Мы живем на одном острове

После кратковременного отдыха мы наметили провести исследования в районе долины Адвент, вблизи административного центра Свальбарда Лонгиербюена. В этом районе находится узел интересных горных ледников.

Консульство СССР на Шпицбергене.

В конце августа Консульство СССР информировало сюссельмана (Сюссельман (норв.) - губернатор )о намеченных работах нашей экспедиции и ее участниках. Одновременно запрашивалось разрешение на использование гляциологами под временное жилье норвежских хижин в долине Адвент.

Вскоре советским консулом был получен благоприятный ответ губернатора. В телеграмме также сообщалось, что мы можем жить в этих хижинах неограниченное время. 4 сентября Василий Фурсов снова загрузил на свою «стрекозу» всю экспедицию гляциологов и повез ее вдоль южного берега Ис-фьорда по знакомому, не раз «обкатанному» маршруту. Минут через пятнадцать справа показался Адвент-фьорд, и мы повернули туда. Первая посадка вертолета была произведена километрах в семи от Лонгиербюена, у домика, намеченного нами по карте. Здесь должна базироваться группа, в которую входили Маркин, Михалев и я. Мы простились с Троицким и Корякиным - их путь лежал еще дальше километров на двадцать, в самое верховье долины Адвент.

Дверь «нашего» дома оказалась запертой. Ключей, обычно висящих на видном месте у самого входа, не было видно. Заглянули под порожек, осмотрели все щели и дыры вблизи двери, перевернули несколько каменных плит, лежащих вокруг, но ключей не нашли. Положение становилось трагикомическим - разрешение на проживание в хижине есть, а попасть в нее не можем.

Фурсов успел уже высадить второй отряд гляциологов и пролететь мимо нас в сторону Баренцбурга, а мы все еще продолжали в нерешительности стоять около широких окон, думая, что же предпринять. Погода выдалась удивительно приветливой: довольно теплой для сентября, без ветра и осадков. В конце концов, бессмысленное топтание около домика надоело. Первым нарушил непродолжительное молчание Володя Михалев.

- Сегодня суббота. Наверное, поэтому и людей нигде не видно вокруг. Так мы ничего путного не добьемся здесь. Надо топать в Лонгиер. Может, кого по дороге встретим и спросим тогда, как попасть в эту злополучную хижину.

Володино предложение показалось мне убедительным, и после короткого совещания решили идти в административный центр.

Рюкзаки, ящики и баульные мешки с имуществом и продуктами сложили у стены дома и зашагали по гравийно-шлаковой дороге, накатанной до графитного блеска. Еще из вертолета мы хорошо видели, что эта дорога соединяла поселок с дальней шахтой, недалеко от которой располагалась нужная нам хижина.

Вскоре показался небольшой аэродром. На его противоположной стороне валялись остатки двухмоторного немецко-фашистского самолета. Как он здесь оказался? Осенью 1941 года, сразу же после эвакуации шахтеров в СССР и Англию, гитлеровская военная разведка создала на Шпицбергене несколько метеостанций. Небольшой отряд был высажен и в долину Адвент, откуда немцы передавали сведения о погоде. Но уже летом 1942 года отряд покинул эту базу на самолетах, один из которых и разбился при взлете.

Недалеко от дороги, рядом с небольшим ангаром, одиноко стоял маленький туристский самолетик. Позже мы узнали, что этот единственный в ту пору на архипелаге «игрушечный» аэроплан принадлежал главному инженеру Большой норвежской шпицбергенской угольной компании Альфреду Тифенталю - страстному любителю воздушного спорта. Он даже ухитрился организовать в Лонгиербюене кружок, в котором обучал местных энтузиастов искусству самолетовождения. Молодая жена инженера Рената - учительница местной школы - иногда тоже водила над Шпицбергеном аэропланчик. Почти каждое погожее воскресенье вся семья Тифенталя, работающего на острове больше десяти лет, отправляется в прогулочный полет. За неимением третьего места четырехлетнего пассажира Свена родители «укладывают» в небольшое багажное отделение.

- Смотрите, по-моему, вон там, у дальнего поворота за озером, стоят какие-то машины. Давайте прибавим шагу, а то могут уехать,- прервал наше молчание Маркип.

Внимательно присмотревшись, мы убедились, что это были грузовики, и быстро зашагали в ту сторону.

