Живая Земля

Земля, по которой мы ходига, на которой строим дома, выращиваем скот, хлеб и другие продукты питания, корежим мощными тракторными плугами и бульдозерами, ковшовыми, шагающими и роторными экскаваторами, взрывами и прочими горными разработками, - словом, относимся как к чему-то неодушевленному, безжизненному, способному без каких-либо кризисных и катастрофических последствий вынести все капризы наших преобразований, - живая.

Это относится не только к почвенному покрову, по сути, тончайшей пленке, которую оживил в человеческом представлении великий русский ученый В.В.Докучаев, а его ученик, академик В.И.Вернадский назвал биокосным телом, тем самым определив место почвы в биосферном организме как необходимое и неразрывное звено, связывающее воедино минеральную, косную литосферу Земли с живым веществом - биологической составляющей биосферы. Но и сама литосфера, материнские породы, те, на которых держится почвенный покров и которые в первую очередь определяют состав и плодородие почв, а значит, произрастание и продуктивность существующих на ней растений и животных, - эти породы живут. Конечно, своей, своеобразной жизнью, но - живут. В них происходят обменные процессы, они изменяются во времени и по химическому составу, чувствительны и отвечают - иной раз очень серьезным протестом - на различные физические воздействия антропогенной природы: горные выработки, строительство мегаполисов - городов, занимающих огромные площади, сооружение гидростанций с их водохранилищами, содержащими миллиарды тонн воды, и прочие нарушения их покоя и равновесия, сложившихся за миллиарды лет.

Воздействие человеческой деятельности на литосферу, особенно в XX веке, огромно, сравнимо с геологическими пертурбациями. За тридцать - сорок веков до начала нашего столетия железа было добыто примерно в два, а меди в пять раз меньше, чем всего только за последние восемь - десять лет. Сегодня ежегодно в результате горных выработок поступает на поверхность около 100 млрд. тонн горных пород. Вместо них, конечно же, остаются глубокие ямы, пустоты и провалы, сравнимые с горными ущельями.

«В ряде стран, где подземная добыча осуществляется уже несколько веков, - пишут Е. М. Сергеев и В. А. Друянов в книге «Человек и геологическая среда», - в частности в Чехословакии, самые нижние рудничные горизонты спустились на 1,5 километра. В ГДР, ФРГ, Бельгии есть угольные шахты, где забои располагаются на глубине 1300 метров. В Индии и Южной Африке золотые рудники проникли в недра близко к четырем (!) километрам. Б Донбассе шахтеры освоили километровый рубеж и впредь их ждет еще большее удаление от земной поверхности...

Продвижение вниз сопровождается продвижением по горизонтали. На многих рудниках протяженность горизонтальных и наклонных выработок измеряется десятками, а то и сотнями (!) километров».

Более тысячи карьеров нашей страны уже углубились в землю более чем на 150 метров. И это отнюдь не предел. Сарбайский железорудный разрез по проекту должен достигнуть глубины 450 метров, а угольный разрез Коркино на Урале - 520 метров.

А рядом с этими ямами, шахтами и провалами, занимающими площадь иной раз в десятки тысяч гектаров, так что с одного края не видно кромки другого, вырастают отвалы выброшенной породы, терриконы высотою в 100 и более метров. В одном Донецком бассейне таких гор свыше тысячи. И беда заключается не только в том, что открытые разрезы, карьеры, отвалы и терриконы занимают сотни тысяч гектаров, как правило, плодороднейших земель - таких, как черноземы под Курском и в Донбассе, но еще и в том, что нарушается равновесное состояние поверхностных слоев литосферы - начинается их опускание или, наоборот, вспучивание не только в районе горных выработок, но и на гигантских площадях в тысячи квадратных километров по всей округе. Эти вертикальные перемещения нарушают установившийся режим стока подземных вод, они прорываются наружу и заливают, заболачивают огромные площади.

В конце прошлого века это было отмечено в Англии, в местах древних разработок соляных шахт, глубина которых достигала ста метров. Здесь вдруг просела поверхность диаметром в несколько километров, затем еще и еще раз, а из-за резкого проседания грунта разрушились здания и гидротехнические сооружения на каналах и выхлестнувшаяся подземная вода заболотила всю округу. Нынче такие проседания отмечаются во многих местах, в том числе у нас в Донбассе, в Кузнецком угольном бассейне, других районах подземных выработок. Горные работы - один из главных загрязнителей воздуха, вод и особенно почв. В терриконы шахт вместе с породой попадает немало угля, он загорается, и терриконы дымят, как маленькие Везувии. А поскольку их тысячи и тысячи, то и сам большой Везувий не даст столько вредных выбросов, содержащих сернистый и другие газы, сколько дают сообща терриконы. Тем более, если Везувий извергает дымы время от времени, то терриконы дымят постоянно на протяжении многих десятилетий. Но главное, конечно, те загрязнения, которые вместе с ветром и водою разносятся во время самих горных работ в открытых разработках и в особенности из отвалов и терриконов. Так, в округе Курской магнитной аномалии зимою снег на подветренной стороне покрывается черными полосами пыли и мелких частиц породы шириною в несколько километров и длиною в десятки километров. Дело в том, что породы, попадающие в отвалы, вовсе не нейтральный грунт, какой лежит недалеко от поверхности. Они содержат немалое количество всевозможных минералов и металлов, зачастую очень вредных для живых организмов. Так, сульфидные рудные отвалы, выщелачиваясь, высвобождают кадмий и мышьяк. Мышьяк угнетает рост растений, а в больших дозах становится причиной смерти животных и людей, а кадмий производит в организме человека перерождение почек, распад костной ткани, порождает цирроз печени. Выщелачивание из рудных отвалов свинца и попадание его в питьевую воду или вместе с растениями в пищу является причиной задержки умственного развития у детей, способствует нарушению деятельности почек и нервной системы, уменьшает синтез протеина в крови, даже слабые концентрации ртути поражают центральную нервную систему, а примеси молибдена нейтрализуют в организме усвоение меди. Эта нейтрализация приводит к снижению урожайности зерновых культур, вызывает целый ряд заболеваний у домашнего скота - от замедления роста и задержки полового созревания до серьезных органических нарушений и ранней смерти. Так же, как*и у домашних животных, питание овощами и прочими растительными продуктами, вобравшими молибден из почвы, приводит к заболеваниям и людей.

Нет возможности, да и необходимости перечислять все вредные воздействия всех минералов, металлов и их соединений, попадающих на поверхность земли в результате горных разработок, на организм растений, животных и человека. Думаем, и приведенного достаточно, чтобы понять, насколько это серьезно.

Не меньшие беды организму биосферы наносят и выбор на промышленные, сельскохозяйственные и бытовые нужды подземных вод, разработки нефтя ных и газовых месторождений.

«Золотыми» земли Калифорнии сделала вода. Еще в середине прошлого века, во времена знаменитой «золотой лихорадки», один из американских ученых, побывав в тех, пустынных в ту пору, краях, сказал, что главное богатство Калифорнии не в золоте, а в земле. Американские фермеры-переселенцы превратили эту полупустыню в поистине райский сад, снабжающий практически все северные штаты сотнями видов самых разнообразных - от клубники до ананаса - свежих фруктов и овощей круглый год. И все с помощью воды, выкачиваемой из подземных недр. В результате интенсивной эксплуатации водоносных горизонтов поверхность долин стала опускаться. Одна из них, где в течение последних пятидесяти лет ведутся наблюдения, опустилась уже на 18 метров и продолжает опускаться со скоростью свыше 30 сантиметров в год.

С еще большей скоростью идет опускание больших площадей земной поверхности под городами. Это опускание обусловлено и тем, что города интенсивно выкачивают подземные водоносные пласты на производственные и бытовые нужды и в то же время своей огромной тяжестью - зданий, инженерных сооружений и коммуникаций - давят на поверхность занимаемой ими территории. Насколько интенсивно идет выкачка вод на городские нужды говорят такие наблюдения: только за 20 лет горизонт подземных вод понизился в Милане на 20 метров, в Болонье - на 23. «В Москве с начала века уровень основных водоносных горизонтов понизился на сто метров, а часть их истощилась совсем. В некоторых районах уже нельзя брать воду - там она залегает на глубине 1VO - 200 метров. Критические отметки зафиксированы на севере и юге города» (Московская правда, 1987, 23 дек.).

Такие прогибы земной поверхности вовсе не так безопасны, как может показаться на первый взгляд, и прежде всего они грозят людям. Например, только в трех городах Техаса (Бомонт, Уэйко и Сан-Анто-нио) от них пострадало свыше 400 домов. Ежегодный ущерб в США от повреждений дорог, фундаментов, каналов и водохранилищ на усадочно-просадоч-ных грунтах достигает 2 млрд. долларов и превышает убытки, приносимые землетрясениями, ураганами и наводнениями. Из-за просадки грунта произошла катастрофа на Волжском «Атоммаше», 88 зданий в Волгограде находятся в аварийном состоянии из-за деформаций, вызванных смещением грунта.

Не меньшие беды приносит и выработка нефтяных и газовых скважин, Алшеронский полуостров уже опустился на 2,5 метра и продолжает опускаться со все возрастающей год от году скоростью. Одна из гаваней Сан-Франциско, где издавна ведется добыча нефти и газа, опустилась на 8 метров. И хотя на огромных площадях Западной Сибири пока еще не отмечается подвижка и просадка грунтов, поскольку добыча нефти и газа там практически только началась и выбрать значительные запасы недр еще не удалось, но и Тюменскую землю не минуют такие прогибы и просадки громадных площадей. Что произойдет тогда на и так уже подтопленных и заболоченных просторах Западно-Сибирской низменности, можно выразить буквально в двух словах - экологическая катастрофа. Целый огромный регион выйдет из строя - зачахнут его леса, заболотятся пахотные и пастбищные угодья, и никакая дорогостоящая и отнимающая огромные силы мелиорация не поможет. Как именно отзовется эта катастрофа на прилегающих к Западной Сибири регионах, на общем климате страны, еще пока не известно, ясно лишь одно - очень и очень плохо.

Такой прогноз порожден отнюдь не пессимизмом, и уж тем более не желанием как можно больше уязвить человеческую деятельность, наносящую ущерб «нашей милой природе», а вполне понятной озабоченностью за судьбу огромного региона и в конечном счете людей, наших ближайших потомков - детей и внуков. Ибо подтопление и заболачивание гигантских площадей Западной Сибири, без всякого сомнения, увеличит испарение вод с их поверхности, что приведет к значительному охлаждению воздушных масс в этом и так уже достаточно влажном и холодном климате. Тяжелые, насыщенные влагой и холодом массы воздуха начнут застаиваться над всей территорией и создадут новый центр высокого давления - изменят сложившуюся циркуляцию в атмосфере, ну если не в глобальных масштабах, то в масштабах страны - уж это точно. Изменится климат не только самой Западной Сибири, но и Восточной, и Казахстана, и Европейского Приуралья - это по меньшей мере. А любое изменение климата чревато самыми неприятными последствиями. Ибо за десятки и сотни тысяч лет растения и животные приспособились именно к тому климату, в котором они существуют. И очень быстрое - а это может произойти за каких-нибудь 30-50 лет - изменение его нанесет такой удар, от которого многие виды растений и животных могут и не оправиться, погибнуть.

Как видите, в организме биосферы, а равно и в нашем, стоит лишь нанести травму только одной ее составляющей - в данном случае подземным недрам, - как отзывается это буквально на всем. И нужно уже сегодня, уже сейчас думать о том, чтобы предотвратить эти изменения, чтобы не отозвались они на детях наших и детях наших детей.

Тем более, что некоторые наши вмешательства в рановесное состояние недр грозят опасностью не только биосферных изменений и опосредованно человеку, но и непосредственно людям, нашим с вами современникам и их детям.

Примером тому может служить недавно введенный в эксплуатацию Аксарайский газоперерабатывающий завод - первое, но отнюдь не последнее предприятие огромного Астраханского газоконденсатного комплекса.

Газовый конденсат - чрезвычайно заманчивое для современной технологии природное вещество. Специалисты утверждают, что им, без каких-либо промышленных переработок, можно сразу из недр заправлять автомобильные двигатели и машины будут бегать лучше, чем на бензине. Если это даже и преувеличение влюбленных в свое дело специалистов - известно, что влюбленные склонны преувеличивать достоинства своих возлюбленных! - то совсем небольшое и недалекое от истины. Во всяком случае из газоконденсата получить бензин значительно легче, чем из нефти, и качество его выше.

