешь и бежишь к водолазной шахте - опять кто-то там заплескался.
Сочиняю стихи. Вот образчик моего подводного творчества из цикла "Высокое давление".
Ревут зюйд-весты.
Свистят норд-осты...
Между прочим, я их физически ощущаю. Кажется, даже кожей чувствую и норд-осты и зюйд-весты, несмотря на 24-метровую толщу воды.
Лежим на дне мы
В глухих глубинах.
Не будьте ж немы,
Сердца любимых!
Нет, подводный сонет не получился...
6 октября. Очень мутная вода. Наверху сплошная облачность. Туман. До обеда репетировали с Ломовым манипуляции с яркомерами на мачте. Очень нужны хорошие переговорные устройства.
Усольцев до обеда закончил маркировку полигона для Айбулатова. После обеда он вышел на полигон взять пробы, но работать не смог - ничего не видать. Потом испытывали гидролокатор. По моему мнению, для подводных домов локаторы ни к чему. Акванавт просто-напросто не имеет права позволить себе такую роскошь - заблудиться.
Все-таки золото этот парень - Усольцев. Спокойный, безотказный.
7 октября. Наверху сплошная облачность. Зыбь... Вода холоднющая - температура сегодня до 11,8°. Внутри "Черномора" - 20°. А это холодно. Ночью температура воды упала до 9,8°. Весь прошедший день нас покачивало. И слегка возит с характерным скрежетом носом - "черномордиком" - по песку. Нужны дополнительные балластные цистерны, надо увеличить отрицательную плавучесть "Черномора".
8 октября. Сверху доносят: "Вода холодная, мутная. Почти сплошная облачность". Время от времени включаю измерители освещенности. Усольцев сходил на полигон, собрал образцы. Айбулатов был очень доволен сообщением об этом.
Сегодня к нам "подсажен" Курилов. Возможно, он успеет сделать хоть что-то по программе Майера. Работы в общем-то мало.
Общее настроение у нас очень бодрое, постоянна склонность к "розыгрышам" - и друг друга, и "поверхности". Стандартные темы для шуток: "Усольцев и женский пол", "Чернов! Где наш акванавт?"
Юра Калинин несколько предыдущих дней хандрил. Видимо, не лучший вариант - сидеть под водой, когда в Москве находится твоя жена, приехавшая из длительной экспедиции.
Но сегодня Юра настроен оптимистично. Зато у меня уже третий день воспаление среднего уха.
Температура вечером 37,2. Но с ухом дела обстоят как будто лучше.
Мучит идея-фикс: мало, мало сделано...
9 октября. С утра наверху хорошая погода. Солнце, тепло, легкий ветер с запада. Вода прозрачная. Правда, к вечеру она немного помутнела.
Еще ночью выяснилось: не в порядке электрокабель. На "Чумакове" возятся с его ремонтом. Снова происшествие: у меня вышел из строя осциллограф. Что с ним - непонятно. Но потом он заработал так же неожиданно, как и сломался. При всем при этом я успел провести хорошую серию измерений.
Составил вопросничек на предмет выявления настроений сотрудников, как наших, так и прочих, относительно участия в "Черноморе-70". Мысль о необходимости такого "выявления" пришла, когда узнал, что Юра, например, сидит не потому, что ему очень это интересно, а из соображений долга. Хотя, когда я при подборе экипажа назвал его номером "пять", а не "четыре", он обиделся. Шут его разберет!
С приходом Курилова в нашей и без того веселой компании стало еще веселее. Порой буквально катаемся от хохота. Курилов смешит нас, кажется, даже без желания смешить.
Слава с удовольствием и без каких-либо понуканий делает любую черную работу, а ведь он еще не адаптировался.
Экипаж у нас состоит из "агентов": Ломов - агент Деда, Калинин - агент Пашки Боровикова, Курилов - агент Майера, Усольцев - агент Раевского. Не выяснено только, чей я агент. Наверное, Монина.