НОВОСТИ    БИБЛИОТЕКА    ЭНЦИКЛОПЕДИЯ    ССЫЛКИ    КАРТА САЙТА    О САЙТЕ  







Народы мира    Растения    Лесоводство    Животные    Птицы    Рыбы    Беспозвоночные   

предыдущая главасодержаниеследующая глава

Последние мили

Ледокол «И. Сталин» закончил бункеровку углем в рекордный срок, и вечером 1 января я получил телеграмму:

«В 13 часов вышел из Баренцбурга. Принял 1175 тони угля. Больше сортированного угля не было, ушел недогруженным. В 20 чесов - широта 78° 14', долгота 10°28' восточная, восточный ветер в баллов. Новогодний привет. Белоусов».

Видимо, и на ледоколе «И. Сталин» встреча Нового года прошла не лучше нашей!..

Пока «И. Сталин» продвигался на север, «Седов» дрейфовал дальше и дальше на юг. В 17 часов 1 января он находился на 81°06',0 северной широты и 3°09' восточной долготы. В 19 часов 2 января мы спустились до широты 81°01',9 и долготы 3°18'. С каждым часом становились все явственнее признаки приближения к кромке льдов, Количество разводьев в районе «Седова» возрастало. Вечером 2 января от севера через восток до востоко-юго-востока было видно водяное небо».

Наконец в этот же вечер совершенно неожиданно были отмечены первые отзвуки отдаленной океанской зыби. Работая с теодолитом, Буйницкий заметил, что пузырек воздуха в уровне медленно перемещается с севера на юг и обратно. Эти колебания происходили строго периодически, словно во время качки.

Буйницкий немедленно сообщил мне об этом странном явлении. Качка в дрейфующем льду? Это предположение казалось совершенно невероятным, но я все же отправился к теодолиту. В самом деле, уровень показывал, что судно медленно, почти неуловимо покачивается.

Я снял уровень с теодолита и побежал с ним в кормовой кубрик. Установив уровень здесь в горизонтальной плоскости, мы с огромным волнением глядели на воздушный пузырек, заключенный в трубочке с прозрачной жидкостью. Вот он дрогнул, пополз на север, потом остановился, пополз обратно, ушел на юг и снова через строго определенный промежуток времени вернулся...

Отправившись в радиорубку, я набросал донесение, которое Полянский тотчас передал на ледокол «И. Сталин».

«Наблюдается равномерное килевое покачивание судна, хорошо ощущаемое уровнем. Все благополучно...»

Но на ледоколе в это время были озабочены новым, совершенно неожиданным осложнением: пароход «Узбекистан», который вез в своих трюмах несколько сот тонн пресной воды для котлов «И. Сталина» и «Седова», вдруг сел на камни у южной оконечности острова Форланд. Капитан «Узбекистана» просил помощи.

Командование экспедиции было вынуждено повернуть ледокол назад и полным ходом направиться к терпящему бедствие судну. Мы не могли возражать против такого решения, - в данную минуту положение у «Седова» было менее опасно, чем у «Узбекистана». И все же отсрочка подхода ледокола была для нас неприятной неожиданностью.

К счастью, ледоколу не пришлось задержаться у острова Форланд. М. П. Белоусов по радио разрешил капитану «Узбекистана» слить пресную воду за борт. Облегченный «Узбекистан» был поднят приливом и сам, без посторонней помощи, сполз с камней.

Потеряв на этой операции восемь ходовых часов, ледокол снова направился к «Седову».

До 79°40' северной широты ледокол «И. Сталин» дошел по чистой воде, но затем ему пришлось войти в тяжелые льды. Немногим больше одного градуса разделяло теперь наши корабли. Но какой это был трудный градус!

Всю ночь со 2 на 3 января ледокол упорно пробивался на север, освещая путь мощными прожекторами; мела пурга, дул холодный западный ветер. К 7 часам утра «И. Сталин» достиг 80°08' северной широты. Дальше лежали сплоченные торосистые поля, среди которых трудно было отыскать не только разводье, но даже трещину. Все же капитан флагманского корабля не сдавался. Он вновь и вновь атаковывал льды, прокладывая путь к «Седову».

* * *

3 января в 9 часов утра, как обычно, все люди «Седова» разошлись по своим рабочим местам. Из кают доносилось потрескивание и шипение, - механики пробовали батареи парового отопления, которые с часу на час должны были заменить нам камельки. Буторин и Гаманков убирали помещения. Андрей Георгиевич, стоявший на вахте с 8 часов утра, готовил очередные метеосводки и приводил в порядок вахтенный журнал.

Буйницкий тщетно пытался «поймать» в просветах низко опустившихся облаков хоть одну звезду, чтобы определить координаты «Седова», - нам очень важно было узнать, как далеко находится от нас ледокол.

Часов в одиннадцать Буторин зачем-то вышел на палубу. Взглянув на горизонт, он увидел нечто такое, что приковало его к месту и на миг лишило дара речи: где-то на юго-востоке мелькнул как бы луч прожектора.

Вначале наш боцман не поверил собственным глазам. Уже несколько раз его жестоко обманывали звезды, которые он принимал за огонек ледокола. Быть может, и на этот раз на горизонте мелькнула звезда в просвете между облаками?

Буторин вглядывался в темноту. Через несколько минут видение повторилось.

Боцман подозвал Андрея Георгиевича, указал ему на то место, откуда мигал луч прожектора, а сам бросился разыскивать меня.