Как это водится, продолжением достоинств являются недостатки. Легкая воспламеняемость газоконденсата (почему ему и приписывают прямо-таки бензиновые свойства) создает и повышенную опасность взрыва. Причем, не бензобака, не цистерны и даже не газгольдера емкостью в сотню железнодорожных цистерн, а - в случае проседания или сдвига грунта - всего завода производительностью только одного бензина 800-900 тысяч тонн в год. К тому же рядом с этим заводом по плану должны быть выстроены еще два аналогичных.

Взрыв такой мощности - тяжелая катастрофа сама по себе. Но еще более тяжелыми станут последствия его - неминуемый выброс из скважин газоконденсата. Дело в том, что газоконденсат астраханского месторождения содержит в себе до 30 процентов сероводорода, газа, мгновенно парализующего все живое, и главное тяжелого, стелющегося по поверхности земли, и спасения от него не будет. Ученые установили, что даже и без катастрофы сероводород производит скрытые воздействия, приводящие к бесплодию людей и животных в радиусе до ста километров от источника газа.

Астрахань находится в 55 километрах от Акса-райского газоперерабатывающего завода...

В 1987 году от небольшой утечки газа в цехе мгновенно погибли трое рабочих.

И ведь достаточно самой небольшой подвижки грунта - а в Прикаспийской низменности это, по мнению геологов и геофизиков, обязательно должно произойти, чтобы тысячи из десятков тысяч переплетений труб сместились и лопнули, вслед за чем - неминуемый взрыв, и сероводород густым потоком поползет на беззащитную Астрахань, поселки, села, города, округи. Что станется с Волгой, с Каспием, со всем регионом, с людьми?

Участники проходившей в 1987 году региональной научно-практической конференции по проблемам комплексного освоения Астраханского газокон-денсатного месторождения пришли к однозначному выводу: «В случае крупной аварии на газоконден-сатном месторождении последствия от нее будут в несколько раз тяжелее (курсив наш. - Авт.), чем от аварии в Чернобыле (имеются в виду и человеческие жертвы, и денежные убытки, и масштабы и долго-временность отмертвления природы».

Мы привыкли с гордостью повторять слова, что нынче мощь геологической деятельности человека сравнима с планетарными геологическими масштабами (хотя зачем этим хвастаться, непонятно. Вон, один только Большой Барьерный риф у берегов Австралии, созданный жизнедеятельностью маленьких и слабых коралловых полипов, превышает все вместе взятые постройки человека на Земле. И они, не в пример человеческой деятельности, не наносят экологического ущерба организму биосферы. Напротив, защищают берега Австралии от размыва мощными океанскими волнами. И смеем думать, не кичатся этим). Но вот к каким нежелательным последствиям может привести - и приводит! - эта деятельность, не знаем. И самая главная беда - и знать не хотим. В массе своей обычно люди склонны пугать себя всяческими химерами, но, как только речь заходит о реальных опасностях, поджидающих их в недалеком будущем, слышать не хотят, отмахиваются: «И зачем только говорить про все эти ужасы? Что они грозят буквально повсюду и со всех сторон - этак и жить становится страшно!» Действительно, страшно. Но если закрывать от ужасов глаза, их, конечно, станет не .видно, однако угроза-то от этого не исчезнет. Это ребенку простительно зажмуриться и вообразить, уверить себя, что опасность от этого исчезла навсегда - он еще слабенький и глупый. Зрелого же человека страх, опасность подвигает на сопротивление, противодействие, устранение той или иной угрозы или того, от чего она исходит. А для того чтобы устранить опасность, надо хотя бы на первый случай знать все, чем она может грозить.

И поскольку счет земли, литосферы к человеческой деятельности далеко еще не закончен, мы продолжим о нем рассказ.

На очереди в этом счете - гидротехнические преобразования природы человеком.

Запруживание реки плотиной влечет за собой нарушение режима поверхностных и грунтовых вод, - пишет в книге«Геология и человек» виднейший английский ученый, председатель Лондонского геологического общества, член Королевского общества содействия развитию естествознания (что можно приравнять к нашему званию академика), профессор Дж. Уотсон. - Вследствие этого начинают действовать процессы, направленные на восстановление природного равновесия. В связи с повышением базиса эрозии поднимается уровень грунтовых вод. В результате нагрузки на подстилающие породы, которую оказывают накопленные массы воды, речной аллювий может прийти в движение либо уплотниться, а вдоль новообразованной береговой линии будут действовать эрозионные процессы. В тех местах, где склоны речных долин неустойчивы, эти изменения могут вызвать массовые подвижки, иногда приводящие к катастрофическим последствиям» (Уотсон Дж. Геология и человек. М., 1986, с. 131-132. ).

Водохранилища гидростанций вызывают не только эрозионные процессы в местах своего расположения и подвижку подстилающих их дно пластов литосферы, но и самые настоящие землетрясения со всеми вытекающими отсюда последствиями для находящихся в округе зданий и сооружений. Так, в 30-х годах была построена крупнейшая в те времена плотина Болдер-дам на реке Колорадо в США. Когда глубина водохранилища достигла 100-метровой отметки, начались сейсмические толчки, продолжавшиеся несколько лет, количество которых составило несколько тысяч. А четыре года спустя после заполнения его водою произошло в округе самое настоящее землетрясение силою в несколько баллов. На реке Уэд-Фодда в Алжире при заполнении водохранилища со 100-метровой плотиной подземные толчки были и вовсе величиною до 7 баллов. Довольно сильные толчки были вызваны и на реке Вахш в Таджикистане после сооружения Нурекского гидроузла.

Конечно, такие сильные землетрясения, вызываемые сооружением водохранилищ, сравнительно редки, чаще сейсмические толчки проходят почти незамеченными для людей. Но не для приборов и не для самой литосферы, возмущенной нарушившей ее равновесное состояние плотиной и миллиардами тонн воды, появившейся - по геологическим часам - в одно мгновенье на сравнительно небольшом и не подготовившемся к такой дополнительной нагрузке участке литосферы.

Но наиболее неблагоприятные воздействия на литосферу оказывает работа гидростанций, которые то срабатывают воду водохранилищ, то заполняют их ею вновь. Колеблется уровень воды, колеблется и нагрузка на дно и литосферные пласты, и такая вибрация нарушает и разрушает равновесное состояние недр, водоносных горизонтов и отзывается не только в ближайшей округе, но и на довольно далеком расстоянии - в десятки, а то и сотни километров от самого ложа водохранилища. Отзывается, понятно, не лучшим образом - где-то вследствие сдвига литосферных пластов водоносные горизонты оказываются перекрытыми - и перестают течь родники и иссыхают колодцы, а где-то из-за этого вода начинает проступать на поверхность и заболачивает все окрестности. И в том, и в другом случае это приносит не только дополнительные неудобства и затраты сил и средств людей, пытающихся достать ушедшую или, наоборот, отвести затопившую их воду, но и становится немалой бедой для экосистемы всего района затопления. Вода в этих случаях уходит (или прибывает) моментально не только в геологическом, но и экологическом исчислении. Растения, особенно долгожители, такие, как деревья, не успевают подготовиться к изменению режима грунтовых вод, которые они привычно потребляли до того. Уходит вода из-под корней, и лес начинает испытывать недостаток в воде, заболевает и сохнет. Ведь в одночасье - за год-два - корни на 10-20 метров не нарастишь. Поднялась вода на поверхность и корни, лишенные воздуха, отмирают, и леса гибнут. А гибель лесов наносит непоправимый удар по всей экосистеме данного района в целом: изменяется режим поверхностных стоков речных и дождевых вод, и поля и луга в округе скудеют, не стало деревьев - естественного места обитания и вьшода потомства птиц и зверей, питающихся насекомыми и грызунами, и последние начинают привольно и усиленно размножаться, уничтожая и те тощие урожаи хлебов и овощей, которые все-таки, благодаря усиленному труду человека, выросли на обезвоженных или подтопленных полях и огородах.

Такие нежелательные последствия наступают при создании водохранилищ и связанных с их заполнением прогибах и подвижках литосферных пластов не только в лесной зоне, но и практически везде: в черноземных степях, лесостепи, в освоенных сельскохозяйственной деятельностью человека полупустынях, испытывающих недостаток влаги. И если последствия ухода грунтовых вод понятны в этом случае каждому, то последствия подтопления поверхностных слоев земли, почв до недавнего времени были неизвестны даже специалистам по орошению. Только создав в зонах черноземных степей и полупустынь водохранилища и каналы «века» для орошения сухих земель, поняли, убедились наконец - да и то далеко не все, к сожалению, - что любая экосистема не терпит грубого вмешательства в созданное тысячелетиями равновесие всех ее составляющих, не нуждается в беспардонном и невежественном -«улучшении» ее свойств. Что в конечном счете любое «улучшение» приводит к ухудшению этих свойств по тому самому принципу, который сформулировал свыше ста лет назад Фридрих Энгельс. И хотя его слова широко ныне известны, все же стоит привести их еще раз, поскольку, к глубочайшему сожалению, они так и не стали основой в деле обращения людей с природой:

«Не будем слишком обольщаться нашими победами над природой. За каждую такую победу она нам мстит. Каждая из этих побед имеет, правда, в первую очередь те последствия, на которые мы рассчитываем, но во вторую и в третью очереди - совсем другие, непредвиденные последствия, которые очень часто уничтожают значение первых».

Вот и в степях и полупустынях поначалу гремели фанфары и били литавры в честь закончившихся «строек века» - водохранилищ и каналов. Нынче впору играть похоронные марши на поминках той самой земли, которую «улучшили». Подтопленные черноземы в степях вдвое-втрое снизили урожайность, которая была до их улучшения. Почвы полупустынь, на которых худо-бедно кормилось и выращивалось многомиллионное стадо овец, начали превращаться в солончаки и безжизненные такыры, на которых даже неприхотливый верблюд не находит себе корма. Ибо, пройдя через грунт, вода, подтопляющая почвы, становится насыщенной растворенными ею минеральными солями, а интенсивное испарение при известной жаре и сухости в зонах сухих степей и полупустынь, выбирая пары этой воды, оставляет соли на поверхности почвы.

Так улучшение превращается в ухудшение, и самое печальное - в ухудшение необратимое. Даже если осушить сейчас все водохранилища и каналы, которые уже изъяли десятки тысяч гектаров плодородных земель из сельскохозяйственного оборота и продолжают с каждым годом изымать все больше и больше этих драгоценных гектаров, их уже к жизни не вернешь. Точнее, вернуть-то можно, но потребуется столько сил и средств, что они поистине станут золотыми. Но пока что осушать водохранилища и каналы никто не собирается. Наоборот, строят все новые, без серьезного учета приобретенного уже печального опыта...

И нашим детям придется затратить еще больше средств и сил, чтобы оживить загубленную благими намерениями «улучшить природу» землю. Придется - у них не будет иного выхода. Только на последние 25 лет количество пахотных земель в расчете на каждого жителя нашей страны уменьшилось на 22 процента. Это - по официальным данным. Если же учесть, что в сводках, отправляемых в ЦСУ, районы указывают в числе пахотных и те, что ныне заболочены или засолены в результате «улучшения» - указывают, кстати, потому, что иначе районным руководителям голов не сносить за сокращение пахотного клина, - так вот, если это учесть, то истинное сокращение пахотных земель страны, по-видимому, приблизится к 30 процентам. И процесс этот неминуемо будет продолжаться, сокращение пахотных земель в расчете на душу населения будет нарастать лавинообразно. И из-за роста численности самого населения - за те же 25 лет количество жителей страны увеличилось примерно на 60 миллионов человек, и каждый из них родился, пусть не с серебряной, а из нержавейки, но с ложкой. В ближайшие десятилетия ожидается еше более интенсивный прирост населения. А гектары пашни отнюдь не увеличиваются. Напротив, сокращаются. В том числе не только за счет прямого затопления ими сотен тысяч гектаров пойменных и пахотных земель.

