У ледников Большого Кавказа
Идти становится с каждым шагом все труднее и труднее. Через каждые 10 минут приходится останавливаться: не хватает воздуха. Из-под ног, не привычных к такой ходьбе, все время сыпятся камни, ноги скользят, начинают болеть колени. Но стоит остановиться на одну минуту, как снова легко дышится; ноги перестают «гудеть», отдых подходит мгновенно.
Мы поднимаемся по правой стороне глубокого ущелья. Тропинка зигзагообразно вьется по каменистому склону горы; слева от нас. внизу шумящим потоком бежит ручей, брызги от него по временам долетают до нас, Стороны ущелья заросли лесом. Справа слева, спереди и сзади возвышаются островерхие зубцы вершин, на которых кое-где еще лежит снег. Снежные языки по тенистым балкам спускаются далеко вниз: вон одно пятно грязно-серого снега находится уже под нами. Мы подходим к верхней границе леса. Низкорослые корявые березки с широко раскинутыми ветвями становятся все реже и реже. Кое-где среди них растут приземистые сосенки. Сверху спускаются темно-зеленые, блестящие своей маслянистой листвой и стелющиеся по земле ковры перепутанных ветвями во всех направлениях рододендронов. Между этими коврами мелькают там и сям яркие цветы синих генциан, светло-сиреневых скабиоз, розовых ромашек, желто-оранжевых примул, ярко-красных шалфеев. Земли не видно. Свободные участки между блестящими листьями рододендронов покрыты мягким мохом, в котором тонет нога. Начинают встречаться кустики черники и брусники.
С шумом из-под ног вылетел черный красавец косач (кавказский тетерев). Он полетел вниз в ущелье, мелькнув перед нашими глазами своими белыми подмышечными перьями и загнутой вниз лирой хвоста
Тетерев, как и большинство горных птиц, полетел от нас сначала вниз по склону горы, но потом, изменив направление полета, пролетел поперек склона, пересекая овраги, а затем, поднявшись немного вверх, опустился в рододендроны, почти на одном уровне с тем местом, откуда мы его вспугнули.
Заросли рододендронов, начиная от верхнего пояса леса и до гольцевых осыпей, поросших низкорослой альпийской растительностью, любимое местопребывание этих кавказских птиц в весенние и летние месяцы года.
Кавказские тетерева, ближайшие родственники наших обычных тетеревов, типичных охотничьих и промысловых птиц лесных районов Союза, отличаются от них весьма заметными внешними признаками: косач (самец) кавказского тетерева сплошь тусклого матово-черного цвета, тогда как у равнинного тетерева на крыльях широкая белая полоса и его оперение имеет синеватый (или зеленоватый) блестящий оттенок; у кавказских тетеревов «лира» хвоста загнута не на бок, как у обыкновенного, а вниз и, наконец, он более мелких размеров, чем его лесной родственник.
Кавказский тетерев
Трудность ходьбы в самом верхнем поясе гор, когда «нормально» надо двигаться под углом в 45°, бесконечные балки, овраги, каменистые осыпи и скалы, зачастую совершенно недоступные, делают наблюдения за этими довольно обычными кавказскими птицами и охоту за ними одной из наиболее трудных и сложных.
Несмотря на то, что кавказские тетерева распространены по высоким горам всего Большого и Малого Кавказа, начиная от западных отрогов гор Фишта и Оштена, т. е. почти от Черного моря и до верхних отрогов Шах-Дага и Базар-Дюзи в южном Дагестане у Каспийского моря, до самого последнего времени особенности их образа жизни были весьма недостаточно изучены ().
Мне приходилось много раз охотиться на этих птиц и особенно удачны охоты на них были в районе селения Коби, у Крестового перевала через Главный хребет 'по Военно-Грузинской дороге, где тетерева всегда бывают довольно многочисленны.
Раннее утро конца августа. (В горах «ранее» утро не совпадает с этим понятием для равнины, так как здесь солнце, скрытое вершинами гор, появляется на небосклоне, даже летом, часам к 9 утра.)
Я, переночевав в селении Коби, поднимаюсь по склону горы, направляясь к рододендронам. Впереди меня бежит континентальная легавая собака Мира, хорошо натасканная под Москвой на обыкновенных тетеревов. Обстановка для Миры непривычна. Бежать приходится все время вверх, лапы скользят по влажному от ночной росы мху, по осыпям, покрытым мелким сланцевым щебнем.
Пройдя от села 2-3 километра, мы с Мирой, наконец, доходим до зарослей рододендронов. Эти замечательные альпийские растения в августе уже почти отцвели, только на отдельных кустиках поднимаются, как причудливые канделябры, уже наполовину увядшие кисти чудесных крупных кремово-белых цветов, напоминающие цветы разводимых в наших теплицах азалий. Для Миры новая неприятность: толстые, плотные листья этих вечнозеленых растений, покрывающих склон горы сплошным стелющимся ковром, то же скользкие, а их ветви и сучья, переплетенные во всех направлениях, создают для собаки почти непреодолимую преграду. Мира то пытается пролезть под ветвями рододендронов, то, высоко подпрыгивая, скачет поверх этого ковра.
Между рододендронами валяются обломки скал и камни, поросшие мхом, чередующиеся с небольшими лужайками, покрытыми сплошными кустиками брусники и черники, на которых сейчас спелые ягоды.
Случайно взглянув на рядом находящиеся скалы, я заметил в 250-300 метрах от себя черный силуэт тетерева, сидящего на покрытом мхом камне среди рододендронов. Расстояние 250-300 метров для плоскости пустячное, здесь же оно весьма велико - приходится перелезать через несколько балок с крутыми склонами и на подход к птице тратить около получаса. Тетерев, заметив, что мы направляемся к нему, вытянув шею, совершенно по-куриному, бежит в ближайший куст рододендронов и скрывается в нем. Балки перейдены, и Мира замирает на красивой стойке у камня, на котором сидела птица. В этот момент, шагах в 50 от нее, с шумом вылетает косач, которого провожает мой безвредный для птицы дуплет.
Делать нечего, «первый блин комом». С грустью провожаю тетерева глазами. Мира, почуяв знакомый ей запах и увидев крупную птицу, оживляется, и ее работа становится более «сознательной» и планомерной.