До этого мы не очень торопились, вероятно по той причине, что раньше никому из нас не приходилось бывать за рубежом, и вот теперь впервые в жизни мы приближались к иностранному населенному пункту. Приближались, прямо скажем, несколько необычным и примитивным способом - пешком. Кроме того, миссия к губернатору за ключами представлялась нам не очень деликатной, хотя и необходимой: как-никак он сам прислал телеграмму в Баренцбург, в которой наряду с официальным разрешением гляциологам жить в норвежских хижинах было сказано: «Добро пожаловать в Лонгиербюен».

- Не унывайте, мужики! - весело воскликнул Михалев.- Дело сделано, и его не исправить. Не возвращаться же, в конце концов, назад! Это неплохо, что мы представимся норвежским властям - ведь идем мы с миром.

Ну, вот и поворот. Чуть поодаль стояли два больших самосвала. Подошли к первому и обратились к его водителю по-английски. Никакой реакции в ответ. Ясно, что ничего не понял. Перешли тогда на немецкий. Тот же эффект! Что делать? Тогда на всякий случай, а скорее просто так, из озорства, спросили: «Парле ву Франсе?» - хотя сами вовсе не знали французского. Норвежец снова развел руками, что-то говорит, объясняет, показывает, а что - теперь уже не понимаем мы.

Угостили незнакомца московскими сигаретами, подарили ему шпицбергенский значок. Стоим, пускаем ароматный дымок, улыбаемся, а договориться не можем. Очень обидно. Вдруг кто-то из нас возьми и скажи прямо по-русски: «Слушай, друг! Мы - Москва! Россия! Экспедиция!» В тот же миг лицо шофера оживилось, он что-то быстро затараторил по-норвежски, часто повторяя слова «руссиск, Москва». Эге, думаю, значит, наконец, понял, кто мы и откуда. Еще бы разобраться с ключами от домика!

Водитель окликнул своего товарища с другой машины. С ним удалось быстро найти общий язык - английский. Вскоре мы уже мчались в Лонгиербюен.

Грузовик остановился недалеко от длинного пирса. Водитель подошел к группе людей, минуту поговорил с ними и вернулся назад вместе с каким-то древним, но еще достаточно крепким седобородым дедом. Его лицо, изборожденное старческими морщинами, было покрыто особым северным загаром, образовавшимся не только под действием солнечных лучей, но и под действием свирепых ледяных ветров и морозов. «Этот старик вам поможет»,- сказал на прощание шофер.

Наш новый помощник бойко изъяснялся по-английски, хотя и обращался с ним очень вольно, не соблюдая правил и искажая слова до такой степени, что мы втроем с трудом могли понять этого человека, оказавшегося одним из старейших шпицбергенских охотников-зверобоев. На островах архипелага он провел несколько десятков лет и зим и даже хорошо помнил Владимира Русанова и Фритьофа Нансена, когда те посетили Шпицберген еще в начале десятых годов XX века.

Прибрежная часть административного центра Шпицбергена Лонгиербюена.

Мы идем на пригорок, расположенный у входа в долину Лонгиера. Там, на самом верху его, находится двухэтажный дом «Сюссельман-оффис» - резиденция губернатора Свальбарда. Перед ним на высокой мачте вьется красный флаг с темно-синим крестом, оконтуренным белой полосой - государственный флаг Норвегии.

Губернатор - высшее норвежское административное лицо архипелага: он следит за выполнением государственных законов и постановлений, осуществляет функции судьи, издает распоряжения о пользовании охотничьими домиками, о времени запрета охоты и ловли птиц, животных и другие постановления местного характера. Для своих инспекционных поездок по островам сюссельман имеет небольшую моторную шхуну «Нордсюссель».

С места, где расположен офис, открывается отличный вид на Адвент-фьорд и одноименную долину, продолжающую его. К фьорду подходит сравнительно небольшая долина Лонгиердален, на склонах которой и расположены четыре компактных поселка - Лонгиербюен, Нюбюен, Свердрупбюен и Хауген. Эти микрорайоны образуют административный центр Шпицбергена (Свальбарда) Лонгиербюен.