Когда-то нам приходилось читать горделивое заявление что если вытянуть в одну цепочку все соо-оуженные в нашей стране крупные водохранилища, то этой цепью можно опоясать земной шар по эква-TODV Более 40 тысяч, значит, километров занимают водохранилища в длину. И каждый из этих километров отнимает у земли тысячи гектаров. В том числе - пахотных. И, без всякого сомнения, поименных-самых, что ни на есть плодородных и для овощей и для фруктов, и для кормовых трав, без которых домашний скот не нагуляет мяса для наших ложек.

А водохранилища продолжают строить и заполнять. И отторгать ценные земли сельскохозяйственных угодий.

«Став свидетелями «рукотворного чуда века» _ Чебоксарского водохранилища, не успев осмыслить его ценности, хлеборобы региона уже превратились в жертву прогресса, поглотившего, кроме проточной свежести крупных рек, множество меньших по величине, но важных в экологическом равновесии притоков, а также сотни тысяч гектаров пои^ менных угодий, служивших основной естественной базой для сельскохозяйственного развития региона... На тысячи голов уменьшилось поголовье коров в личных хозяйствах только за первые три года с начала создания водохранилища. Последняя очередь его заполнения обрекает на потерю еще 15 тысяч гектаров. На очереди, следовательно, и новое сокращение скота на три-четыре тысячи голов в личных хозяйствах, и новая проблема в производстве кормов для совхозов и колхозов, потери многих тысяч литров молока, тонн мяса, сырья для кожевенной промышленности, зерна, овощей, фруктов и ягод» (Советская Россия, 1988, 9 июля).

А количество рождающихся и живущих тем временем увеличивается. И все с ложками. И ложки эти надо чем-то наполнить. Чем, если не на чем выращивать продукты питания? Увеличением урожайности на оставшихся пока еще не тронутыми «улучшениями» и «преобразованиями века» полях и лугах? Но для того чтобы увеличить урожайность хотя бы только на 10 процентов, необходимо, по подсчетам специалистов, вдвое от исходных, сегодняшних затрат, истратить больше человеческих сил, средств, энергии - и то это удастся (если удастся!) не сразу, а через несколько лет. И только для того, чтобы восполнить - о прибавке не идет и речи! - потерянное на ста тысячах затопленных гектарах, необходимо поднять урожайность на 10 процентов уже на миллионе гектаров.

А население увеличивается, число едоков прибавляется год от году. А где они, десятипроцентные увеличения урожаев? И если сегодня, когда на каждого едока приходится по 0,7 с какими-то сотками гектара пашни, мы не имеем достатка в продуктах питания, то что будет в ближайшем будущем, когда на того же едока останется 0,5, а то и 0,3 гектара - в связи с ростом населения страны со скоростью более 3-х миллионов человек в год(!) и сокращением пахотных земель и лугов, в том числе высокопродуктивных, пойменных?

К тому же всей энергии Чебоксарской ГЭС не хватит для того, чтобы покрыть энергопотребление сельскохозяйственного производства, которое оно должно затратить только на восполнение продуктивности затопленных, загубленных этой ГЭС земель. Если брать в энергетическом эквиваленте, то каждый гектар сельскохозяйственных угодий сегодня дает минимум 10 000 киловатт в год. Это чистый прибыток энергии, взятый с вычетом всех энергозатрат производства. Сто тысяч гектаров, значит, дают продукцию, эквивалентную выраббтке миллиарда киловатт в год. Причем коэффициент полезного действия этой энергии - 100 процентов, тогда как КПД электроэнергии где-то около 38, почти в три раза меньше. Да и ценность энергии, заключенной в пищевых продуктах, в десятки раз выше, чем электрической. Словом, даже одни только экономические соображения, не считая полупустой и все более пустеющей ложки, и те должны бы были восставать против сооружений гидростанций, отторгающих драгоценные земли. Любые: и пахотные, и пойменные, и лесные. Ибо лес - тот основной фонд жизни людей, который нельзя будет трогать даже для увеличения пахотного клина, даже в случае крайней нужды в продуктах питания. Иначе мы вовсе останемся без кислорода - основы, как мы знаем, жизни всего живущего на земле. Вон, в США уже промышленность и транспорт пожирают кислорода больше, чем его успевает вырабатывать вся растительность страны, и живут за счет пока еще сохранившихся лесов Южной Америки и Канады. Да и нашей Сибири и Русского Севера - тоже. Но мы стремимся ведь догнать США по промышленному и транспортному потенциалу. И даже перегнать. А это значит - и наши, те, которые хотя бы остались на сегодняшний день, леса, могут не справиться с восполнением дефицита кислорода. А тропические леса Южной Америки - основные легкие биосферы - в настоящее время сводятся со скоростью 20 гектаров в минуту или по 1 проценту всего их древостоя в год. Менее чем через век, стало быть, на их месте останется только голая лысина. Ибо, не в пример лесам умеренного пояса, тропические леса на оголенных от деревьев больших площадях практически не самовозобновляются. Да и посадки их сопряжены с такими затратами и трудностями, что овчинка выделки не стоит. Ибо вечнозеленые деревья тропиков почти не дают опада листьев, гумуса, значит, не накапливается, а лате-ритные почвы слишком бедны для того, чтобы создать благоприятные условия для нежных ростков и саженцев. Тем более, что не защищенные уже кронами деревьев почвы эти раскаляются тропическим солнцем так, что семена становятся скорее печеными, чем проросшими. Так что, если нам не удастся устыдить «проклятых капиталистов» и заставить их не вырубать южноамериканскую сельву, то надежда останется на одни наши, считай, леса. И если массовые вырубки еще оставляют надежду на то, что лес когда-нибудь, хоть через полвека, но вырастет и продолжит свою животворящую деятельность, то те лесные площади, что затоплены водохранилищами или раскорчеваны да распаханы, считай, на веки вечные изъяты у мировых лесов. Больше изымать нечего.

А пахотный клин на каждого едока становится все меньше и меньше. Сегодня водохранилища уже отняли у сельского хозяйства 3 млн. гектаров только пойменных земель, тех, что худо-бедно, при самых минимальных урожаях, могли бы дать 60 млн. тонн овощей и накормить ими до отвала ежегодно все сегодняшнее население страны.

А в намеченных планах - сооружение па реках страны еще 200 гидростанций с обширными водохранилищами при них...

Придется, видимо, нашим внукам переходить на электропитание. Будут бегать эдакие шустрые людишки на собственных аккумуляторах, изредка заскакивая в предприятия общепита - столовые, а кому по карману, и в рестораны, где на столах вместо тарелок - электророзетки. Включил, подзарядился, расплатился за обед и побежал дальше строить электростанции...

Но не только водохранилища энергетиков портят и пожирают землю. В этом им усиленно помогают и сооружения мелиораторов, призванных «улучшать и преобразовывать» природу. Проектировщики и руководители мелиоративных работ в стране - люди, несомненно, гениальные. Только гениям под силу устроить засуху в болотах Белорусского Полесья и переувлажнение земель в пустынях Средней Азии!

«Землепользователи обязаны проводить эффективные меры по повышению плодородия почв, осуществлять комплекс организационно-хозяйственных, агротехнических, лесомелиоративных и гидротехнических мероприятий по предотвращению ветровой и водной эрозии почв, не допускать засоления, заболачивания, загрязнения земель, зарастания их сорняками, а также других процессов, ухудшающих состояние почв» (Основы земельного законодательства Союза ССР и союзных республик», ст. 13).

Судите сами, ни одному дюжинному уму не придет идея проводить оросительные каналы в зоне песков прямо по грунту. Дюжинный ум сразу бы вспомнил широко распространенное выражение: «уходит как вода в песок» и принял бы соответствующие меры, чем-то изолировал бы этот песок от уходящей в нее драгоценной в среднеазиатских условиях воды. Не таков гений. Для него, как известно, общепринятых мнений не существует. Напротив, на то он и гений, чтобы не принять во внимание, опровергнуть широко распространенное заблуждение.

В данном случае, что вода, якобы, уходит в песок. И опровергает. Блистательно. Не на словах, как это сделал бы дюжинный человек, и не в какой-нибудь детской песочнице во дворе, а с поистине гениальным размахом. В пустыне Кара-Кум, в бассейнах рек Аму- и Сырдарьи, истратив миллиарды рублей и труд десятков тысяч человек, наш гений прорыл прямо в незащищенных грунтах тысячи километров оросительных каналов и - впервые в мире! - блистательно доказал, что не вся вода в песке исчезает бесследно! В землю впитывается никак не больше 70 процентов пущенной по каналам воды, а остальные 30 процентов, не успевая впитаться, проскакивают куда нужно - к посевам. Это ли не достижение гениальной мысли? Это ли не яркое доказательство гениального предвидения? Это ли не гигантские успехи современной науки и техники?

Ну и что из того, что в зоне Каракумского канала сотни тысяч гектаров ценнейших земель оказались подтопленными и засоленными? Ну и что из того, что, изъяв на подтопление и засоление земель большую часть вод Аму- и Сырдарьи, лишили Аральское море притока их вод и обрекли море на гибель? Тем больше чести и всемирной славы нашему гению! Попробуйте-ка вот вы, дюжинный человек, стереть - не с географической карты - с лица самой Земли целое море. Нипочем вам не удастся, даже и не пытайтесь. А наш гений запросто это сделал и даже не поморщился. И даже произнес приличествующую такому великому событию фразу, которая позволит не только отдать дань восхищения гению нам, его современникам, но увековечит его имя в веках.

Ибо увековечивают имя гения вовсе не его дела, а именно звонкая и броская фраза. Ну разве упомнишь, что такого сделал Наполеон? Ну воевал где-то там с кем-то, потом напал на Россию и бесславно бежал из нее с отмороженными ушами. И это мы знаем лишь потому, что это касается нашей истории. Часто ли мы о нем вспоминаем, даже в связи с Отечественной войной 1812 года, не то что там с какими-то еще его войнами? Разве что в очередную годовщину, точнее, круглый юбилей, округляемый с точностью плюс-минус четверть века. Значит, раз в 25 лет. Но зато гораздо чаще говорим: «Как сказал Наполеон, от великого до смешного один шаг!» Или взять Людовика номер какой-то там. И номер-то его порядковый в памяти стерся, не то что дела. А ведь помним же: «После меня хоть потоп!» и помнить будет человечество, пока живо.

Надеемся, что и великая фраза, достойная и Людовика номер какой-то и того восточного сатрапа, который отдал приказ высечь море кнутами, фраза, которую произнес наш гений номер первый, а вместе с нею и его имя так же будут запечатлены в памяти са>шх отдаленных потомков. Мы нарочно оставили ее напоследок, чтобы она как следует врезалась в вашу память и вы смогли передать ее не только внукам, но и правнукам. Вот она: «Пусть гибнет Арал!» И сказал ее не кто иной, как сам - сам! - первый заместитель министра мелиорации и водного хозяйства СССР (сегодня уже бывший замминистра) П. А. Поладзаде.

И знаете, Арал гибнет.

В том-то и отличие нашего доморощенного гения от всяких там сатрапов и Людовиков, что его слово выражает дело. Ну, высекли море кнутами и что из того - оно даже и не почесалось от этой экзекуции. Ну, сказал Людовик номер какой-то звонкую фразу. А где потоп, им обещанный? Нету потопа.

А тут - не только сказано, но и сделано. Вот, что ценно и величественно.

«Рыбы в нем больше нет. Соленость не то зеленой, не то сине-зеленой по цвету воды увеличилась в два с половиной раза. Глубина снизилась на 13 метров, а берега ушли от прежней черты на 70-80 километров. Оголившееся дно, а это почти два миллиона гектаров, превратилось в пустыню. По предварительным оценкам, с пустынного дна Арала в атмосферу поднимается ежегодно до 70 миллионов тонн соляной пыли. Она оседает, оставляя на каждом гектаре Приаралья соляный след весом в полтонны... Катастрофа на Арале угрожает здоровью, жизни почти трех миллионов людей, расселившихся у моря» (Московские новости, 1988, 16 окт.).

Из-за засоленности гибнут ценнейшие земли Хорезмского оазиса, в течение тысячелетий щедро питавшие миллионы людей своими поистине роскошными урожаями самых всевозможных сельскохозяйственных культур. Все, что нужно человеку, давала земля древнего Хорезма. А сейчас гибнет. И не только от засоления, от экологической катастрофы, приключившейся с Аралом.