Я сидел в кают-компании, когда туда стремглав влетел Буторин. На его лице можно было прочесть одновременно и радость, и смущение, и удивление, и какую-то неуверенность в самом себе.

- Константин Сергеевич! - выпалил боцман. - На зюйд-зюйд-осте прожектор!..

Я усомнился. Мало ли что может почудиться, когда ждешь не дождешься встречи с ледоколом! Все же на всякий случай мы вышли из кают-кампании и поднялись на мостик. За нами гурьбой повалили на палубу наблюдатели-добровольцы.

Было темно. На небе ни одной звезды, - низко ползущие облака обложили весь горизонт. Густой мрак скрадывал все, что находилось дальше 10-20 метров от судна.

- Ну, где же прожектор? - спросил я Буторина.

Боцман отвечал виноватым тоном:

- Вон там, на зюйд-зюйд-осте было видно...

Андрей Георгиевич подтвердил:

- Был, был... Я тоже видел...

Минут пять вглядывались мы в темноту. Ничего, кроме смутных очертаний торосов, нагроможденных близ судна, разглядеть не удавалось. И вдруг, в тот самый момент, когда мы уже хотели сойти с мостика, на юго-юго-востоке мелькнул далекий голубоватый отсвет, - какая-то светлая черта, похожая на луч прожектора, пересекла горизонт и уперлась в тучу, образовав характерный отблеск.

- Вот!.. Вот!.. - раздались со всех сторон голоса.

- Зря я не говорил бы, - с гордостью произнес боцман, к которому разом вернулось его самообладание и спокойствие.

С огромным нетерпением ждали мы теперь очередного срока радиосвязи с ледоколом, - хотелось проверить правильность наших предположений. И в 2 часа дня я вызвал к радиотелефону Белоусова:

- Видим вас на юго-юго-востоке! Для того чтобы лучше убедиться, хорошо бы поставить минуты на две-три прожектор вертикально...

Белоусов ответил:

- Константин Сергеевич, будем идти только вперед, назад возвращаться не будем. Лед очень тяжелый, с удара прохожу три-четыре метра. Винты заклинивает. Возьму немного к за­паду. Судя по нашим расчетам, до «Седова» осталось по прямой миль тридцать - тридцать пять. Прожектор сейчас направим в зенит...

Мы снова высыпали на палубу. На юго-юго-востоке была попрежнему смутно видна почти горизонтально полоска голубоватого света, упирающаяся в облака. И вдруг эта полоска вздрогнула и начала выпрямляться. Достигнув вертикали, она замерла.

- Ура!.. - закричали на палубе. - Прожектор!.. Прожектор!..

Этот далекий голубой луч радовал нас. Он как бы звал, манил «Седова» к югу, обещал скорую встречу с долгожданным ледоколом. Теперь даже закоренелые скептики заговорили о том, что наш дрейф близится к концу.

Как хотелось нам подать ледоколу «И. Сталин» ответный сигнал! Но из-за нелепой случайности мы были лишены возможности это сделать: как раз накануне наш старший механик, вынув из прожектора зеркало, чтобы протереть его, поскользнулся и упал. Зеркало разбилось на мельчайшие кусочки.

Я решил попытаться заменить чем-либо разбитый прожектор. У нас сохранилась мощная лампа в 1000 свечей. Присоединив ее к проводке, мы зацепили лампу фалинем и начали осторожно подтягивать под самый клотик гротмачты.

Вызвав еще раз по телефону капитана ледокола, я сообщил:

- Прожектор видим ясно, совершенно ясно на юго-юго-востоке. Через полчаса подготовим свое освещение. Желаю успеха!..

В 15 часов наша тысячесвечовая лампа была поднята под клотик. Механики пустили в ход «Червоный двигун», и лампа вспыхнула ярким светом. Но, к сожалению, ее свет не мог заменить направленного луча прожектора, и некоторое время спустя пришлось лампу выключить.

В 12 часов 50 минут 3 января нам и штурманам ледокола «И. Сталин» удалось одновременно определить свои координаты. «Георгий Седов» находился на 80°56',0 северной широты и 3°10' восточной долготы. «И. Сталин» в то же самое время был на 80°33' северной широты и 4° 15' восточной долготы.

Итак «Георгий Седов» и «И. Сталин» к вечеру 3 января сошлись во льдах как будто бы на очень короткую дистанцию. Не больше трех часов понадобилось бы ледоколу, чтобы преодолеть это пространство, если бы оно было заполнено более или менее разреженным льдом. Но законы арктического мореплавания учат, что самый короткий по расстоянию путь во льдах далеко не всегда является самым коротким путем по затраченному времени. И в самом деле, для того чтобы пройти эти 20-25 миль, мощному ледоколу потребовалось затратить не день и не два, а целую декаду. Только 13 января «И. Сталин» после долгой и упорной борьбы с многолетними льдами подошел к «Седову».

На нашем корабле дни с 3 по 13 января также прошли в упорном труде и серьезных заботах. Но эти заботы были совсем иными, нежели те, которые испытывало командование ледокола. В то время как флагманский корабль штурмовал полосу многолетнего пака, «Седов» испытывал серьезные неудобства от... обилия чистой воды. Окончательно оторвавшись от поля, вместе с которым мы дрейфовали больше года, наше судно беспомощно болталось посреди огромной полыньи. За все десять дней оно не испытало ни одного серьезного сжатия. Такое резкое различие в обстановке, окружавшей корабли, которые находились почти что рядом, представляло собой крайне редкий в морской практике и весьма поучительный случай. Поэтому на обоих судах с огромным вниманием следили за развертыванием событии.