Наш провожатый запросто, как свой человек, зашел в резиденцию, поприветствовал сидящих там людей, оказавшихся вице-губернатором и его помощником, и кратко рассказал им что-то. У входа во внутренние помещения мы разглядели плакатик с перечеркнутым резиновым сапогом и, поняв намек, тут же сняли уличную обувь. Здесь впервые мы почувствовали, как норвежцы следят за чистотой в домах и на улицах, как уважают они порядок и правила общежития. Норвежец не войдет в жилое помещение в обуви и верхней одежде.

Высокий худощавый вице-сюсельман Фредерик Бейкман слышал от губернатора, только что уехавшего на отдых в Норвегию, о нашем визите в Лонгиербюен. Он интересуется, как мы устроились в хижине.

Выслушав наш рассказ, временный глава Шпицбергена замечает, что этот домик находится не в его ведении, а принадлежит местному профсоюзу угольной компании и ключами распоряжается только рабочий союз горняков. Господин Бейкман куда-то звонит, затем просит подождать его минут двадцать, садится за руль микроавтобуса и уезжает на дальнюю шахту.

Мы остаемся в обществе чем-то озабоченного, немного словного полисмена. С удивлением узнаем, что он - единственный блюститель порядка на всем архипелаге. В силу этого ему часто приходится совершать морские и сухопутные инспекционные путешествия по островам Шпицбергена и бывать не только во всех населенных пунктах Шпицбергена, но и посещать с целью контроля многие хижины, в которых проживают охотники.

Вскоре вернулся вице-губернатор. Вместе с ним приехал и председатель рабочего союза. Он любезно передал ключи, пожелал успеха в работе и пригласил нас на воскресный прием, организуемый угольной компанией и спортивным клубом «Свальбард Турн» в честь советской делегации из Баренцбурга.

Поблагодарив за помощь и приглашение, мы собрались идти в хюттэ (Хюттэ (норв.) - хижина), как называют норвежцы эти небольшие домики, специально сооруженные в пустынных местах на берегах заливов и в долинах островов. Мне кажется не совсем справедливым применять название «хижина» к этим домикам. Некоторые хюттэ имеют собственные имена. Так, например, та, от которой мы получили ключи, называется «Пюнтен-хюттэ», то есть «мыс».

Пешком возвращаться нам не пришлось - полисмен пригласил в машину. Он лихо вел микроавтобус, тот самый, на котором только что ездил вице-губернатор. Стрелка спидометра все время плясала около цифры «100». Последний поворот, съезжаем с накатанной дороги, и машина замирает рядом с «Пюнтен-хюттэ».

Шпицберген не только район, где ведется добыча самого северного каменного угля. Летом сюда приезжает много экспедиций и туристов, а зимой зверобои охотятся на медведей и морских зверей, добывают песцов. Люди группами или в одиночку в любое время года пользуются встретившимися на их пути охотничьими хижинами, чтобы переждать непогоду, согреться, поесть, отдохнуть, выспаться или просто провести время. Эти домики находятся в ведении спортклуба «Свадьбард Турн», который следит за их состоянием, наличием топлива и продуктов.

Хижина, в которой мы остановились, двухкомнатная. Внешне она напоминает миниатюрную дачу, какие можно увидеть на садовых участках вблизи Москвы. В «нашей» максимум возможных здесь удобств: спальня, гостиная, кухня, чулан и подсобное помещение, где раньше была даже баня. К домику примыкает вместительный сарай с запасом угля, дров и разного инвентаря.

В гостиной - тахта, тумбочка, комод с постельным бельем, кресла, аптечка... На журнальном столике кина всевозможных журналов и развлекательных книжек небольшого формата, повествующих, судя по обложкам и рисункам, главным образом о любовных историях, ковбоях, похождениях агента № 007 Джеймса Бонда и других шпионов. На подоконниках - кувшинчики с искусно выполненными цветами. В спальне - три деревянные койки (корабельного типа) с матрасами, одеялами и подушками. В кухонных шкафчиках - чистая посуда, вилки, ножи и ложки из нержавеющей стали, солидные запасы кофе, сахара, соли, спичек. Над умывальником зеркало с полочкой, на которой лежит зеленый пахучий кусок мыла со странным названием «Атом». Около большой основательной плиты ведро с углем. В сенях тоже порядок: на стеллажах, как в магазине, разложены разные продукты и консервы, на отдельной полочке выстроился целый набор лыжной мази в яркой упаковке. Лыжи и коньки считаются любимейшим видом спорта норвежцев независимо от возраста. Но так как коньки все-таки требуют подготовки льда, а для лыж нужен только снег, то лыжи являются спортом № 1 во всей Скандинавии. В полной мере это относится и к Шпицбергену.