Все дело в том, что до сих пор Аральское море являлось естественным конденсатором вод, прибывающих вместе со стоками Аму- и Сырдарьи. Как любой конденсатор море не только накапливало речную воду, но и, испаряя ее со всего обширнейшего зеркала, поддерживало в горячих среднеазиатских широтах определенную влажность, выпадающую и в виде дождей и в виде рос и обязательно впитываемую растениями и руслами тех же, текущих в Арал, рек. Сейчас жара-то осталась прежняя, но вот влажность в связи с огромным - на 25 тысяч квадратных километров! - сокращением зеркала моря - сократилась настолько значительно, что судьба растительности Хорезмского оазиса, да и всего Приаралья в целом стоит перед серьезнейшей угрозой. Дело в том, что высшие растения и животные чрезвычайно сильно зависят от влажности воздуха. Понижение уровня влажности ниже 25 процентов представляет для них смертельную опасность. А в жарком климате - тем более. Словом, в результате орошения регион гибнет от засухи!

Вот во что обходится гениальное экологическое невежество.

По-видимому, испугавшись, что вышеприведенная великая фраза не продержится в веках, ибо если и дальше пойдет таким чередом, то уже через десяток-другой лет, услышав ее, люди будут наивно спрашивать: «А что такое Арал?»,-поскольку от моря и помину не останется, решили поправить дело - спасти Аральское море за счет «проекта века», переброски вод северных рек, в частности Оби, к Аралу. Задача решается предельно просто, прямо по Малинину и Буренину, составившим еще дореволюционный задачник по арифметике для младших классов: «Из бассейна А вытекает, в бассейн В втекает». Нужно только от бассейна нижней Оби провести канал длиною в 2400 километров, ценою в 28 млрд. рублей - полное обустройство его и прилегающих к нему земель обойдется в 90 миллиардов - и подвести его к бассейну впадающих в Арал рек, по которым и понесется северная вода в количестве более чем 27 млрд. кубических метров ежегодно на спасение моря.

Нам это обойдется в общем-то недорого, примерно но 300 рублей с каждого носа - от только что заявившего о себе криком в родильном доме до почтенного старца, еще и еще раз сокрушенно пересчитывающего накопленные за всю жизнь денежки: на похороны, пожалуй, не хватит. И Оби небольшое кровопускание не помешает - ишь, раздулась до того, что в ее губу океанские пароходы запросто приходят. И канал пройдет, как говорят «проектанты века», по целине - пи одного города не прядется сносить, что, конечно, для них печально: как бы величественно прозвучала фраза: «Да погибнет Томск!», или еще какой-нибудь город, скажем, Новосибирск. Людовики всех порядковых номеров перевернулись бы в гробах от зависти! Ну, а интересы ненцев, ханты и прочих мансийцев всегда можно ублаготворить обещаниями «в обозримом будущем» создать им посредством строительства канала райскую жизнь.

Словом, серьезных протестов против переброски северных вод как будто бы не наблюдается. А что там говорят и пишут всякие писатели да академики - не в счет. Они ведь не специалисты-мелиорато-ры-водохозяйственники. Все специалисты - в Мин-водхозе СССР. И все - за.

И мы тоже были бы за переброску северных вод, даром что считаем, что без самой крайней необходимости человеку не следует ни в коем случае нарушать установившееся за десятки и сотни тысяч лет равновесие биосферных процессов. Но уж коли есть необходимость в спасении Арала и Приаралья, трех миллионов живущих в непосредственной близости от бывших берегов бывшего моря людей да 34 миллионов населяющих весь регион, о чем может быть речь? Мы и новорожденному младенцу сунем в рот вместо бутылочки с молоком пустышку и почтенного старца похороним, скинувшись по рублику всем многоэтажным домом или деревней, - не привыкать жертвовать при необходимости.

А есть ли эта необходимость?

По подсчетам специалистов, только в одном Узбекистане в руслах каналов теряется 20 млрд. кубических метров воды. Всего же, по всему региону, потери воды составляют, по подсчетам Минводхоза СССР, 37, а по подсчетам независимых специалистов, 49 млрд. кубометров воды. Даже если взять наин'изшую из этих цифр, и то она почти в полтора раза превосходит тот объем, что собираются перебрасывать по «проекту века». Причем потери это - не просто убыль воды, которую хоть и жалко, но что ж поделаешь, коли выпала планида такая, приходится терять. Эти потери идут на подтопление и засоление - зачастую безвозвратную гибель ценнейших земель.

И потому в первую очередь необходимо сокращать до минимума именно эти потери. А сократив их хотя бы на 70 процентов, мы получим как раз те 27 миллиардов кубометров воды, которые желаем отнять у Оби по «проекту века».

Мало того, если этот проект осуществить, то вода в оросительных каналах поднимется еще выше, еще значительнее будут площади подтопленных и соответственно засоленных, безвозвратно потерянных земель. И - и так уже страдающий регион Приаралья пострадает еще больше, если начать его эдак «спасать».

Сокращение же потерь спасет и земли от дальнейшей гибели, и сам Арал. Ибо те миллиарды кубометров воды, которые будут сэкономлены на потерях, направятся по руслам рек в гибнущее море.

«Лица, виновные в:

...порче сельскохозяйственных и других земель, загрязнении их производственными и иными отходами и сточными водами;

невыполнении обязательных мероприятий по улучшению земель и охране почв от ветровой, водной эрозии и других процессов, ухудшающих состояние почв, -

несут уголовную или административную ответственность в порядке, устанавливаемом законодательством Союза ССР и союзных республика (Основы земельного законодательства Союза ССР и союзных республик, ст. 50).

Увы! Не одно Приаралье страдает от гениального преобразования природы мелиораторами! Земли Дона и Кубани, Молдавии и Нижнего Поволжья буквально стонут, буквально кричат от последствий орошения.

«Началось строительство крупных оросительных систем левобережья Волги - Палласовской, Заволжской, Большой Волгоградской, Тажинской и других, в перспективе на общую площадь в 300 тысяч гектаров. Были обоснованные противопоказания специалистов и ученых из Гидропроекта по развитию орошения в засоленных землях Прикаспийской равнины. Но в проектном институте Волгогипроводхоз их не приняли во внимание. Двадцать лет эти системы левобережья находятся в стадии строительства, а построено около 70 тысяч гектаров. За это время бессточная равнина от поливной воды засолилась и заболотилась на 16-18 тысячах гектаров орошаемых земель. Земля вышла из строя вместе с капвложениями на многие десятилетия, а возможно, и навечно. Ущерб от «бросовых работ» по капзатратам с учетом цены за землю составил уже порядка 130-150 миллионов рублей» (Новый мир, 1987, №7).

И ведь нет никаких гарантий, что и оставшиеся от орошенных 70-ти те 52-54 тыс. гектаров будут и впредь плодоносить. Просто это те, что освоены в последнюю очередь и не успели еще накопить столько соли в себе, чтобы погибнуть начисто. И если не прекратить это «орошение», которое лучше бы именовать прямо - осолением, - то придет черед погибнуть и этим землям.

И ведь нет недостатка в предупреждениях и научных рекомендациях.

Еще основоположник отечественной гидромелиоративной науки А. Н. Костяков предупреждал об умеренности в орошении земель европейской территории нашей страны. Так, в четырех изданиях «Основ мелиорации» (1927-1938гг.) он подчеркивал:

«Для районов с количеством осадков в 351-400 мм и выше годовое абсолютное их количество является достаточным. Однако это будет справедливо при очень полном их использовании. Искусственное орошение необходимо у нас на крайнем юге и юго-востоке ETC, в Туркестане». (А мы распространяем массовое орошение в зоны с осадками до 500 миллиметров!)

«Чем выше оросительная норма, тем больше питательных веществ из почвы поглощается растением на каждую единицу сухого вещества урожая. В то же время чем больше затрачено воды, тем меньше сухого вещества растений получается на каждую единицу затраченной воды. Таким образом, чрезмерное орошение вредно вдвойне» (Новый мир, 1987, №7).

И когда их ловят за руку - блудливую руку - и тыкают носом: смотрите, что вы натворили, мелиораторы чаще всего оправдываются тем, что виноваты вовсе не они, а работники сельского хозяйства, усердно поливающие землю. И хотя резон в этом тоже есть, но прежде всего вину за гибель земель несут именно работники Минводхоза СССР. Ибо это они сами и планируют, и проектируют, где сооружать оросительные системы, и строят их, и сами у себя же принимают - ведь они еще и специалисты и ответчики по водному хозяйству страны. И в том, что строят там, где оросительная система вовсе не только не нужна, но и вредна - даже в районах, где среднегодовые осадки составляют 800-850 миллиметров, в два, в два с половиной раза выше той, которую указал А. Н. Костяков, затрачивая на это миллионы и миллионы рублей, - повинны, как вы сами понимаете, вовсе не работники сельского хозяйства.

Впрочем, и земледельцы тоже хороши. Ведь видят же, видят, что гибнут земли! И от подтоплений, и от излишнего полива, как засоляются, как уходят в солонцы безвозвратно. А вот поди ж ты, только констатируют факт и продолжают губить землю орошением. Не в одночасье же сгинули, скажем, те же 16-18 тысяч гектаров в Нижнем Поволжье, о которых говорилось выше. Поля, пусть в сотню, в две, пусть даже в тысячу гектаров выходили из строя одно за другим. Ну, видят засолилось одно, другое, третье, что же продолжать портить все остальные? Перекрыть воду, засыпать оросительный канал - вот и спасены были бы десяток-полтора тысяч гектаров.

Мы отлично понимаем, что сделать это - ох, как не просто, что необходимо преодолеть сопротивление большого и малого начальства, заинтересованного в рапортах о «преобразовании» земель и «прогрессивных методах» землепользования, что нужно немалое мужество для того, чтобы защитить землю от гибели. Но на что ж его еще употреблять, как не на защиту дела всей твоей жизни, как не на защиту твоих собственных интересов? Ибо и дом, который дорог земледельцу, ради устройства которого он тяжко трудится и вообще живет, сгинет, станет ненужной постройкой, коли погибнет земля. Что ему на ней тогда останется делать? Разве что разрабатывать соляные залежи. А сберечь землю кроме как земледельцу некому. Что до нее горожанину, выезжающему с «шефской помощью» в село как на каторгу или с прямо противоположным настроением - как на двух или четырехнедельный пикничок? Что до нее тому же мелиоратору, который приехал и живет в вагончике, смотрит на землю, как на «кубики» вынутого грунта и погонные метры или километры оросительных канав, а как только «выберет установленные объемы», укатит в том же вагончике, начисто выкинув из головы все, что на ней натворил? Что до нее тому же начальству, обеспокоенному лишь тем, чтобы получше да «попрогрессивнее» выглядеть в сводках и отчетах?

«Матушкой» и «кормилицей» называли всегда крестьяне землю и относились к ней, как к живому существу. И было это не переносным, а буквальным выражением их чувств и отношений к земле. Какие кровавые драки - село на село - устраивали даже не из-за гектара, а каких-нибудь пяти-десяти соток спорной земли! С какой самоотверженностью и гордостью шли на каторгу, на смертную казнь, чувствуя себя правыми в том, что отстаивали свою землю! И тоже ведь была не столько своя, личная, сколько общинная земля, и страдали не за свои претензии, «за мир» и именно тем и были горды.

А ныне, где они, те гордость и мужество? Достаточно одного недовольного взгляда самого крошечного начальника, чтобы протест сменился угодливым «чего изволите» да «как прикажете». А ныне на тысячах, на миллионах гектаров губят землю и, как тот министр или бульдозерист, убивающие леса, озера, таежные речки, тупо твердят: «Прикажут - прекратим!»

А изменилось отношение к земле - изменяется и паршивеет и сама земля. Попробуйте взять хорошего, породистого пса да кормить его сеном и брюквой на основании умозаключения, что это тоже «питательные вещества» - вон, как от них коровы и кролики жиреют! - да пинать его что ни день ежечасно. Он в такого паршивого ублюдка превратится, что даже плюнуть на него и то побрезгуешь!

И паршивеет и гибнет земля именно от такого паршивого отношения земледельца, а не только и не столько от воздействий мелиораторов, чье рукоблудство никогда не нанесло бы столько ущерба, если бы был на земле настоящий земледелец, а не «работник сельского хозяйства».