* * *

«Седов» уже 3 января был полностью подготовлен к плаванию. Мы могли начать самостоятельную борьбу со льдами в тот же момент, как только нам удалось бы освободиться от тяжелой ледяной чаши, сковывавшей руль и винт. Нам оставалось терпеливо ждать, когда наступит этот момент, бодрствуя на своих постах. Я вернулся к своему дневнику, - благо теперь можно было выкроить время для записей, - и последовательно, час за часом, регистрировал в нем ход событий, развертывавшихся в эти дни.

«4 января. 80°48',0 северной широты, 2°57' восточной долготы. После долгого перерыва снова берусь за перо. Событий много, и все они так значительны!

Сейчас по гринвичскому времени, по которому мы живем, 6 часов утра, но никто еще не ложился спать. Весь экипаж взбудоражен, люди ждут, что встреча с флагманским кораблем состоится с часу на час.

Боюсь, что это все же не совсем так. Ледокол за эту ночь не смог приблизиться к нам ни на одну милю.

Только что я разговаривал с Белоусовым. Он сообщил, что ледокол попал в тяжелые поля и вокруг него идет сильное сжатие. Вырастают огромные торосы. Чтобы зря не тратить уголь, командование экспедиции решило выждать до перемены обстановки.

Михаил Прокофьевич просил, чтобы мы еще раз проверили, виден ли прожектор ледокола. Я выслал из радиорубки на палубу Бекасова; он потушил наш своеобразный маяк-лампу, поднятую на гротмачту, - и несколько минут вглядывался в темноту. Однако ничего разглядеть не удалось, - горизонт закрыт низкими облаками.

Значит, будем ждать лучших времен. Хорошо и то, что в районе «Седова» не заметно никаких признаков сжатия, которое так беспокоит ледокол...

12 часов. Немного поспал, чувствую себя бодрее. На «Седове» судовые работы продолжаются своим чередом. Механики заканчивают оборудование парового отопления.

В кают-компании камелек уже не топится. Удивительная вещь! Все время кажется, что чего-то не хватает. Нет прежнего уюта. Не кипит, как прежде, чайник на камельке, не потрескивает уголь, не пышет жаром железная труба. Сколько мы мучились с этими камельками, а вот нет их, и уже начинаем скучать по ним. Что значит сила привычки!

Только что получил телеграмму от Белоусова. Ледокол стоит на прежнем месте в десятибальном торосистом льду. Лед форсировке не поддается. У них, как и у нас, дует северный ветер. Значит, будем дрейфовать, так сказать, коллективно до тех пор, пока ледокол не вырвется из западни, в которую он попал.

23 часа. Все время дуют ветры северной половины горизонта. Свирепствует метель. На горизонте дымка: огней «И. Сталина» не видим.

Буйницкому удалось определиться. За сутки нас снесло к югу на 8 миль. Это неплохо. Хуже то, что одновременно мы подвинулись на 13 минут по долготе к западу. Чем ближе к Гренландии, тем меньше шансов на скорый выход изо льдов. Ледокол, скованный льдами, по-прежнему стоит на месте... 5 января, 10 часов утра. Полная перемена! Ветер совершил поворот на 180 градусов и теперь дует с юго-востока. Настоящий свежий зюйд-ост с низовой метелью. Это значит, что наш дрейф на юг по меньшей мере замедлится, если не прекратится. Атмосферное давление падает, температура повышается. Надо ждать нового усиления ветра и подвижек.

Токарев только что пустил в ход аварийный двигатель, и корабль озарился электрическим светом. Свет нужен для работы в машинном отделении: там механики ремонтируют центробежную помпу и набивают сальники главной машины, - последняя работа перед пуском в ход!

Пользуясь случаем, мы включили и свои, лампочки. Как-то непривычно писать при электрическом свете - он кажется слишком ярким после наших керосиновых коптилок.

Кинооператоры, находящиеся на борту «И. Сталина», убедительно просят не убирать нашего зимовочного оборудования. Они хотят, чтобы мы сохранили в неприкосновенности облик дрейфующего корабля. Идя им навстречу, решил оставить в первобытном виде все, что только возможно.

Впрочем, говоря откровенно, мы и сами лишь скрепя сердце ломаем обстановку, с которой так свыклись за эти годы. Боюсь, что мне захочется и в своей московской квартире установить камелек, завесить окна собачьими шкурами и при свете керосиновой лампы распивать чай, пахнущий дымом...

16 часов. 80°48',0 северной широты, 1°48' восточной долготы. Ледокол, наконец, двинулся с места. Уже в час дня свет его прожектора был отчетливо виден на юго-востоке. Когда прожектор тушили, на том же месте виднелось смутное зарево огней ледокола.

Мы снова зажгли свою лампу на гротмачте, но на ледоколе ее так и не увидели.

Час тому назад я разговаривал по радиотелеграфу с Белоусовым. Вот что он передал:

- Сегодня вновь пытался пробиваться, но ход имел только на ост и вест. В направлении на север все время втыкался в тяжелый, невзломанный массив. Пришлось опять остановиться, чтобы не расходовать зря уголь. Определялись астрономически, совмещая определение с пеленгом «Седова». Получается: широта 80°35' долгота седовская. Конечно, при таком горизонте возможны ошибки, но не думаю, чтобы много ошибся. Буду светить прожектором. Пожалуйста, посмотри - видно

или нет. Между прочим, подвинулись на восток около одной мили, а пеленг изменился на семь градусов. Это говорит о том, что находимся близко,..