Не терпится побродить вокруг, и до сна мы успеваем совершить непродолжительный маршрут вверх по долине Адвент.

На следующее утро отправляемся по знакомой дороге в Лонгиербюен - в 11 часов намечено прибытие спортивной делегации шахтеров Баренцбурга. Сегодня, в этот при­ятный воскресный день, мы должны присоединиться к ней. К пирсу нас подвозит попутный «Фольксваген». На сильном ветру полощутся флаги СССР и Норвегии. Среди многочисленных встречающих узнаем вчерашних знакомых: вице-губернатора, полисмена, председателя рабочего союза, шоферов самосвалов. Первые двое в черной парадной форме с погонами. Подъезжает большой дизельный автобус ярко-красного цвета (очень популярного на Шпицбергене). Он привозит местных спортсменов и горняков. Многие норвежцы пришли! сюда с семьями. Ребятишки, одетые в симпатичные синтетические костюмчики с капюшонами, интенсивно пожевывают жевательную резинку и с интересом рассматривают советский теплоход «Тайфун», показавшийся в Адвент-фьорде.

Корабль плавно касается стенки пирса, и по трапу выходят участники советской делегации во главе с вице-консулом. Вместе с нашими футболистами и шахматистами садимся в автобус и едем на стадион.

Как и большинство моих коллег, с юных лет я «заражен» неизлечимой болезнью, называемой футболом. В силу своей бродяжьей профессии редкое лето проводим мы дома, в городе, и не часто имеем возможность посидеть на стадионе и «поболеть» за любимую команду. Тосковали по Лужникам и на Шпицбергене, а довелось совсем неожиданно попасть на самый северный в мире международный футбольный матч, который состоялся на каменистом поле лонгиербюенского стадиона!

Одними из наиболее горячих и шумливых болельщиков команды Баренцбурга были гляциологи, хотя и увидели этот матч, откровенно говоря, по счастливому стечению обстоятельств. Интернациональная бригада судей зафиксировала победу наших шахтеров со счетом 2:0, но с поля игроки советской и норвежской команд уходили в раздевалку дружно, в обнимку, забыв о синяках и ссадинах, как подобает настоящим спортсменам.

Вместе с футболистами мы поехали в ресторан - место отдыха горняков и приемов советских спортсменов и самодеятельных артистов. На сегодняшнем торжественном приеме присутствовали многие норвежцы. Нам показали читальный зал и предложили попытать счастье во всевозможных игровых аттракционах. Затем пригласили пройти в ресторанный зал.

За столом было сказано много теплых слов о дружбе наших народов-соседей, произнесены тосты за мир во всем мире, за продолжение установившихся на архипелаге тесных контактов между советскими и норвежскими шахтерами. Конечно же, не обошлось без песен! Оказалось, что хозяева не только любят их слушать, но и сами превосходно поют. Очень понравились им русские народные песни, которые исполнили наши футболисты. Когда же они весело запели популярную норвежскую песню, то мне показалось, что стены и потолок зала зашатались от бурного излияния чувств всех сидевших здесь «холодных» и «спокойных» скандинавов...

После приема, продолжавшегося несколько часов, была устроена экскурсия по городку.

Сначала нас повезли в клуб. В этом большом трехэтажном здании сосредоточен центр культурной жизни Лонгиербюена. В зрительном зале демонстрируются кинокартины. На первом этаже клуба расположены почта, бар, магазин и киоск с журналами и всякой всячиной. Второй этаж занят клубными комнатами и библиотекой. Перед домом высится памятник, поставленный в 1949 году в честь норвежских патриотов, высадившихся во время второй мировой войны на Западном Шпицбергене и погибших здесь в неравной борьбе с фашистами. На монументе - барельеф бывшего директора лонгиербюенского рудника Эйнара Свердрупа. Этот храбрый человек возглавлял на острове отряд патриотов и погиб в 1942 году в Грён-фьорде. Затем мы побывали в рабочей столовой, в Доме инженерно-технических работников, где интеллигенция административного центра проводит свободное время, в общежитии холостяков и даже в кирхе. Эта церковь, возможно, отличается от большинства зданий, в которых происходит богослужение, прежде всего тем, что в ней имеется зал отдыха - своеобразное кафе-клуб, где можно выпить чашечку кофе, сыграть партию в шахматы, послушать музыку, потанцевать, просто поговорить...