Взгляд крестьянина на почву, как на живое существо, со всеми вытекающими отсюда последствиями, в том числе и отношением, по существу, смыкается с современным научным взглядом. Любой почвовед расскажет о том, какой это чрезвычайно сложный, точнейший и тончайший организм, как много в нем еще загадочного, не распознанного наукой со всеми ее современными хитроумными приборами, компьютерами и методами. Как она родится, как живет в течение тысячелетий, какие воздействия человека для нее, ну, если не благоприятны, так хоть особого ущерба ее организму не наносят. И какие ее губят.

Вопреки широко распространенному мнению, почва отнюдь не косное образование. Это блистательно доказал миру более ста лет назад великий Докучаев. Он впервые научно установил не только динамический характер образования почв как «продукта совокупной деятельности материнских горных пород, климата, растительности и рельефа местности», но и обнаружил и обосновал, если использовать нынешнюю терминологию, неразрывную взаимосвязь всех компонентов почвенного биогеоценоза - сообщества минералов, животных и растений: «В теснейшей взаимосвязи от органических веществ (как в виде живых растений, так и гумуса), - писал Докучаев, - находится большее или меньшее количество разнообразнейших животных (личинок, червей, жуков и пр.) и в почве и над почвой. А эти животные, как известно, отправляют в наших почвах самые разносторонние функции, как механические, так и чисто химические, имеющие иногда самое жизненное значение для почв».

Микробиология тогда, как и почвоведение, еще только зарождалась и хотя уже было известно, что почвы буквально битком набиты самыми различными микроорганизмами, но роль их в образовании и жизни почв была совсем не ясна, они скорее воспринимались как вредные «заразные» микробы, чем как полноправные и необходимые элементы почв.

Прежде всего стоит сказать, что в хорошей почве минеральных, косных компонентов содержится всего 50 процентов. Остальная ее масса состоит из воды, воздуха и различных живых организмов и органических соединений, переработанных и подготовленных к питанию растений в основном микроорганизмами. Растения в течение своей долгой, как у деревьев, или короткой, как у однолетников, жизни, питаясь минеральными и органическими соединениями почв, углекислотою воздуха, наращивают свою массу, а отмирая, устилают этой массой почву. На отмершие листья, стебли и корни сразу же набрасывается огромное количество живых существ, выполняющих в биосферном организме важнейшую роль - убирать все отмершее, чтобы оно не «мешало в дальнейшем развиваться живому, преобразовывать умершие ткани в легко доступную питательную среду органических соединений. Легко представить себе, что было бы, если бы не существовало этих преобразователей: за несколько лет почва была бы накрыта столь толстым слоем жестких, не сгнивающих, не разрушающихся (ибо разрушать-то некому!) листьев и стеблей, что напрочь закрыла бы доступ солнечному свету и новые растения не смогли бы ни проклюнуться, ни развиться.

И если минеральные вещества в этом круговороте остаются все время в одном и том же количестве (если допустить, что они не смываются стекающей в реки водою. На самом деле, смываются, но пополняются в почве за счет того, что корни растений и поднимающиеся грунтовые воды выносят их из подстилающей почву материнской, породы), то количество органических веществ год от году растет. За счет углерода, добытого растениями из воздуха, и синтезированных ими из него всевозможных органических соединений.

Так из года в год, из века в век, из тысячелетия в тысячелетие накапливается в почве основа ее плодородия, давно и широко известный, но чрезвычайно загадочный для специалистов гумус.

Гумус содействует высокому плодородию почвы не только в силу своих легкоусвояемых растениями биохимических свойств, но еще и тем, что создает наиболее благоприятную физическую структуру почвы - рыхлую комковатость, поскольку склеивает минеральные компоненты почвы, грубо говоря, песчинки и пылинки, тем самым предохраняя почву от поверхностных смывов дождевыми и снеговыми волами и развеивания ветрами. Вместе с тем и промежутки в рыхло расположенных комках почвы так же набегают на плодородие. По этим промежуткам, как по капиллярам, устремляется вверх, к корням растений, подпочвенная вода, поступает, также чрезвычайно необходимый корням воздух.

Словом, если бы человек решил придумать что-то самое наилучшее для плодородия растений, лучше почвы он ничего бы придумать не мог, бейся он над этим хоть пять миллиардов лет подряд. Ибо никакая гидропоника, никакая аэропоника и прочие придумки человека не в силах заменить, не то что превзойти этот сложный, слаженный, точный и главное постоянно самовозобновляющийся живой организм.

Радиоуглеродный анализ показал, что в самом нижнем слое почвы толщиною в 1 метр 10 сантиметров гумус имеет возраст в 12 тысяч лет. Верхние слои намного моложе - всего 500-600 лет имеют от роду. Процентное содержание гумуса в почве зависит от вида произрастающих на ней растений. Потому и бедны почвы тропических лесов, что здесь почти нет опада от вечнозеленых деревьев. Опад хвойных в умеренном поясе также незначителен, и почвы здесь тоже бедны (хоть и не так, как в тропиках, поскольку здесь существует и наземная растительность - травы, кустарнички, мхи). Несколько больше накапливается гумуса в лиственных лесах умеренной зоны: и за счет ежегодного опада листьев, и за счет наземных трав. Еще больше - в лугах и, наконец, самое большое количество - в степях с достаточным увлажнением. Но только достаточным, не более того. Именно здесь формируются знаменитые плодородием черноземы с самым высоким содержанием гумуса - до 16-17 процентов!

Понятно, этот восклицательнный знак едва ли что скажет непосвященному, но почвоведа он приведет в восторг и - глубокую печаль. Ибо такое содержание гумуса в почве сохранилось только в метровом и эталонном кубе российского чернозема. По нему, как по высшей мерке, сравнивают плодородие всех остальных почв мира.

«Из-за неразумного хозяйствования плодородие ючв катастрофически рушится, - пишет А. Иващен-ко в очерке «Земля». - В Центрально-Черноземных областях полей, которые содержали бы не то что 16, а даже 13-10 процентов гумуса, не осталось (курсив наш. - Авт.). А их-то было почти 3 млн. 600 тыс. гектаров. В конце прошлого века пашни с 7-10 процентами гумуса насчитывалось почти 8 млн. гектаров - осталось чуть больше трех. Почв с 7-4 процентами гумуса набиралось 4 млн., а теперь уже 11. Площадь черноземных полей, имевших 4-2 процента гумуса, возросла на 35 процентов, а с содержанием гумуса - 1 процент - почти в 4,5 раза. В подавляющем большинстве районов зоны черноземные почвы, имеющие около 2 процентов «чистого элемента», по плодородию уже приравниваются к подзолам».

По меньшей мере 150 лет крестьяне интенсивно эксплуатировали почвы Центрально-Черноземных областей и плодородие их оставалось практически на первоначальном уровне. А мы всего за полсотни последних лет довели их до нищеты подзола. Это с нашими-то возможностями, с нашим вкладом средств и энергии, с нашей-то сверхмощной техникой и заводами по производству самых разнообразных, самых лучших удобрений! Что же это получается - чем больше вкладываешь в землю, тем она хуже? Как же так?

А вот так: именно наша сверхмощная техника и была первопричиной жестокого оскудения плодородия черноземов и всех почв вообще. Крестьянин пахал сохою, которая фактически только царапала верхний слой почвы, проводя неглубокие борозды, открывающие доступ зерну для посевов и - только. Структура всех основных слоев почвы оставалась нетронутой, из мелких борозд питательные вещества ни дождь не вымывал, ни ветер не вывеивал. Даже небольшие дозы удобрений - навоза - восполняли ту долю органических веществ, которую уносили с поля вместе с урожаем - зерном и соломой. Даже там, где по лености или еще каким-либо причинам годами, десятилетиями не восполняли этот баланс, основной плодородный фонд земель оставался нетронутым.

Не то стало тогда, когда на поля двинулись мощные трактора с тяжелыми многокорпусными отвальными плугами. На полметра и больше вгрызались они в почву, выворачивая ее наизнанку, утрамбовывая или разбивая в пыль ее комковатую структуру.

Пожди и снеговые воды свободно вымывали гумус ич перевернутой, с глубокими канавами почвы, оставляя только песчинки и пылинки. А когда солнце высушивало поверхность земли, песчинки эти и пылинки легко подхватывались гуляющими вольно по степям ветрами.

Так началась, так продолжается и по сей день водная и ветровая эрозия почв.

Не только многокорпусные тяжелые плуги терзают землю. Сами трактора, сами машины своею тяжестью убивают структуру почв, а значит, и их жизнь. «Если бы матерь наша земля имела голос, она бы сегодня уже не стонала, а кричала от боли, которую мы, наделенные разумом и титулом властителей природы, причиняем ей. Что такое, скажем, годовой проход по полям наших тракторов? Примем во внимание машины тяжелее 2,5 тонны. Их у нас сегодня больше 2 миллионов. Если сложить кромка к кромке колеи их шин и гусениц, то ширина такого макси-следа составит величину 1652 километра. Примем, что трактора движутся по полю 400 часов в год со средней скоростью 4 километра в час. Вот и получается, что площадь, покрываемая следами ходовых систем, составит 264,5 миллиона гектаров. Это на 38,5 миллиона гектаров больше всей пахотной земли нашей страны!

Мы взяли для расчетов лишь тяжелые трактора. А ведь, кроме них, поля бороздят и более легкие, и комбайны, и грузовики с прицепами и без прицепов, тележки. Всего на поля за сезон наваливается более 6 миллионов всевозможных ходовых систем плюс свыше 15 миллионов разных других орудий и устройств» (Иващенко А. «Земля»).

И все они в порошок перемалывают почву, уничтожают ее уникальную, как будто бы специально приготовленную для создания наиблагоприятнейших условий для роста растений комковатость, а значит, уничтожают и плодородие почв.

В 1988 году лучшие наши механизаторы были посланы для обмена опытом к фермерам штата Айова. • знаете, что главным образом поразило их? 1ет, не высочайший уровень техники, не высокий Уровень жизни и прочее, чем хвастается обычно Америка. А то, что на поля машины заходят всего элъко 2 раза за весь сезон! На посев и на уборку.

Все! У нас даже по агротехническим нормам положено сделать не менее 10-16 заходов на поле. А прокатываются по ним гораздо чаще.

Фермеры Америки еще в тридцатых годах нашего века поняли, какую опасность несут плодородию почв, самой земле тяжелые машины и многокорпусные отвальные плуги. Свободно гуляющие по безлесным, почти полностью распаханным землям бывших прерий ветры напрочь сдували плодородный слой, поднимая пылевые бури такой черноты, что день превращался в густые сумерки, солнца не было видно. Именно потому они требуют от промышленности (и получают!) нынче технику, наносящую наименьший вред земле, именно поэтому соблюдают строжайшим образом почвосберегающую агротехнику.

Точно так же свободно гуляют по степным (следует сказать бывшим степным) районам нашей страны буйные ветры, не задержанные ни единым деревцем. Точно так же поднимают они пылевые бури, застя солнечный свет, сметая напрочь плодородные слои земли. На Ставрополье «в 1969 году полностью погибло 758 тысяч гектаров озимых, выдуванию подверглось почти два миллиона (гектаров). На следующий год последовал новый удар. Буря вымела 300 тысяч гектаров. Во многих местах сорвало весь пахотный слой. До гальки! До глины!..

На отдельных полях выдуло слой почвы от 10 до 20 сантиметров. И сегодня в колхозе имени Ленина за лесными полосами лежит 3 миллиона кубометров плодородного мелкозема, снесенного с полей. Протяженность этих валов - почти 30 километров, ширина до 50 метров» (Иващенко А. «Земля»).

И это только в одном колхозе, в одном только Ставропольском крае. А пылевые бури гуляют по всем степным районам страны - и на Кубани, и в Казахстане, и в Центральных черноземных областях. В 1984 году они вновь устроили солнечное затмение. Сегодня эрозией охвачено свыше 120 млн. гектаров - 53 процента всех пахотных земель страны! Ежегодные потери из-за этого составляют миллиарды рублей и десятки миллионов тонн ценнейших продуктов питания, главным образом зерновых (а значит, и молока, и мяса). В одной Черноземной полосе России только «за четыре года (1976-1980) площадь эродированных земель, по данным Института земледелия и защиты почв от эрозии, возросла с 2,8 млн. гектаров (15,2 процента общей площади) до 4 млн. (28 процентов), ежегодный ущерб от эрозии составляет 400 млн. рублей. На эрозированных землях теряется 30-60 процентов потенциального урожая» (Иващенко А. «Земля»).