Перевалив через несколько оврагов, выискивая для передвижения более пологие склоны, подходим к группе березок, примостившихся выше их собратий, в защищенной от ветра ложбинке. Мира вытягивается, идет крадущимся шагом и снова замирает на стойке... Я знаю, что она' «стоит крепко» и без моего приказания не сдвинется ни на шаг. Пользуюсь горизонтальным положением площадки, чтобы немного отдышаться и набрать воздуха полной грудью. Мира стоит, как изваяние. Осматриваю ружье, подхожу к собаке и шепотом посылаю ее вперед. Едва Мира делает несколько шагов, из березок вылетает с квохтаньем тетерка-матка, а за ней с громким писком 5-6 тетеревят, достигших уже полной величины взрослых птиц. Стараюсь прицелиться возможно более аккуратно, и сейчас мои выстрелы оказываются успешнее предыдущих - пара тетеревов попадают ко мне в рюкзак.
Передохнув немного, снова идем по склону, стараясь, по возможности, не подниматься вверх
Снова стойка, и в ягдташе к моим тетеревам прибавляется еще один черныш. (У него хвост не вполне вырос и лира еще не выражена). Несмотря на то, что мы ходим всего каких-нибудь 3-4 часа, и я и собака совсем выдохлись. У Миры язык висит изо рта, она пытается обходить рододендроны стороной и понемногу переходит к тому аллюру, который охотники называют «чисткой шпор», т. е. идет следом за мной, не выбегая вперед. Я тоже с каким-то содроганием начинаю смотреть на подъемы по склонам балок. В голову приходит и прочно укореняется мысль, что «три кавказских тетерева в один выход - замечательная охота», и я решительно поворачиваю вниз к селению...
При наступлении осенних заморозков, когда в верхнем поясе гор начинают перепадать очень ранние здесь снегопады, тетерева опускаются немного ниже и проводят позднюю осень и зиму в верхнем поясе леса. Они собираются в стаи и кормятся, в основном, почками берез и других лиственных пород. Ночи птицы проводят, зарываясь в снег, и мне много раз весной приходилось видеть такие «ямки», легко заметные из-за скопления тетеревиного помета - места ночлегов птиц.
Весной, в первых числах мая, кавказские тетерева токуют, и их токование резко отличается от токования обыкновенных тетеревов. Интересное описание тока кавказских тетеревов дает Ю. В. Аверин, наблюдавший их на альпийских лугах Западного Кавказа: «Снег лежал на склонах альпийских лугов большими пятнами; едва пробивалась молодая трава, и почки берез только начали набухать. Часто шли дожди со снегом, свирепствовали северо-восточные ветры, а от ночных морозов съеживались молодые листочки конского щавеля, и за ночь вода в соседнем роднике покрывалась толстой коркой льда. Около десяти дней мы обыскивали балки с зарослями рододендрона, участки субальпийских лугов у верхней границы леса, караулили подолгу в разных местах в надежде уловить какие-либо звуки тока, но тщетно. Тетерок и петухов выпугивали из разных мест, но почти потеряли надежду найти ток.
Вечером 14 мая при очень тихой погоде, мы расположились у верхней границы леса на хребте, разделяющем две балки. Солнце село. Снизу из балки доносились незнакомые звуки, напоминающие приглушенное воркование витютня. Я осторожно пополз в направлении звуков. Они повторялись совсем близко. Крадучись опушкой мелкого березняка, я спугнул двух петухов, неожиданно поднявшихся с большим шумом. На току остались еще пять петухов, они продолжали токовать до темноты»...
«Петухи на току спокойно сидели или подпрыгивали вверх на высоту около метра, причем прыжок сопровождался характерным хлопаньем крыльев. Частота прыжков выражала степень половой возбужденности петухов. Она зависела от количества самок и поведения присутствовавших на току петухов. С появлением на току каждого нового петуха или самки частота прыжков петухов увеличивалась. Если подпрыгивал один петух, то поочередно, редко вместе, прыгали все остальные».
По наблюдениям Ю. В. Аверина к пяти часам петухи показывались на токовище. Они приходили по одному, прилетали из ближайшего березняка и редко прилетали издалека. Шли они не спеша, останавливаясь и что-то расклевывая в траве. Целый час обычно сидели неподвижно в траве в разных концах токовища, чистили клювом перья, ловили, по-видимому, проползавших мимо насекомых, так как, вдруг бросаясь вперед и клюнув во что-то, снова возвращались на прежнее место, продолжая спокойно сидеть. Токовать (прыгать) начинали в шесть, начале седьмого, как правило, без самок. Самки появлялись (приходили или прилетали) на току уже в сумерках, что не позволяло точно учесть их количество, а иногда и вовсе заметить благодаря их серой окраске.
Яйца кавказские тетерева откладывают в середине июня в количестве семи-девяти в примитивные гнезда, представляющие собой неглубокие ямки среди зарослей рододендронов.
Я наблюдал образ жизни выводков кавказского тетерева на верхних склонах горы Чач-Корта - одного из отрогов массива Казбека. Свои наблюдения я начал вести с 3 августа 1920 года. В одном выводке было шесть тетеревят, величиной немного больше перепелки, в двух других было по семь, более взрослых - с куропатку. К концу августа при обилии корма тетеревята всех выводков достигали полного роста и при взлете от матки их можно было отличить только по их писку и по более коротким рулям.
Ранними утрами выводки держались обычно в низах балки у протекающей между Чач-Кортом и соседней горой Кайджаны - Белой речки, так как там было много ягод, костяники, особенно любимой ими. К полудню тетерева поднимались выше и прятались в скалах, поросших березовым лесом и рододендронами, часам к пяти выводки снова спускались на кормежку. Находить тетеревов помогала мне собака, после стойки которой первыми всегда слетали с квохтаньем матки, а за ними один - два тетеревенка, обычно с громким писком летевшие в разные стороны; остальных тетеревят приходилось, как говорят, «вытаптывать», так как они затаивались и вылетали лишь при опасности быть раздавленными.
Матки улетали с первого раза далеко, но через полчаса возвращались обратно и, устроившись где-нибудь поблизости от того места, где по их предположению находились цыплята, начинали квохтаньем подзывать их к себе, все время перебегая с места на место. Несколько раз, сидя совсем неподвижно, я мог видеть тетерку, перебегающую с низко опущенной головой полянки между кустами.