Я ответил, что прожектор мы видим хорошо, подробно рассказал о ледовой обстановке, окружающей «Седова», и снова посоветовал искать дорогу к нам с юго-запада. Не может быть, чтобы тяжелый, невзломанный массив, о котором говорит Михаил Прокофьевич Белоусов, тянулся беспредельно!

В районе «Седова» разводья с каждым часом расходятся все шире.

Начиная с 10 часов утра, в пределах видимости на всех 32 румбах начали появляться одна за другой трещины, идущие с севера на юг. Местами видим водяное небо.

6 января.1 час 30 мин. Только что собрался лечь спать, как прибежал Александр Александрович Полянский с чрезвычайным известием: на юго-востоке очень явственно видны огни ледокола. Похоже на то, что ледокол подходит к нам.

Вскочил и бросился на палубу. Действительно, ледокол был совсем близко. Даже наши собаки Джерри и Льдинка почувствовали его приближение: выбежав на лед, они до хрипоты лаяли на далекие огни. Видимо, их скудному воображению рисовалось на горизонте невесть какое чудовище.

Распорядился включить лампу на гротмачте, - авось, теперь нас заметят! И действительно, через несколько минут радисты флагманского корабля вызвали Полянского и сообщили:

«Видим ваш огонек...»

3 часа. Что я хотел сказать?.. Предыдущую запись пришлось оборвать из-за медведицы, которую я только что застрелил.

Надо все описать по порядку.

Сначала ко мне примчался Недзвецкий, который, кажется, становится настоящим специалистом по обнаружению зверя, - ему везет на медведей. Недзвецкий заявил:

- Константин Сергеевич! Под самым бортом медведь!..

Схватив винтовку, я выбежал на палубу. Действительно, в десяти шагах от борта топтался мохнатый белый зверь. Видимо, он был голоден и искал поживы.

Мне стало жалко его, и я опустил винтовку. Зачем он нам? Ведь мы уже скоро встретимся с ледоколом и сумеем пополнить свои запасы более ценными продуктами, чем медвежье мясо. Но потом я заметил рядом со зверем два маленьких белых пятнышка. Это были медвежата. Если бы поймать их и привести с собой в подарок Московскому зоопарку! Обычно медвежата не отходят от убитой матери и поймать их не трудно. Соблазн был велик.

Вскинув винтовку, я выстрелил. Медведица упала на лед. Медвежата начали ее обнюхивать. Услышав выстрел, вся команда высыпала на палубу. Вооружившись грузовыми сетками, Буторин, Гаманков и Бекасов спустились на лед ловить медвежат.

Медвежат так и не поймали. Только вышли наши звероловы со своими сетями на лед, медвежата прижались друг к другу да так, бок о бок, и рванулись в темноту. Пробовали их догонять - куда там! Ускакали в три минуты.

Ну, ничего. По крайней мере, угостим команду «И. Сталина» экзотическим блюдом - медвежьими отбивными.

10 часов. 80°49',5 северной широты, 2° 10' восточной долготы. Кажется, медвежьи отбивные придется съесть нам в одиночестве. Ледокол до сих пор не может сдвинуться с места. Погода отвратительная: туман, снег, низкая облачность. Хотя мы стоим почти что рядом, временами огней «И. Сталина» не видно.

15 часов. Недавно из трещин, образовавшихся в молодом льду, донеслись какие-то странные звуки: будто из какого-то отверстия с силой вырывается воздух. Звуки мощные. Наши поморы говорят, что это сопят звери - тюлени или нерпы. Теперь понятно, зачем возле корабля бродила медведица с медвежатами. Она явилась в гости к тюленям, а не к нам.

23 часа. Положение остается без перемен. Оказывается, 5-6 миль, разделяющие нас и ледокол, труднее пройти, чем путь от Баренцбурга до этих мест. Сейчас дует северо-северо-восточный ветер силой 6 баллов. Пурга. Огни «И. Сталина» не видны. И только наши собаки каким-то непостижимым образом чуют ледокол. Они по-прежнему выбегают на лед и лают в ту сторону, где он стоит.

7 января. 80°44',5 северной широты, 2°00' восточной долготы.

3 часа. Все то же: туман, дымка, низкая облачность, капризный, меняющийся ветер. То задует западный ветер, то южный. Огни ледокола дразнят нас, появляясь и теряясь во мраке.

В 17 часов, когда немного прояснилось, отчетливо увидели на востоке водяное небо. Это след разводья, которое уже давно держится в той стороне. Оно проходит почти прямо с севера на юг. Разводье упрямое - никак не сдается морозу. Только затянет его молодым льдом, оно опять разойдется.

Вечером удалось, определиться, Выходит, что за трое суток мы продвинулись лишь на 3,5 мили к югу, Зато на запад нас отнесло почти на целый градус. Это мне совсем не нравится. Нет никакого желанья перебираться в западное полушарие.

Радисты, внимательно следящие за всеми передачами с «И. Сталина», сообщают, что ледокол час тому назад поднял пары и снова начал форсировать лед, - где-то по левому борту от него отыскали разводье, и сейчас ледокол пытается пробраться к этому разводью, чтобы подойти к нам с запада.