И еще одна, последняя, цитата из того же очерка: «Век назад специалисты подсчитали, и вышло, что если плодородные поля Центрального Черноземья, откуда берут истоки самые лучшие твердые и сильные пшеницы России, совсем не удобрять, то гу-мусного потенциала хватит, чтобы получать урожаи в 30 центнеров зерна с гектара на протяжении пятисот лет. Правда, при одном условии - гумус не будет разрушаться плугом. Сейчас здесь берут не больше 18-20 центнеров с гектара и считают такой урожай нормой».

Примечательно, что российский крестьянин при всей своей «темноте и невежестве» понимал (или интуитивно чувствовал?), какие беды принесет плуг его матушке земле-кормилице. У замечательного русского писателя Николая Семеновича Лескова есть в его очерке «Загон» забавный рассказ о том, как его родственник, англичанин Шкот, управляющий пензенскими имениями графа Перовского, пытался заставить крепостных крестьян графа пахать землю более прогрессивным, на его взгляд, орудием, чем соха, плугом. С помощью Перовского, управляющего удельными землями царского двора, он решил распространить плуг на всю Россию. «Пробные борозды самым наглядным образом показали многосторонние преимущества смайлевского плужка не только перед великорусскою «ковырялкою», но и перед тяжелым малороссийским плугом. Перовский был очень доволен, пожал не один раз руку Шкоту и сказал ему:

- Сохе сегодня конец: я употреблю все усилия, чтобы немедленно же заменить ее плужками во всех Удельных имениях.

А чтобы еще более поддержать авторитет своего англичанина, он, развеселясь, обратился к «хозяевам» и спросил: хорошо ли плужок пашет.

Крестьяне ответили:

- Это как твоей милости угодно.

- Знаю я это, но я хочу знать ваше мнение: хорошо или нет таким плужком пахать?

Тогда из середины толпы вылез какой-то плешивый старик малороссийской породы и спросил:

- Где сими плужками пашут (или орут)?

Граф ему рассказал, что пашут «сими плужками» в чужих краях, в Англии, за границею...

- Это вот, значится, у тех, що у нас хлеб купу ют?

- Ну да, пожалуй, у тех.

- То добре!.. А тильки як мы станем сими плужками пахать, то где тогда мы будем хлеб покупать?»

Увы, как в воду глядел плешивый старец. Сегодня мы с точностью можем назвать заморские страны, откуда громадные океанские сухогрузы везут хлеб в нашу страну!

Все дело в том, что первая «пробная» борозда всегда и во всем имеет преимущество. И красивее она, и глубже, и даже урожайнее, поскольку выворачивает еще нетронутые слои почвы, богатые пока еще гумусом. Но живой организм почвы устроен так, что только верхние ее слои могут терпеливо сносить ежегодные физические возмущения, воздействия и корнями растений, и копытами и клыками животных. Как и кожа у животных, как и кожица у растений, как и мембрана живой клетки, поверхностный слой почвы является одновременно защитным и в то же время несущим важнейшую функцию обмена всего организма почвы с окружающей средой. Или, применяя терминологию экономистов, является ежегодным обменным фондом, тогда как глубинные слои составляют основной фонд плодородности почвы. И выворачивая, растранжиривая его на сиюминутные нужды, земледелец, как и любой жадный и неумный предприниматель, растративший основной фонд своих капиталов, становится полным банкротом.

По-видимому, и тот плешивый старец, относясь к земле, как к живому существу, понимал всю недолговечность преимущества плуга, который в конечном счете принесет и земле и крестьянину одну лишь нищету.

И знаете, удивительно вовсе даже не это понимание крестьянина, не его пророческие слова, а то, что и граф Перовский и царь, узнавший об этой истории, вняли словам плешивого старика и не стали насильственно внедрять прогрессивный плуг (хотя как вы сами понимаете, запросто могли бы это сделать), оставив в крестьянских хозяйствах соху. Только с развитием капитализма в России после освобождения крестьян от крепостной зависимости на полях стали все больше и больше появляться плуги. И хотя были они легкими, пароконными, но и они принесли немалую беду. За 25 лет (1871-1895) в Ставрополье прошло 4 пылевых бури, о которых ранее и не слыхивали. Современная же техника за те же 25 лет (1946-1970) породила уже 14 пылевых бурь.

Именно породила, не только растерев в пыль черноземные почвы, но и породив сами ветры, поднимающие эту плодородную пыль в поднебесье >и сметающие ее в многокилометровые валы. Ибо распашка нарушает все экологическое равновесие данного региона - и почвенное, и водное, и атмосферное. В сущности, с нее-то и начинается превращение плодоносных степей в безжизненную пустыню.

В какой-то мере пустыня сама повинна в том, что она пустыня.

Как-то мы заночевали в глубокой ложбине. Ночная прохлада принесла густой туман, в котором и в двух шагах друг друга не разглядишь. Развели костер, и когда он яростно запылал, над ним, в густой белесоватой мгле вдруг проглянул небольшой круг темно-синего неба с яркими звездами. Горячий воздух, поднимающийся от пламени, сконденсировал мельчайшие водяные капли тумана и проделал в нем как бы трубу, устремленную в чистое небо. Эта •«труба» имела и «стенки» - постоянно конденсирующиеся от надвигающегося со всех сторон на горячий воздух тумана капли воды, образовали и по всей окружности «трубы», и на земле вокруг костра мелкий, но вполне ощутимый дождик. Так было до тех пор, пока не погас костер.

Точно так же вот и пустыня: раскаленная солнцем ее поверхность устремляет ввысь потоки горячего воздуха, которые не дают проникнуть внутрь образованной ими «трубы» облакам и тучам, по существу, тому же туману, возникшим над морями и океанами. А раз нет осадков, нет и испарений, охлаждающих поверхность, и пустынный песок раскаляется еще больше, образуя все более неприступную «трубу»- горячих потоков. Если пустыня расположена в зоне умеренного климата, то и зимою она почти неприступна для осадков: мгновенно остывая с наступлением холодов, она так же мгновенно охлаждает и находящийся над ее поверхностью воздух. Тяжелые холодные воздушные массы устремляются во все стороны, в зоны, где воздух потеплее, а значит, полегче, и, понятно, не дают пробиться тем, что несут влагу облаков и туч. Эта великая сушь пустынь, естественно, отнюдь не привлекательное место для растительности, которая, как вы помните, для фотосинтеза, для существования своего, нуждается в воде. А нет растительности, ничто не укрывает землю от палящих лучей и обжигающих морозов. Так создается порочный круг, из которого пустыне не вырваться во веки веков. Вот почему, кстати, так страшно антропогенное опустынивание плодородных земель: процесс этот необратим, а ждать, пока сине-зеленые за добрый десяток миллионов лет исправят эту человеческую оплошность, ни сил, ни времени не хватит.

Примерно тот же процесс происходит и при глубинной и на обширных площадях распашке земель. Ученые установили, что обнаженная от растительности поверхность пашни раскаляется на солнце до 82° С, а при тех же условиях, в тех же самых местах и в то же самое время почва, покрытая травами, нагревается всего только до 18-23 градусов. «Эффект костра» порождает на огромных площадях распаханных степей и конвективные, восходящие потоки воздуха и их горизонтальные смещения - то, что мы называем ветрами. Конвективные потоки вместе с перегревом поверхности почвы усиливают испарение содержащейся в почве влаги и в то же время, как и в пустыне, препятствуют конденсации дождевых облаков именно над пашней.

Каждую минуту на Земле 44 гектара плодородных почв превращается в пустыню. А пустынь и полупустынь на нашей планете и так предостаточно - свыше 5 миллиардов 300 миллионов гектаров - более третьей части всей земной суши.

Обычно считается, что пустыня потому и пустыня, что в ней не растут деревья и травы. Но это - следствие. Главная же причина опустынивания земель в том, что в них почва становится мертвой. И процесс омертвления земель усугубляется еще и химизацией их.

Истощив плодородие почв вспашкой, человек пытается поднять урожайность за счет внесения искусственных удобрений, применения ядохимикатов в борьбе с сорняками и насекомыми - вредителями сельскохозяйственных культур, грызунами и птицами. Эти ядохимикаты, а частично и искусственные удобрения - такие, как, скажем, нитраты, выполняют не только свою прямую работу, но еще и по совместительству уничтожают почти весь живой компонент почвенного организма.

Мы только упомянули о сложности этого организма и загадочности гумуса. Сейчас настало время несколько расшифровать эти определения. Тайна гумуса заключается в том, что ученые, как ни бьются на протяжении уже более столетия, но так и не могут выяснить, как же он все-таки образуется в почве, кто именно причастен к его изготовлению из останков растений? Единственно несомненно, что преобразование отмершей органики и гумус производят населяющие почву животные и микроорганизмы. По современным представлениям, это происходит так: крупные насекомые перемалывают своими челюстями жесткие стебли и отмершие корни, часть пропуская через свой желудочно-кишечный тракт, часть - мельчайшую труху, оставляя на долю более мелких подземных жителей: ногохвосток, нематод, личинок всевозможных насекомых и червей. Пройдя через их пищевые тракты и кишечные полости, органические соединения попадают «на стол» бактериям и грибам, смешиваются с выделяемыми ими ферментами и отходами жизнедеятельности и таким биотехнологическим путем образуется в конечном счете сам гумус.

Количество живых существ в почве огромно. На каждом гектаре не затронутой сельскохозяйственной деятельностью, особенно химизацией, земли насчитывают свыше трех миллионов одних только дождевых червей. Работа, производимая ими для увеличения плодородия почв, огромна и никаким человеческим силам и механизмам неподсильна. Каждые сутки черви пропускают через свой кишечник на каждом гектаре до полутора тонн земли, придавая ей наилучшую для развития и жизни растений структуру - мелкозернистую, обогащенную гумусом и противостоящую эрозионному воздействию воды. Прокладывая вертикальные ходы в почве, дождевые черви к тому же способствуют установлению наилучшей вентиляции для корней растений, для их свободного развития в этих ходах, для того, наконец, чтобы к корням скорее и лучше поступала дождевая вода.

Еще больше, понятно, в почве микроорганизмов. В грамме земли их содержится более 100 миллионов! А сколько на гектаре, сосчитайте сами, мы за это не беремся.

Вот всю-то эту живность, обусловливающую плодородие почвы, основу ее жизни и самовозобновления в веках и тысячелетиях, и убивают ядохимикаты: инсектициды - червей, насекомых, личинок, бактерий; гербициды и фунгициды - водоросли и грибы. И почва умирает, становится просто грунтом, из которого даже минеральные соли, необходимые, кроме органических соединений, для нормального роста и развития растений, вымываются водою свободно и беспрепятственно. Ибо земля потеряла ту структуру, которая присуща живой почве.

Падают урожаи. Ослабленные недоеданием, неполучением необходимых для нормального развития веществ - всего их многообразного органо-минерального комплекса, растения с большой силой атакуются насекомыми, которых мы именуем вредителями, но которые в биосферном организме исполняют одну из самых важнейших функций - убирать ослабленные, нежизнеспособные экземпляры растений, чтобы дать место и возможность произрастать и давать потомство здоровым особям. Здоровые растения, как правило, приспособлены к тому, чтобы эффективно отражать нападение травоядных насекомых.

В сущности, мы только сейчас начинаем понимать, правда, не окончательно, но все же достаточно глубоко, почему травы, кустарники, деревья, растущие на лугах и в лесах, не уничтожаются подчистую самыми разнообразными - от гусеницы до коровы - травоядными животными. Посмотрите на лист какого-нибудь растения: вот одна дыра, проеденная гусеницей, вот другая, но сам листик цел. Рядом другие листья других растений с двумя-тремя дырками, но столь же целых, зеленых, живых. Почему это гусеница перебегает с одного места на другое? Ради моциона, чтобы нагулять аппетит? Едва ли. Гусеница неповоротлива и нетороплива и сползти с одного растения, а потом взобраться на другое стоит ей большого труда. Гораздо спокойнее и полезнее для нее было бы съесть весь лист без остатка, а потом приняться за второй, третий, пятый, десятый... Однако этого, как мы видим, она не делает. Конечно же, не ради того, чтобы сохранить в живых растение на будущее. Что же гонит ее прочь?

Сегодня это уже известно - само растение и прогоняет прожорливое животное, в некоторых случаях экстренно синтезируя отпугивающие, а часто и ядовитые именно для этого вида животных вещества.