Поздно вечером жители Лонгиербюена провожали гостей из Баренцбурга. Многие норвежцы пришли и приехали снова на пирс, чтобы выразить свои теплые чувства, дружелюбие, добрососедское отношение и просто уважение к людям нашей страны.

Через день мы были приняты вице-губернатором в его резиденции. Свыше двух часов длилась непринужденная беседа о Шпицбергене и изучении его. Внимательно выслушав рассказ об исследованиях на плато Ломоносова и в других районах острова, господин Бейкман спросил, чем он может быть полезен нам. Экспедицию интересовали наблюдения, полученные в последние годы на метеостанциях Лонгиербюена и «Ис-фьорд радио». Вице-губернатор предложил пройти с ним на станцию «Свальбард радио», чтобы прямо на месте разрешить этот вопрос.

Нас встретил директор метеостанции Трюгве Эврё. Он принес в кабинет целую кипу метеорологических книжек. Отдавая их Маркину, директор сказал:

- Берите с собой. Когда будут не нужны, отдадите их мне или дежурному радисту.

Господни Эврё познакомил нас с работой радиометеостанции, а затем пригласил поужинать в кругу своей семьи - жены, дочери и сына, а также двух его товарищей. В дружеской беседе выяснилось, что гостеприимный хозяин, будучи совсем юным, помогал солдатам и матросам Советской Армии освобождать от гитлеровцев северо-восточную часть Норвегии - Финмаркен. Мы обратили внимание, что норвежцы, поднимая рюмку, иногда произносили с улыбкой слово «тирпиц», после чего выпивали. Предысторию этого необычного однословного тоста поведал сам Трюгве Эврё:

- В сентябре 1943 года к берегам Шпицбергена подошла эскадра немецких военных кораблей. В ее состав входили известные своими черными делами фашистские линкоры «Тирпиц» и «Шарнхорст», а также несколько эскадренных миноносцев. Эта адская армада совершила варварский обстрел главных поселков - Лонгиербюена, Баренцбурга, Груманта и ушла на юг только тогда, когда убедилась, что они разрушены и сожжены. Так были уничтожены полярные рудники, находившиеся очень далеко от бушевавшего пламени мировой войны, и многие патриоты, защищавшие архипелаг от фашистов, погибли в неравной схватке. Возмездие за совершенные в Арктике преступные злодеяния последовало в следующем 1944 году, когда «Тирпиц» был, наконец потоплен у берегов Норвегии. Связанный с этим событием популярный у норвежцев тост появился после войны и существует до сих пор.

В Мурманске мы запаслись разговорниками и карманными словарями, но от этого наши знания норвежского языка далеко не продвинулись. И все же, когда Володя Михалев произнес где-то услышанный им известный скандинавский тост: «Дин скол, мин скол, алле вакре ентер скол!» (Твое здоровье, мое здоровье, здоровье всех красивых девушек!) раздалось громкое одобрение...

В сентября Владимир Тимоха «подбирал» геологов и гляциологов, находящихся в центральной и восточной частях острова. Сначала он забрал солидный груз ленинградцев, лежавший в бухте Агард. Потом залетел «по дороге» к Троицкому и Корякину, а от них к нам. Можно только удивляться, как удалось Тимохе поднять такой груз да еще пятерых гляциологов! И снова наш путь лежит мимо Лонгиербюена, мимо гор, полных угля, как говорят норвежцы.

До отъезда на материк Маркину, Михалеву и автору этих строк предстояло посетить еще одну норвежскую метеостанцию - «Ис-фьорд, радио», которую мы видели с борта «Сестрорецка» при подходе к Баренцбургу.

Набили всякой снедью и сувенирами свои рюкзаки, в том числе и свежеиспеченными кирпичами белого и черного хлеба. Мы знали, что он нравится норвежцам, хотя заметили, что сами скандинавы едят его очень и очень мало, а за обедом и вовсе не употребляют. Нам же, что греха таить, было непривычно и тяжко обедать без хлеба. Вот на всякий случай и решили застраховать себя.