8 января19 часов. Внимательно следим за огнями «И. Сталина». Вначале ледокол двигался на запад. Потом он остановился и медленно-медленно двинулся обратно на восток. Сейчас ледокол стоит на месте. Оттуда передают, что у борта корабля снова началось торошение. Вокруг него - сплошные поля тяжелого многолетнего льда.

Как это ни странно, мы, находясь рядом с ледоколом, не только не испытываем сжатия, но, наоборот, наблюдаем непрерывное разрежение льда. В 17 час. 30 мин. на востоке, в расстоянии полутора километров от судна, явственно сидели трещину, которая быстро расходилась, превращаясь в разводье. Трещина, проходящая под правым бортом, также рас­ходится. Наш крохотный ледяной островок отходит все дальше от кромки пака. Скоро начнем плавать чистой водой в разводье.

Сейчас, когда пишутся эти строки, мы наблюдаем почти невероятное: в Арктике зимой идет дождь! Температура, поднялась до плюс 1 градуса, и тучи, принесенные южными ветрами, плачут над «Седовым» горькими слезами.

Воспользовавшись тем, что снег подтаял и промок, неутомимые Буторин и Гаманков убирают палубу, сбрасывают тяжелую снежную массу, пропитанную водой. Наконец-то наша палуба примет приличный вид...

Да, чуть было не забыл! Утром к левому борту корабля подходил медведь, но испугался собачьего лая и быстро убежал. Я сходил на лед и осмотрел следы. Они проходят в 50 метрах от судна и ведут на запад. Судя по следам, приходил к нам довольно матерый гость.

9 января 15 часов. Наш корабль превратился в плавучий остров... Произошло это так.

После дождя, который шел до полудня, мы почувствовали, что «Седов» вместе со своей ледяной чашей медленно отходит от кромки пака. Потом в молодом льду под левым бортом открылась огромная трещина. Она соединилась с трещиной, которая идет вдоль правого борта, и быстро разошлась в большое разводье.

Очутившись со своей льдиной на чистой воде, «Седов» начал беспомощно разворачиваться. За последние полчаса судно повернулось на 78 градусов.

А ледокол, находящийся в 4-5 милях от нас, все еще стоит: он по-прежнему блокирован льдами и не может двинуться ни назад, ни вперед.

18 часов. Полная иллюзия свободного плавания! Разводье расширилось до 700 метров. Оно уходит к югу и кончается на пределе видимости - где-то в миле от нас. На север разводье уходит метров на восемьсот и затем поворачивает на северо-восток.

Южный ветер разводит в полынье волну. Волны лижут нашу льдину. Когда вода сбегает, на льду остается зеленоватое фосфорическое свечение. С большим волнением слежу я за ним. Как давно я не был в южных морях!.. Ведь так вот фосфоресцируют волны Индийского океана!..

Только что ко мне зашел Андрей Георгиевич и сообщил, что от нашей ледяной чаши оторвался довольно большой кусок. Теперь наше судно находится в середине льдины шириной каких-нибудь 40 метров и длиной около 100 метров. Оно плавает по разводью и часто разворачивается. Сейчас наш компасный курс - 13 градусов.

Судя по всем признакам, мы находимся недалеко от кромки льдов, где происходит окончательное разрежение их. Вокруг - огромные пространства чистой воды. Повсюду виднеются новые и новые разводья. Такая ледовая обстановка не может быть чисто местным явлением. Если бы только корпус судна освободился от ледяной чаши, мы немедленно попытались бы самостоятельно выйти из льдов, - на юго-западе почти наверняка можно найти выход.

Но люди настолько утомлены, что было бы просто бесчеловечно заставлять их сейчас взрывать лед, сковывающий наш руль и винт. Это очень трудоемкая работа, которую начнем только тогда, когда в этом возникнет острая необходимость. Кроме того, сейчас было бы рискованно оголять руль и винт, - угроза сжатий все еще сохраняет свою силу. Разрушив весь лед у кормы, мы поставим под удар наиболее уязвимые части судна. Пока руль и винт укрыты прочным ледяным панцирем.

19 часов. Только что вернулся с палубы. Разводье справа увеличилось еще более. Наш плавучий остров ветром относит на середину разводья. Во всех направлениях видна чистая вода. На восток-северо-восток она уходит до предела видимости. Разводье покрыто крупно- и мелкобитым льдом.

На горизонте в различных направлениях, преимущественно на северо-востоке и востоке, видно водяное небо.

10 января. 81°11',4 северной широты, 3°49' восточной долготы.

8 часов. Всю ночь плавали. Судно, как слепой котенок, тычется носом то в одну, то в другую кромку льда.

Вначале поплыли на заклад, разворачиваясь то в одну, то в другую сторону. В 3 часа 55 мин. уткнулись в кромку большой льдины. Корму начало заносить вправо, и постепенно судно развернулось почти под прямым углом; компасный курс изменился с 39 до 320 градусов. Потом ветер снова потащил нас на восток.

Последняя гидрологическая майна
Последняя гидрологическая майна

В 6 час. 30 мин. мы находились как раз на середине нашего разводья, а двадцать минут тому назад уткнулись в какую-то льдину на севере. Компасный курс опять изменился до 346 градусов.

Наши собаки, впервые за всю свою жизнь узнавшие, что такое плавание, никак не могут сообразить, почему приятная и удобная для их лап твердь сменилась какой-то подозрительной соленой влагой. Они все время норовят перебраться на лед.