Так как я пугал тетеревов очень часто, то к концу августа два выводка переменили образ жизни и стали подниматься выше, к верхней границе леса, совсем не спускаясь к Белой речке, тем более, что вверху поспели черника и брусника, но своих родных балок все выводки строго придерживались и за пределы их не выходили. К этому времени число тетеревят в выводках уменьшилось: в первом из шести осталось четыре, в двух других - по пяти. В двадцатых числах августа я очень часто поднимал тетеревят без маток, очевидно, старухи стали сильно линять и от выводков отделились...
Поднимаемся выше. Во мху между корнями рододендронов, под камнями нависающих скал, видны мелкие отверстия норок каких-то грызунов. Вот один из них лежит мертвый на тропинке. Зверек очень напоминает по виду обыкновенную полевку, только, пожалуй, чуть поменьше и чуть порыжее ее. Это горная кустарниковая полевка, близкая родственница обыкновенной. Она живет в горах, начиная от зоны каменистой степи и до самых перевалов...
Лес почти кончился. Поднимаемся еще выше. Далеко впереди и сбоку от нас из небольшой последней рощицы сосен и березок, прилепившейся к базальтовой отвесной скале, с своеобразным свистом выскочило несколько крупных темных животных. Грациозными прыжками они понеслись по каменистым уступам вверх. Это серны.
Задержавшись на несколько минут, они остановились на ровной площадке и обернули к нам свои сухие головы с загнутыми назад черными рожками.
В пределах нашего края серны встречаются почти на всех высоких горах Главного хребта, начиная от Андийского, Аварского и Гунибского районов Дагестана, где их немного, и становясь более многочисленными в Северной Осетии и Кабарде. Серна бесспорно «самое проворное, ловкое, красивое и стройное животное европейских горных стран»,- пишет Н. Я. Динник. Кроме этих качеств, она обладает еще необыкновенной силой, выносливостью и смелостью, которые более всего обнаруживаются, когда ей приходится, спасаясь от опасных врагов, бросаться с отвесных скал и, цепляясь за самые незначительные выступы, спускаться в страшные пропасти, прыгать через них или взбираться на отвесные скалы. В этом кавказская серна не уступает своей европейской родственнице.
Ноги серн очень приспособлены к лазанию по скалам. Копыта, сравнительно с величиною животного, очень большие, крепкие, относительно узкие и сильно заостренные с передней стороны. Серна пользуется ими, когда спускается с крутых скал. Скользя по склону, она сильно расставляет задние ноги, почти садится на них, и в это время верхние копытца, цепляясь за неровности скал, сильно замедляют падение животного.
Скалистые, более или менее высокие горы, поблизости которых растет лес, - излюбленные места пребывания серн. Любят они и крутые, обрывистые скаты, поросшие редким лесом, состоящим из сосен, пихты, елей или берез. Густые заросли из низкорослых берез, находящиеся у верхней границы лесов, серны посещают очень часто и здесь место их отдыха, в жаркие полуденные часы здесь они скрываются от опасности. Серны любят снег и лежат на нем по целым часам. Глетчеров они, по-видимому, избегают (это замечено и у швейцарских серн). Иногда серны встречаются на Кавказе и среди густых лесов, где, хотя изредка, попадаются небольшие скалы.
В холодное время года серны держатся по преимуществу на южных освещенных солнцем склонах гор, летом же отдают предпочтение тенистым северным.
Серны пасутся преимущественно утром и вечером. С рассветом они уже приходят на горные луга. Здесь они остаются в летнее время часов до 7 утра (на склонах, обращенных к востоку и с раннего утра освещенных солнцем), а часов до 8-9 - на склонах западных и северных, надолго погруженных в тень. После девяти часов они направляются к скалам, спят или пережевывают жвачку, и так отдыхают в течение всех полуденных часов. Очень часто они уходят, как уже было замечено, на время зноя вниз в леса, особенно в густые березняки и ельники.
Серны держатся обычно стадами. Мне часто приходилось видеть стада в 20-25, а изредка штук в 30-40. Реже их можно видеть бродящими в одиночку или небольшими табунками.
Время рождения козлят у кавказской серны приходится на май и начало июня, а, по словам некоторых кавказских охотников, очень маленьких серн случается видеть иногда даже в апреле. У каждой самки бывает обычно по одному козленку, редко по два, трех же козлят не видел никогда ни я, ни кто-либо из охотников, с которыми мне приходилось говорить об этом...
Постояв несколько минут, наши серны в несколько прыжков с изумительным изяществом и ловкостью скрываются за гребнем скалы...
Мы поднимаемся выше. Кончились ковры рододендронов. Вместо них мелкая зеленая мягкая трава альпийского луга покрывает каменистую почву. Чаще встречаются голые осыпи, то образованные мелким щебнем, то огромнейшими обломками скал.
Под одним из обломков совершенно случайно нам удается схватить зазевавшуюся крупную мышь, покрытую красивым пушистым серебристо-серым мехом, с круглой головкой и очень длинными усами. Это снежная полевка, жительница высоких горных хребтов.
Образ жизни и систематические признаки кавказских снежных полевок изучены еще очень мало. Подобно большинству членов своего семейства они ведут ночной образ жизни, а днем прячутся в свои норки, находящиеся в расщелинах скал, в щелях между камнями. Иногда где-нибудь под нависшей скалой случается находить «обеденный столик» этого грызуна,- ровную площадку, служащую ему для сгрызания приносимого сюда корма.