Небольшой рейдовый катер «Мирный» быстро отмерил четыре километра, разделявшие Баренцбург от другого берега Грён-фьорда. Отсюда нам предстоял пеший маршрут до мыса Карла Линнея.

Идти решили наиболее кратким путем - через перевал, который был скрыт от нас непроглядной кисеей тумана. Долгое время ориентировались по далекому, но сильному гулу шахтного вентилятора. Могучее «дыхание» Баренцбурга, напоминавшее монотонную песню, не только пробуждало тишину района Грён-фьорда, но и помогало выбирать правильный путь. Так уж получилось, что мы не смогли достать карту, а лишь ограничились расспросами бывалых геологов. Вероятно, в такую погоду могли и заблудиться - видимости нет, дороги точно не знаем, путь горный, кружный. Но в конце концов после многочисленных замысловатых зигзагов, головокружительных спусков и отвесных подъемов (а также споров между собой) мы увидели наконец долгожданное озеро Линнея, находившееся за перевалом.

Зажатое с двух сторон горами, озеро открылось перед нами неожиданно. Вытянутый на север водоем теперь указывал верный путь к станции. На западном берегу, заваленном свежим снегом, виднелась малюсенькая хижина, окрашенная в ярко-красный цвет. «Линне-хюттэ» так манила к себе, что пройти мимо этого «оазиса» в заснеженной каменной пустыне было абсолютно невозможно, тем более что ключ оказался на видном месте у двери.

Растопили мини-печурку, согрели на ней чай, немного передохнули, покурили в тепле и отправились дальше.

Полярный день 1965 года в высоких широтах заканчивался - солнце уже надолго расставалось со шпицбергенским небосклоном. Мы приближались к месту станции в сумерках. На далеком мысу сначала показались высокие мачты, державшие паутину антенн, и огромный серебристый бак - резервуар для горючего, а затем и дома.

- Очень удачное место выбрали норвежцы для метеостанции! - не смог удержаться Маркиг.

Почуяв людей, громко залаяли и завыли ездовые гренландские лайки, находившиеся в специальных клетках-загонах. В широких современных окнах большого дома горел свет, но людей нигде не было видно.

- Неужели все спать легли и никто нас не заметил? - удивился Михалев.- А как же радио- и метеовахты?

В этот момент из дома вышел молодой полнолицый человек. Поздоровавшись, он проводил гостей в специальную раздевалку, где хранились верхняя одежда и обувь сотрудников станции. Когда мы переоделись, парень повел нас на второй этаж и показал просторную светлую комнату с тремя кроватями.

- Пожалуйста, располагайтесь здесь. Эта комната для гостей. Сейчас я принесу вам мыло и полотенца. К сведению, туалет, душ и умывальная комната находятся вон там. Пока вы приведете себя в порядок, я постараюсь успеть приготовить ужин. О'кей?

Мы поблагодарили его и тоже сказали: «О'кей».

Вскоре он пригласил нас пройти в просторную гостиную станции, откуда раздавались приглушенные звуки джаза и хрипловатый голос певца. В правом углу гостиной за круглым столом, заставленным всевозможными винами и напитками, сидело несколько долговязых сотрудников станции. Они играли в карты под музыку Луи Армстронга.

Нас тут же позвали к столу, кто-то принес и поставил рядом два маленьких государственных флага СССР и Норвегии. Хозяева по одному ненадолго исчезали из гостиной и возвращались, неся консервированное пиво и соки, фрукты, кока-колу...

Встретивший нас парень оказался очень веселым и добродушным коком по имени Бьёрн Хупен. Мой сосед за столом - станционный механик Карл Нильсен. Сразу видно, что он большой шутник. Карл сказал про Хупена, что тот настоящий счастливчик, так как его мама и пана обладали завидным чувством предвидения, назвав своего милого малыша Медведем (Бьёрн (норв.) - медведь). И впрямь, несмотря на еще молодой возраст, крупный, грузный кок смахивал на косолапого тезку.

В полночь с охоты вернулся директор станции Коре Хенрнксен, единственный пожилой человек в этом коллективе, насчитывающем десять человек. С его появлением дружеская встреча, устроенная норвежскими радистами в нашу честь, продолжилась. Перед сном мы вместе со всем персоналом станции дружно станцевали задорную «летку-енку», которой обучил нас на ходу темпераментный стюард Айвин Людвигсен.