Эти попытки чуть-чуть не стоили жизни бедной Льдинке. Когда мы подошли к какой-то кромке, она обрадовалась и перескочила на лед. Но судно стало отходить. Сообразив, что она остается в одиночестве, Льдинка подняла жалобный вой на все Гренландское море.

Пришлось срочно накачать резиновую шлюпку и предпринять «спасательную экспедицию». Шлюпку уже спустили с борта, когда наш плавучий остров еще раз на миг подошел к кромке, и собака одним прыжком перемахнула обратно.

Теперь Льдинка весьма подозрительно относится ко всему, что лежит по ту сторону железных бортов «Седова»...

10 часов. Возникла новая трудноразрешимая проблема: нам неоткуда брать пресную воду для питья. В течение двух с половиной лет мы добывали ее из снега. Он дает прекрасную, абсолютно чистую и здоровую воду. Но сейчас, когда мы остались на крохотном плавучем островке посреди широких пространств соленой морокой воды, добывать снег неоткуда. Судно окружено лишь узким ледяным пояском, шириной от трех до восьми метров. На этом пространстве снег сильно загрязнен.

Приходится ловить проходящие мимо льдины и собирать снег на них. Час тому назад к левому борту причалило небольшое поле, покрытое сугробами. Вооружившись парусиновыми мешками, вся команда немедленно отправилась на добычу снега. Но, к сожалению, льдина задержалась У нашего плавучего острова всего на несколько минут, и мы успели набить снегом лишь три мешка.

Это в лучшем случае четыре-пять ведер воды. Маловато! Ледокол все еще стоит на месте.

Михаил Прокофьевич за последние сутки предпринял две пешие разведки. Только что получил от Белоусова телеграмму:

«Константин Сергеевич! Наши пешне походы показали, что трещина, идущая от ледокола на восток-северо-восток, затем поворачивает на восток и дальше уходит на юго-восток. Вдали от конечного пункта разведки на юго-восток заметны водяные пятна на небе. Трещина в очень многих местах сжата. Местами вода шириной 6-8 метров. Трещина проходит по очень тяжелому торошеному льду. Очевидно, этот лед плавает вместе с вами от Ново-Сибирских островов. Если эту трещину не разведет до ледокола, то форсирование ее повлечет за собой значительное повреждение корпуса. Разведка от этой трещины по направлению на «Седова» показала многолетний массив тяжелого льда, не имеющего никаких признаков разрядки.

Из этой разведки мы заключили:

1) ждать, пока разведет трещину, идущую на восток-северо-восток, в по ней выходить на разводье, а затем с восточной стороны пытаться находить проход к разводью «Седова»;

2) пробиваться назад путей, которым мы сюда пришли, выйти на разводья, если они еще сохранились, по наш пробиваться к востоку и опять искать прохода в разводье «Седова» с восточной стороны.

Как видишь, пока оба варианта восточные. С изменением ледовой обстановки приступим к выполнению одного из них. Все будет зависеть от того, какой вариант будет стоить меньше угля. Вот пока наши перспективы...»

Перспективы, надо сказать, весьма безотрадные. Я еще 6 января говорил Михаилу Прокофьевичу, что в том районе, где сейчас находится «И. Сталин», мы еще ни разу не видели водяного неба. Ледокол, очевидно, забрался в глубь узкой зигзагообразной трещины, которая, как мы уже убедилась, не поддается воздействию ветров.

12 часов. Ледяной пояс «Седова» все больше разрушается. Недавно от него откололся еще кусок, на котором находились деревянные козлы, служившие нам для глубоководных измерений. Козлы вместе с куском льдины относят не северо-восток.

Между бортами и ледяным поясом образовалась глубокая щель, в которой хлюпает вода. Вот если бы наша чаша совсем отстала от корпуса! Лед становится рыхлым! Я только что принял холодную ванну: подошел к кромке ледяного пояса по левому борту и тотчас провалился в какое-то жидкое болото - лед расползался, словно кисель. Хорошо, что под руку попалось нечто вроде кочки - остаток старого тороса. Ухватился за него и вылез.

С утра падала какая-то морось, а сейчас опять идет самый настоящий дождь.

18 часов. Волны продолжают разрушать ледяную чашу «Седова». Полчаса тому назад от нашего плавучего островка неподалеку от кормы оторвало еще один солидный кусок льда. Из-под него выплыли два больших подсова. Судно при этом слегка покачнулось.

Немного похолодало. Идет снег. Разводье наше частично сошлась. Но «Седов» по-прежнему передвигается с места на место, медленно вращаясь. В 9 часов наш компасный курс был равен 349 градусам, в 16 - он составлял 12,5 и сейчас приближается к 300 градусам.

23 часа. Сейчас «Седов» находится на самой середине разводья, заполненного крупно- и мелкобитым льдом. Льдины движутся в самых различных направлениях. Компасный курс корабля - 225 градусов.

Недавно определили координаты. Теперь, когда судно двигается, определяться не так просто: уровень теодолита очень чутко реагирует на малейшие колебания, и пузырек воздуха в нем легко перемещается. Поэтому теперь у теодолита работают одновременно Буйницкий и Ефремов: один замечает положение пузырька, другой в то же мгновение берет азимут.

Наши сегодняшние координаты - 81°11',4 северной широты, 3°49' восточной долготы. За трое суток сильные южные ветры отбросили нас на северо-восток на 28 миль!

Эта цифра представляет собой особый интерес.