Серна
За последние годы проф. А. Н. Формозов несколько дополнил наши знания о снежных полевках по наблюдениям у горы Фет-Хус (Северная Осетия) на Военно-Грузинской дороге, близ поселка Редант. Вот что сообщает этот натуралист; «Снежные полевки населяют склоны горы от подошвы до вершины, сложенный местами из голых доломитовых скал, то совсем отвесных, то идущих террасами, то представляющих собою откосы и осыпи, где на небольших участках развиваются довольно густые и сочные лесолуговые травы. Здесь же растут группы мелкого дуба, липа, сосна, можжевельник, боярышник. Чаще всего их норки встречаются там, где клочки лужаек и отдельные кусты чередуются с крупными глыбами доломита, рассеченного трещинами и щелями. Встречена и добыта снежная полевка также в густом тенистом лесу из старых дубов, орешника и яблони близ выхода пересекающего лес доломитового пласта. Норки снежных полевок более сходны с норками мышей (так как они не имеют ни кучек земли, насыпанных перед входом, ни заметных троп) и находить их неизмеримо труднее, чем норки других полевок. Отверстия их очень хорошо скрыты под нависшими корнями, под кучей камней или открываются прямо в глубине трещины скалы (нередко приходилось искать их наощупь). Установить наличие норок легче всего по «обеденным столикам». Они также хорошо скрыты, но сами по себе несравненно заметнее, чем мелкие входы в норы. «Обеденные столики» - укромные уголки, куда осторожные снежные полевки постоянно притаскивают отгрызенные части растений, чтобы здесь в большей, чем под открытом небом, безопасности кормиться ими. Чаще всего их можно обнаружить под нависшими уступами скал и камней, в тени переплетенных корней, в пещерообразных расширениях среди куч мелких осколков, под пнями и, наконец, в специальных расширениях подземных ходов, гораздо реже приходится видеть «обеденные столики» в открытых углублениях почвы луга или в удобных местах вертикальных щелей скал. Каждое такое излюбленное местечко - площадка округлой формы, от 10 до 30 сантиметров в поперечнике, усыпанная остатками пищи, скопляющейся в виде изрядной кучки. Тут надкушенные и брошенные листья, стебли в обрезках по 5-8 сантиметров, метелки и Kops-инки соцветий. «Нижний слой, побуревший, покрытый плесенью, служит жилищем мокрицам, верхний складывается из свежей, еще не успевшей завянуть зелени. В числе от 1 до 6-7 «обеденные столики» разбросаны у входов в норы, редко на расстоянии большем 2-5 метров от них. «Обеденные столики», не имеющие на себе свежей зелени, указывают на то, что ближайшая норка необитаема. Остатки пищи на «обеденных столиках» указывают, что излюбленным кормом снежных полевок является одно сочное мотыльковое (с голубоватой зеленью и желтыми цветами) скабиоза и какой-то луговой василек. Из отцветших головок последнего зверьки выедают недозрелые зерна. На месте зимней кормежки я обнаружил остатки желудей (с большими отверстиями, проделанными в передней, заостренной части скорлупы) и обрезки веточек дуба с обглоданной корой. Число входов в нору обычно более 2, чаще всего 3-4, иногда 5-6. Все мои попытки раскапывания нор кончались неудачей, так как при незначительной глубине почвы все ходы в конце концов скрадываются в трещинах скал, где, по-видимому, и помещаются гнезда. Ходы полевок столь обычны среди корней сосны, что у многих из пойманных зверьков шерсть местами была склеена смолой этого дерева. Что касается размножения этого вида, то у меня имеются сведения, говорящие за наличие у снежной полевки не менее трех пометов в лето»...
Карабкаемся еще выше. С альпийской лужайки справа от нас слетает сравнительно крупная птица (величиной с скворца), садящаяся на обломок скалы. Птица очень красива - оперение у нее рубиново-красного густого цвета, а перья груди покрыты белыми каплевидными пятнами. Это кавказский чечевичник, или кавказский щур - житель верхней зоны альпийских лугов Кавказа. Одна из самых редких наших птиц. Очень небольшому числу натуралистов удавалось наблюдать кавказских щуров летом в области их гнездовий.
Я принадлежу к их числу, и вот некоторые записи из моих дневников о кавказских щурах:
«Июль 1922 года. Северный склон отрога Казбека - горы Чач-Корта у истоков Белой речки.
Я шел, карабкаясь по осыпи, подбираясь к свистевшим где-то вблизи горным индейкам, как вдруг вспугнутая мной из порослей рододендронов вылетела самка щура и, не подпуская на выстрел, полетела с камня на камень на скалы. Я последовал за нею. Птица все время издавала тихий свист, похожий на свист снегиря, но громче и грубее последнего. Услышав голос самки с находившихся выше скал, к ней подлетел самец, и обе птицы, перелетев на полоску снега, находившуюся поблизости, начали, по-видимому, делиться впечатлениями от моего присутствия, тихонько посвистывая.
Кавказский щур
Самец ярко-малиновым пятном эффектно выделялся на снегу; посидев на снегу минут 5-10, птицы снова перелетели на скалу. Самец, подняв хвост и опустив крылья, очень напоминая своей позой дерущегося воробья-самца, начал петь. Его пение - короткий, резкий, громкий, прерывающийся свист, слышный в горных ущельях на расстоянии до километра. Во время пения птица не сидела спокойно, а все время вертелась и прыгала по скале. Несмотря на очевидную занятость своими делами, птицы держали себя очень осторожно и, не допуская к себе ближе 80-100 шагов, при моем приближении к ним перелетали все выше и выше. Спустившийся густой туман прекратил мои наблюдения, но еще долго в тумане раздавался громкий свист самца.
26 июля 1931 года. Альпийский луг в ближайших окрестностях Джимаринского ледника (гора Джимарай-Хох, Северная Осетия). Крутая площадка луга с редкими кустами рододендронов и с разбросанными по нему камнями и обломками скал. Внизу текут многочисленные ручьи, сбегающие из узких ущелий. Склоны ущелий - отвесные сланцевые скалы и каменистые осыпи.
На лужайках альпийского луга, в скалах и в ущельях держатся довольно многочисленные кавказские щуры. Первого самца щура я увидел вблизи от ручья прыгающим по прибрежным камням. Далеко не подпуская на выстрел, щур улетел на скалы.
Поднявшись немного выше, я заметил сразу еще 4-5 самцов щуров, кормящихся на зеленой траве луга и собиравших семена каких-то растений. Первая из птиц, к которой я начал подходить, так же как и предыдущая, далеко за пределами верного выстрела улетела на скалы, но следующий щур оказался менее осторожным и был мною добыт. Зоб и рот у него наполнены семенами «до отказа», и поэтому, нужно думать, что он сейчас кормит молодых, вероятно только что выведшихся из яиц (чем и объясняется отсутствие на лугу самок). После моего выстрела с лужайки слетело еще 10-12 щуров, улетевших высоко на скалы.