Даже тот, кто никогда не был картофелеводом, и вообще не знает, на каком дереве растет картошка, и тот наслышан о прожорливости колорадского жука, уничтожающего сотни и тысячи гектаров беззащитных - ведь ни убежать, ни отмахнуться, ни прибить эту нечисть, как это делают животные, они не могут - картофельных посадок. Надо сказать, что картофель сравнительно хорошо защищен от нападения других обжор насекомых: содержащийся в его ботве соланин ядовит для подавляющего большинства животных, в том числе и человека, но человек ботву не ест, а позеленевшие на солнечном свету и потому содержащие соланин клубни отбрасывает. Колорадский же жук это ядовитое вещество просто обожает - такие уж у него извращенные вкусы, тем более что соланин для него не только безвреден, но даже полезен. Еще не совсем ясно, играет ли он роль в обменных процессах организма жука, но во всяком случае известно, что накопленный в тканях и клетках этот яд служит действенной защитой насекомому от нападения птиц, грызунов, других любителей полакомиться жуками - один раз невзначай попробуют и, если выживут, в следующий раз не захотят и приблизиться. Потому и имеет колорадский жук самую яркую предупреждающую окраску - оранжевые с черным полосы, - которая прямо заявляет всему миру: «Не тронь меня, а то худо будет!»

Как видите, жук этот так приспособился, что ничего его вроде бы не берет. Что остается делать беззащитному растению? Сложить в отчаянии листья и отдаться на милость обжоры? Он наверняка не помилует - обгложет до предела. А ведь жить-то хочется. И еще как хочется! И картофель решает - уж коли никто не может помочь - защититься сам. Через 1-2 часа, после того как колорадский жук прогрыз первую, еще крошечную дырочку в листе, в ботве начинают синтезироваться специальные белковые соединения, которые, попадая в пищеварительный тракт жука, ингибируют, проще сказать, выводят из строя протеиназы, те самые ферменты, что участвуют в расщеплении поедаемых жуком растительных белков. Таким образом, сколько бы насекомое ни объедало листьев, как бы ни набивало желудок, толку от этого никакого. Растительные белки остаются в пищеварительном тракте, так сказать, в своем первозданном виде, не перевариваются, а значит, не усваиваются организмом. Можно набивать себе брюхо хоть до заворота кишок, но ни сил, ни аминокислот для строительства и обменных процессов клеток насекомого так и не прибавится. Наоборот, работа по поеданию бесполезной пищи только убавляет и силы и белковые запасы колорадского жука. Поэтому он, почуяв, что дело худо, спешно улепетывает от опасного для его жизни растения на рядом стоящий куст. Прогрызает первую дырочку в листе и... все начинается сначала.

Да, картофелеводы не раз с горечью наблюдали, что нашествие колорадских жуков оставляло на огороде или большом поле только сиротливо торчащие голые стебли ботвы. Происходило это потому, что нашествие жуков было массовым и картофель не успевал синтезировать ингибиторы протеиназы. Только через сутки во всех надземных частях растения обнаруживается достаточная концентрация ингибиторов, а спустя двое суток этих веществ накапливается в ботве сравнительно с другими растворимыми белками громадное количество - свыше 2 процентов. И когда на кусте кормится 1-2 жука, растение успевает изготовить защитные вещества, но вот если сразу же на него нападают одна-две сотни насекомых, они, конечно, успевают объесть все листья задолго до того, как синтезируется необходимая концентрация ингибиторов протеиназы.

Кстати, эти ингибиторы отнюдь не редкостная в природе вещь. Большинство растений синтезируют их и откладывают в семена - для защиты от поедания семян насекомыми - загодя, задолго до того, как они попадут «на зуб» насекомым. Только у картофеля, томатов и, по-видимому, некоторых других растений ингибиторы начинают вырабатываться в экстренных случаях нападения на растение.

Сам механизм экстренной выработки защитных средств достаточно широко распространен в природе. И ингибирование нротеиназ еще довольно милостивое, хоть и неприятное средство защиты. Более изощренные способы применяют другие растения. Один из видов пихты, например, в ответ на нападение насекомого - пихтового гермеса - начинает создавать в своих тканях не что иное, как ювениль-ный гормон насекомого - ювабион.

По-видимому, всем известно, что метаморфоз насекомых проходит в несколько-стадий - от личинки до взрослой особи. Но далеко не каждый знает, что контролирование всех стадий превращения, скажем, гусеницы в бабочку производится гормонами - личиночным (или гормоном линьки) и ювенильным. Именно эти гормоны в строго определенное время включают механизмы обменных процессов, которые и образуют переход личинки в куколку, куколки в бабочку. И если личиночный гормон сопутствует всем стадиям метаморфоза - контролирует линьку наружной оболочки или кожицы, другие процессы, пока насекомое не превратится во взрослую особь, то интересующий нас ювенильный гормон ответствен только за самые ранние стадии метаморфоза. Причем, чем выше стоит насекомое на эволюционной лестнице, чем более оно развито, тем сильнее его юве-нильные формы отличаются от форм взрослых особей - до окукливания они проходят несколько стадий.

Вот этот-то ювенильный гормон и выделяет пихта в ответ на нападение гермеса. Казалось бы, что и том плохого? Помогает даже, не надо самому насекомому его вырабатывать. Но в том-то и дело, что гормон этот попадает в организм насекомого совершенно не вовремя. Личинка еще не накопила сил и соответствующих питательных веществ, еще не развила как следует все полагающиеся органы, а тут ей выделенный пихтой гормон дает совершенно безапелляционную команду - переходи в следующую стадию! Организм личинки беспрекословно исполняет гормональный приказ и в результате из дефектной личинки и куколки рождается взрослая особь, которая, если даже и выживет (все зависит от времени, когда ювабион пихты скорректировал метаморфоз. Чем позже это происходит, тем жизнеспособнее оказывается насекомое), то размножаться уже не сможет.

А пихта и довольна - одним врагом меньше! Понятно, что не одной особью, а всей колонией напавших на пихту насекомых, меньше. Причем, как мы видим, в этом случае насекомые не убегают, продолжают резвиться на дереве, не подозревая об отдаленной трагической своей судьбе.

Интересно, что само открытие выделяемых растениями соединений с ювенильной активностью произошло довольно случайно и названо насмешниками-учеными «бумажным фактором». Дело в том, что известный американский биолог Ч. И. Вильяме пригласил в Гарвардский университет чехословацкого ученого К. Слому для исследований, в которых использовался излюбленный объект чешского биолога - клоп-солдатик. Когда К. Слома приступил к работе, оказалось, что в новых - во всех отношениях прекрасных - условиях клоп-солдатик никак не достигал нормального метаморфоза. Развитие насекомого неизменно прекращалось на пятой личиночной стадии и дальше не шло. Что только не перепробовал ученый, что только не передумал, пытаясь выяснить таинственную причину нежелания клопа развиваться! Даже пытался точно воссоздать те условия, которые были в его лаборатории на родине. И только когда сменил фильтровальную бумагу американского производства, на которой он пытался разводить клопов-солдатиков, на бумагу точно такую же, какой он пользовался в Чехословакии, все стадии превращения клопа во взрослую особь прошли нормально. Оказалось, что американская фильтровальная бумага сделана из древесины с высокой концентрацией ювенильного гормона. Впрочем, не только фильтровальная - исследования показали, что бумага всех американских газет и журналов обладает этой примесью, поскольку, как выяснилось, в бумажном производстве США используется главным образом бальзамическая пихта, древесина которой, содержит ювабион. Каковой, кстати, и был первоначально выделен из бумаги американского производства.

Ювабион не единственный растительный аналог ювенильных гормонов насекомых. Последующие исследования установили, что в растениях довольно часто - примерно в 12 случаях из 100 - встречаются и другие вещества с ювенильной активностью. Но - не только ювенильные, но и гормоны линьки насекомых - экдизоны - продуцируют многие растения, приуготовляя печальную участь тем, кто осмеливается напасть на них. Причем синтезируют в таких громадных количествах, что запасов, выделенных одним только растением, хватило бы для уничтожения если не всех насекомых Земли, то по меньшей мере большой их части. Судите сами: первые 2,5 милиграмма чистого экдизона были выделены из 500 килограммов куколок тутового шелкопряда. А тис ягодный содержит это же количество гормона линьки в 25 граммах сухих листьев или корней! Еще более высока концентрация экдизона в корневищах обыкновенного папоротника - в 2,5 граммах его нашли столько же, сколько и в полутонне куколок тутового шелкопряда! Причем сравнительная активность фитоэкдизонов оказалась в 20 раз выше, чем у такого же количества гормонов линьки насекомых. Фитоэкдизоны производят такое же разрушительное действие на развитие насекомых, как и ювенильные гормоны. Их воздействие проявляется в образовании уродливых форм, стерильности, т. е. невозможности размножения, и во многих случаях гибели личинок насекомых.

Примечательно, что ювенильные, а в особенности личиночные фитогормоны чаще и больше всего встречаются среди папоротниковых и голосеменных - древнейших растений Земли. Значит еще десятки, если не сотни миллионов лет назад растения обрели способы эффективной защиты от истребления насекомыми.

Стоит, наверное, добавить, что, как это часто случается, человек поспешил использовать научное открытие в практических целях. Всего десяток лет спустя после находки ювенильных гормонов, в начале 80-х годов, началось производство их синтетических аналогов, использующихся как инсектициды для защиты сельскохозяйственных растений от насекомых-вредителей.

Другие растения избрали иной путь предотвращения развития насекомых на личиночных стадиях. Например, известный многим садоводам агоратум Хустона - излюбленное ими бордюрное растение - наоборот, не активизирует ювенильные гормоны личинок насекомых, а ингибирует, блокирует их поступление в кровеносную систему. В результате личинки не проходят необходимых личиночных стадий и с течением времени превращаются в неполноценных взрослых особей, причем самки таких насекомых обычно неспособны давать потомство из-за стерильности.

Как видите, у растений достаточно самых разнообразных способов (мы рассказали далеко не обо всех), чтобы защититься от нападения насекомых. «Вредители» насекомые досаждают нам потому, что сельскохозяйственные культуры в процессе антропогенной селекции, которая устремлена лишь на то, чтобы увеличить продуктивность растений, потеряли эти защитные способности - понятно, не полностью, кое-какие остались, иначе любое поле кишмя кишело бы пожирающими культуры насекомыми, - но все же и далеко не те, что у их диких собратьев. Так, один из диких родичей того же картофеля, проживающий на родине - в Андах, горах Южной Америки, настолько неприятен колорадскому жуку, что он обходит его далеко стороной. Изучение этого феномена показало, что дикий сородич вырабатывает биогенное соединение, названное учеными демисси-ном, которое и отпугивает колорадского жука.

Ну, а когда культурные растения ослаблены еще и недоеданием, отсутствием в почве хотя бы даже одного микроэлемента, биогенного соединения - а чаще всего отсутствует целый букет их, - насекомые не только начинают интенсивно убирать с лица земли эти нежизнеспособные, с их и биосферной точки зрения, организмы, но и усиленно плодиться, чтобы больше стало деструкторов, чтобы прибавившимися силами, сообща поскорее очистить место для новой, здоровой жизни.

Люди приходят в отчаяние и ярость: гибнет урожай, необходимо принимать срочные меры! И сыплют еще больше всевозможных ядохимикатов и еще больше и безнадежнее отравляют почву, уничтожают и оставшийся, как-то выживший после предыдущих обработок пестицидами, живой компонент почв. Безнадежность заключается в том, что ядохимикаты накапливаются в земле и - или не разлагаются столетиями или, разлагаясь, образуют новые, подчас еще более убийственные для всего живого, соединения.

А в последующие годы этот процесс повторяется со все более интенсивной силой и хочешь не хочешь, а приходится сыпать все больше и больше ядохимикатов и искусственных удобрений, чтобы собрать хоть какой-то урожай. И придумывать новые пестициды, новые яды, ибо в какой-то момент оказывается, что старые для насекомых-«вредителей» стали безвредны.

Дело в том, что всегда остается какая-то часть популяции насекомых, которая выживает даже после самой зверской обработки сельскохозяйственных культур ядохимикатами. Происходит это потому, что в популяциях животных всегда есть особи, восприимчивость которых к отравляющим веществам находится на низком уровне.