Напомню, что ледовая обстановка в Гренландском море отличается большим своеобразием. В то время как вдоль угрюмых скалистых берегов Гренландии зимой и летом стекает в Атлантику бесконечный ледяной поток, на востоке в любое время года громадные пространства совершенно свободны от льда: это оказывается благотворное влияние теплого Гольфстрима. Восточная кромка льдов в Гренландском море тянется с северо-востока на юго-запад (а местами прямо с севера на юг) - от Шпицбергена через Ян-Майен к Исландии. Ее границы устойчивы: летом она лишь немного отходит на запад и приподнимается до 82° северной широты, а зимой несколько выдвигается к востоку и опускается до 80° северной широты. Широкое пространство к востоку от кромки вплоть до Шпицбергена с давних времен зовут Китовой бухтой, - когда-то здесь водилось много китов и сюда со всех концов мира сходились охотники до прибыльного промысла. Сейчас киты в Гренландском море уже истреблены.

4 декабря, когда «Мурманец» поднялся по чистой воде до 79°51' северной широты и 10° восточной долготы, нас отделяло от бухты лишь 400 километров.

До этого «Седов» вместе с окружавшими его полями дрейфовал в строгом соответствии с воздействием ветра скорость дрейфа льдов была приблизительно в 50 раз меньше скорости ветра, вызывающего дрейф. Теперь же, когда мы под влиянием устойчивых северных ветров приблизились к Китовой бухте, наше движение на юг начало ускоряться все больше и больше: чем ближе чистая вода, тем, более охотно повинуются воздействию ветра льды. Как показывает исследование данных о движении льдов и о ветре, близ кромки скорость дрейфа может достигать одной десятой скорости ветра и даже большей величины, в том случае, если впереди по ветру лежит чистая вода.

Скорость дрейфа при этом возрастает в известной прогрессии: чем ближе чистая вода по ветру, тем быстрее дрейф, Естественно, что уже в первых числах декабря в районе «Седова» начались подвижки, образовались разрывы, появились разводья: льды, находившиеся впереди, отрывались и быстро уходили дальше и дальше на юг.

Но вот положение резко изменилось. Устойчивые северные ветры сменились такими же устойчивыми южными ветрами. И так как весь лед в районе дрейфа «Седова» был очень сильно разрежен, то резкий бросок к северу не вызвал ни одного сколько-нибудь существенного сжатия. Даже теперь, когда мы почти на полградуса отнесены к северу, близ «Седова» не видно существенных признаков уплотнения льдов.

Все это означает, что чистая вода уже близка.

Сегодня, когда я спал после дежурства, «И. Сталин» давал гудки. Но седовцам только один раз удалось услышать нечто похожее на гудок. Огни ледокола видны по-прежнему на юго-юго-востоке, но сила их слабее. Видимо, ледокол отнесло немного дальше...

11 января 12 часов. 81°06',7 северной широты, 3с50' восточной долготы. Наконец-то начал дуть долгожданный норд! Произошло это вскоре после полуночи, когда на вахте был Соболевский. Вначале ветер стих. Потом он начал дуть с севера - сначала слабо, затем все сильнее я сильнее. Сейчас все небо закрыто тучами и над палубой свищет восьмибальный почти чистый северный ветер, чуть-чуть, отходящий к востоку. Надо полагать, теперь ледокол освободится из своего плена.

«Седов» продолжает путешествовать по разводью. В 1 час 45 мин. он коснулся левой скулой кромки льда и опять начал разворачиваться против часовой! стрелки. К 8 часам утра наш компасный курс был равен 165 градусам. Потом корабль начало относить на восток, и сейчас он разворачивается в обратном направлении.

Думаю, что на этот раз свежий северный ветер отбросит нас к югу гораздо дальше, чем когда-либо.

15 часов. Удалось пополнить запас пресной воды: к кормовой части судна подошли занесенная снегом льдина. Был объявлен аврал, и в течение пятнадцати минут мы успели погрузить на судно шесть мешков снега. После этого льдина отошла от нас.

18 часов. Северный ветер усилился до шторма. Метет пурга. Лед на разводье находится в непрерывном движении. Время от времени от ледяной чаши «Седова» откалываются новые и новые куски. Волны фосфоресцируют. Грозное и вместе с тем прекрасное, ни с чем не сравнимое зрелище...

12 января3 часа. Время позднее, но на корабле никто не спит. Северный ветер усилился до 10 баллов. Вокруг нас все так и кипит. Свист ветра, плеск воды, стоны ломающегося на волнах молодого льда, заунывное пение снастей лишают нас покоя.

Но пока что опасность нам не угрожает. По-прежнему нет никаких признаков сжатия. Зато на ледоколе дело обстоит значительно серьезнее. Оттуда передают, что огромные ледяные поля, заклинившие корабль, пришли в движение и жмут на корпус ледокола. Могучие шпангоуты «И. Сталина» прекрасно сопротивляются сжатию, но на всякий случай началь­ник экспедиции распорядился вынести аварийный запас на палубу. Из трюмов подняты мешки с мукой, уголь, камельки, аварийная радиостанция, теплая одежда, снаряжение.

9 часов. Ночь прошла относительно спокойно. Лишь изредка судно ощущало слабые толчки, - по правому борту происходило сжатие молодого льда, образовавшегося за последние сутки. Слева на 200-300 метров от судна по-прежнему тянется чистая вода.

С ледокола передают, что там сжатие благополучно закончилось. Ледяные поля растрескались, вдоль трещин выросли гряды торосов, потом напряжение ослабло, и поля начали расходиться.