Когда я спускался вниз, чтобы ехать в селение, сверху, буквально под самые копыта моей лошади, с тревожным «т-и-и-у» слетел еще один самец щур, который, конечно, был мною добыт. Через 100-150 метров опять-таки со скал ко мне на тропинку подлетел еще один самец, некоторое время кружившийся надо мной со своим свистом, а затем усевшийся на камни шагах в 25-30 от тропинки, по которой я ехал.
Что эти летом чрезвычайно осторожные птицы так близко налетали на меня, видимо, объясняется тем, что я попал в полосу их гнездовья и, очевидно, в расщелинах окрестных скал поблизости от меня находились и к гнезда. Неприступность мест гнездовий кавказских щуров не дали возможности ни одному наблюдателю разыскать их гнезд, и мы не знаем ничего ни об устройстве гнезд птиц, ни о числе и окраске их яиц.
Моему сыну во время одной из зимних экскурсий в горы, в декабре 1947 года, посчастливилось подстрелить двух самцов кавказских щуров, и обе птицы до настоящего времени живут у нас в клетках и чувствуют себя в них превосходно. Кормим мы наших щуров всевозможными зернами, и они начали охотно клевать с первого же дня пребывания в неволе. Наши щуры очень доверчивые и смирные птицы, почти не боящиеся человека. Их пение, прерывистый свист (а петь они начали с февраля 1948 года), звучит так же громко, как и в горных ущельях их родины и, пожалуй, для комнат слишком уж пронзительно. Обе наши птицы после первой линьки, которая началась у них в июле 1948 года и закончилась к началу октября, полностью изменили свой прекрасный рубиновый наряд и сделались грязно-желтого цвета. (Это явление обычно для всех линяющих в клетках красных птиц - клестов, чечевиц, отчасти снегирей и др.) После этого мы включили в их пищевой рацион большой процент различных свежих и сушеных ягод, в основном рябины, и при второй линьке, летом 1949 года, наши чечевичники изменили свою окраску еще раз на ярко-оранжевый цвет с соломенно-желтыми щеками и затылками.
Но оставим щура в покое и будем подниматься выше... Тропинка, по которой мы идем, спускается к руслу речки и теперь все время тянется по ее берегу, так что иногда приходятся идти прямо по воде. Ущелье делается все уже и уже, и мы, наконец, подходим к его «горлу», с которого низвергается застывшая при своем падении полоса обледенелого снега, верхняя суженная часть которой скрывается на вершине зубчатых скал. Из-под этой полосы и берет начало тот ручей, по руслу которого мы взбирались сюда. Ландшафт, окружающий нас, угрюм и мрачен. Отвесные крутые скалы громоздятся, сдвинувшись почти вплотную около нас; слева от ручья каменистая осыпь, образованная нагромождениями огромных обломков скал. Воздух напитан сыростью; холодно и неуютно. Вообще какой-то первозданный хаос.
Справа и слева, на валунах берега речки, на скалах осыпи и по выступам обрывов ущелья перелетают с тревожным писком птицы, сверкающие своими белыми крыльями, отчетливо выделяющимися на их общем черно-красно-коричневом оперении.
Птицы, которых мы видим здесь,- кавказские краснобрюхие горихвостки, так же как и кавказские щуры, обитатели самых верхних горных ландшафтов.
Гнездовая стация краснобрюхих горихвосток на центральном Кавказа - самый верхний пояс гор, узкие мрачные ущелья с протекающими по ним быстрыми горными речками. В этих ущельях, во всех защищенных от солнца выбоинах и трещинах скал лежит снег; каждую ночь сюда спускаются холодные туманы и, даже в самые жаркие месяцы года ночами здесь бывает мороз и по временам выпадает снег. Здесь нет никакой древесной и кустарниковой растительности, а южные склоны гор и нагреваемые солнцем площадки между скалами покрыты чахлой низкорослой альпийской флорой. Излюбленными местами обитания горихвосток являются крупнообломочные осыпи и остатки ледниковых морен. Здесь краснобрюхие горихвостки живут с апреля по конец сентября, а в остальные месяцы откочевывают в низы ущелий, где живут по долинам рек в зарослях облепихи.
Время вывода птенцов приходится у краснобрюхих горихвосток на середину и конец июня, так как с начала августа птицы начинают уже линять во взрослый наряд. Окончание линьки падает на конец сентября. Краснобрюхие горихвостки устраивают свои гнезда, очевидно, так же как и обычные горные горихвостики-чернушки, в трещинах скал и в щелях между крупными камнями (говорю «очевидно», так как гнезда и яйца краснобрюхих горихвосток до настоящего времени не удалось видеть).
Своеобразной особенностью этих птиц является различная окраска самцов и самок в первом птенцовом наряде (чего нет у других видов наших горихвосток). Оперение молодых птиц напоминает оперение взрослых самок, но у молодых самцов на крыльях имеются белые зеркальца, которых нет у представителей другого пола...
Теперь надо подумать, как взобраться на вершину скал, замыкающих наше ущелье.
С трудом, пользуясь одновременно и руками и ногами, ползком и на четвереньках, карабкаемся по широкой трещине одной из скал, рискуя расшибиться. K счастью, подъем кончается благополучно, и мы выбираемся, наконец, на вершину скалы. Ландшафт, открывшийся нам, сразу заставляет забыть все трудности трехчасового подъема.
Как хорошо здесь! Величественная панорама горной страны лежит перед нами. Хочется прокричать горам чудесные слова великого поэта:
«Здесь тучи смиренно идут подо мной;
Сквозь них, низвергаясь, шумят водопады;
Под ними утесов нагие громады;
Там, ниже, мох тощий, кустарник сухой»...
Водопады, утесы и мох мы прошли, поднимаясь сюда. Теперь необходимо немного отдохнуть, полежать на спине, посмотреть в бездонное, ярко-синее небо.
Но, смотрите! В полукилометре от нас, по поляне между уступами скал и камней, на которой белеют пятна никогда не тающего снега, медленно движутся какие-то темные фигуры. Никаких подробностей отсюда разобрать нельзя.
Приходится прекратить короткий заслуженный отдых, начинать «применяться к местности» и, пользуясь, как прикрытиями, разбросанными по плато вершины камнями и обломками, в некоторых случаях ползком, постараться приблизиться к этим фигурам. Через полчаса утомительных перебежек и ползаний нам удается шагов на 200 подобраться к стаду горных козлов - туров.