Станция «Ис-фьорд радио» была сооружена в 1933 году, вскоре после установки мощного маяка на мысе Линнея. Долгое время маяк и станция служили только судам, идущим на Шпицберген: маяк - своим сигнальным огнем, видимым за четырнадцать морских миль, а станция - сведениями о погоде и состоянии льда фьорда и прибрежного участка Гренландского моря. В послевоенное время авиакомпании ряда западноевропейских стран освоили беспосадочные перелеты между Норвегией и Аляской через район Шпицбергена. Первый полет из Норвегии в Японию через Шпицберген и Северный полюс состоялся в мае 1954 года, а на следующий год к полетам из Европы в Токио прибавился новый маршрут, пролегший по трассе, пересекающей Шпицберген, Гренландию, канадский остров Корнуолис и Аляску. Наконец, с конца 1957 года известная скандинавская авиакомпания «САС» открыла регулярное трансконтинентальное воздушное сообщение из Копенгагена и Стокгольма в Токио через район Шпицбергена. Стремительные темпы развития авиационной техники позволили совершать полеты огромных пассажирских лайнеров из Европы через Северный полюс в Юго-Восточную Азию и из Европы в Америку. Радиометеорологическая станция «Ис-фьорд радио», расположенная в середине западного побережья архипелага, сделалась надежным по­мощником для летчиков, чьи трассы проходят через вершину мира, а также для самолетов, совершающих полеты в Лонгиербюен...

Четыре дня работы на мысе Линнея прошли незаметно. Мы познакомились с многолетними материалами метеонаблюдений, предоставленными нам здесь столь же любезно, как и в Лонгиербюене на «Свальбард радио».

Перед нашим уходом со станции обильно выпавший снег посеребрил крутые склоны близлежащих гор и широкую прибрежную равнину, по которой мы намеревались идти домой. Течением и ветром принесло с запада в Ис-фьорд так много свежего морского льда и обломков айсбергов, что он действительно превратился в настоящий ледяной залив. Это огорчило Коре Хенриксена:

- Очень хотели отвезти вас на шлюпке «Блэк лэпбл» (Блэк лэйбл (англ.) -«Черная этикетка (или ярлык)», название шотландского виски), но, к сожалению, она не ледокол. Поживите еще несколько дней на станции, пока не вынесет лед из фьорда.

Мы поблагодарили любезного директора, но оставаться дольше не решились - скоро ожидался приход в Баренцбург за углем теплохода «Дашава», на котором экспедиция должна была выехать в Мурманск. Кроме того, мы очень хотели совершить пешеходный маршрут вдоль берегов Ис-фьорда и побывать на мысе Ивана Старостина.

Все свободные от вахт сотрудники станции вышли проводить нас в дорогу. Как водится, сфотографировались на память, обменялись дружескими рукопожатиями и направились на восток, в Баренцбург. Мне показалось, что даже каблуки сапог «настроились» на дорогу, словно отстукивая ритм походного марша: «Ско-рей до-мой! До-мой ско-рей!» Но «скорый» путь гляциологов домой в Москву пролегал через Баренцбург, море и Мурманск...

Пока мы шли, я вспомнил недавно прочитанную в шахтерской библиотеке интересную и хорошо написанную книгу с несколько странным названием «К северу от морской пустыни». Ее автор, Лив Балстад, жена первого послевоенного губернатора Свальбарда, прожившая на архипелаге в общей сложности девять лет. Последний раз эта мужественная женщина видела Шпицберген осенью 1955 года. Вскоре она умерла. Но осталась ее познавательная книга, в которой фру Лив с большой теплотой вспоминает о дружелюбии и взаимовыручке, свойственных русским и норвежцам, живущим на Шпицбергене близко друг от друга в суровых природных условиях, в отрыве от родного дома. «В то время как во всем мире развивалась «холодная война»,- замечает Лив Балстад,- отношения между норвежцами и русскими на Свальбарде становились все теплее».

Как первые, так и последующие контакты, установленные нами на этом полярном архипелаге с норвежцами, и наши встречи подтверждают ее слова о том, что русским и норвежским людям, живущим на одном острове, легко сотрудничать.