20 часов. Только что окончилась долгая беседа по радиотелефону с корреспондентами газет, находящимися на ледоколе. Отвечали на их вопросы вдвоем с Трофимовым. Вопросов было очень много, поэтому разговаривали больше часа. В заключение корреспонденты пригрозили:

- Просим вас приготовиться к нашей атаке.

Что ж, мы пожалуй, готовы к ней. Как видно, баталия будет жаркая. На борту ледокола человек десять специальных корреспондентов, и каждому наверняка потребуется полное собрание очерков, рассказов и воспоминаний. Придется устроить очередной литературный аврал.

22 часа. Зыбь. Настоящая океанская зыбь! К нам донеслось могучее дыхание далекого Атлантического океана. Как отрадно чувствовать после двух с половиной лет мертвого спокойствия это мерное покачивание судна, видеть, как перекатываются мощные водяные валы, слышать отзвуки далекого урагана, взбаламутившего океан...

Влияние океанской зыби мы почувствовали уже несколько часов назад, - льдины периодически опускались и сходились с характерным для сжатия скрипом, лотом приподнимались и расходились. Но трудно было поверить, что это зыбь.

Я спустился на лед, лег на самую кромку и, вытянувшись во весь рост, начал наблюдать. Да, это была настоящая океан­ская зыбь: со строгой периодичностью в 9-10 секунд обломки льда покачивались и взаимно перемещались.

Когда я вернулся на судно, здесь уже чувствовались новые признаки зыби: висячие лампы ритмически покачивались.

Я немедленно сообщил о своих наблюдениях Белоусову. Зыбь должна довершить разрушение ледяных полей, окружающих ледокол «И. Сталин». Она раздробит их на мелкие куски, тем более что северные ветры дуют с неослабевающей силой.

23 часа. Только что снова говорил по телефону с Белоусовым. Он сообщил, что на ледоколе тоже явственно ощущается океанская зыбь. Ледяные поля ломаются и крошатся. С часу на час можно ждать, что путь к «Седову» расчистится.

Все понимают, что до встречи с ледоколом осталось каких-нибудь 7-8 часов. Повсюду кипит работа. Буторин и Га-манков докрашивают кормовой кубрик. Механики проверяют, как действует паровое отопление в судовой бане. Я, Ефремов, Буйницкий собираем документы, упаковываем материалы научных наблюдений.

Все спешат, все торопятся. В общем настроение такое, как будто бы мы сидим на вокзале и ждем поезда. Поезд немного запаздывает, и от этого нетерпение растет.

Так или иначе, дрейф уже закончен. За время дрейфа «Седовым» пройден путь в 6100 километров! Лишний час, даже лишние сутки не могут сыграть никакой роли. и судно и мы сами - в полной безопасности. Сжатия бояться больше не приходится.

Дрейф закончен... Какое огромное содержание таят в себе два коротеньких слова! Это была очень трудная, суровая школа, далекая от книжной романтики и фальшивой сентиментальности. И я горжусь тем, что наш коллектив сумел с честью ее окончить.

Еще многое будет сказано и написано о дрейфе «Георгия Седова». Специалисты подсчитают с точностью до сотых долей соленость собранных нами проб океанических вод, проанализируют измеренные нами глубины, вычислят поправки для компасов на основе наших магнитных измерений, разберутся в собранных нами пробах планктона, установят новые законы динамики движущихся льдов, уточнят пути циклонов, используют наши гравитационные измерения для уточнения формы Земли.

Вероятно, все эти новые законы, которые наука выведет на основе собранных нами материалов, будут представлять собою значительную ценность. Но ценнее их всех простой жизненный закон, получивший новое подтверждение на примере нашего дрейфа. Это закон о рядовом, советском человеке.

Когда Нансен готовился к своей экспедиции, он отобрал для участия в ней самых сильных, энергичных, волевых людей, отважившихся добровольно последовать за ним в рискованный рейс. |

Когда Бэрд собирался идти в Антарктику, он самым тщательным образом проверял каждого своего спутника, оставлял лишь самых здоровых, самых выносливых людей.

И вот в длинный перечень побед арктической науки вписывается имя нашего корабля, простого советского корабля, отнюдь не приспособленного к длительному дрейфу в полярном паке, с обычной советской командой, отнюдь не готовив­шейся к такому труднейшему рейсу.

Среди нашей команды были и больные люди, с трудом переносившие тяжелые условия арктических ночей, были люди, которые еще не прошли достаточной жизненной школы, не приобрели волевых качеств, необходимых полярнику, были и такие люди, которые просто не обладали достаточной квалификацией. Но это были советские люди, обладавшие высокоразвитым чувством долга перед родиной. И как ни трудно приходилось нам порой, это чувство неизменно брало верх над всеми остальными, и коллектив «Седова» постепенно крепнул, рос, мужал.

Пройдет ещё немного времени, ледокол «И. Сталин» подойдет к борту нашего корабля, освободит нас от остатков ледяного пояса, и мы пойдем к берегам родины. Как приятно и радостно возвращаться к этим берегам, когда чувствуешь, что ты выполнил порученное тебе задание, что время и труд твой не прошли даром, что коллектив сделал все, что мог...»

предыдущая главасодержаниеследующая глава







© GEOMAN.RU, 2001-2021
При использовании материалов проекта обязательна установка активной ссылки:
http://geoman.ru/ 'Физическая география'

Рейтинг@Mail.ru

Поможем с курсовой, контрольной, дипломной
1500+ квалифицированных специалистов готовы вам помочь