Туры ходят по поляне, щиплют чахлую альпийскую траву, временами останавливаются, поднимают головы, увенчанные массивными рогами, нюхают воздух (ветер дует на нас и поэтому наше присутствие еще не замечено).
Туры в горах
Дагестанский тур, обитающий в центральной части Кавказского хребта, - красивое и могучее животное. Эти туры живут на всех, или почти на всех, высоких горах Главного и Бокового хребтов, начиная от Дагестана, через прилежащие части Грузии, через Осетию и вплоть до горной Кабарды, т. е. приблизительно вплоть до меридиана, проходящего через Эльбрус, заменяясь далее на запад другим видом, называющимся кавказским туром.
Туры - жители самых высоких горных хребтов, где круглый год на вершинах, во впадинах и узких ущельях лежит снег, где лужайки низкой альпийской растительности чередуются с голыми скалами, осыпями и обрывами. Из птиц горная индейка, или улар, из млекопитающих тур - исконные обитатели этой суровой и неприступной местности. С наступлением сумерек туры спускаются несколько ниже (иногда даже до границ леса), туда, где можно пощипать сочной зеленой травы, более обильной, чем у самых верхних пределов ее распространения. Но еще задолго до первых проблесков утра осторожные звери поднимаются снова обратно к холодным вершинам утесов.
Туры чрезвычайно осторожные и пугливые животные. Держатся они обычно стадами от 5 до 20 и более голов в каждом. Вместе со старыми, опытными козлами в стадах бывают молодые самцы и козы. Зрение, слух и обоняние у туров развиты превосходно. Поэтому подойти незамеченными к вечно бодрствующему стаду (так, как это удалось сейчас нам) очень трудно.
День стадо туров проводит весьма однообразно. Они лежат часами или на каком-нибудь открытом месте около ледника, или тихо бродят, роя копытами снег и пощипывая траву. Турята очень любят резвиться. Они прыгают по скалам, карабкаются по обрывам, кручам и пропастям.
Постоянное преследование в большинстве районов Кавказа загнало туров на самые неприступные высоты. Там же, где людей мало и где туры редко преследуются человеком, они и днем опускаются до границ леса.
Однажды мы вместе с В. Г. Гептнером (мы оба были тогда еще студентами) были на экскурсии в Гунибском округе Дагестана в ближайших окрестностях затерявшегося в высоких безлюдных горах селения Карды. Обойдя в поисках птиц большой альпийский луг, мы начали спускаться вниз к селению. Когда мы прошли уже значительное расстояние по лесу, осыпающиеся сверху камни заставили нас обернуться назад. Под нависшими камнями только что оставленного нами луга стояло 8-10 туров, выскочивших из леса и внимательно смотревших в нашу сторону. Это были самки с маленькими козлятами. После неудачных наших выстрелов туры бросились вверх и долго были видны нам бегущими по низкой зеленой траве пологого склона. Трогательно было наблюдать, как матери, под угрозой наших винтовок, время от времени останавливались и поджидали отстающих турят, которым, видимо, было всего лишь по нескольку дней от рождения...
Но вот ветер подул в сторону туров. Чуткие животные в один миг, точно по команде, перестали пастись, повернули головы на ветер, и до нас донесся короткий, резко обрывающийся свист. Туры сбились в кучу, и через несколько секунд стадо крупным галопом понеслось по крутизне обрыва. Издали казалось, будто туры ползли по совершенно голой скале, короткими зигзагами взбираясь все выше и выше. Это они при помощи своих, точно сделанных из стали, копыт использовали каждый едва заметный выступ камней, каждую щель, на которую хотя бы на какую-то долю секунды можно было поставить ногу... Прошло несколько коротких мгновений и звери скрылись...
Стремительно убегавшие от нас туры испугали своих обычных спутников - кавказских уларов, или горных индеек, и до нас стал доноситься с разных сторон удивительно музыкальный тревожный свист этих птиц.
Как указывает А. А. Насимович «...область распространения кавказской горной индейки, в основном, совпадает с областью распространения туров. В течение круглого года жизнь индейки тесно связана с альпийской зоной гор, притом преимущественно с верхней ее частью. Ниже всего по склонам гор индейка спускается в сильно затененных ущельях, в которых даже летом сохраняется много снега - остатков зимних обвалов. Летом большинство индеек придерживается самых вершин. Особенно часто можно их видеть в горах, достигающих 3000 метров и больше. Они располагаются на скалистых выступах склона или кормятся на альпийских лужайках, нередко забегая на большие снежники. В полдневные жаркие часы птицы наименее активны».
Горные индейки
Раннее утро застает кавказских индеек на нижних лужайках альпийского луга, где они кормятся часов до 10-11 утра. Насытившись, они поднимаются вверх на голые скалы, где отдыхают, копаются в пыли и чистят свои перья. С наступлением ранних сумерек они снова спускаются вниз. Днем иногда удается в бинокль наблюдать за ними, но это очень трудно, так как благодаря своей серой окраске, они совершенно сливаются с серо-желтыми скалами и камнями и выдают себя только свистом. Индейки держатся обычно небольшими обществами, по 3-9 птиц в каждом; возможно, что это не разбившиеся выводки, возможно случайные спутники. Птенцов индеек, величиной с куропатку, я находил в конце июля. Птенцы очень неохотно поднимаются на крылья и предпочитают спасаться бегом, стараясь спрятаться между камнями. Иногда они ложатся так крепко, что их можно схватить руками. Во время вывода птенцов самцы держатся отдельно по нескольку вместе и проводят весь день на высоких скалах, сильно линяют и вниз не спускаются.
Собственно правильной охоты на индеек не существует, а добывают их всегда только случайно, при охоте на туров. Слишком уж много труда, сил и энергии приходится затрачивать, лазая по крупнообломочным осыпям и карабкаясь на отвесные скалы, чтобы удалось хотя бы выстрелить по этой замечательной высокогорной дичи.
Мне только однажды за мои многолетние охоты на Кавказе пришлось довольно удачно поохотиться на уларов.
Это было в середине августа, в ясный, солнечный летний день...
Увлекшись поисками кавказских тетеревов, я бродил по альпийским лугам северного склона горы Арч-Корта, несколько выше Девдоракского ледника, спускающегося с фирновых полей Казбека.