«При заражении одного из видов комаров одинаковой дозой вируса болезнь возникала лишь у 10% этих животных, а остальные оставались здоровыми, - пишет С. Н. Румянцев в книге «Микробы, эволюция, иммунитет». - При увеличении дозы заражения в 1000 раз число пораженных комаров возросло ДО 87%,. Ко 13% все же оказалось иммунным и к этому массивному натиску.

Аналогичным образом при инфицировании малайских комаров вирусом японского энцефалита минимальная заражающая доза обусловливала поражение только единичных подопытных животных, оставляя интактными остальных. При увеличении дозы в 10 000 раз по сравнению с минимальной поражен-ность комаров достигала 70%, но три комара из десяти не заболевали и в этих условиях*.

Вот так же и воздействие ядов на организм насекомых-«вредителей» зависит от большей или меньшей восприимчивости. Тем более, что опрыскивание или опыление ядохимикатами невозможно произвести равномерно, в одной и той же концентрации по всей площади листьев и стеблей растений. Где-то яд скопится гуще и насекомые погибнут, где-то совсем мало и маловосприимчивые особи даже и не ощутят его воздействия. К тому же здесь вступает в силу «принцип Митридата».

Помните того боспорского царя, жившего в начале нашей эры, который, боясь, что его отравят, мудро решил приучить свой организм к самым различным ядам? Сначала он принимал самую что ни есть минимальнейшую дозу, потом, все увеличивая и увеличивая ее, довел до таких доз, которые запросто смогли бы уморить и быка. Вот и насекомые-«вреди-тели» также, получая с пищей небольшую дозу, постепенно привыкают и даже большие дозы ядохимикатов на них перестают смертельно действовать.

К сожалению, в отличие от Митридата, они передают эту свою невосприимчивость потомству, которое уже, отведав наисмертельнейшую дозу для их предков, только облизывается от удовольствия, воспринимая яд как прекрасную остренькую приправу - вроде горчицы к мясу - к преснятине растительной пищи. И размножаются еще более интенсивно. Тем более, что их врагов уже нет. Помните историю с гагарами? Вот так же и враги насеко-мых-«вредителей» - и птицы, и насекомые - все полегли кверху лапками, получив в тысячи раз большую дозу ядохимикатов, поскольку съели тысячи накопивших их отраву насекомых-«вредителей».

К сожалению ни «принцип невосприимчивости», ни «принцип Митридата» не срабатывает для животных и микроорганизмов, находящихся в почве. Ибо все ядохимикаты в конечном счете попадают в землю и там скапливаются в концентрациях, убийственных даже для самых что ни на есть невосприимчивых особей.

Вот почему химическая война, объявленная человеком насекомым-«вредителям», не только бесполезна, но на руку нашим врагам-«вредителям» и - убийственна для наших друзей - птиц, насекомых, микроорганизмов, растений. В более глупое положение, чем с этой войною, казалось бы, невозможно попасть. Но мы ее вели и все еще ведем, все увеличивая и увеличивая дозы и виды ядохимикатов.

И, судя по всему, война эта - бессмысленная и дорогостоящая - продолжится еще долго. Во всяком случае один из руководителей « Союзсельхозхи-мии» самым серьезным образом заявил на заседании Комиссии по охране природы Верховного Совета СССР, что поля страны может спасти только химизация, это он утверждает как специалист - агроном по образованию.

Ох, ох - как же люди любят размахивать дипломом «об образовании», который чаще всего не стоит и той бумаги, на которой он напечатан. Устройте агрономам экзамен по биологии за 5-6 класс средней школы - дай бог, чтобы один из десяти тысяч сносно ответил на вопросы. Именно это биологическое - не говоря уж об экологическом! - невежество и причиной тому, что на поля Молдавии сыплют по 25-30, в Узбекистане и Азербайджане и вовсе по 40-50 килограммов ядохимикатов на гектар, тогда как предельно допустимая норма многих из них 15-20 граммов. Причем агрономы самым серьезнейшим образом утверждают, что общебиологические знания им вовсе ни к чему: их забота, мол, добиваться высоких урожаев, а что сверх того - то от лукавого. И сыплют беспощадно ядохимикаты, и убивают живые существа, создающие, как мы знаем, плодородие земли.

И, пытаясь возместить убыль естественных агентов плодородия, сыплют искусственные удобрения. Сыплют без зазрения совести и всякой меры.

Это одно из самых опасных заблуждений XX века, перешедшее к нам от века XIX, что искусственные химические соединения полностью идентичны биогенным и без всякого ущерба могут их заменить. Еще Пастер и Вернадский указывали, что в живом веществе биохимические соединения находятся в совершенно ином физико-химическом состоянии, нежели подобные химические соединения в веществе косном. Однако фундаментальной этой научной мысли великих ученых так и не вняли, и продолжают относиться к живому веществу точь-в-точь, как к косному, несмотря на многочисленные доказательства их (при всем подобии и, казалось бы, одинаковых химических формулах) физико-химической разности. Но об этом мы уже говорили в первых главах книги, так что нет нужды повторяться.

А нам на это наплевать, говорят агрономы, для нас главное, чтобы урожай повысился и он повышается с применением искусственных удобрений!

Вполне резонно. Но. Первое, что надо принять во внимание, - это от какой отметки он повышается. Выше мы приводили слова А. Иващенко, что на гумусе был бы урожай в 30 центнеров с гектара в течение 500 лет. Сейчас, с применением искусственных удобрений он не превышает 20 центнеров. Значит повышение идет от отметки никак не больше 15 центнеров и все «повышение» на самом деле - снижение плодородия земли в полтора раза. Второе - более, пожалуй, важное. Качество получаемых продуктов по своей питательной ценности во много раз ниже, чем на полях с естественным удобрением почв. Благодаря искусственным нитратам и фосфатам, сельскохозяйственные культуры наращивают массу за счет снижения самых ценных питательных веществ в них - белков, Сахаров и жиров. Это как если бы взять 99 частей олова и 1 часть золота, сплавить все вместе, а потом уверять простаков, что количество золота увеличилось в сто раз. Но если этим и можно обмануть какого-нибудь простака, то организм не обманешь: не получая необходимых ему белков и жиров, он или потребует гораздо больше - вдвое, втрое - тощих продуктов, или зачахнет. И, наконец, еще более важное третье - искусственные удобрения, те же нитраты, легко впитываясь растениями, плохо усваиваются ими, изолируются в тканях, в особенности овощей, картофеля, прочих корнеплодов и - превращаясь в организме домашних животных и человека в нитриты, отравляют их, порождают различные, чаще всего самые серьезные заболевания.

Массовая проверка сельскохозяйственной продукции Молдавии в 1988 году показала, что повышенную вредную концентрацию нитратов содержит до четверти продуктов нового урожая.

Стоит, наверное, добавить, что содержащие высокие дозы нитратов продукты подвержены чуть ли не мгновенной порче и гниению и потому даже та масса, которая увеличивается в связи с применением искусственных удобрений, по существу, не работает для восполнения продуктового баланса страны.

Но агрономам на это наплевать. Они сдают сельскохозяйственную продукцию в тоннах, получают за это деньги по повышенной цене - а как же, они же на пестициды, да удобрения потратились! - за прибавку урожайности, а то, что овощи, картофель, другие корнеплоды превращаются за месяц в овощехранилищах в жуткую слизь, не пригодную даже для технической переработки, их вовсе не тревожит. Так мы платим деньги за то, что нас отравляют. Именно мы, а отнюдь не некое расплывчатое понятие-государство, как это принято говорить. Потому что государственные учреждения платят за сельскохозяйственную продукцию те самые средства, которые получены в виде прибавочной стоимости, созданной нашим трудом. Больше их взять неоткуда. Отравляют нитратами, отравляют пестицидами, которых все больше и больше находят в пищевых продуктах - растительных, молочных, мясных, рыбных. Вот что говорит видный советский биолог, член-корреспондент Академии наук СССР А. Ябло-ков о скрытом воздействии пестицидов «через водные источники, пищу, воздух. Оно вызывает аллергию, сказывается на развитии плода в течение беременности. В одном из сельскохозяйственных районов Польши половина из выявленных аномалий развития плода у человека пришлась на тех новорожденных, которые были зачаты в период интенсивного использования пестицидов в этом районе. Самое большое число младенцев с врожденными дефектами у нас характерно для регионов с активным использованием пестицидов» (Литературная газета, 1988, 27 янв.). И самое опасное, что это воздействие скрытое. Никто из нас не знает, сколько поглощает он с пищей этих вреднейших химикатов - не будешь же нести каждую купленную картофелину или морковку на анализ в лабораторию. Да и где они, эти лаборатории?

Ну да, и здесь существуют нормы-ПДК. Но как они соблюдаются? А - никак. Тотального контроля не существует, есть только выборочный, да и то не повсеместно. Тотальными бывают только повышения норм ПДК и - повсеместно.

«Принимая во внимание экстремальные условия, сложившиеся в период вегетации сельскохозяйственных культур, Минздрав СССР письмом от 18 сентября 1987 года (подписано оно заместителем главного государственного санитарного врача А. Заиченко) разрешил проведение заготовки и отгрузки потребителям общесоюзного фонда картофеля и овощей с естественным (?!) содержанием нитратов» в свекле и моркови - в полтора раза выше ПДК, в капусте - вдвое, в картофеле - в три раза больше нитратов, не то что там разрешил, а указал принимать Госагропром СССР овощным базам страны.

Вот так-то. Своя рука - владыка. Сами сыплем нитраты и пестициды без меры, сами создаем экстремальные условия (ибо искусственные удобрения и пестициды, сдерживая накопление растениями белков, жиров, Сахаров, тем самым увеличивают сроки их вегетации - созревания до нормальных кондиций), а потом, ссылаясь на эти условия, сами и указываем увеличить предельно допустимые нормы в два-три раза!

А Минздрав СССР милостиво разрешает. А Минздрав СССР настоятельно рекомендует потреблять всем, всем, всем, а особенно - беременным женщинам и детям - как можно больше овощей и фруктов, в том числе и сырых и - соков из них. Тех самых фруктов и овощей, которые с его милостивого разрешения содержат вредных веществ вдвое-втрое больше предельно допустимых концентраций. И уже не только в сельскохозяйственных районах - повсеместно рождаются дети с врожденными заболеваниями и уродствами от того, что будущие матери в целях улучшения здоровья своего ожидаемого ребенка употребляли по настояниям врачей свежие салаты и фрукты и вообще переходили на овощную и фруктовую диету.

Так, отравляя воздух, воды, почву и живые существа, живущие в них, человек отравляет сам себя, делает больными и уродами своих детей.

Нет, природа не мстительна. Просто истерзанный, вывернутый наизнанку, накопивший в себе слишком уж большое количество промышленных, транспортных и сельскохозяйственных ядов организм биосферы уже не в состоянии справиться, нейтрализовать неуемные вредные воздействия на него человека.

Причем воздействие это - комплексно, и потому особенно опасно. Те же искусственные нитраты в «пробной борозде» показали хорошие результаты вовсе не потому, что они сами по себе так уж хороши. Почва «пробной борозды» была живой и содержала мириады и мириады (помните - 100 миллионов в грамме?) микроорганизмов, которые перерабатывали искусственные нитраты в биогенные. В том числе - денитрифицирующие бактерии, которые превращали эти нитраты и нитриты в молекулярный азот, подхватывавшийся тотчас же азотфиксирую-щимй бактериями и сине-зелеными водорослями и превращаемый ими в пищу для растений. Пестициды убили эти микроорганизмы, и искусственные нитраты начали попадать в неизменном виде в ткани растений и к нам на стол.

И если уж говорить о мести, то это человек мстит сам себе. За невежество. За то, что, преследуя сиюминутную выгоду - то же повышение урожайности, - совершенно не думает, не хочет думать о тягчайших последствиях своих действий. Те же агрономы и земледельцы, сыплющие без зазрения совести удобрения и пестициды на поля, - ведь это они сами, ведь это их собственные дети в первую очередь подвергаются опасности. И они знают, не могут не знать этого - в любой газете из десятков и сотен получаемых в каждом селе то и дело публикуются статьи об этой опасности. А вот поди ж ты - продолжают сыпать.

Как вы понимаете, это относится не только к земледельцам, но и ко всем, кто продолжает сыпать в воздух, воды, землю отравляющие все и вся вещества.