В этот день мне не везло... Единственный тетерев, вспугнутый моим пойнтером Пальмой, вылетел как-то неудачно, в стороне от меня, и благополучно улетел, провожаемый моими выстрелами.
Я шел по склону Арч-Корта, взбираясь все выше и выше, и набрел на извилистую, довольно торную тропинку, крутыми зигзагами поднимавшуюся к вершине горы. Заросли рододендронов остались ниже меня и сменились небольшими лужайками, поросшими приземистой травкой и какими-то сильно пахнущими мелкими цветочками. Скоро и эти лужайки стали встречаться реже, а вокруг меня громоздились в хаотическом беспорядке крупные обломки скал, покрытые рыжими, серыми и светло-зелеными лишайниками, тянулись вниз широкие каменистые осыпи.
Я решил идти (так как рассчитывать на тетеревов уже не приходилось) по этой тропинке на вершину Арч-Корта, где, как говорили мне чабаны, пасущие свои отары овец на лугах у Девдоракского ледника, можно было иногда встретить туров.
Тропинка огибала скалы, вилась по осыпям и неуклонно поднималась вверх. Идти по ней было не особенно трудно, особенной крутизной она не отличалась, и ее, очевидно, проложили чабаны для перегона своих овец на новые пастбища. Птиц вокруг меня было мало. Кое-где поднимались с пением вверх горные коньки и на зубцах скал свистели альпийские завирушки.
Пальма, бежавшая по тропинке впереди меня, вдруг забеспокоилась, заискала и «потянула» в сторону от тропинки к большим обломкам скал одной из осыпей. Не успела собака как следует разобраться в следах и сделать стойки, как из-под одного из камней, метрах в 20 от собаки и метрах в 30-35 от меня, с громким квохтаньем, хлопая крыльями, вылетела горная индейка, стремительно полетевшая вниз по ущелью.
Выстрелить по птице я не успел, но через несколько коротких мгновений из-под того же камня, где сидела индейка, вылетели три индюшонка, на три четверти достигавшие уже величины взрослой птицы. Птенцы, так же как и мать, понеслись вниз. Я вскинул ружье и, едва успев прицелиться, выстрелил; один птенец упал. Разыскивать опустившихся где-то ниже меня птиц, среди этого хаоса скал и камней, было совершенно безнадежно. Я продолжал свой путь к вершине Арч-Корта, которой и достиг через час утомительного подъема.
Вершина Арч-Корта - волнистое высокогорное, понижающееся на восток, плато, замыкающееся на западе величавым конусом Казбека. На плато всюду протекают небольшие ручейки с ледяной и кристально-чистой водой, ниже сливающиеся в речки. Плато усеяно обломками скал и остатками ледниковых морен; всюду белеют пятна снега, по закраинам которых распускаются нежные кремово-желтые чашечки альпийских примул.
Я присел отдохнуть у одного из ручейков, достал из сумки провизию, бросил кусок хлеба собаке и собрался позавтракать.
Внезапно, совсем недалеко от себя, я услышал громкий свист улара, а затем шелест, производимый быстро машущими, крыльями, и из-за склона горы увидел трех взрослых индеек, несущихся прямо на меня. Мгновенно схватив ружье, я успел выстрелить, как раз в тот момент, когда птицы находились прямо надо мной. Одна из индеек, сложив крылья, по инерции, создавшейся быстротой полета, полетела вниз и упала в ручей, подняв фонтан брызг. К моему счастью, дробинка попала в шею индейки и поэтому птица, когда я ее взял, была уже мертвой. Разыскать раненую птицу среди скал было бы очень трудно.
Оказалось, что причиной такого внезапного «налета» на меня индеек был беркут, преследовавший птиц; орел после моего выстрела, круто повернув, скрылся за уступами скал...
Переменившийся ветер, обнаруживший наше присутствие и спугнувший стадо туров, испортил и погоду. Из-за отрогов хребта стал надвигаться сырой туман. Сразу поблекли яркие краски голубого неба, менее отчетливо стали видны снежные поля и глетчеры. На нашем плато стало холодно и неуютно. Пора думать о возвращении вниз.
Подбираясь к турам, мы вышли к другому ущелью с более пологими склонами. По нему спускаться будет легче. Легкость ходьбы - очень относительное понятие, особенно в горах, но, с грехом пополам, нам удается миновать самую неприятную часть пути - верхние каменистые осыпи, и мы снова идем по верхней зоне леса. Справа и слева от нас среди разреженных площадок рододендронов поднимаются корявые стволы березок и сосенок, искривленных постоянно дующими ветрами, среди них кустики можжевельника, азалий и других растений. Брусники становится меньше и основой лесного покрова делается черника.
С разных сторон, сквозь клубы ползущего вниз тумана, неясно виднеются темные с белыми грудками белозобые дрозды. С тревожным криком прыгают они по веткам берез, по замшелым камням и при нашем приближении перелетают с места на место.
Белозобые дрозды - жители верхней зоны леса, альпийских и субальпийских лугов.
Прилетают к нам белозобые дрозды в самом начале марта и первое время держатся по предгорьям и по опушкам леса первого лесистого хребта. Внезапно выпадающий весенний снег сгоняет их, как и всех рано прилетающих горных птиц, в долины рек, по которым они кочуют в поисках пищи до наступления оттепели.
Первое время по прилете белозобые дрозды держатся стаями и разбиваются на пары позднее, но пары обычно селятся недалеко одна от другой, так что дрозды все время ведут более или менее общественный образ жизни.
Белозобые дрозды на месте гнездовий довольно доверчивые птицы и очень часто прилетают в поисках пищи в огороды и скотные дворы селений, находящихся в районе их обитания. Они выкармливают птенцов почти исключительно насекомыми, но во время созревания в горах черники (август) все дрозды питаются ею.
На зиму большинство дроздов улетает, в конце сентября и начале октября, но некоторые, точно так же как и черные дрозды, зимуют у нас на Кавказе. Так, например, во время зимней экскурсии на Казбек мы встретили две стайки этих птиц - одну у селения Чми, где дрозды держались в зарослях облепихи, а другую в Дарьяльском ущелье у селения Гвилеты...
Спускаемся еще ниже, и вот лес, редеющий все более и более, сменяется чистым субальпийским лугом, покрытым пышной травянистой растительностью.
Среди травы, покрывающей луг, в самых различных направлениях виднеются холмики сырой черной земли, очень похожие на кучи, вырываемые кротом. Приглядевшись к ним, мы замечаем разницу: очень часто между этими отдельными кучками находятся полоски углубленной почвы - следы провалившегося в подземные ходы верхнего слоя земли. Следовательно, ходы идут не так глубоко, как у крота, а проложены в самом верхнем слое дерна.
Мы натолкнулись на этой лужайке на место обитания знаменитого кавказского грызуна - прометеевой мыши. Этот грызун был назван так впервые открывшим его К. А. Сатуниным в честь героя греческой мифологии Прометея. Прометей, по сказаниям древних греков, был сыном бога Зевса и похитил у своего отца с неба огонь, которым научил пользоваться людей. Разгневанный отец, в наказание приковал
Прометея цепями к кавказской скале - центральной части хребта, т. е., как будто бы как раз там, где Сатунин в первый раз нашел эту полевку.
Прометеева мышь - довольно крупная полевка. Она раза в два крупнее серой полевки. Мех прометеевой мыши красивого густого рыжевато-коричневого 3 цвета, с легким желтоватым оттенком. Шерсть молодых более тусклого бурого цвета и лишена желтизны. Прометеевы мыши долгое время являлись примером животных с очень ограниченным распространением. Считали, что она нигде в мире, кроме Крестового перевала Военно-Грузинской дороги, не встречается. Исследованиями профессора С. С. Турова за период времени с 1925 по 1930 годы было выяснено, однако, что эти грызуны живут на альпийских лугах всей центральной части хребта, начиная от Крестового перевала, через Осетию и Дигорию, вплоть до горных хребтов Азово-Черноморского края; в горах Кавказского заповедника (Алоуе и др.) этим исследователем были найдены прометеевы мыши почти совсем черного цвета. В дальнейшем этот зверек был добыт и в Закавказье.
Прометеева мышь
Прометеевы мыши - подземные жители, очень редко появляющиеся на поверхности земли. Как только солнце начинает пригревать, а в глубоких горных ущельях это бывает в 10-11 часов утра, на площадках альпийских лугов, покрытых кучами земли, нарытой прометеевыми мышами, то там, то -здесь начинают появляться новые холмики. Так как зверек копает очень медленно, самый процесс выбрасывания земли заметить трудно, да и виден он только на близком расстоянии. К тому же чуткий грызун при приближении к нему сейчас же бросает работу. Особенно энергично эта работа проделывается в самые жаркие часы дня - от 12 до 2.
Прометеева мышь роет свои норы в поисках пищи, состоящей из корней и луковиц растений, идя от центра к периферии. Во время копания хода ее легче всего поймать, выбрав длинный ход, обозначенный на поверхности линией холмиков, и дождавшись, когда за последним старым холмиком начнет появляться новый, и перекопав его. В этих длинных ходах нет боковых ответвлений, и поэтому, продвигаясь от центра к только что выброшенной кучке земли, наверное можно поймать зверька. Копать же где-нибудь наугад совершенно безнадежно, ибо все участки, занятые норами и ходами прометеевых мышей, содержат бесконечное количество отнорков и боковых ветвей, сообщающихся между собой, и зверек всегда успевает скрыться раньше, чем до него докопаешься.
Дневной свет и свежий воздух, очевидно, очень неприятны зверьку, так как через полчаса или час после раскрытия какого-нибудь хода, вне всякой зависимости от того, где он разрыт, в центре или на периферии, прометеева мышь непременно забрасывает сделанное отверстие землей и чинит постройку. Разрывать длинные ходы зверька на протяжения нескольких метров не представляет никакого труда, так как они, во-первых, довольно широки-7-10 сантиметров (свободно проходит рука), и, во-вторых, помещаются под самой поверхностью почвы, в мягком грунте.
Подробностей, связанных с размножением прометеевой мыши, мы не знаем. Косвенные данные заставляют предполагать, что молодые появляются у них по нескольку раз в году. В 1935 году осенью нами было поймано, при раскопке системы ходов прометеевой мыши у Крестового перевала, четыре зверька - целая семья, состоящая из двух старых и двух молодых. Помещенные в террариум со стеклянными стенками и металлическим дном, прометеевы мыши довольно скоро привыкли к неволе. Из обрывков древесных стружек, кусочков ваты и сухих травинок они соорудили себе в углу террариума почти 'шарообразное гнездо, в которое отправлялись спать. Ящик, перевернутый вверх дном, с маленьким боковым отверстием, поставленный им для защиты от дневного света, они предпочли использовать как кладовую, стаскивая туда кусочки картофеля, бурака и зерна овса.
Все четыре зверька жили дружно, и мы никогда не наблюдали их ссор между собой. Стоило гнездо, в котором спали зверьки, пошевелить пальцем или подуть в него, как сейчас же оттуда раздавалось ворчание прометеевых мышей, и высовывались их забавные, напоминающие головы маленьких тюленей, мордочки. Установить точно время суток, когда эти зверьки особенно деятельны, трудно. Они появляются из своего гнезда и утром, и днем, и вечером. Пойманные в первых числах сентября молодые, бывшие, примерно, в три четверти величины взрослых, достигли полных размеров к середине ноября, и тогда же их шкурки приобрели желтоватый блеск. К сожалению, в начале января 1936 года две наши мыши погибли от невыясненной причины, две же жили довольно долго.
Прометеевы мыши своей роющей деятельностью, с одной стороны, и поеданием корней и травы небольших по площади горных лугов - с другой, приносят, конечно, известный вред покосным участкам, но ограниченность области их распространения, специфичность района их обитания, их особый «зоологический» интерес не позволяет, на наш взгляд, считать их теми вредителями сельского хозяйства, с которыми необходимо было бы вести борьбу.
Незаметно, рассматривая кучки прометеевых мышей, мы спустились почти на самое дно ущелья и вышли к долине реки.
Шумит бурливая речка. Особенно приятно отдохнуть под ее неумолчный говор после тяжелых подъемов и спусков по крутизнам горных обрывов. Наши экскурсии, начавшиеся далеко отсюда, в бугристой песчаной степи, закончились под вечными снегами...